Одеяла, кофейные чашки и утро Рождества

Ганнибал никогда не думал, что окажется в ситуации, которую можно назвать «спокойной». Возможно, для стороннего наблюдателя так и было. И все же здесь, в своем солнечном уголке Сьенфуэгоса, Ганнибал и Уилл столкнулись с тем, что можно назвать «умиротворением». Прошел почти год с той роковой ночи, когда они упали в Атлантику, цепляясь друг за друга почти без шансов на выживание. Многие бы назвали чудом то, что они смогли выбраться на берег, но Ганнибал считал это судьбой. Прошло много лет во лжи, предательстве и одиночестве. За ними последовали месяцы отдыха, восстановления и терпения. В конце концов они закончили здесь. Он и Уилл вместе, обрученные во всех существующих смыслах. И Уилл делал каждый день замечательным. Ганнибал никогда не любил кого-то так, никогда не чувствовал себя целостным из-за присутствия другого человека. Он не верил в существование родственных душ, но те чувства, которые они разделяли, казались слишком грандиозными, чтобы быть чем-то иным. Они были счастливы. В подавляющем большинстве случаев. Они вместе ужинали, Уилл помогал Ганнибалу на кухне с ленивой улыбкой на губах и теплом во взгляде, а его еда никогда до этого не была на вкус так хороша. Они спали вместе, руки Ганнибала крепко обнимали Уилла, кошмары которого стали сниться гораздо реже, чем раньше. Уилл говорил, и Ганнибал слушал, затая дыхание. Уилл просил, и Ганнибал неизменно делал. Стоило Уиллу приблизиться, и губы Ганнибала тотчас встречали его. Это было гораздо больше, чем Ганнибал мог только пожелать: быть таким любимым, таким желанным, таким понятым. Но всё же. Это раздражало его все больше и больше с каждым днем, с каждой неделей. Казалось, все в его жизни стало слишком. Слишком комфортно, слишком мирно, слишком прекрасно. Это было нелогично и даже бессмысленно. Совершенно нельзя сказать, что их новая жизнь наскучила Ганнибалу. Она была прекрасна по-своему. Но было что-то неправильное в том, как мягко Уилл смотрел на него…Что-то в нежности его улыбки, в уверенности его прикосновений, и даже в том, с какой любовью он произносил имя Ганнибала, казалось ошибочным. Ганнибал чувствовал, будто на него надели ошейник. Каждый день он все сильнее чувствовал натяжение поводка, когда они с Уиллом становились всё ближе, ближе, ближе. Конечно, всё это было только в его голове. Они были ближе, чем он мог когда-либо пожелать. Но в то же время, Ганнибал постоянно чувствовал неприятную кожу ошейника вокруг горла. Сейчас он ощущал себя животным в клетке гораздо больше, чем когда и правда был заперт. В тюрьме над ним издевались Алана и Чилтон, но страх по-прежнему ярко сиял в их глазах, стоило ему этого захотеть. Они всё еще осознавали опасность Ганнибала, боялись его. Уилл же не боялся, несмотря на все разы, убеждающие его в том, что он должен это делать. Это знание должно было сделать Ганнибала счастливым. Ему должно было быть приятно видеть, как любовь всей его жизни обращается с ним так обычно, как с безобидным элементом их картины домашнего счастья. Конечно, в прежней жизни Ганнибала боялись не все. Но люди, не знавшие его истинной сущности, всё же видели человека достойного и статусного, заслуживающего глубочайшего уважения. А что такое уважение на самом деле, если не небольшое проявление страха? На этот раз они залегли на самое дно. Гораздо глубже, чем в любые разы до этого. Возвращаясь назад, это был выбор, которым он был доволен. Всего лишь дополнительная мера, обеспечивающая не только его безопасность, но и безопасность Уилла. Ганнибала не волновало то, что он больше не поддерживает высокий социальный статус. До поры до времени. Ему было ненавистно это чувство. Словно дикий зверь, которому надели намордник. Ганнибалу хотелось расслабиться и насладиться сказочной дремотой, в которую их втянул Уилл. Он правда хотел. Но было что-то неправильное в том, что какой-то человек, хоть это и был Уилл, бродил по его дому, складывал свою одежду рядом с его одеждой в шкафу и настаивал на том, чтобы Ганнибал не клал кинзу в еду, ведь он «не любит ее». Что-то ужасающее было в том, что Ганнибал терпел грязные кофейные чашки, расставленные забывчивым Уиллом по всему дому. Он любил Уилла. Очень. Уилл был счастлив. Этого должно было быть достаточно. Но это в то же время раздражало. Ганнибал готовил завтрак. Солнце проникало в кухонное окно и заливало комнату утренним светом. Он нарезал овощи, лук и грибы для омлета на двоих. Это было обычное замечательное утро, как в большую часть дней до этого. Он услышал скрип половиц в коридоре. В другой жизни этот звук заставил бы Ганнибала насторожиться, но сейчас он знал, что это просто Уилл. Он спустился за чашкой кофе и устроился за кухонным столом в ожидании завтрака. — Что готовишь, красавчик? — спросил Уилл все еще хриплым после сна голосом. Ганнибал улыбнулся. Было легче игнорировать гнетущее чувство внутри, когда его смотритель, излучавший спокойствие и довольство в каждом вздохе, был рядом. — Омлет. Уилл одобрительно промычал, борясь с кофеваркой. Ганнибал старался игнорировать свое возмущение, когда он стал добавлять порошковые сливки в напиток, ведь знал, что любой протест будет встречен простым «мне так нравится, я всегда так пил». На самом деле это не имело значения. Это был кофе Уилла. — Грибы и сыр? — спросил Уилл, на что Ганнибал кивнул. — Белый Чеддер, — ответил мужчина, — и бифштекс. Уилл улыбнулся. Это была одно из его любимых сочетаний, что конечно было известно Ганнибалу. Вдруг он почувствовал, как кожа ошейника опять впивается в его горло, противореча желанию насладиться утром. Уилл оставил чашку на столешнице, подходя ближе к своему мужчине. Он обнял Ганнибала за талию, встал на цыпочки и положил голову ему на плечо. Потом лениво улыбнулся, оставляя поцелуй на шее. — Детка, ты меня балуешь. С этим было что-то не так. Что-то ужасно странное было в том, как Уилл обвел его вокруг пальца. Что-то неправильное было в том, как снисходительно нежно звучал голос и как собственнически обнимали руки. А особенно неправильно было то, как Уилл называл Ганнибала Лектера, Чесапикского потрошителя, «детка». Это заставило Ганнибала захотеть укусить руку, которая его кормит. Едва эта мысль пришла ему в голову, он повернулся, вырываясь из объятий. Он не понимал, что делает, когда взял в руку нож. Уилл засмеялся. Как он посмел… — Дорогой, что-то случилось? — Уилл, казалось, что-то увидел в глазах Ганнибала, и улыбка мгновенно исчезала с лица. Он сделал шаг назад, затем еще один, прежде чем удариться об дверцу холодильника спиной. — Дорогой? Все хорошо? — Уилл был зажат между мужчиной и холодильником, не имея возможности выбраться. Ганнибал поднес лезвие к его шее и надавил. Сильнее. Сильнее. — Ганнибал? — его голос прозвучал тихим и дрожащим от ужаса. Теперь мужчина уловил страх в голосе Уилла. Он исходил волнами от тела, Ганнибал мог почувствовать его запах. Красивые голубые глаза смотрели на него: круглые, испуганные и наполненные слезами. Он вспомнил аналогичную ночь на другой кухне, где Уилл выглядел почти так же. Он дрожал, и слеза покатилась по его щеке. Точно так же. Потому что той ночью Уилл тоже был предан. «Нет, нет, нет. Как это произошло?» Ганнибал уронил нож. Звук удара лезвия об пол ощущался совсем далеким. Уилл нырнул в сторону, отталкивая его и направляясь к входной двери. Ганнибал не шелохнулся, чтобы остановить его, слишком шокированный тем, что только что произошло. Все случилось за считаные секунды. Еще минуту назад у них было обычное милое утро. В какой момент что-то пошло не так? Ганнибал опустил взгляд. На полу лежала записка. Должно быть, Уилл смахнул ее с холодильника, когда прижался к нему спиной. На листочке было написано «шампунь, фета, листья салата, чоризо». Мужчина тяжело вздохнул, прикрепляя записку на место небольшим магнитом. На морозилке он заметил еще одну бумажку, которую поместили там еще несколько недель назад. «Ушел на рыбалку! Скоро вернусь! Люблю тебя!» Рядом с последним словом было нарисовано неаккуратное сердечко. Что он сделал? Боже, нет, что он натворил? Ганнибал вышел из дома, испытывая страх, потому что Уилл уже давно ушел. Слава богу. Тот сидел на крыльце, трясясь и опустив голову. Его руки были крепко стиснуты по обе стороны шеи. Уилл задыхался, пытаясь сделать судорожный вдох между рыданиями. — Милый, я… — начал было Ганнибал. — Заткнись, — сказал Уилл сквозь стиснутые зубы. Он был на грани панической атаки, Ганнибал хорошо знал все признаки. Мужчине захотелось успокоить его и попытаться как-то исправить то, что он сделал. — Дыши, дорогой,— Ганнибал положил руку Уиллу на спину. — Не трогай меня блять! Ганнибал отстранился, не желая накалять ситуацию. — Прости меня, Уилл. Я правда не знаю, что на меня нашло, и… — ему не дали договорить. — Заткнись. Заткнись. Заткнись. Ганнибал сел рядом с Уиллом на ступеньках. Его сердце разрывалось на части. Они долго молчали, пока Уилл пытался выровнять дыхание, чтобы не отключиться. Ганнибал же наслаждался видом их дома. Солнце светило на их двор, создавая пестрые узоры на деревьях. Это был прекрасный день. Точнее мог бы быть. — В чем твоя проблема? — в конце концов Уилл прервал молчание, но его голос сквозил ядом. — Я…я не знаю. — Не могу поверить, насколько же я был глуп,— Уилл покачал головой. — Не могу поверить, что я позволил себе думать, будто ты можешь быть добр к кому-то. Будто ты можешь быть кем-то, кроме </i>монстра</i>. Ганнибал пытался игнорировать боль, которой отозвались эти слова в его сердце. — Я не хочу быть монстром для тебя. Я люблю тебя. —Да, любишь. Но ты из тех людей, которые хотят разрушить то, что любят, не так ли? — Уилл лишь горько рассмеялся. Ганнибал не знал, что ответить. Он чувствовал себя опечаленным, потерянным и совсем сбитым с толку. — Я ухожу, — голос Уилла звучал решительно, но его все еще трясло. Слезы катились по его щекам. — Милый, пожалуйста, будь благоразумен…— Ганнибал поднял на него взгляд. — Благоразумен? — Уилл фыркнул. — Ты намеревался убить меня. Благоразумно будет уехать от тебя настолько далеко, насколько это вообще возможно, а затем позвонить Джеку Кроуфорду. А теперь попробуй мне сказать, что ты все еще хочешь благоразумия. — Любимый, ты сейчас не в том состоянии, чтобы садиться за руль. Боюсь, ты можешь пострадать… —Уилл открыл рот, собираясь возразить, но мужчина продолжил. — Оставайся здесь. Я уйду. — Надолго? — На столько, на сколько ты пожелаешь. — Ганнибал тяжело вздохнул. — Навсегда? — Если ты этого захочешь. — Лжец. — Уилл издал еще один невеселый смешок, и это заставило кровь Ганнибала застыть в жилах. Он не мог с этим поспорить. Он не знал, сможет ли удержаться и не вернуться, если любовь всей его жизни прогонит его вон. Он также не думал, что вообще сможет удержаться от поисков Уилла, если тот захочет уйти навсегда. Уилл стоял, а потом забежал в дом, только чтобы взять свою «сумку для побега». У Ганнибала тоже была такая. Они собирали их вместе на тот случай, если ФБР найдет их след и нужно будет быстро сбежать. В этой сумке было достаточно вещей и денег, чтобы Уилл мог попытаться начать жизнь сначала, если бы захотел. Ганнибал хотел остановить его. Ему хотелось схватить Уилла за руку, утащить в постель и крепко прижать к себе. Ему хотелось начать день заново: стереть эту версию утра, приготовить самый лучший омлет, слушать, как Уилл читает ему, пока Ганнибал работает над рисунком. Хотелось провести день вместе в ближайшем парке для собак и относиться к Уиллу лучше, хотя бы попытаться. Но он не остановил его. Ганнибал не хотел ранить Уилла еще больше. Он не смог бы жить, если бы с ним что-то случилось. И все равно он приставил лезвие к его горлу и вернул Уилла в травматичные воспоминания, которые тот так старался стереть, отказывавшись от прошлого. Он не был здесь больше в безопасности. Ганнибал очень хотел, чтобы это было не так. — Если ты хоть когда-нибудь любил меня–ты не будешь меня искать. — Уилл бросил свою сумку в машину. Мужчина почувствовал, как к его глазам подступают слезы. Это всё казалось концом. Прощанием. Как в ту ночь в Вулфтрэп, когда Уилл велел Ганнибалу исчезнуть. Это было так похоже на ту ночь. Уилл снова не хотел, чтобы он знал, где тот находится и что делает. Тогда Ганнибал не послушался. Он задавался вопросом, послушается ли он сейчас. — Я правда люблю тебя. Всегда буду любить. Уилл не смотрел на него. Единственным ответом стал хлопок двери грузовика и звук запущенного двигателя. Ганнибал вернулся в дом. Их дом. Их дом со шкафами, диванами и кофейными чашками. Он сел на пол кухни и прокручивал в уме события этого утра. Нож все еще лежал возле холодильника. Ему захотелось выбросить его в окно, хотя нож не сделал ничего плохого. Ганнибал сделал. «Ганнибал?» Он плотно закрыл глаза, не обращая внимания на слезы, катившиеся по щекам. Ганнибал чувствовал скрип лестницы своего дворца воспоминаний, проходил через каждую комнату на своем неторопливом пути в подвал. Однажды все солнечные места дворца были закрашены, омрачив самые дорогие воспоминания. «Прошу, не лги мне. Я верил тебе. Нет. Не твоя жизнь. Не так ли? Я не хочу больше думать о тебе. Я не буду скучать. Ганнибал?» Он встал, выбросил грибы в мусорку и быстро вымыл разделочную доску. Ганнибал взял нож с пола и тщательно помыл его, как будто мог стереть с него свои грехи. Он застыл, когда увидел кофейную чашку на столешнице. Ганнибал ненавидел ее. Уилл нашел эту чашку в комиссионном магазине, и Ганнибал практически умолял не покупать ее, но это было бесполезно. На ней был мультяшный рисунок рыбы на крючке с надписью «держи жизнь в руках», написанной крупным шрифтом. Ужасно. У Уилла было много таких, несмотря на неодобрение Ганнибала. Безвкусные керамические чудовища с надписями вроде «Дедушка #1», «Мне нравятся остолопы, и я ничего не могу с этим сделать», «Злой гений». Мужчина часто представлял, как разобьет каждую из них. Он вылил остывший кофе в раковину, вымыл чашку и поставил ее рядом с другими убийцами вкуса Уилла. На самом деле их было не так много и никто их никогда не видел, кроме самих мужчин. Все эти чашки не сочетались с кружками Ганнибала, простыми и утонченными. Но две чашки сочетались. Красные, с надписью «Соучастники преступления», напечатанной белым курсивом. Ганнибал никогда не пользовался своей. Они не были подарком: Уилл просто увидел их в магазине товаров для дома и настоял на покупке. Ганнибал достал свою из шкафа, налил в нее кофе и сел на диван. Он вспомнил, как он чувствовал себя без Уилла на протяжении трех лет заключения. Как болела каждая часть его тела, и это не прекращалось. Ганнибал тогда просто привык к этому. Как Уилл всегда каким-то занимал его мысли, даже если был изолирован на задворках сознания? Он помнил это, как кошмарный сон: дни и недели, в которых не было ничего стоящего, внимания. Они просто сливались в неприятную дымку. Ганнибал понял, что сейчас было хуже. Хуже хотя бы потому, что в тюрьме ему мало что напоминало о Уилле. Конечно, тот жил в его памяти, и даже один взгляд на Алану Блум мог напомнить об их прошлой дружбе. Но ту боль можно было сдержать, если бы Ганнибал попытался. Уилл купил эту дурацкую чашку, построил этот кофейный столик–первое стоящее создание после исцеления ран. Прошлой зимой Уилл помог Ганнибалу переставить всю мебель в их гостиной, чтобы освободить место для большой Рождественской ёлки. Он сложил плохо сделанные подарочные коробки у ее основания и не позволил Ганнибалу исправить их, потому что это могло испортить сюрприз. Уилл упоминал о желании открыть их пораньше, по крайней мере сто раз, но всегда менял свое решение, когда Ганнибал говорил, что они и правда могут открыть подарки в любое время. Уилл разделял с ним каждый момент своей жизни, даже те моменты, которые Ганнибал не хотел разделять. Бедный Уилл был так готов к новой жизни, был готов простить всё и начать сначала. Он хотел, чтобы на этот раз они относились друг к другу лучше, чтобы каждый шрам зажил. Уилл хотел сделать все правильно, но Ганнибал не знал как. Часть его надеялась, что Уилл испытывает то же самое. Что прямо сейчас он думает о том, чтобы развернуть свой грузовик и поехать домой. В любой момент Уилл мог вернуться и стоять в дверном проеме с сумкой в руках. Он уже прощал Ганнибала раньше, и хотя тот знал, что не заслуживал этого, в его сердце теплилась надежда на еще одно прощение. Может быть тогда он бы смог научится делать всё правильно. Ганнибал хотел, ради Уилла и только ради него, научиться любить так, чтобы не оставлять шрамов. Прошел день, потом два. Ганнибал спал на кровати, впитавшей запах Уилла. Она была слишком велика для одного. Уилл был прав. Ганнибал хотел разрушить то, что любит. Это был сильный импульс, который не волновал его до этого. С другой стороны, это не так уж и редко испытывать мимолетное желание уничтожить то, что любишь. Но, конечно, большинство людей будут игнорировать эти мысли. Уилл заставил Ганнибала почувствовать себя слабым. Не физически конечно, но эмоционально. Ему не нравилось отдавать кому-то полный контроль. Ему не нравилось, что он так сильно изменил его. Не нравилось то, что ему хотелось, чтобы его изменили. Ганнибал всегда сохранял власть над собой, и Уилл с улыбкой забрал эту возможность. Два дня превратились в четыре. Ганнибалу пришлось бороться с самим собой, чтобы не ринуться на поиски возлюбленного. «Если ты хоть когда-нибудь любил меня–ты не будешь меня искать». Что же, он правда любил Уилла. Ганнибал не хотел игнорировать его желания, он хотел быть добр. Он останется тут, не пойдет за ним. Хотел бы, но не станет. Мужчина задумался о том, чтобы завести собаку. Он никогда не любил домашних животных. Они слишком шумные, грязные и создают беспорядок. Еще из-за них бы было сложно бежать от ФБР, если бы пришлось. Однако ему нравились собаки Уилла. Уинстон, Зои и Джунипер. Больше всего ему нравился Бастер: очень спокойный и маленький в силу своего возраста. Он мог бы взять пожилую собаку из приюта неподалеку. Чаще всего люди берут щенков, но Ганнибал решил, что ему подойдет уже старая собака. Так добрее. Он предоставил, как Уилл придет домой и обнаружит её. Его лицо засветилось бы от счастья. Эта фантазия заставила Ганнибала тепло улыбнуться. Уилл бы поставил сумку и присел на колени, чтобы позволить новому питомцу обнюхать его. Он посмотрел бы на Ганнибала счастливым и растерянным взглядом, а тот просто пожал бы плечами, будто это ничего не значило. Кличка Орфей звучит неплохо. Эвридика, если это будет девочка. Уилл бы умилительно их сократил. Орф и Дика. Он дразнил бы Ганнибала за то, что тот выбрал такие вычурные имена, и лучисто улыбался. Пять дней. Ганнибал звонил Уиллу. Он не пойдет искать его, ведь он обещал хотя бы самому себе. Но он не мог бороться с желанием проверить, убедиться, что у Уилла все хорошо, где бы он не был. Звонок сразу сбрасывало на голосовую почту. Телефон Уилла был либо выключен, либо просто сел. А может он просто заблокировал номер Ганнибала. Мужчине хотелось думать, что телефон просто разрядился. В любом случае, Уилл никогда никому кроме него не звонил. На шестой день выдержка Ганнибала иссякла, когда он был в душе. Это было совершенно на него непохоже, но все таки произошло. Он не был уверен, что конкретно являлось причиной. Возможно, Ганнибал уловил запах геля для душа, которым пользовался Уилл. Возможно, тепло воды напомнило ему о руках Уилла, обнимавших его талию. «Ганнибал…» звучало у мужчины в ушах. А может ему просто очень хотелось разрыдаться, но он не чувствовал, что имеет на это право. Он сидел на полу душевой кабины, чувствуя себя крайне глупо, но зная, что его никто не увидит, он плакал сильнее, чем когда-либо в жизни. Из-за Уилла, самого себя, их обоих. Он очень скучал. Он любил Уилла. Ганнибал понимал, что он испортил что-то прекрасное. Просто взял идеальную вещь и разбил ее без всякой причины. Как он часто делал. Ганнибал никогда раньше не сожалел об этом, и это было одной из тех многих вещей, которые Уилл в нем изменил. Еще один способ сделать Ганнибала слабее. Плакать было приятно, ведь потом ему стало лучше. Это была ночь с седьмого на восьмой день. Фактически, это был восьмой день, но Ганнибалу хотелось назвать его седьмым. Он проснулся, вздрогнув. Звук того, как Уилл произносит его имя в дрожащем вопросе, снова звенел в его сознании. Он встряхнул головой и хотел снова заснуть. Ганнибал никак не мог найти себе покоя. Он посмотрел на часы, и подумал, что можно встать и сейчас. Скоро взойдет солнце. Ему потребовалась большая сила воли, чтобы не упасть на колени в преклонении, когда он увидел Уилла, спящего на их диване. Тот плотно свернулся калачиком, тонкое одеяло накрывало только его ноги. Спящий не выглядел очень спокойно, сон казался прерывистым. Уилл перевернулся на другой бок, отвернувшись от мужчины. Ганнибал ощутил сердце буквально застрявшим в горле. Прекрасный, милый, идеальный Уилл Грэм был дома. Должно быть, он пришел, пока мужчина спал, и решил его не будить. Его сумка лежала около двери. Ганнибалу стало интересно, не рванул ли Уилл сразу прямо к дивану после своего прихода? Он выглядел весьма растрепанным. Чем же Уилл занимался всю неделю? Ганнибал подумал о том, чтобы разбудить его и проводить в постель. Он также думал о том, чтобы расцеловать его кудри и сказать, как ему очень жаль. Не только за то утро, но и за каждый раз, когда он обижался просто на доброту Уилла, на попытки любить его. Уилл вздрогнул во сне, и Ганнибал вернулся в реальность. Мужчина схватил пуховое одеяло, которое Уилл всегда называл «утешительным», и накрыл его. Уиллу нравилось это одеяло и он часто говорил о том, чтобы оставаться под ним весь день рядом с Ганнибалом, пока солнце не поднимется высоко в небо и они не станут слишком голодны, чтобы бездельничать дальше. Мужчина говорил ему, что они и правда могут так сделать, но Уилл всегда отказывался. Ганнибал задумался, не хотел ли Уилл, чтобы он разделил его чувства. Хотел ли, чтобы мужчина причитал, вставая с матраса, смеялся над дурацкими кофейными чашками и желал скорейшего наступления Рождества. Ганнибал никогда не вел себя так, но, может, именно этого от него ожидали? Как много аспектов любви он делал неправильно? Уилл что-то пробормотал во сне, но, казалось, расслабился под одеялом. Они смогут поговорить, когда он проснется. Будет проще сделать это при свете дня. Небо начало лишь немного светлеть. Скоро взойдет солнце. Ганнибал бросил еще один взгляд, полный любви, на Уилла, просто испытывая облегчение от одного его вида, и пошел на кухню. Он приготовил блины с голубикой, сделав их широкими и тонкими, с хрустящими краями. Именно так, как любил Уилл. Ганнибал нажарил высокую стопку, улыбаясь мысли, что он снова готовит на двоих. Мужчина приготовил еще несколько любимых блюд Уилла: копченые сосиски и яичницу. Ему казалось, что тот будет голоден, хотя может Ганнибалу просто хотелось его накормить. Он заварил кофе и поставил на стол две чашки «Соучастники преступления». Ганнибал заглянул в гостиную. Уилл все еще спал, уткнувшись лицом в одеяло. Сердце мужчины сжалось от этого зрелища. Он игнорировал чувство давления ошейника на горле и попытался сосредоточиться на радости, испытываемый от осознания того, что он был нужен. В конце концов, у бродячих собак нет ошейника, пока им не посчастливится встретить Уилла Грэма. Ганнибал приготовил ванильный крем для блинов и уже начал накрывать на стол, когда услышал шаги, направляющиеся к кухне. Он застыл, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы набраться сил и обернуться. Уилл был завернут в одеяло и осматривал кухню, прищурив глаза из-за солнечного света. Он выглядел настороженным. От этого было больно, но это было совершенно оправданно. Уилл сделал шаг в сторону накрытого стола и окинул его оценивающим взглядом. Он опустил палец в миску с кремом, зачерпнул немного и поднес ко рту. Тишина убивала Ганнибала. Глаза Уилла были закрыты, пока он пробовал крем, и мужчине казалось, что он видит что-то запретное, редкое, неземное. Не говоря ни слова, Уилл подошел к Ганнибалу. Тот открыл было рот, но ему не дали ничего сказать. Уилл растянул одеяло и обернул им мужчину, заключал в объятия. — Мы можем поговорить об этом позже…—сказал наконец Уилл, и Ганнибал чуть не сломался, услышав его голос снова. — Обязательно поговорим. Мужчина просто кивнул на это и зарылся носом в его кудри. — Я скучал по тебе. Еще я голоден. Давай просто поедим, хорошо? — с этими словами Уилл уселся за стол, сбросив с плеч одеяло, и оно упало на стул, все еще теплое после соприкосновения с человеком. Он выглядел изнуренным. Уилл одобрительно промычал, когда положил первый блин в рот. Ощущение ошейника на шее странно успокаивало Ганнибала. — И как это понимать? — спросил Уилл. — Отвлекающий маневр или что? — Это извинение. Его начало, — поправил Ганнибал сам себя. — Как смотришь на то, чтобы нормально извиниться? — Мне жаль. Ужасно, ужасно жаль. Я не могу жить без тебя, — Ганнибал посмотрел в глаза Уилла, надеясь, что сможет так выразить искренность. Уилл кивнул, переключив внимание на сосиски. Он не простил Ганнибала, хотя тот и не ожидал этого. — Это повторится? Мне нужно брать с собой в ванну нож, на всякий случай? Ганнибалу хотелось успокоить его, убедиться, что он не уйдет. Ему хотелось сказать, что Уиллу больше не придется беспокоиться о своей безопасности. — Я не знаю. Я не хочу этого. Тогда тоже не хотел…Где ты был? Уилл поморщился, когда сглотнул. Он ел быстрее, чем обычно. — Просто катался туда-сюда, пока мне не надоело. Останавливался в мотелях, пытался понять свои чувства. Наверное, стоило поговорить с психотерапевтом, — сказал Уилл, и на его губах появилась горькая улыбка. — А что делал ты? Плохо выглядишь. — В твое отсутствие я чувствовал себя ужасно. Я не был уверен, что ты когда-нибудь вернешься. Уилл слегка дернулся, медленно жуя и вперив взгляд в стол. — Я думал об этом… — признался он после того, как сглотнул. — Думал о том, чтобы отказаться от «нас», оставив сотни миль между позади, и начать сначала. Ганнибал почувствовал укол вины, увидев выражение лица Уилла. — Ты думал, что я приду за тобой. Уилл рассмеялся. Этот звук удивил мужчину. Приятный сюрприз, но неожиданный. — Я знаю, что ты придешь за мной. Даже если ты заставишь себя дать мне фору, в конце концов ты начнешь искать меня, — он пожал плечами, улыбаясь. — Но это не остановило бы меня от попыток. Ганнибал тоже заулыбался. Он попытался замаскировать это глотком кофе, и Уилл снова рассмеялся. — Это тоже часть извинений? —спросил он, указывая вилкой на кружку Ганнибала. — Это отдельное извинение за другую мою ошибку. Уилл некоторое время был сосредоточен на завтраке. Мягкая улыбка исчезла с его лица, сменившись смущенным хмурым взглядом. — Почему это произошло? — он покачал головой. — Я не знаю. Правда не знаю. — Это не было преднамеренно, —заключил Уилл. — Конечно нет. Я едва сознавал свои действия. — Ты думал, что я собираюсь напасть на тебя? — Нет, Уилл, нет. Ты не сделал ничего плохого. — Что-то триггернуло твое ПТСР? — нахмуренный взгляд Уилла стал еще сильнее и он сделал глоток кофе. Ганнибал отрицательно покачал головой. Они не часто вспоминали его прошлое, и ему не хотелось уклоняться от темы. — Нет, никаких триггеров. — Тогда я не понимаю, — сказал Уилл. В его голосе звучало раздражение. — Это было обычное утро, мы не ссорились, все было хоро…оу. Последний слог, казалось, тяжело рухнул на стол между ними. Уилл отодвинул тарелку и провел рукой по лицу. Осознание ранило его. — Слишком хорошо, да? Не смог принять это? — по лицу Уилла было понятно, что ему больно говорить эти слова. — Мне жаль, — это было всё, что Ганнибал смог произнести. Тишина, царившая между ними, нарастала. Напряжение грозило взрывом в любой момент. Ганнибал предпочел бы взрыв, а не это адское молчание. — Так что нам делать? Что я могу сделать? — слова Уилла звучали по-доброму, но тон его был тоном человека, просто смирившегося с ситуацией. Ганнибал был потрясен, и ему потребовалось немного времени, чтобы сказать хоть что-то. — Уилл, — сказал он, — это не твое бремя, ты не обязан пытаться уберечь себя…от меня. — Знаешь, в чем весь пиздец? Мне плевать. Ты удивил меня в прошлый раз, но теперь я буду знать, что делать. Я думал, что ты готовишься зарезать меня в любой момент на протяжении первых шести месяцев нашей совместной жизни. На это мне тоже плевать. Что меня действительно волнует, так это то, что ты боишься быть счастливым. — Я бы не сказал, что боюсь, — слабо возразил Ганнибал. — Ты действовал чисто из страха, Ганнибал. Я знаю это. — Ты проник в разум монстра и нашел мотивацию его действий, — вздохнул мужчина, взглянув на безвкусную надпись на своей чашке. — Я смотрел в глаза человека, которого люблю, и видел в них страх. Мне не нужно использовать эмпатию для этого. Ганнибал кивнул, чувствуя облегчение от слов Уилла. Которого люблю. В настоящем времени. — Для такого человека как я, это пугающе, — признался мужчина. Страшно быть понятым, быть в комфорте. Я никогда не испытывал такого раньше. Уилл внимательно следил за его лицом и слушал. Ганнибал чувствовал фантомное давление ошейника на горле, но игнорировал его. — Во мне есть упрямая часть, которая не хочет принимать твою доброту, — продолжал Ганнибал. — Эта же часть не хочет давать ее. Но хочу я. Хочу чувствовать себя счастливым рядом с тобой. Хочу ценить тебя до конца своих дней. Я не знаю, как успокоить эту часть себя, которая чувствует себя в клетке, не выпуская её. — И выпустить ее значит убить меня? — спросил Уилл. Он выглядел уставшим, таким разочарованным. Ганнибалу хотелось просто отменить этот разговор. Солгать. Сказать, что это была просто странная случайность, которая никогда не повторится. — Как ты уже говорил, я вряд ли смогу удержаться и не следовать за тобой… Поэтому думаю, что ты прав. Уилл тяжело вздохнул, запустив пальцы в волосы. Он потряс головой. Так выглядело поражение. — Мы разберемся с этим, — сказал он наконец. — По крайней мере, в мире нет двух более подходящих для этого людей. Ты эксперт по поведенческим проблемам, и никто не знает кого-то лучше, чем я тебя. Мы справимся с этим вместе. – Уилл, – вздохнул Ганнибал, очарованный. Мужчина почувствовал, как к глазам подступают слезы. Должно быть, в прошлой жизни он был святым, раз заслужил Уилла Грэма в этой. — Я не хочу уходить, Ганнибал. Я люблю тебя. Так что мы будем делать всё, чтобы найти способ держаться вместе. — Я крайне дерьмово спал всё это время, а ты? — Уилл зевнул. Кофе явно не хватило, чтобы побороть его усталость. — Ужасно, — Ганнибал одарил его слезливой улыбкой. Уилл кивнул. Он встал из-за стола, подобрал одеяло и направился в спальню. — Я буду в постели. Приходи ко мне, как закончишь мыть посуду. — Конечно, милый, — Ганнибал вытер слезу со щеки. — Не задерживайся, я скучал по тебе! — крикнул Уилл из коридора. Ганнибал поспешно приступил к уборке, довольный тем, что Уилл съел почти всю еду. Действительно ли быть свободным лучше, чем принадлежать кому-то? Уилл уже почти уснул, когда Ганнибал залез в их постель. Было так уютно, мирно и тепло. Уилл перекатился, положив голову на грудь мужчины. Их ноги переплелись. — Скучал по тебе, — пробормотал Уилл. Он произнес это уже в третий раз за утро, и Ганнибал вспомнил о чашках, одеяле и Рождестве. — Я тоже скучал по тебе. Каждую минуту, — произнес мужчина, хотя был уверен, что это очевидно. Уилл обнял Ганнибала одной рукой и вздохнул. Он выглядел таким умиротворенным, почти спящим, и наконец-то вернувшимся туда, где он должен быть, и этот образ тронул мужчину до глубины души. Уилл принадлежал этому дому так же, как Ганнибал. Если Ганнибал был в ошейнике, то Уилл тоже: ему приходилось мириться с эксцентричными привычками психопата, сменяющимися предпочтениями и приличиями, которые наверняка казались ненужными. Уилл выражал лишь легкое отвращение ко всему этому, закатывая глаза и поддразнивая, но, казалось, он с удовольствием носил свой ошейник ежедневно. Ганнибал завидовал этому, ему хотелось следовать его примеру. Уилл умел любить правильно, по крайней мере в глазах мужчины. Он хотел любить так, как любил Уилл Грэм. — Нам следует завести собаку. — Что? — Уилл мгновенно оживился, очнувшись от сна, будто его ударило током. — Я уже думал об этом, пока тебя не было дома. Мы уже прочно обосновались здесь. Ты же хочешь собаку, так? — Ганнибал не хотел бороться с улыбкой на своем лице, видя довольное выражение лица Уилла. — Я просто подумал…то есть да. Конечно, я хочу собаку! Ты знаешь, насколько наш двор хорош для собаки? Ганнибал усмехнулся, очарованный волнением Уилла. Он позволил своим пальцам зарыться в его темные кудри , лениво перебирая их. — Я подумывал взять себе пса, чтобы он мог поприветствовать тебя, когда ты вернешься. — Ты ведь говорил, что думал, будто я не вернусь. — Человек всегда может надеяться, — Ганнибал пожал плечами. — У меня был бы компаньон, который мог бы заполнить пустоту, оставленную тобой. Уилл рассмеялся. — Ты серьезно? — он не продолжил, пока не получил кивок мужчины. —Хорошо, давай заведем собаку. Я имею в виду, в ближайшее время. Как только ты начнешь чувствовать себя…комфортно? — Мне легче, когда я вижу тебя счастливым, — ответил Ганнибал. — То, как ты доволен, делает идею домашнего уюта более приемлемой. — Ты думаешь, что я доволен? — Уилл фыркнул. — Разве нет? — Наверное ты прав. Хотя я всегда был одиночкой. Я чувствовал, что должен играть свою роль, когда жил с другими людьми. Нормальный сын для отца, нормальный муж для Молли, — он посмотрел на Ганнибала сверкающими глазами. — Думаю, мне просто нравится быть собой, понимаешь? Ненормальным. Ганнибал кивнул. Он знал это чувство, которое сопровождало ощущение того, что тебя приняли, хоть оно и сопровождалось желанием спрятаться. Уилл наклонился и Ганнибал встретил его поцелуем. Потом он откинулся на грудь мужчины и просто наслаждался теплом тела. И что-то в этом, что-то в руке рядом с рукой Ганнибала, что-то в шраме на щеке, груди и в сердце, бьющемся в ритм с его собственным… Что-то во всем этом заставляло его ценить тот факт, что его видят. Понимают. И даже ценить этот ошейник, ослабивший свое давление на горло.