Луна зальётся алым

Хонджун ненавидит эту нечисть, эта ненависть бурлит в самой крови, по венам растекается и до изнеможения доводит. Он бы с удовольствием каждому оборотню пустил пулю в лоб, каждую ведьму бы сжёг, каждого вампира бы на кол осиный насадил… Кроме одного. Кроме его возлюбленного, его очаровательной жемчужины. И то, что тот кровопийца не мешает, не меняет ничего. Прелестный Пак Сонхва так горячо любим, что ни один роман этих французов не перескажет и не опишет их крепкой любви, как считал охотник. Этот жестокий убийца окрылён нежными чувствами, влюблён по уши. И своим коллегам по работе лишь говорит, что романы с одной дамой водит. Видели бы они эту даму, сами бы его на осиновый кол насадили по очереди…

***

Ким вновь приезжает к тёмному и ужасающему особняку в свете ночи, стучит коротко три раза — их личный стук, отличительная черта от остальных гостей. Тяжёлая дверь с лёгкостью открывается радостным вампиром, что стоит в одной лишь ночной рубашке шёлковой. И брюнета знатно ведёт, он взглядом проводит по фигуре, по всему утончённому силуэту. — Я так скучал, mi alegría, — восторженно говорит Сонхва, мигом на шею возлюбленного вешается, крепко обнимая и притягивая к себе, внутрь дома, дверь за ним закрывая. — Я просто обязан восполнить время твоего одиночества наилучшим образом, — горячо шепчет Хонджун, укладывая руки на талию тонкую, сжимая её. — Вы же не против, граф Пак? — с напущенной важностью и серьёзностью спрашивает, разуваясь быстро. — Не задавай глупых вопросов, Джун-и, не томи, — капризно тянет Сонхва, ладонями с нажимом оглаживает плечи, расправляя куртку кожаную. — Я бы с невероятным удовольствием восполнил бы это время в постели. Хонджуну дважды говорить не надо, и с первого раза всё прекрасно понимает. Утягивает в страстный поцелуй, терзая пухлые и сладкие губы, от которых невозможно оторваться. Руками шарит по всему телу желанному, прижимает к себе крепче, всё время пытаясь ими под ткань струящуюся проникнуть, но нарочно упуская эту возможность. Они целуются жадно и пылко, пока воздуха младшему не хватать начинает. Последний дышит тяжело и сбито, пока его возлюбленному это совершенно не нужно. Но такие поцелуи из колеи выбивают ненадолго, тот уже бесцеремонно закидывает Пака себе на плечо и непременно уводит на второй этаж огромного особняка, в спальню, в то самое место, где только в удовольствии тонут. Сонхва как только на постели оказывается, так мигом утягивает возлюбленного к себе за рукав кожаной куртки, не церемонится, снимает и выкидывает её прочь, расстёгивать рубашку принимается, но его бледные запястья перехватывают, зацеловывают сплошь и рядом, прикусывая кожу нежную. Хонджун к шее льнёт, осыпая чмоками и укусами. — Жаль, что только едва заметные следы остаются, — шёпотом опаляет, вдыхает тяжёлый аромат парфюма. — Засосы на твоей прелестной шейке смотрелись бы очаровательно, особенно вкупе с этой алой одеждой. — А ты получше попробуй, может, что да получится, — с насмешкой произносит и пальцами проводит по кружевам красным. Ему нравится, когда на него так завороженно смотрят. Жутко нравится. — Знаешь, я даже подготовился к этой чудной ночи… Не поверишь, как трудно было растягивать себя, представляя твои пальцы заместо своих. Так хотелось увидеть тебя рядом, так хотелось ощутить твоё тепло и твой запах… Хонджуну крышу рвёт от таких заявлений, он за бёдра к себе тянет, ногу себе на плечо закидывает, целуя и прикусывая где-то под коленом, заставляя ахнуть и вздрогнуть. Рукой под рубашку лезет, нижнее бельё кружевное с силой в разные стороны тянет, разрывая под треск и вскрик возлюбленного, приятный, сладостный для слуха. Пальцы свои облизывает, слюной смачивает обильно, после чего к колечку мышц опускает, поглаживает и надавливает, осторожно и аккуратнее некуда вводя. Он удостовериться смог, он до ужаса доволен таким, опускается и снова целует излюбленные губы, пальцами начиная двигать внутри. Медленно сначала, проверяя, насколько хорошо тот растянут. И с каждой минутой темп увеличивает, с удовольствием слушая хлюпанье из-за слюны и лубриканта хорошего, слушая и чмоки из-за всё той же слюны, влажных поцелуев. Пак мычит, изгибается и насаживается самостоятельно, руками за щёки того хватает, удерживая и не давая отстраниться от себя раньше времени. Ему хочется ещё, ему хочется всё и сразу. Вы не поверите, но даже вампиры могут получать невообразимое удовольствие от секса. А Киму хочется доставлять это блаженство графу раз за разом, доводить до феерического оргазма, а после нежно-нежно целовать и ласково обнимать, ухаживая, как никто и никогда другой. Всё-таки отстраняется, чуть ли не задыхаясь уже от такого напора любимого, вытаскивает пальцы, оставляя за собой неприятную пустоту, и проводит языком по ним, заставляя Сонхва заметно смутиться, уводя взгляд в сторону. — Бог ты мой, какой же ты вкусный… — резко выдыхает Хонджун, облизываясь, ногу опускает и то, что раньше можно было назвать нижним бельём, стаскивает, аккуратно в сторону откладывая. Это он, пожалуй, оставит себе, как трофей и напоминание об этой, ещё предстоящей, но бурной ночи. — В следующий раз считаю себя обязанным вылизать тебя. Несомненно, я мог бы и сегодня сделать это, но, думаю, ты бы хотел большее, нежели это. А Пак кивает, не в силах уже говорить, потому что дикое желание дрожью по всему телу расходится, ещё чуть-чуть. Он от одной мысли закусывает нижнюю губу и застенчиво взор в сторону отводит. А Ким за подбородок пальцами цепляет, поворачивает и заставляет на себя посмотреть. Каждую эмоцию на лице видит, улыбается хищно и отпускает. — Сейчас, — одно обыкновенное слово, от которого ноги подкашиваются. Хонджун ноги длинные разводит и опускается совсем в низ, языком на пробу проводит, с удовольствием слушает отговорки и просьбы не делать этого. Разве такое остановить его сможет? Уже широко мажет по промежности, а спустя пару минут таких ласк поверхностных, легко толкается внутрь, принимаясь вылизывать нежные и сжимающиеся стеночки. Громкие и протяжные стоны Сонхва — самая что ни на есть настоящая услада для ушей, то, ради чего однозначно стоит стараться. То, что сносит весь здравый смысл и рассудок, оставляя за собой только «ещё, лишь бы слушать больше». Ему плохо и одновременно хорошо от горячего языка внутри себя, он лицо в сгибе локтя прячет, ноги рефлекторно сдвигает, пока тот творит невероятные чудеса. — Я никогда не вру, — чуть не рычит охотник, отстраняясь, ягодицы раздвигая посильнее и рассматривая поблёскивающее колечко мышц. — Действительно вкусный. — Я и не думал, что ты врёшь, — измученно выстанывает Пак. Если бы он мог краснеть, то точно был бы краснее собственной рубашки. — Джун-и, пожалуйста, я больше ждать не могу… И Ким готов выполнить каждый каприз своей жемчужины очаровательной, выпрямляется и кивает, на удивление, спокойно. В прикроватную тумбочку лезет за смазкой, прежде чем расстегнуть ширинку и штаны приспустить вместе с нижним бельём. Брюнет смазывает обильно свой орган, проходясь рукой в смазке по всей длине, напрягается и изо всех сил старается, чтоб не войти и не задать жутко быстрый и грубый темп, как нравится им обоим. Граф тянет его к себе за шею, поцелуями по линии челюсти идёт, пока тот медленнее и трепетнее некуда входит в него, боясь сделать больно. Будто в первый раз, ей-богу. — Я бы целыми днями скучал по тебе, чтобы позже так время замечательно проводить, — шепчет на ухо, прикусывает мочку и лижет, игриво и тихо усмехаясь. — Я люблю тебя, Джун-а, — тянет он, спускается ниже и в шею целует. — И я тебя, — выдыхает тяжело и входит наконец до конца, останавливается, даёт привыкнуть. — Тебе не кажется, что эта поза… Скучная? — А что ты предлагаешь, mi amor? — с недоумением и усмешкой спрашивает, руками поглаживая по плечам и из-под ресниц густых смотря. — Прямо сейчас встать и почитать камасутру? — А язвить мне не надо, детка, — усмехается ответно Ким, после чего выходит неторопливо, в одно движение переворачивая на живот и ставя в нужную позу: бёдра приподнимает, разводит ноги слегка и обратно входит, всё также бережно. Он рукой волосы собирает и сжимает, оттягивая за них посильнее, а второй чужую заламывая, удерживая. И двигаться начинает, с каждым толчком ускоряясь, заставая бедного графа совершенно врасплох. — Признаюсь, это было слишком… — стонет на каждом слове, даже договорить не может от столь частых и резких движений. Губы свои кусает и в подушку утыкается, щекой по ней возится непроизвольно. — Неожиданно… Своей вины этот граф никогда не признаёт и не признает. За что его за волосы сильнее тянут назад, заставляя выгибаться пуще прежнего, попытать гибкость свою, которая явно присутствует и хорошо развита. — Какой же Вы, граф, бесстыжий однако… — хмыкает Хонджун и даёт волю своему желанию, ускоряется ещё и ещё, вбиваясь в податливое тело под сладкие стоны и звонкие шлепки кожи о кожу. Он жутко хочет руки переложить, сжать талию до побеления костяшек. — Тебе не кажется, что таких наказывать нужно? Сонхва волосы стягивают сильнее, голову буквально запрокидывая назад. И брюнет не может ничего сказать, лишь застонать и замычать неоднозначно, то ли соглашаясь, то ли отрицая сказанное ранее. Ким рассматривает безупречную фигуру возлюбленного и не сдерживается, наклоняется и целует шею, к плечам спускается, начиная сильно и больно кусаться. Наверное, даже сам вампир так никогда не кусался… И следы всё-таки расцветают, чем доволен остаётся. Граф совсем кричит, когда его в кровать начинают вдалбливать, это невозможно, это чересчур… Приятно. Глаза закатываются, а наслаждение по каждой клеточке организма расходится. Он чувствует близкий конец из-за того, что слишком чувствительный вампир. Действительно исключение из всех правил. И Хонджун тоже чувствует это. И свой, и чужой приближающийся пик удовольствия. Отчего толкается резче, грубее и быстрее. Сонхва слишком хорош в сексе, не только тем, что громко стонет и выгибается хорошо, но ещё и тем, что сжимается до безобразия туго, заставляя губы в кровь кусать и сдерживаться. И вновь тот это делает, отчего охотник буквально скулит, что едва слышно на фоне звучных шлепков и надрывных стонов. Возлюбленный звучит загнанно, всхлипывает и затихает ненадолго, после чего вся спальня наполняется протяжным криком. У него перед глазами самые настоящие звёзды и грандиозные фейерверки взрываются, светлеет разом и мгновенно темнеет. Истинное блаженство с головой накрывает, топит в пучине страсти, как в самом тёмном и глубоком океане. Он кончает, изгибаясь до хруста, он пачкает дорогую и шёлковую простынь, глаза закатывая и падая обессиленно. А охотник продолжает буквально втрахивать его в постель, не сбавляя темпа. И сверхчувствительный после столь бурного оргазма едва выдерживает такие точные попадания по простате. Ким за волосы тянет, ещё пару толчков делает и бесцеремонно кончает внутрь, вместе с Сонхва, заполняя его по самые края. У которого это уже второй раз, у которого уже совершенно сил нет. Выходит аккуратно и сверху падает, до ужаса сбито и тяжело дыша, стараясь натянуть штаны с нижним бельём скорее, застегнуть ширинку и приняться ухаживать за своей очаровательной жемчужиной. — Не нужно, — останавливает того вампир, пытаясь в себя прийти. Он кое-как да переворачивается, притягивает к себе и обнимает, что силы есть. — Когда-нибудь ты обязательно станешь бессмертным и мы замечательнее некуда проведём нашу бесконечную и счастливую жизнь, Джун-и… — Обязательно, прелесть, — улыбается Ким и одну руку берёт в свою, принимаясь выцеловывать всю тыльную сторону ладони и каждый миллиметр тонких пальцев. — Я всегда готов стать твоим верным, любимым и бессмертным Джун-и. Ну, а теперь… Он приподнимается, с кровати слезает, заставляя Пака, который вот-вот обидится, сделать максимально недовольное лицо. И, обходя довольно большую постель, подхватывает его на руки, потому что не позаботиться не может. — А теперь в ванну с лепестками роз, mon cher!