Разговор над пропастью

Тамае подходит ближе к краю. Немного страшно, наверное. Боязно и пугающе смотреть в пустоту, где бушуют волны, где живут хищные рыбы, наверное. Но нужно уметь подавлять свой страх. Ей нужно научиться не бояться ничего, не бояться самого Кибуцуджи Мудзана… А прежде всего ей нужно научиться не бояться высоты, глубины и всего прочего, чего обычно боятся люди. А она хочет считать себя человеком. Самым настоящим человеком. Не демоном… Слышится еле заметный шорох. Она не оборачивается. Она и так знает кто это… Теперь у пропасти двое. Две девушки в развевающихся кимоно.       — Здравствуй, — сипло сказала она. — Тамае, я поздоровалась. Отвечай. Тамае обернулась.       — Здравствуйте, — холодно ответила она. Не бояться. Не надо бояться. Кто эта женщина вообще? Да будь она сам Кибуцуджи Мудзан, Тамае не должна ничего бояться.       — Я Канеки, — сказала женщина.       — Вы Кибуцуджи Мудзан, — возразила Тамаё. — Я же чувствую.       — Конечно. Но ты будешь называть меня Канеки, — ровно, безо всякого намека на агрессию, сказала она.       — Нет, — воспротивилась Тамаё, — Я не подчиняюсь вам! Канеки мягко рассмеялась. Сильный поток ветра дунул ей в лицо, распахнув кимоно. Тамае посмотрела на Канеки, обернувшись. Та не закрывала кимоно, будто специально. Красивая аккуратная грудь и мертвенно белая кожа. Тонкие изящные ключицы. Какая красивая.       — Удивляешься? — довольно спросила Канеки, — Никогда не видела чего-то настолько идеального? Мило. Тамаё задержала дыхание, но взгляда не оторвала.       — Тамаё, я не собираюсь убивать тебя. Я не собираюсь пытать тебя.       — Я вам не верю. Канеки опустила глаза. Нет, она знала, что говорить. Этот разговор был продуман ею еще с самого начала. Просто ей нужно было сказать что-то большее. Что-то, после чего она не просто вернётся в строи демонов. Только вот — что?       — А если я люблю тебя? — спросила Канеки уверенно.       — А если я вас ненавижу? — вопросом на вопрос ответила Тамаё. Женщина замолчала. Тамае подошла ближе к краю пропасти. Там, внизу, шумело бескрайнее море, но там же была и пустота… Такая страшная, такая необычная. С одной стороны — смерть, с другой — пустота… Канеки тоже подошла к обрыву. Взяла за руку Тамаё.       — Пожалуйста, Тамаё. Той хотелось заплакать.       — Что? Ее голос разнесся над морем, полетел вдаль, туда, где бушевали волны… У меня ведь нет никого, подумалось вдруг. Но это не так важно. Ничего сейчас не важно…       — Пойдем со мной, — уже тише сказала Канеки. Тело девушки будто онемело. Стало холодно и мерзло. Кимоно Канеки опустилось на ее плечи.       — Вам разве не холодно? — спросила Тамаё чуть обеспокоенно. Вся ненависть к ней вдруг выветрилась на нет. Было жалко смотреть на эту обнаженную фигурку, стоящую под ветром — и главное! — улыбающуюся. Канеки порывисто прижалась к Тамае. Это было странно — ощущать голое тело своим… Странно и приятно. Хотелось прижаться ещё ближе, еще крепче. Чувствовать каждым нервом ее тело, слиться воедино, становясь одним целым. Канеки чуть отстранилась и поцеловала партнёршу. Ее губы пахли… Чем-то таким… Чем-то сладким, но не приятным, приятным и нежным, как несладкая сахарная вата, как фиалковый мармелад, как орхидеи. Тамае порывисто зарылась рукой в волосы женщины, ещё крепче прижимая к себе. Это выглядело бы странно, и может быть, немного комично — две девушки стоят на утесе, обнимаются и целуясь. Мир — театр. А разве не юмор является верхом театральности?