Лёд в духовке

Когда Гьяччо вступал в мафию, он знал, на что идёт. Он прекрасно понимал, какую грязную работу ему предстоит выполнять, был готов к любым жертвам и к любой боли. Но была одна вещь, к которой он определённо был не готов. Он не знал, что такое любовь, и совершенно не считал, что в Пассионе подобное уместно. У него, казалось, было ледяное сердце. Тем не менее, на самом деле внутри он был лишь комочком страхов и неуверенности, которые прятал за холодной бронёй – как метафорически, так и буквально. И тем более он никогда не думал, что однажды влюбится по уши. И даже мысли допустить не мог, что это будет капореджиме. И уж сто процентов не ожидал, что ему ответят взаимностью. Польпо тоже никогда не чувствовал чего-то подобного. Его никто никогда не любил, он сам этого предпочитал не делать – но Гьяччо как-то особенно приглянулся. Он был интересным, чуть закрытым, но с уверенностью можно было сказать, что он старается во всём, в том числе и в безумной преданности своему делу и организации. Польпо долго убеждал себя в том, что тёплые чувства неуместны, в том, что Гьяччо – всего лишь очередная боевая единица, но в конце концов сдался. Ледяной парень растопил ему сердце, как бы парадоксально это ни звучало. На Гьяччо это работало тоже. Он всегда считал подобное проявлением слабости, а слабым, как говорили родители, быть плохо. Не по-мужски. Неправильно. Но чувства рвались наружу, и в одну из их встреч парень признался капо в любви с необычной горячестью, почти крича – хорошо хоть, шумоизоляция была отличной. И, что удивительно, в ответ его молча прижали к груди, погладили и приголубили, и именно от этого ледяной мальчик начал подтаивать. Тем не менее, сегодняшняя встреча оказалась особенной. Гьяччо не просто не застал Польпо в камере – его вовсе развернули на входе, сказав, что N-28 здесь больше не живёт. Но адрес ему любезно записали на бумажечку, так что оставалось туда лишь доехать, благо, машина у Гьяччо имелась. Когда он подъехал, то с удивлением заметил, что дом, где теперь, похоже, жил Польпо, стоял поодаль и выглядел вычурнее других – словно бы его специально построили таким, какими дома были лет минимум пятьдесят назад. Но это было очень даже красиво, и, хоть размеры жилища несколько пугали Гьяччо, он всё-таки подошёл и позвонил в дверь. Каким-то образом они смогли договориться о встрече, но, кажется, капо забыл сообщить о переезде. Вот чудак. Тем не менее... Невероятно милый чудак. Конечно, Гьяччо невероятно уважал капореджиме, но не мог не подмечать в нём очаровательные детали вроде почти светящихся радостью глаз, когда он что-то рассказывал, фокусов с платочками или ножом, искренней улыбки и смеха... Перечислять можно бесконечно, но когда Польпо не лгал, он был самым милым человеком на свете – как минимум, по мнению Гьяччо. Дверь открылась, и Гьяччо тут же почувствовал новый прилив теплоты и счастья от вида чуть заспанного капо, который, похоже, и забыл, что кого-то ждал. На нём сегодня даже не было привычной шапочки, короткие чёрные волосы казались пушистыми – наверняка только высох. – А, Гья... Проходи, fiore mio. Почему ты вновь застыл? Не стесняйся. Да, Гьяччо всегда нужно было об этом напоминать. Из-за того, что уважение порой перевешивало любовь, он никак не мог избавиться от привычки общаться исключительно вежливо и формально. Польпо на такое лишь смеялся и качал головой, одаривая товарища лёгким поцелуем или приободряя его иначе – способов было много. Потрепать по голове или щекам, взять за руку, обнять... Конечно, это всё делалось не на публике, для других они всё ещё были исключительно начальником и подчинённым, но когда они только вдвоём, можно и понежничать. Если бы кто-то другой вдруг попробовал бы сделать с Гьяччо такое, он бы получил в лицо порцию отборной ругани, и хорошо, если не пощёчину. Но с Польпо дела обстояли иначе – Гья уважал и любил его слишком сильно, достаточно, чтобы полюбить и подобные знаки внимания. – Хорошо, извиняюсь... Я просто всё ещё не привык к неформальному общению. – Тебе не за что извиняться, caro mio. Я всё понимаю... Проходи. Гьяччо не мог не расплыться в улыбке. Все эти милые прозвища очень его грели, и хотелось обнять товарища прямо сейчас, но парень решил помедлить. Он вошёл, конечно, но тут же чуть не застыл на месте снова. Дом был чертовски большим – неудивительно, конечно, учитывая рост жильца, но, чёрт возьми, под кого он вообще был изначально построен? Высокие полки и шкафы, широкие двери и такого же размера коридор... Конечно, удивительно, что сам Польпо выглядел уже не таким огромным, каким казался ранее (сейчас он был лишь на полторы головы выше самого Гьяччо), но, похоже, он мог бы жить в этом доме, будучи и размеров кровати. И так чертовски много всего – винтажная мебель, картины на стенах, часы с кукушкой... И, вдобавок ко всему, со второго этажа по ступенькам скользнула кошка. Чёрненькая такая, худощавая, недавно только вышедшая из младенчества. Как нескладный подросток. – Я сначала хотел даже спросить, живёте ли Вы... ты тут в одиночестве, но теперь вижу, что не совсем. – Гьяччо улыбнулся. – Как кошечку зовут? – Мирелла. Назвал её в честь давней подруги... Мы пересеклись лишь единожды, но, я слышал, она сейчас в добром здравии. Слышал что-нибудь про сеть пекарен Корренти? Это она открыла. – Ого... – Гья почесал затылок. – Не ожидал, что у тебя даже в таких местах есть связи. Да, слышал... Насколько я знаю, недавно и у нас пекарня этой сети открылась. – Да ну? Molto interessante... Предлагаю когда-нибудь сходить туда вместе. – А нас не заметят? – Не должны. Но если заметят – скажем, что обсуждаем последнее поручение. Кстати, садись. Чай будешь? Гьяччо лишь благодарно кивнул, усаживаясь на таких же огромных размеров диван и с интересом наблюдая за тем, как станд Польпо проскальзывает на кухню, практически споткнувшись о кошку. Что забавно, они были похожи – оба худые, во всём чёрном и с золотыми глазами. У Польпо явно был типаж, но, судя по близости с Гьяччо, не один. Капо сел рядом, и сердце Гья забилось быстрее. Парень осторожно прижался ближе, утыкаясь виском в мягкий бок товарища, и прикрыл глаза. Его поняли, его обняли. И он обнял в ответ, падая в тепло и уют. Они были такими разными. Холодный голубой цвет кудрей Гьяччо контрастировал с тёплой желтизной одежды Польпо, и это почему-то создавало такую невероятную гармонию, словно звуки флейты. И внешне они тоже различались, не только по цвету, но и по общему сложению. Гьяччо худенький такой, не слишком высокий, в противовес пышному и явно перебравшему растишки капо. Это было мило, и более того, удобно - ледяной парниша мог порой вовсе заснуть на руках товарища, крепко его обняв. Сегодня он, кажется, сделает то же самое. Его начали легонько поглаживать по голове, перебирая пальцами завитушки, а после Польпо и вовсе наклонился и одарил Гьяччо поцелуем в лоб, измазывая бледную кожу голубой помадой. Тот вздрогнул, но улыбнулся, и, перевернувшись так, чтобы сесть на колени капо, взглянул ему в глаза. Красивые такие, глубокие, кроваво-алые. В них хотелось смотреть вечно. Польпо нравилось смотреть в глаза Гьяччо тоже. Они казались скучными на первый взгляд, но были чем-то вроде чёрного квадрата Малевича - просто, но так завораживающе. – Что-то нужно, raggio di sole? – Да… Скажи, не будешь против поцеловаться, как бы.. По-настоящему? – Это было бы чудесно. Ты умеешь? – Было дело. Но, думаю, с тобой будет лучше, чем с кем-либо. Польпо ничего не ответил, лишь приблизившись к лицу Гьяччо и осторожно коснувшись его губ своими. Ласково и так деликатно, словно пытался всеми силами не напугать подчинённого, не навредить ему. Тот ответно закинул руки на спину любимого, прижимаясь к нему покрепче. Они разорвали поцелуй, когда услышали мягкие шаги рядом. Гья немного смутился, но подошедший с чаем станд тут же растворился в воздухе - видимо, капо решил не смущать товарища присутствием кого-то ещё. Им предстоял долгий и тёплый вечер.