***
На первом в твоей жизни концерте творчество Трюкача показалось тебе весьма специфичным, где-то даже бредовым, больше рассчитанным на не слишком взрослую аудиторию, но тем не менее ты отметила, что для переполненного зрителями стадиона он держался весьма уверенно.***
Первая личная встреча с Чиуном произошла совершенно случайно, когда подруге, перебравшей с мартини, по окончании концерта пришлось отойти в туалет проблеваться. Ты попыталась пройти сквозь толпу ближе к выходу, но перепутав двери в темноте, случайно оказалась в гримерной комнате с костюмами. Уже собираясь уходить, кто-то сзади окликнул тебя. Так, тебе совершенно случайно удалось увидеть Трюкача не на сцене, а на расстоянии вытянутой руки. Тогда он выглядел совершенно иначе: на лице не было яркого грима, а вместо кислотно-жёлтых линз — его натуральные карие глаза. Манера его общения не слишком тебе симпатизировала, тем более сначала он даже слегка нагрубил тебе, сочтя за очередную фанатку, пришедшую просить автограф. После этого он ещё странно, как-то вяло оглядел тебя сверху вниз, ухмыльнулся, неожиданно решил расспросить о чём-то неважном и ненужном. Ты вообще не понимала зачем ему эта бесполезная информация, к тому же ты торопилась домой и не была настроена на долгое общение. Чиун как-то совершенно нахально потребовал у тебя телефон, ссылаясь на то, что хотел бы узнать тебя поближе. Желая скорее вернуться в мягкую кровать ты всё-таки дала номер, не надеясь, что Трюкач вообще о тебе вспомнит. Через неделю произошла ваша вторая встреча. Чиун написал сразу после концерта, но ты всё ещё не могла понять, что же его так заинтересовало. В субботний вечер он лично приехал к твоему дому, а на заднем сидении был обнаружен шикарный букет из сорока трёх белых роз. Скептически относясь к происходящему, ты больше не надеялась на новую встречу, потому что понятия не имела о чём с ним можно поговорить, будучи полным нулём в интересных для него темах. В ресторане Чиун бесперебойно рассказывал о каких-то забавных моментах из жизни, о своей карьере, о том, как впервые выступил в семейном ресторане в Сеуле, о том, как заработал свою первую тысячу вон, но практически ни раз не спросил что-то о тебе. То и дело поддакивая ему, ты не была слишком увлечена беседой, хоть и искренне радовалась за его громкий успех. Хак в открытую кичился тем, что к двадцати пяти годам достиг большего, чем его отец за всю его жизнь. Тогда ты не оценила некоторую грубость в его словах, но виду не подала, чтобы не портить первое впечатление. К концу встречи ты немного устала, и Трюкач исправно отвёз тебя домой. А после пропал на три дня. Ты как-то и не думала о нём, занимаясь некоторыми делами по дому. Прекрасно понимала, что у всего этого нет продолжения.Где ты, а где он?
***
Однако Чиун неожиданно объявился, и так же неожиданно предложил стать его спутницей. Не зная почему, ты сразу согласилась, находясь в затуманенном состоянии после столь внезапного события. Хак каждый день после репетиций навещал тебя, отвозил в ресторан или кино, а ещё регулярно дарил цветы, косметику, одежду и много-много чего ещё. Ты никогда не просила ни о чём, но и не была против подарков. Отношения стремительно начали развиваться, Трюкач перестал казаться высокомерным и холодным. Начал проявлять интерес к тебе, желал узнать больше. Он даже придумал, как будет тебя называть — кукла. Ты не была против, ведь в его исполнении всё звучало нежно. Хак иногда брал тебя с собой на репетицию, где тебе приходилось ждать его по несколько часов, а после он извинялся за задержку. Ты всегда скромно улыбалась, — наблюдать за юной знаменитостью, поднявшейся над серой массой бестолковых людей, тебе нравилось. За пару месяцев Чиун легко сумел подать себя так, чтобы ты окончательно заинтересовалась в нём. Открывался тебе постепенно, как книга. Каждый день — новая страница. А ты — страстный приверженец этой книги. Готова слушать бесконечно. Всегда отпускала, понимала, прощала. И никогда не ненавидела. Даже когда вы в первый раз поссорились, ты вовсе не была против извиниться первой, а Трюкач вовсе не был против проигнорировать тебя. Совершенно неожиданно, но он не видел в этом никакой проблемы. «Кукла, ты не ценишь меня. Мне уйти?» И всегда уходил. На сутки, на неделю. Не писал и не отвечал на звонки. А после, растроганный твоим беспокойством, прощал. Трюкач никогда не пытался скрыть тот факт, что считает себя главным в отношениях. Конечно, тебе не показалось это странным — у него есть право так считать. Тогда он имел куда больше успеха, чем ты. Эмоциональные качели, на которые он внезапно посадил тебя, стали обыденностью. Чиун начал упрекать тебя во всём: начиная от своего плохого настроения заканчивая твоим парфюмом, некогда его любимым. Не находя в себе сил поговорить с ним, ты терпела частые скандалы. Он вовсе не брезговал поднять руку: « Почему ты плачешь? Ты слишком чувствительная!» Чиун в действительности стал относиться к тебе, как к собственности, а ты всё чаще искала повода не видеться с ним, чтобы не нарваться на него, хотя очень боялась расставаться. Ссылалась на плохое самочувствие, на неотложные дела, часто пряталась от него в своей квартире. Тогда со временем Трюкач сумел вдолбить в твою голову, что по первому требованию ты должна быть рядом, и тогда проблем в отношениях точно станет меньше. Ты прекрасно понимала, что он — талантливый манипулятор, жаждущий твоего тотального подчинения. Он не станет тратить свое драгоценное время на тебя, а с легкостью найдёт замену. Ты боялась этого больше всего на свете, а он пользовался.***
После трёх месяцев бесплодных отношений ты окончательно устала. Понимала, что так продолжаться больше не может. Морально сложно было настрочить Хаку сообщение с просьбой расстаться. С миллионами объяснений, извинений. Тогда он ничего не ответил. Через час Трюкач стоял на пороге квартиры, двери которой ты открыла ему добровольно. Виновато поджала ноги, не находя в себе силы произнести и слова. Повисла минутная тишина. И только одна его фраза: — Неужели рискнёшь? Тебя вдруг как током ударило, третий глаз открылся, рак на горе свистнул. Не нужно было впускать его, вообще не стоило ничего объяснять человеку, который не слышит тебя. — Да. Ты сделала шаг назад, Трюкач — шаг вперёд. Оскалился. Поняла свою ошибку слишком поздно, чтобы иметь возможность что-то исправить. Оказалась вдавленной в стену. Глаза Чиуна полыхали гневом, ненавистью, диким желанием. Его интонация стала неестественно механической, режущей слух. — Тогда напоследок я возьму то, ради чего дрессировал тебя. Как же сильно изменился его голос, некогда ласковый, теперь ледяной. Это не тот, кого ты полюбила, это совершенно другой человек. От осознания происходящего у тебя спёрло дыхание, ты как рыбка стала ловить ртом воздух, пока Хак больно сжимал нежную шею. — Пожалуйста, перестань. Ты жалобно прохрипела, и Чиун даже не стал скрывать своей пренебрежительного смешка. — А если не перестану? Заплачешь, кукла? Хак сильнее вжал тебя в стену и, грубо схватив за длинные волосы на макушке, накрыл твои губы в грязном, агрессивном поцелуе, где не было ни намёка на нежность, любовь, чувственность. Только самообман, которым ты всегда занималась. За маской Трюкача всё это время скрывался мерзавец. На балу его лицемерия ты оказалась несчастной жертвой. Тряпичная марионетка, которую кукловод дёргал за ниточки, когда ему было выгодно. Безжалостно раздирая в клочья твою домашнюю футболку Чиун сильно покусал твои губы, слизывая кровавые подтёки, а ты едва могла стоять на ватных ногах, дёргалась и стонала от невыносимой боли. — Пожалуйста, уходи. Я не хочу. Пожалуйста. Разорвав хлопковую ткань надвое Хак резким движением сдёрнул с тебя кружевной бюстгальтер, — теперь ничего не прикрывало аккуратную, часто вздымающуюся грудь. Чиун губами припал к твоему уху, спустился ниже, до шеи, ключиц плеча. До маленького розового соска, очертил языком его контур, больно укусил. Ты вскрикнула, с силой сцепив руки в кулаки и пронзая ладони ногтями. — Ты вдруг перестала бояться перечить мне? В таком затуманенном состоянии ты мало что могла понимать, только почувствовала, как Чиун трогал тебя везде, где нельзя, всё тело было запятнано мерзкими прикосновениями. Даже если бы после этого ты час бы тёрла себя мочалками, всё так же чувствовала бы себя грязной. Униженной. Внутри тлело отвращение к самой себе. Хак медленно, очень медленно, не переставая прижимать тебя, расстегнул пуговицы на своей белоснежной рубашке, но снимать её полностью не стал. Ты болталась в его руках как неживая, Чиуну вообще не составило труда сдёрнуть с тебя трусы и пёстрые шорты с крупными цветами. Такими же красивыми, как он дарил тебе когда-то давно. Сквозь пелену слёз ты смогла разглядеть его глаза, в которых полыхало дикое желание, настолько сильное и более не контролируемое, что ты покрылась мурашками. Его холодная рука коснулась тебя между ног, и Чиун громко выдохнул, а ты с силой сжала колени. — Чиун, пожалуйста, оставь меня. В момент, когда ты услышала звук расстегивающейся молнии на его джинсах, ты осознала, что, кажется, уже ничего нельзя сделать. — Кукла, ты ведь сама виновата. Он резко развернул тебя лицом к стене и прижался со спины. Коснулся груди, опустился до живота, и ещё ниже до внутренней стороны бедра. Его пальцы быстро оказались в твоём неподготовленном теле. Ты вскрикнула от боли. Хак довольно оскалился: ему всегда нравилось чувствовать себя главным. — Слушайся меня, и возможно, тебе не будет больно. Его пальцы оказались глубже, ты сильно напряглась. Хак царапал тебя изнутри, и ты вздрагивала с каждым его движением, пытаясь хоть как-то унять боль. Своими действиями он не пытался сделать тебе приятно или хорошо. Он всего-то обозначил, что может брать кого захочет и когда захочет. Он вообще не думал о твоём состоянии в тот момент, заботясь только о своих ощущениях. А когда Чиун неожиданно полностью вошёл в тебя, ты колесом прогнулась в спине, истошно завопив от невыносимых ощущений. Он тяжело вздохнул, улавливая каждую нотку боли в твоём крике. Начал двигаться, сведя твои руки за спиной и прижав лицом к стене. — ненавижу тебя, Чиун, ты чудовище. Он толкнулся полностью, и ты заскулила, как маленький щенок: — Повтори ещё раз. — Ненавижу. Тебя. Урод. Чиун усмехнулся, уже не скрывая своего пренебрежения к тебе. Резкими толчками он выбивал из тебя по одному слову, хватал за волосы, наматывал на кулак, кусал за шею, не останавливался ни на секунду. — тебе же нравилось быть моей куклой. Ты, мать твою, была создана для этой роли! А когда он громко застонав, вплотную прижался к тебе, ты взвизгнула от неприятных ощущений. Когда Трюкач вышел, ты почему-то совсем не почувствовала облегчения. Сползла вниз по стенке, упала на колени, больше не в силах стоять. Чиун даже не подошёл к тебе. Пока ты, изнеможенная, валялась на холодном полу, он торопливо застегивал пуговицы на рубашке, испачканной кровавыми разводами на подоле. — Уходи. Ты едва нашла силы выдавить из себя что-то. — Я итак ухожу. Моя кукла всё-таки сломалась. Хак брезгливо бросил на тебя взгляд, держа в руках зимнюю куртку: — Прощай. Он хлопнул входной дверью настолько сильно, что ты вздрогнула. Распласталась на полу и закрыла глаза. Сама виновата.