✦
Глаза упёрлись в холодный гранит. Ветер обдувает со всех сторон, путая светлые волосы, на горизонт стелится туман. Источник света — луна, такая яркая, что дух захватывает. Атмосфера зловещая, но вместе с тем успокаивающая. Он вглядывается в надгробье так, будто за камнем скрыта величайшая правда вселенной, по меньшей мере "смысл жизни", ускользающий сквозь пальцы, как песок. Шаг вперёд, еще шаг. В уши бьёт карканье. В этот раз птиц так много, что Альбедо не может отвести взгляд. Мурмурация ворон — завораживающее зрелище. Они кружатся, наполняют пространство своими голосами. И среди этих голосов Альбедо начинает мерещиться другой, совершенно незнакомый, в то же время кажущийся самым родным. Голос здоровается, прощается и ведёт беседу одновременно. И Альбедо очень хочет отвечать, но рот не открывается, ноги больше не двигаются. Он смотрит стеклянным взглядом на озлобившихся птиц, те выставляют когти, раскрывают клювы в скрипучем «кааар» и пикируют прямиком на него. Альбедо не боится, не тревожится, а вороны продолжают беспощадно настигать. Ещё секунда и... он осознает, что проснулся. Ленно переворачивается с боку на бок и трёт глаза, обдумывая сон. Впервые за долгое время захотелось взять в руки кисть. Обсидиан, серебро, индиго, антрацит, киноварь. Постепенно пятна выстраивались в осмысленную работу. Альбедо рисовал луну, летающих в небе птиц, аккуратно выстроенный забор изящных узоров и надгробие для чарующего имени, обвитое колючими лианами с редкими цветами. Словно флер, спадал лунный свет на надгробие, выделяя его среди мрака. Сверху, стремясь к земле, оседали листья полу-иссохшего дерева. На заднем плане терялось множество других могил, но он, не придавая особого значения, едва ли не сливал их с фоном. Ближе всех ворона. Вцепившись когтистыми лапами в металлическую ограду, она сидела в пол оборота, смотря на Альбедо киноварным оком. Некоторое время он расставлял рабочие инструменты по своим местам. Понадобилось время, чтобы ни одна деталь не раздражала. После, со спокойной душой, Альбедо улёгся на кровать. Он потратил на картину весь день, однако казалось, до совершенства ещё далеко. Взяв телефон в руки, увидел несколько рекламных сообщений. Днём писала Сахароза. [Как ты?] Стоит вбить в поисковик переписки «как ты?» — Альбедо увидит минимум сотню сообщений Сахарозы, накопившуюся за годы их общения. Он безмерно ценит подругу, но чужое беспокойство вызывает лишь чувство вины. [Все в порядке] — Поспешно он отправил ещё одно сообщение, — [Не обманываю.] Ответ пришел быстрее, чем Альбедо ожидал. Он смотрел на время и точно припоминал, что у Сахарозы ещё не закончилась рабочая смена. [Верю.] [Разве ты не должна писать нудный отсчёт для своей нудной работы?] Она переписывала сообщение добрых две минуты, стирая и заново набирая. [Мой дорогой лучший друг, недалече как на этой неделе, я говорила о своем увольнении] — В догонку пришло ещё одно сообщение, — [Я удаляю вас из списка лучших друзей, вы понижены] Шутливое сообщение грызло виной не хуже упрёка. Альбедо припоминал о вскользь упомянутом увольнении, но данная новость совершенно не отложилась в голове. [Прости! Я правда забыл] [Мне важно быть в списке твоих лучших друзей, не удаляй, пожалуйста!!] [Хорошо.] [Кстати] — Это «кстати» было совершенно некстати, но другой подводки он придумать не смог. — [Сегодня я рисовал] [ОГО. Поздравляю!] [Спасибо] [Я правда рада, что у тебя появилось желание рисовать снова! Твои картины чудесные, но...] Альбедо уставился в это многозначительное «но» и отправил не менее многозначительный знак вопроса. [Как ты себя чувствуешь?] Он подумал «вау, уже два «как ты» за целую одну переписку. Бьём рекорды.», но тут же ему стало совестно за такие грубые мысли. [Сейчас все хорошо] [Отлично! Если что, ты всегда можешь мне написать] [Хорошо, спасибо] Отложив телефон, он вгляделся в тягучую тень на высоком потолке, в голове загорелась идея, своей сумасбродной гениальностью освещая комнату. Тут же, от здравой части сознания, прилетел тычок осуждения. Искать информацию о мертвой девушке, могилу которой он рисовал весь день, было ли это сумасшествием? Определенно. Стараясь забыть о навязчивой идее «найти страничку Розарии», он барабанил по экрану телефона, вминая его в простынь. Внутри зацарапало смятение. Альбедо тёр запястье, в попытке успокоиться, считал от одного до двадцати и обратно, ощупывал свои пальцы, но ничего не помогало. С мыслью «к черту» он схватил телефон и открыл поисковик. Город, имя, год рождения. Спустя пару активноведущихся аккаунтов, он нашел один — совершенно не примечательный. Хозяйка странички определенно не любила вести соц.сети и выставлять личную жизнь напоказ. Альбедо это, однако, не остановило от дальнейшего поиска. Он перешёл к списку ее друзей, колличество которых не превышало колличество постов, другими словами, их было катастрофически мало. Пролистывая уже их странички, он все же нашел несколько подписанных фотографий. Одна проблема, Розария на них либо смазана, либо едва ли попадает в кадр. Все, что он смог узнать: она любила носить красный и черный цвет, коротко стриглась, имела сумрачно-розовые волосы и почти всегда была недовольной. Зуд постепенно утихал и Альбедо смог вдохнуть полной грудью. Сегодня ночью ему приснилась девушка с короткой стрижкой. Они сидели на скамейке, как старые знакомые. Вокруг ничего не было и вместе с тем было все. Альбедо вглядывался, но черты ее разобрать не мог. Он думал «наверняка и она меня разглядеть не может». Его спрашивали, он отвечал. Он спрашивал, ему отвечали. Они говорили, говорили, но смысл беседы оставался неуловим. Словно общаются на языке, с которым Альбедо ранее не соприкасался. Сознание начало пробуждаться, а девушка перед ним растворяться в всеобъемлющем «ничего». Хотелось схватиться за скамейку, сидеть тут как можно дольше, говорить на незнакомом языке о бессмысленных темах, но его окончательно выкинуло из пространства грез. На секунду в груди стало пусто, а потом сердце вновь стукнуло. Альбедо приложил большой палец к запястью и стал считать пульс. Раз, два, три...✦
— На счёт картины, можно мне взглянуть? Сахароза отпила коктейль, заинтересованно поглядывая на Альбедо, прощупывая почву. Он замялся. Уже как неделю картина закончена. Стоит в студии, приковывает внимание киноварным взглядом. — Ну... — своей трубочкой он размешивал лёд в высоком стакане. — Я не уверен. — Если ты скажешь, что вышло не очень, я не поверю, — она деловито поправила съехавшие очки-полумесяцы, жёлтые глаза блеснули. — Влезу по стенке в окно четвертого этажа, удостоверюсь в своей правоте. Уголки губ Альбедо потянулись вверх. Немного скучал по Сахарозе из прошлого, стесняющейся ненароком бросить неправильный взгляд или сказать что-то невпопад. Тогда он был на пару курсов старше, а она обращалась ко всем с огромным почтением. Но нынешняя Сахароза, была роднее. — Ладно, ладно. Сберегу твои руки от карабканья по бетонной стене. Перед уходом из кафе, девушка мельком взглянула на напиток друга и грустно вздохнула. В бокале уже растаял лёд, а он даже глоточка не сделал. Альбедо открыл дверь ключом, но тут же прислонился к ней спиной, переграждая путь Сахарозе. — Я предупреждаю, что она странная. Не смей проводить мне психологический анализ. — Я не твой психолог, мне за такое не платят. Машинально она крутила между пальцев цепочку очков и Альбедо уловил чужую обеспокоенность. От двери он, все же, отлип, пропуская Сахарозу вперёд. Несмотря на аккуратность подруги, он подвинул её обувь в более «правильное» положение. Так же поправил их куртки, коврик, направление ключей и освежитель воздуха на тумбочке. Мысль, о ухудшении состояния, неприятно уколола сознание. — Прости. Альбедо неспокойно потирал запястье. Сахароза в объяснениях не нуждалась. — Ничего страшного. — замявшись, она осторожно спросила, — ты пьешь таблетки? — Да. — Сейчас, когда становится хуже, и нечто царапает изнутри, изливать душу совершенно не хочется, — можем ли мы просто не говорить об этом? Не сегодня. — Если тебе так комфортнее. — Спасибо. — Сделав паузу, Альбедо подбирал правильные слова, — я ценю, что у меня есть такой понимающий человек рядом. Сахароза улыбнулась ему, принимая комплимент. — Мне не терпится взглянуть на картину! — Да, конечно, — Альбедо пропустил ее вперёд, сквозь арку. В волнении она держалась за тряпицу, накрывающую полотно. Альбедо думал, как хорошо, что ему хватило ума затереть могильную надпись. Единственной аллегорией оставались, обвивающие гранит, колючие цветы. — Ох, — восторг треснул, — немного... мрачновато для тебя. — Сахароза нахмурились, обдумывая что-то. По спине пробежал неясный сквозняк. Она посильнее укуталась в объёмную кофту, — это после похорон? — И да, и нет, — Альбедо отвёл нерешительный взгляд. — Вдохновением послужила атмосфера кладбища, — продолжил он, умалчивая о истинном вдохновении. — Хмм, — Сахароза наклонила голову вправо, потом влево, подошла ближе, прищурилась, — как всегда безупречно, — вынесла она вердикт. — Спасибо, мой любимый критик, ты всегда остаёшься довольна. — Я одна из большинства, не прибедняйся! Многие будут рады твоей новой картине. — Не хочу выставлять ее всем на показ. Это было личным. Сон, о котором никому не расскажешь. Лишь самым близким разрешается взглянуть, одним глазком, за ширму навязчивого миража. И каждый сделает свой собственный вывод. — Вот как, — обернувшись, она всматривалась в прозрачные глаза Альбедо, едва ли напоминающие привычную бирюзу. Раз решил утаить от всех картину, она не смела с ним спорить. — Тогда я рада, что смогла увидеть эксклюзивную работу. Сахароза выдавила улыбку.✦
Боль пронзает по самые локти. Если ад существует, то грешники в котлах чувствуют себя именно так: погано, виновато и пронзительно горячо. Он уже не моет руки, а просто держит их под кипятком. Кости начало ломить, а глаза заслезились от боли. Альбедо упал на кафельный пол. Привычно бледные руки покрылись красными кляксами. Комок горечи и стыда подступил к горлу. Какой он жалкий, самому от себя противно. Одиночество дюжиной клинков резало живот, а чертов-тринадцатый, самый острый, ковырял висок не хуже лоботомии. Альбедо не мог, духу не хватит поделиться с другими проблемами. Не вынесет сочувствия; не хочет быть в их глазах больным и бесполезным. Он спрятал голову в коленях, задыхаясь от обиды и зуда в руках. Над головой бурлила невыключенная вода, шепча оскорбления. Прорвавшись сквозь шум, с поддельным сквозняком, осела знакомая фигура. Уже упустил момент, когда она стала частью его жизни. Никогда лицом к лицу. Лишь абстрактным голосом, ощущением присутствия, иногда даже лёгким касанием. Ее появление пахнет морозом, облезлыми перьями и иссохшими цветами. Альбедо эти запахи нравятся. Как нравится что-то диковинное, необычное, то, что не терпится постичь художнику. Он держит глаза закрытыми, так легче верить в собственную ложь. Это успокаивает. Все ещё больно сгибать пальцы, к счастью, до больницы дело не дошло. Альбедо разглядывал покраснения с едкой придирчивостью. Вскоре закрыл глаза, пытаясь ни о чем не думать. Кто-то вложил руку в его ладонь, но боли он не почувствовал. Боялся двинуться, даже мизинцем шевельнуть, лишь бы не сбросить с себя наваждение. — Здравствуй. «Здравствуй» — эхом ответила она. — Можно я поговорю с тобой? Альбедо звучал уязвлённо и жалко, но обвинить его в этом никто не сможет. Только он сам. «Да» Он выдохнул весь воздух и сделал глубокий вдох. Мысли разбивались на стеклянные крошки, стоило подумать о чем-то серьезном. Поэтому он стал говорить все, что вбредёт ему в голову. — Моё любимое время года зима. Могу носить перчатки, и люди не будут коситься на меня с недоумением. Все же, жаль, что их приходиться снимать в помещениях. А какое у тебя любимое время года? «Зима» Он ожидал более развернутого ответа, но его не последовало. Вместо ответа тень осыпалась сквозь пальцы. Испугавшись, что она исчезнет, он схватил пустоту и открыл глаза. Никого не было, лишь отупляющая боль в руке. Альбедо ощутил ползущие объятья со спины. Вместо того, чтобы обернуться, снимая морок, он снова закрыл глаза, греясь в фантомных объятьях. — В детстве было хуже. Я тратил пол часа на то, что у обычных людей занимало пять минут. Постоянно складывал одежду; по нескольку раз, перекладывал карандаши в правильной последовательности, перед тем как что-то записать; ходил по определённым плиткам. По спине прошлось подбадривающее похлопывание и Альбедо не сдерживал слабую улыбку. Он продолжил говорить. — ОКР передается генетически. Не удивлюсь, если узнаю, что моя мать имеет схожую симптоматику. Хотя в детстве она никогда не заводила об этом разговор. Сейчас мы не настолько близки, чтобы делиться историями болезни. Вероятно, его мозг устал выносить тяжесть собственных мыслей, придумывая удобную слушательницу ее в лице. То, о чем психолог удостоился услышать лишь мельком, Альбедо без стеснений рассказывал теням своей квартиры.✦
— Розария, — воззвал Альбедо. Он любил мысленно произносить это имя. Оно обрастало множеством закорючек, но только правильных и уместных. Обладало элегантностью цветов и колючестью резких букв. Таяло на языке, мысленно растягиваясь на "а" и "я". И из его уст оно вылетело с удивительной лёгкостью. Краем глаза Альбедо заметил сумрачно-розовую макушку, но тактично отвёл взгляд на кисточку в руке и застыл словно статуя. — Можно я нарисую тебя? По руке прошлось чужое касание. Казалось она хотела взять у него кисть, но та неуклюже рухнула о деревянный пол. Альбедо ощущал невесомое дыхание на плече. «Хорошо, рисуй» Худые пальцы сжимают кисть, но откладывают ее подальше. Он берет в руки карандаш, выводит на шершавом холсте строгие засечки. Собирает портрет подобно пазлам из детства. Грифель осыпается черной пылью, заполняет рабочее пространство. «Какие грустные глаза» Альбедо почти видел, как Розария вытянула руку и провела ей по наброску. — Мне исправить? Она ответила не сразу, но все же отказалась. Какое-то время Альбедо рисовал, а Розария ходила на периферии его сознания, успокаивая суматошный рой мыслей. Потом он снова ощутил, что сбоку от него встала фигура. «Слишком приукрашиваешь» Альбедо смутился. — Вовсе нет. Но разве себя переспорить? «Опираешься на собственный вкус» Рука художника развеяла придирчивого критика. Дожили, собственная фантазия его журила. Не то, чтобы это отличалось от обычного мыслительного процесса Альбедо, но сейчас все казалось более чем реально. Розария появилась вновь, теперь с другой стороны. Она провела по контурам "своего" лица. Ладонь длиннее, но такая же худая, как у него. Он выхватывает чужое запястье, с глупым желанием ощутить пульс, но ударяется о ожидаемое бесплотное покалывание. Как никогда близок к жадному самообману. Альбедо гладит ее большим пальцем, медленно проводит по руке, внутрь, ближе к сгибу локтя. Со стороны кажется, что играет на струнном инструменте. Струна эта не натягивается, продолжает расслабленно стоять рядом, никакого звонкого звука, лишь тихая услуга. Сквозь пряди волос виднеется ее профиль, именно так, как он рисовал — "приукрашено" и "в его вкусе". Альбедо отпускает чужую руку и отворачивается, потирая переносицу. — Я перерисую. «Можешь оставить излишнюю обходительность» Общаясь с ней он уповал на снисхождение, а получал неиссякаемую благосклонность. — Прости. Альбедо готов поклясться, что услышал уставший выдох Розарии. А ведь дышать ей, в общем-то, было не обязательно. «Извиняться без причины — дурная привычка» Он повернулся в ее сторону и внимательно вгляделся. Протянул руку и едва ли коснулся длинной челки. Она протянула руку в ответ, неуловимо касаясь его щеки кончиками пальцев. Этого не хватало. Без каких-то сторонних умыслов, касания, что не вызывают внутри желания содрать с себя кожу. Альбедо вспомнил, как на похоронах люди ловили остывающую дыму дыхания. Сейчас он занимался тем же самым, пытаясь ухватиться за остатки собственной теплоты. Никакие перчатки не сравнятся с сотканным из лжи, проникновенными объятьями.✦
Мальчик шел по плохо освещённому коридору. Со стен пялились насекомые в дорогих рамках. Не смотря на аккуратность, каждый шаг шумно продавливал половицы. Звук царапал уши. Он поспешил уйти из коридора, проскользнул в кабинет. На столе стоял красивый ночник, смутно обволакивая пространство светом. Мальчик взволнованно перебрал в счёте пальцы. Наконец, со стен не пялились тысячи мертвых глаз, лишь строгие печатные буквы грамот. Их аккуратная неподвижность успокаивала. Он подошёл к столу пропахшему хлоркой, стал шарить по ящикам. Отыскав свой альбом, мальчик поспешил уйти из удушливого кабинета, но снаружи послышались скрипучие шаги. Спрятавшись в первый попавшийся шкаф, он накрыл рукавом пол лица, не выдавая дыхания. Сквозь худую щель увидел, как хозяйка кабинета подошла к столу. Его вторая рука скользнула вниз, в поиске опоры, но наткнулась на нечто твердое и пушистое. Мурашки кусали руки. Мальчик перевел взгляд на это "нечто" узнавая в нем своего сбежавшего кота. Обычно кот ластился к рукам, сейчас же он смотел на него стеклянными глазами, застыв в одеревеневшей позе. К горлу подступил крик, ребенок выскочил из шкафа, листы альбома разлетелись по полу. Он рыдал, его трясло. «Альбедо» Голоса смешались. Альбедо открыл глаза. Руки вцепились в подушку. Не смотря на прохладу комнаты, он вспотел. Розария сидела рядом. Хотел объясниться перед ней, а потом понял, что в этом нет необходимости. — Доброе утро, — ломкий голос бросил издёвку над самим собой. Розария легла рядом. — Скучаю по снам, в которых есть ты. «Точно я, или она?» Альбедо задумался и взъерошил растрёпанные волосы. — Какая разница. Я никогда не знал Розарию, вы обе результат моей фантазии. Она согласно промолчала, вглядываясь в потолок. — Но бывает задумываюсь, — Альбедо обнял покрепче подушку, — было бы неплохо познакомиться с ней. С настоящей Розарией. Знание, что они всегда были рядом, в одном городе, разбивает. Возможно, по незнанию, он пересекался с ней. В продуктовых магазинах, душных общественных транспортах или переходя дорогу друг другу на встречу? В душе теплилась надежда, что где-то в параллельной вселенной была другая Розария, живая. Другой Альбедо, возможно не такой одержимый глупыми ритуалами и порядком. Настоящий Альбедо завидовал этому "другому Альбедо". Он смотрел на единственную Розарию которая у него была. Альбедо протянул руку и, невесомым касанием, повернул ее голову на себя. В глазах пепела розы клубилась тьма. Он улыбнулся, вспоминая их первые соприкосновения. — Знаешь, первое время ты постоянно пугала меня присутствием. «Знаю» Альбедо провел тыльной стороной ладони по её щеке. — Теперь мне страшно, когда тебя нет рядом. «Знаю»✦
Рваный шум мотора из открытого окна и лёгкие касания на макушке отвлекли от заметок, расписанных ровным почерком. Альбедо откинулся на спинку стула, желая ухватить взглядом силуэт, но Розария, предвидя каждый его шаг, уже скрылась в потёмках сознания. «Стоит появляться реже» — Не стоит. Стул протяжно скрипнул, напоминая о своем почтительном возрасте. Альбедо побрел закрыть окно, взглядом цепляясь за каждый темный угол. «Мое присутствие усугубляет твое состояние. Тебе так не кажется?» — последняя часть сказанного звучала так, будто она действительно интересовалась его мнением на этот счёт. Альбедо так не кажется. И, конечно, кажется тоже. Розария не заводила бы этот разговор, будь все в порядке. Альбедо накручивал себя, это передавалось ей. Как будто сломанный оператор говорит с усердно работающем транслятором. — Иногда жалею, что не имею пагубной привычки курить, — он решил уйти от ответа, но все его ответы она знала наперед. Альбедо смотрел на окутанный ночью город, пока в лицо дул прохладный ветер. Он поспешил закрыть форточку. Будто боялся, что тень Розарии ускользнёт в направлении большего сумрака. «Не жалеешь» Вялая усмешка проскользнула на его лице. — Боже, когда ты стала голосом совести. Стоит ли мне называть тебя Сверчок Джимини? Но привычного ответа он не получил. — Ты обиделась? Розария. «Просто думаю о том, что ты боишься сверчков» Она внезапно подошла. Альбедо растерянно облокотился на подоконник. — А, — он прокашлялся, возвращая голос в привычное состояние, на тон ниже, — ты права. Альбедо выпрямился, уменьшая расстояние между ними; схватил край черного свитера, смотрел в пол, готовый тонуть в густой тьме Розарии. — По правде говоря, я обдумывал все плюсы и минусы нашего общения, — он поднял взгляд, исследуя уже привычные черты лица. — Плюсов больше. Розария безмолвствовала, смотрела в бестрепетные глаза. — Скажи что-нибудь. «Собираешься до конца своих дней теряться в иллюзиях?» Альбедо посильнее сжал ее свитер и образ Розарии начал трескаться. Он поспешил расслабить руку. — И что? Лучше теряться в иллюзиях, чем ловить сомнительные взгляды и мимо ходом брошенные оскорбления. — Он заводился, повышая тон, — лучше касаться фантазий, чем совершенно никого. Это намного лучше! Близкий к срыву, поддался вперёд, обвил ее талию руками. Он не смел думать о самообмане, одна неудобная мысль, и Розария перестанет ощущаться. Утопающие так не цепляются за спасательный круг, как цепляется Альбедо за черный свитер. Всем будет лучше, если он в своих иллюзиях захлебнётся. Жизнь близких станет намного счастливее, без его присутствия. Между строк давно вычленил для себя вывод — лучше быть одиноким, чем отравлять другим жизнь. Возможно именно такими мыслями руководствовалась мать, прерывая с ним общение. Почему-то идея того, что он идёт по стопам Рейндоттир, задевала больше, чем страх обидеть других. «Альбедо, я не уйду в одночасье» Розария гладила его по голове и похлопывала по спине. Он жмурился, сосредотачиваясь на касаниях. Раз, два, три, четыре, пять лёгких похлопываний. Раз, два, три, четыре, пять бьющих в уши ударов сердца. «Тебе нужно отдохнуть» — Пожалуйста, будь со мной всегда, — голос дрожал. Розария не решилась напомнить, что всегда была частью его сознания. Просто удобно развившаяся фантазия, приносящая успокоение. Как счёт, перебирание пальцев, перекладывание канцелярских товаров, шаги на определённых плитках. Альбедо все знал и без напоминаний.