Незнакомцы в поезде

And me, I'm drinking bourbon and rain Reduced to a stranger on a train

Бесцельный поворот. Ещё один. Направо, вновь направо, затем налево. Старая Хелла катилась по ночным улицам словно против собственной воли, то разгоняясь у опасных поворотов, то сбавляя скорость у бесчисленных смотровых, открывавших вид на вавилонские башни Найт-Сити. Мокрый асфальт предательски проскальзывал под автомобильными шинами, не оставляя времени на размышления. Кабуки, Джапан-таун, Чартер-Хилл. Едва не пропущенный съезд к Норт-Оуку. Пейзажи сменяются за окном словно в замедленной съёмке, вызывая немое восхищение и назойливую головную боль… Где-то здесь, в тысячный раз вспоминая бывшего, наливает виски Денни. Через пару домов Керри напивается, чтобы уснуть. Ещё через пару домов Лиззи, замерев, смотрит на себя в зеркало, пытаясь найти хоть какую-то часть прежней себя, чудом сумевшую выжить в груде металла. Голос в голове подозрительно молчал, когда Ви, старательно не замечая полицию, парковалась у входа в колумбарий. Молчал он и всю дорогу. Ви старалась не обращать на это внимания, но всё же невольно напрягалась, отмечая подозрительную чистоту своего разума и звенящую в нём тишину. Осаживая себя за беспричинное беспокойство, она вылезла из автомобиля, хлопнув дверью, и направилась ко входу, стараясь сохранять не слишком удивлённое лицо, глядя на то, сколько людей так же, как и она, по ночам приходит поговорить с мертвецами. Перед ней простирались могилы, ряды безмолвных неоновых надгробий, тускло мерцающих в лунном свете. Ви пришла сюда с сознанием, что её время уходит, и с каждым шагом чувство отчаяния всё сильнее окутывало её, словно саван. Она шла бесцельно, касаясь пальцами холода каждого камня, влекомая успокаивающей тишиной. В дальней части колумбария единственным звуком был хруст её обуви по гравийной дорожке и отдаленный гул города за воротами. Плиты, казалось, сливались во тьме, но Ви было все равно. Она чувствовала себя одной из них, частью этого безмолвного мира. Она брела меж рядами, осматривая плиты будто бы в поисках вдохновения или какой-то… Уверенности? Она словно ждала, что безликая панель поймает её за руку и тем самым уймёт предательскую дрожь от сжиравшего её страха и пробиравшего до костей холода. Она не понимала, почему в старину люди боялись кладбищ. Смакуя образы белёсых скелетов и медленных, гниющих тел, они словно считали, что самое страшное — это восстать после смерти, а не умереть. Ви неспешно прочёсывала ряд за рядом, задерживаясь у каждой таблички, толком не зная, что именно она ищет, и тихонько бормотала имена, холодным неоном выведенные на плитах. Антонио Пералес, Рой Батти, Альтера Каннингем… Роберт Джон Линдер. Гроза мудаков и причина девчачьих слёз. Самая противоречивая фигура столетия. Половина не верит, что ты был способен на то, что свершил. Другая половина даже не знает твоего имени. Ты должен был стать иконой протеста, лицом перемен, но всё, чего ты достиг — убил свою женщину и был зарыт в грязи, как бездомная собака. Ви, конечно, не достигнет и этого. Ви задержала взгляд на могильной плите своего соседа по голове и неслышно опустилась на асфальт подле неё, уложив подбородок на колени. Ей казалось, что среди холодного молчания праха она была своей. Джонни, Джонни… Джонни-который-смог. Она словно через уиджи обращалась к легенде Найт-сити, чей след можно найти в каждом тёмном закоулке города, в сердце каждого его жителя. К выдающейся, всезнающей, неземной личности, к Бугимену, которым пугают детей и корпоратов. К тому Сильверхенду, что жил в её наивных мыслях и мечтах. К тому, бесконечному Джонни. Не к жестокому столкновению с реальностью. Поведай же, мудрый Джонни. Был ли ты доволен, что осуществил свой план? Был ли ты опустошён, когда погибла Альт? Был ли ты равнодушен, когда был пленён врагами? Что ты чувствовал, когда умирал? Джонни бы обрадовался, узнав, что Ви считает себя очень глупой. Как можно чувствовать себя одинокой, когда она постоянно окружена людьми? Вик, готовый поставить лучшее железо «за спасибо». Панам, к которой всегда можно прилететь на бутылочку пива. Кэрри, готовый подселить её к себе, лишь бы быть поближе к Сильверхенду. Ривер в его сутенёрском пальто, согласный терпеть даже такой её недостаток, как скорая кончина. Как бы она ни старалась оттолкнуть от себя, уберечь, все они — добровольно — были в её жизни. Они звали её в бар, делились полезными данными, присылали приветы поутру, а иногда даже заказывали доставку её любимого рамена. Но было что-то ещё, что не давало ей покоя. Она всегда знала, что смерть — табу. Даже в мире, где умереть проще, чем закрыть ежемесячные счета, люди всё ещё опасались одного её упоминания. Она вспоминала деда, её яркого, жизнелюбивого деда, всегда окружённого друзьями и единомышленниками. К моменту, когда его одолел рассеянный склероз, он был окружён лишь родственниками, умывающими руки в ожидании наследства. Друзья слали деду открытки, иногда звонили. Они были рады составить ему компанию в растрате его состояния, но любое упоминание болезни приводило их в неконтролируемую панику, смешанную со злостью в пропорции один к одному. «Ты думаешь только о себе, а у нас тут своя жизнь и свои проблемы». «Тебе стало хуже? Поправляйся, конечно, но в моём любимом сериале вышла новая серия». Их сложно обвинить в эгоцентризме и равнодушии, ведь психике свойственно дистанцироваться от ситуаций, что чрезмерно её напрягают. Люди живут с иллюзией неуязвимости, поэтому его болезнь оставляла их в опустошающем дискомфорте. Save, load, repeat. Этого никогда не произойдёт со мной. Такова правда жизни: чужая смертность всегда напоминает о своей. Ви невольно сравнивала себя с дедом, отмечая схожую симптоматику. Не только свою, конечно, но и своего окружения. Всё чаще она слышала: «Всё будет хорошо», и всё реже она в это верила. На пышной, разудалой вечеринке жизни она была бледной тенью в дальнем углу комнаты, бессердечно убивающей всё веселье. — Принцесса, заканчивай. У меня начинает болеть голова, — прозвучал до боли знакомый уставший голос где-то за её правым ухом. Джонни, похлопав Ви по плечу, обошёл её по дуге и уселся в позе лотоса поодаль могилы Альт. — Как ты уже мог заметить, мне особо не с кем больше поговорить, — фыркнула Ви, стараясь игнорировать то, что он намеренно сел как можно дальше от неё. — Думаешь, мне охота слушать твоё нытьё? Я наслаждаюсь им круглосуточно прямо в твоей черепной коробке. — В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Ты там гость, притом незваный, так что соверши над собой усилие. В конце концов, тебе недолго осталось меня терпеть. — Так это эффект незнакомца в поезде? Мы заперты в одном месте на короткий срок, а затем разойдёмся, как в море корабли. Ты поэтому решила на меня всю свою жизнь вывалить? — поинтересовался Джонни, чиркая зажигалкой. Из-за ветра сигарета подожглась с третьего раза, и то на редкость плохо, поэтому он сделал вид, что полностью занят её раскуриванием. Ви разочарованно покачала головой и, встав на ноги, бросила на него самый выразительный взгляд из своего арсенала. — Из тебя слушатель, как из Керри трезвенник. Если ты не заметил, я не с тобой говорю, а с твоей могилой. — Чисто технически, ты не говоришь, ты очень громко и назойливо думаешь, — он поджал губы, приняв самый незаинтересованный вид, на который только был способен. — Было глупо ожидать от тебя поддержки вместо привычного унылого занудства, — твёрдо заявила Ви, скрестив руки на груди. — Видимо, для тебя даже скорая кончина недостаточный аргумент, чтобы поиграть в дружелюбие. — Напомню, Ви: я уже умер, — покачал головой Джонни, бросив равнодушный взгляд на собственную могильную плиту. — Но есть вещи похуже смерти. — Что же, например? — Быть запертым в теле самой тупой наёмницы Найт-Сити, — с ухмылкой проговорил он, ожидая её реакции. Ви фыркнула, наблюдая за тем, как Джонни корчит ей страшную морду. Ещё чуть-чуть, и она пнёт воздух, на котором он сидит, распугав случайных прохожих, кои за ким-то чёртом тоже пришли ночью на кладбище. — Что, опять решил напомнить про тот… инцидент с мусорщиками? — поинтересовалась она, неодобрительно качая головой. — Да-да, разумеется, я тупая. Не ожидала от тебя другого ответа. -- она выдержала паузу, затем, немного подумав, добавила: — А! Ты забыл про гормоны, чубма. — Точно. Наблюдать за тем, как ты бегаешь за ‘сачьим псом, невыносимо. Но чувствовать… Не-ет, принцесса, лучше бы ты всё-таки уложила копа. Ви закатила глаза так, что, кажется, могла полюбоваться собственным мозгом в доказательство престарелому рокербою, что этот орган всё-таки существует. — Ещё одно слово, и я выпью таблетку, и ты вновь вернёшься к роли пассивного наблюдателя. — Ещё бы я мог на что-то влиять. Если б я пил каждый раз, когда ты прислушиваешься к моему мнению, то всё посмертие провёл бы трезвым. Ладно, Ви. Чего ты хочешь? Чтобы я тебя поддержал? Ну хорошо, я тебя поддерживаю. Но ведь ты, как обычно, наделаешь глупостей. Джонни тяжело вздохнул, стряхнул волосы с лица и устало опустился подле её ног. — Умирать грустно, больно и страшно. Это то, что чувствовал я, и я надеюсь, что у тебя всё будет иначе. Я не буду тебе обещать, что мы решим твою проблему, но даю слово, что помогу тебе, чего бы мне это не стоило. И я надеюсь, что не пожалею об этом. У меня всего одна просьба, всего одно требование: думай головой, Ви. Не совершай лишних ошибок. Выдержав почтительную паузу, Ви коротко кивнула, отряхнула одежду и развернулась к Джонни спиной, стараясь скрыть от него собственную уязвимость. — Спасибо. Я пойду к Джеки, — тихо пробормотала она, изучая мыски своих грубых ботинок. — Поговорю. Одна. Она направилась было в сторону выхода, сворачивая влево за несколько рядов до него, как вдруг остановилась и невпопад добавила: — Иди, попрощайся с Альт. Джонни скептично нахмурился, продемонстрировав всем своим видом, насколько это глупая идея, но Ви пробыла с ним в одной голове слишком долго. Она знала, что стоит ей отвернуться, и его лоб покроется морщинами, словно у столетнего старика, а у глаз залягут тени настолько тёмные, что они не исчезли бы даже на операционном столе под люминесцентной лампой. В конце концов, не только она боялась быть уязвимой. Ви могла бы дойти до его плиты с закрытыми глазами, причём не только от входа в колумбарий, но и от собственной квартиры. Пожалуй, из любой точки света. Ведь именно на нём он сошёлся клином. Она вспоминала свою последнюю поездку в Мехико. Опалённый солнцем город, расплавленный от жары и утопающий в лиловых цветах хакаранды. Как она стояла на могиле деда и думала о том, что её вновь бросили. Его уход ощущался нечеловеческой несправедливостью. Казалось, что у него есть все деньги мира, чтобы жить вечно, но он ушёл слишком рано. Слишком гордый. Слишком религиозный, чтобы не пойти на зов Бога. Она стояла у могилы, казалось, вечность, глядя на памятник, утопающий в солнце, жаре и лиловых цветах, пока не заметила стоящую в отдалении незнакомую фигуру. Гора мышц в совершенно нелепом чёрном костюме, смотревшемся на нём так неуместно и несуразно, что она не смогла не рассмеяться. Он решительной походкой подошёл к ней, всем своим телом излучая угрозу, и, протянув руку, добродушно улыбнулся. — Джеки Уэллс. Y tú, Chiquita? Ви нашла себе друга, которого не заслуживала, хотя так никогда и не узнала, что за дела у него были с дедом. Теперь же это не имело значения. Он был спасительной нитью для глупой корпоратки, десантированной в мир, в котором ей не объяснили правила. Все корпоративные разборки, все офисные пьянки, все цели и все выборы, — он не всегда с ней соглашался, но всегда поддерживал. Когда она потеряла все нити, связывавшие её с прошлой жизнью, недвижимой, стабильной глыбой он оставался рядом. Она окунулась в чужую, враждебную вселенную, в которой никогда не хотела существовать, и он был тем спасательным тросом, что вытянул её из пучины отчаяния и научил играть по новым правилам. Таким он был, Джеки Уэллс. Яркая комета в небе, что, сгорая, освещает планету. Человек, которого Ви могла спасти тысячей разных способов, но не попыталась ни одним из них. Что, если бы она отговорила его? Если бы развернулась и ушла, оставив жирного ублюдка Дешона искать других неопытных идиотов? Если бы не забрала чип? Если бы прислушалась к зову разума и не пыталась красть у самой могущественной фигуры на шахматном столе? Если бы не пыталась ранить руку, которая кормит? Каждый день Ви была лишней. Вне родной среды она чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег. Её высохшие жабры втягивали выжженный воздух Найт-сити, пытаясь вобрать хоть каплю кислорода, но всё вне привычного образа жизни упрямо ассоциировалось с Джеки, и груза её вины было достаточно, чтобы утопить город в мутные пучины вместе со всеми его обитателями. Последний человек в этом чёртовом городе, пожиравшем души гигантскими челюстями. Тот, ради которого она снова и снова бросалась под пули в своих снах, так никогда не осмелившись в реальности. Джеки, настоящий друг. Спи спокойно. Долгое время Ви оставалась там, погруженная в свои мысли. Тишина кладбища окутывала её, как одеяло, и она находила в этом странное утешение. Она, конечно, помнила, что её ждёт, но в этот момент её это не пугало. Возможно, вечный покой это не так уж и плохо? Замерев, Ви разрешила себе, словно в трансе, на мгновение задержать дыхание и закрыть глаза, а затем резко развернулась на каблуках и, не оглядываясь, ушла прочь. Погружённая в свои мысли, она затормозила только тогда, когда едва не влетела в собственную старую Хэллу. Почти нежно касаясь её корпуса, Ви тяжело опустилась на переднее сидение и направила автомобиль в сторону смотровой, отчаянно пытаясь запретить себе думать. Шины тихо шуршали в такт музыке, которую Джонни, как и всегда, выбрал методом могучего тыка. — Хочешь в последний раз взглянуть на эту помойку с высоты? — поинтересовался он, развалившись на пассажирском сидении. Она кивнула, не сводя глаз с дороги. Всё-таки в одном Джонни прав: водит она из рук вон плохо. — Не знаю, почему, но это место помогает мне думать и не думать одновременно. — Тут не о чём думать, принцесса. Не принимай предложение Арасаки. Всё, я подумал за тебя, — серьёзно заявил он. — Я знаю, что у тебя в голове корпоратская дурь, и меня от этого тошнит, но мы найдём другой путь. Он есть, и мы найдём его. — Можно вывести крысу из корпы, но нельзя вывести корпу из крысы, — пожав плечами, парировала Ви. — Я не знаю другой жизни, но я всё ещё хочу узнать жизнь. С ними на это у меня больше всего шансов. Я знаю, что ты боишься их. Что ты хочешь отомстить. Но корпорации — это Горгона: отруби одну голову, вырастут две новые, и ни ты, ни я ничего не сможем с этим сделать. Джонни тяжело вздохнул, глядя на мелькающие пейзажи за окном. В иные минуты ему сильно хотелось её удавить. Сейчас была как раз такая минута. — И почему я не удивлён? — пробормотал он, разглядывая её лицо в попытках отыскать на нём хоть тень интеллекта. — Я ещё ни на что не согласилась, — покачала головой Ви, снижая скорость на подъезде к смотровой, — я только поговорю, узнаю варианты. Джонни вышел из автомобиля, хлопнув дверью, и уселся на камни, окидывая ночной город тяжёлым взглядом. Ви, чуть помедлив, пристроилась рядом, стараясь игнорировать то, как он вновь демонстративно отсаживается подальше. Она смотрела на Найт-Сити, стараясь не поддаваться эмоциям, не выказывать слабости перед её навязчивым соседом по черепной коробке. Неоновые огни, в её памяти яркие, теперь казались тусклыми и безжизненными. Поёжившись от того, что прохладный ночной ветер пробирается под её плащ, Ви смотрела вниз, с паникой ощущая, как ее захлёстывает чувство пустоты и одиночества. Город казался ни чем иным, как оболочкой самого себя, лишенной, как и она, теплоты и человечности. Слушая отзвуки блюзовой песни, играющей из приоткрытой двери брошенной на стоянке Хеллы, Ви не могла не задаться вопросом, осталась ли для неё хоть какая-то надежда. Была ли она когда-то вообще? — Хорошо. Давай посмотрим на сложившуюся ситуацию, как взрослые люди. Нет хэппи-энда. Он не для Ви и Джонни. Как ты там сказал? А, вот. «Не тот город, не те люди». Ты искусственный интеллект, считающий себя Джонни Сильверхендом, а я сломленный кусок дерьма в терминальной стадии, балансирующий на грани скоропостижной кончины. Я хочу жить, но я трезво оцениваю свои шансы. Полагаю, что совсем скоро я умру. Но вот какая загвоздка… Мне плевать на корпорации, банды, рок-группы, мэров, диких искинов и самого Сабуро. Я хочу жить, жить любой ценой, и это мой лучший шанс. Ещё я помню, что случилось с Джеки… — Тебе напомнить, что они и убили Джеки? — равнодушно спросил он, удовлетворённо отмечая, как резко изменилось выражение её лица. — А тебе напомнить, что ты убил Альт, или обойдёмся без перевода стрелок? Джеки погиб по моей вине, это я не отговорила его от очевидно самоубийственной миссии. Пытаясь подавить растущую боль и раздражение, Джонни задержал дыхание и прикрыл глаза. — А я сейчас пытаюсь отговорить тебя. Это ведь тоже самоубийство. Не глупи, Ви. Я ведь тебя даже за руль не пускал, настолько забочусь о твоей тушке. Или что, ты думаешь, я сговорился с тем, что осталось от Каннингем, и планирую неуловимой вермишелью просочиться в твоё тело, пока ты будешь в отключке? Ви грустно улыбнулась, пряча взгляд в вынутом из кармана пиджака портсигаре Эвелин. Оставалось лишь пять сигарет, две на сегодня, три — на завтра. Она ещё не говорила ему, что едва чувствует их смолянистый вкус и дымный запах, но он, наверное, и так знает об этом. — Настолько заботишься, что я начала курить, — иронично заметила она, щёлкая зажигалкой. Та никак не хотела работать, и Ви в лёгком раздражении постучала по её корпусу, пока, наконец, не смогла от неё прикурить. — Я знаю, что ты пытаешься защитить меня от ошибки, — затянувшись, спокойно и медленно проговорила она. — В конце концов, мы это обсудили уже раз десять. Но и в одиннадцатый раз я скажу тебе: это мой выбор. Может, для тебя он глуп. Может, он глуп для всех, и для меня в том числе. Но я хочу попробовать. Хочу рискнуть. Джонни лёг на спину, подложив под голову руку, и, кажется, решил воспользоваться своим правом хранить молчание. — Знаешь, отсюда он прекрасен, — пробормотала она, окидывая взглядом небоскрёбы с площади Корпораций. Ви затянулась и заскользила взглядом по неоновому фасаду ночного города. Она чувствовала, как внутри неё бурлила странная смесь страха и спокойного удовлетворения. Она чувствовала странное единение с Найт-Сити, с его мрачными переулками и неоновыми проспектами. Она была этим городом, со всей его грязью, кровью, спиртом и холодными слезами. Он это я. Я это он. — Ладно, так уж и быть, я скажу это. Ты тоже, — закашлявшись, тяжело вздохнул он. — Особенно когда не говоришь. И не думаешь. И не делаешь глупостей. Нет, не так: вообще ничего не делаешь. Даже не спишь: как выпьешь, ты храпишь как пилорама. Ви швырнула сигарету с обрыва и тихо рассмеялась, поднимаясь на ноги и отряхивая штаны от мокрого песка. — Умеешь ты испортить красоту момента. Ладно, пойдём, — предложила она, кивая в сторону старушки Хеллы. — Спать пора. Ви устало опустилась в водительское кресло, в очередной раз за ночь удивляясь, что Джонни позволил ей сидеть за рулём. Выбрав направление в GPS- трекере, она попыталась было завести разговор на отвлечённые темы, но он совсем не клеился, и они провели остаток пути в тишине, забыв про радио, лучшее средство от неловкости. Каких-то тридцать минут спустя они сидели на парковке обшарпанного мотеля в Нортсайде, слишком умиротворённого и тёмного на фоне фасеточных глаз местного населения и горящих мусорок. — Идём? — поинтересовался Джонни, нетерпеливо поворачивая ручку двери. Ви помедлила с ответом. Она сидела, безучастно глядя вперёд на это убогое здание, непроизвольно ставшее символом её падения, зазубриной на оси Х, отметившей момент, когда её жизнь перестала принадлежать ей, и когда из неё пропал Джеки. Она со странным удовлетворением отметила своё равнодушие к тому, что это может быть последний раз, когда она вот так вот сидит и смотрит на этот сарай. С утра нужно будет попросить Ройса, чтобы его ребята сожгли его к чёртовой бабушке. А то, не дай бог, ещё повесят памятную табличку. Не лучшее всё-таки последнее земное пристанище. Пока её разум плыл, погружённый в нелепые мысли, её сердце охватило внезапное, не терпящее возражений желание сделать глупость. Она потянулась к одноразовому голофону и пролистала контакты, пока не нашла нужное ей имя. Ни секунды не думая, она нажала кнопку вызова, чувствуя, что съедавшее её минуту назад пустое равнодушие уступает место мигрени и тахикардии. — Ви, — констатируя очевидный факт, отозвался голос из голофона. — Я… Не знаю, зачем звоню. Наверное, лучше поговорить позже. — Три часа ночи. Ви, пожалуйста, не надо позже, — то ли с сарказмом, то ли искренне взмолился её собеседник. — Перед важным заданием стоило бы отдохнуть, и к тебе это тоже относится. — Хорошо. Прости, что потревожила, — пробормотала она, отменив звонок. Ви сползла с сидения, устало опустив голову на руль. Тусклые огни пробивались сквозь запотевшее лобовое стекло, оставляя её в полумраке и тишине закоулков Нортсайда. Просидев так несколько минут, казавшихся вечностью, она было уже собралась с силами выйти из автомобиля, как неожиданно заметила оживление голофона. — Ви. — Горо? — удивлённо переспросила она. — Я не сплю. Что ты хотела? Ви шумно вздохнула и потёрла ноющие от мигрени виски. Мысли упрямо не хотели складываться в слова, а когда всё же подчинялись, тяжёлым комом застревали в горле. — Горо… — пробормотала она и запнулась на полуслове. — Мне страшно. Мне очень, очень страшно, — наконец произнесла она. На этот раз паузу взял её собеседник. — Мне тоже, — нехотя признался он. — Я не хочу думать, что будет, если наш план где-то даст трещину… Но мы проделали весь этот путь не ради того, чтобы отступить в самом его конце. — Я боюсь одиночества. Я боюсь умирать, Горо, — с нажимом произнесла Ви, подавляя предательский ком. — Знаешь… У меня было достаточно времени, чтобы смириться с неизбежным. Я избавилась от всех, кому неизбежность могла бы причинить боль. Я приняла свою смерть как данность, видя её тень в каждом лице, каждом здании, каждом дюйме этого больного города. Всю мою жизнь она следовала за мной по пятам, сверкая лезвием в каждом тёмном переулке, — уверена, ты знаешь, каково это. Но теперь она смотрит мне в лицо, и впервые меня парализовало ужасом. Чёрта с два я себя берегла, но теперь… Теперь мне очень хочется жить. От неожиданности он не нашёлся, что ответить. Железная Ви боится? Шестёренки крутятся предательски медленно, никак не желая выудить из хаоса эмоций нужные слова. Оторопь, непонимание, негодование… Где же это? А, вот: надежда. — Ты не умрёшь, — произнёс он, удивляясь самому себе. — Когда-нибудь — несомненно, но не сегодня. — Я попробовала выпить текилы. Бутылка от Джеки у меня в бардачке. И знаешь, что? Я не чувствую её вкус, — тихо произнесла она. — Затем откажет зрение, слух… — Ви, — со вздохом начал Горо, — сегодня мы выполним свою часть сделки, а завтра Ханако — свою. Она обещала, что ты будешь жить. — Ты веришь ей? — горько поинтересовалась Ви, сдерживая дрожь в голосе. — И пока ты не начал меня обвинять, оговорюсь, что она, конечно, сдержит слово. Она могущественная женщина, эта твоя Ханако. Но может ли она победить смерть? Мне остались считанные дни, а может, и часы. Любое промедление убьёт меня. — Я верю ей. А ты, если можешь, доверься мне. Ви медленно кивнула, как будто кивок можно было услышать по голофону, и до боли в костяшках сжала руль Хеллы. — В последний раз, — обречённо вздохнула она, — и на этом твой ‘сачий кредит доверия исчерпан. — Я не подведу тебя, — заверил её он с тенью сомнения в голосе и, выдержав паузу, продолжил: — Если ты чувствуешь необходимость в разговоре с глазу на глаз, можешь приехать. Я знаю, что таким, как мы, бывает… сложно делиться. — Но уже… Я… Хорошо, я подумаю, — озадаченно ответила она и, пожалуй, слишком быстро отменила вызов, уставившись в своё отражение в зеркале заднего вида. — Езжай, — опуская руку на её плечо, пробормотал Джонни. От неожиданности Ви едва не вжала педаль газа в пол. — Езжай, — повторил он. — Я даже не буду гундеть, что всё это кончится хуже, чем последняя моя затея. И даже слова не скажу, что ты в таком состоянии за рулём. Да не смотри ты так на меня, Ви! Да, во мне ещё есть что-то человеческое. Я всё ещё помню, что означает «слишком поздно». Неодобрительно покачав головой, Ви медленно развернула автомобиль и поехала в сторону Маленького Китая, предоставив Джонни свободу в выборе музыки для их последней совместной поездки. Тук. Тук. Тук. Тук. Нерешительный стук в дверь застал Горо в оружейной, куда он, раздумывая, идти ему спать или подождать ещё немного, решил наведаться по старой армейской привычке: перед заданием необходимо проверить каждое лезвие, каждый ствол, каждый патрон. Чуть помедлив, он подошёл ко входу и открыл дверь. На пороге бледным, осунувшимся, живым трупом стояла Ви. Она ввалилась в полумрак квартиры, принеся с собой запах мокрого асфальта, и нерешительно протянула ему свой плащ. Горо нарочито медленно и аккуратно убирал его в шкаф, давая ей шанс собраться с мыслями без необходимости отводить взгляд. Сняв ботинки, она молча уставилась на него, не пытаясь скрыть красноту своих глаз. Наконец она подошла к нему, всё ещё стоявшему у шкафа, и отметила, как он напрягся, когда она коснулась его, пряча за ухо его выбившуюся из причёски прядь. Её пальцы скользили по его лицу, словно стараясь запомнить каждую его черту, а он, еле дыша, наблюдал за этим гипнотическим действом, боясь пошевелиться. В таком подобии транса они, казалось, стояли вечность, не решаясь сломать тишину словами, пока она не прошептала, склонившись к его уху: — Нортсайд вновь перекрыли, пришлось ехать в объезд. Это был долгий путь домой. I lost her to wolves They tore her apart And she loved every minute of it