пролог.
Енджун не может оторвать от него взгляда. Гирлянды, свисающие с потолка, мигают то синим, то красным, а затем снова синим. Мерцающий свет рисует тень на лице Бомгю, и даже тогда Енджун не может найти в себе силы отвести взгляд. Его как будто притягивает к нему, словно он зачарован тем, как разные цвета гирлянды делают глаза мальчика еще ярче. Даже когда Енджун сидит достаточно далеко от него, он может видеть вкрапления света в глазах Бомгю, пока тот поет. Мальчик снова смеется, и Енджун ловит себя на том, что погружается в воспоминание о том, как пальцы Бомгю сжимают его собственные. Он вспоминает ночи в спальне Бомгю — они смеются, держа в руках самодельный микрофон из картона. Они поют и танцуют так, как будто рядом нет никого, кто может их услышать. Енджун почти забыл, как потрясающе звучит Бомгю, когда тот погружается в музыку. Его голос — это золото, мед, стекающий с уст и, господи, никогда не хватит слов, чтобы описать то, насколько Енджун очарован одним только его присутствием. Возможно, это из-за того, как долго он был на расстоянии от него. Или потому, что забыл, как прекрасно выглядит Бомгю под светом — как из-за окружающих теней все в мальчике кажется намного ярче. (Бомгю такой прекрасный, разве нет? Он всегда был таким прекрасным?) — Хен, — мальчик звучит так, как будто на грани того, чтобы задохнуться, и Енджун чувствует тесноту в груди, когда Бомгю подходит к нему. Как будто, если мир падет прямо сейчас, то все, что он сможет видеть перед собой — это Бомгю и то, как его темные волосы падают на глаза, и ох, как прекрасно звучит его смех… — Хен? — мысли Енджуна затихают, когда Бомгю наклоняется ближе. Он понимает, что Бомгю выпил слишком много сегодня — его щеки покраснели, и он выглядит так, будто вот-вот упадет прямо в объятия Енджуна. Но каким-то образом тот удерживает равновесие и наклоняется еще ближе, кладя руку на подголовник дивана и смотря на старшего. — Ты в порядке? — Я, — это я должен у тебя это спрашивать, Гю-а. — Да, я в порядке. — Хорошо, — на губах младшего мелькает улыбка, и на долю секунды Енджун чувствует, как у него перехватывает дыхание от того, как мало осталось расстояния между их телами. Если бы он захотел, то мог бы наклонить голову и поцеловать мальчика, почувствовать его губы на своих. Сделать то, о чем думал на протяжении уже многих лет. Но Бомгю отстраняется, и смелость Енджуна вновь по спирали падает вниз, на землю. Ломается под подошвой его обуви, как всегда и происходит. Когда Бомгю поворачивается к нему спиной, Енджун вспоминает, что это он — тот, кто сделал это первым. Он первый, кто повернулся спиной, первый, кто отдалился, когда Бомгю так отчаянно тянулся к нему, пытаясь схватить за руку, чтобы ощутить хотя бы легкое прикосновение. Енджун выдыхает, даже не осознавая, что до этого задерживал дыхание. Боль в груди оседает, словно заезженная колыбельная, которая нравилась ему много лет назад. Он уже забыл текст, но почему-то уверен, что любит каждую секунду ее звучания. Не сегодня, Енджун смотрит на него, оставаясь позади, прежде чем незаметно перевести взгляд на что-то другое. Что угодно, кроме Бомгю. Не сегодня.лето.
Это первый день лета. Наслаждаться мороженым, сидя на обочине дороги, пока солнечный свет разливается по улицам. Океанский воздух, наполняющий легкие во время пробежки под покрывалом розовых облаков. День растягивается в настолько тонкую линию, и любой может увидеть, где день заканчивается и начинается ночь. Енджун долго ждал этого дня. На его столе даже стоит маленький календарь с отрывными страницами. Начало лета отмечено ярко-красным кругом. Он хотел пробежаться по пляжу, почувствовать песок между пальцами ног и ощутить вкус океанского воздуха на кончике языка. Хотел валяться на разрушенных песочных замках, которые сам бы и построил, а потом смотреть на россыпь звезд на ночном небе. Это должен был быть особенный день. Это должен был быть его день. Но вместо этого он сидит в тени автобусной остановки возле своего дома, хмурясь. — Что? Субин выглядит нервным. Переминается с ноги на ногу, а его взгляд бегает по почти пустой улице, как будто он кого-то ждет. Такое ощущение, что его совсем не заботит то, что Енджун очень недоволен из-за резкой смены планов. — Бомгю хотел, чтобы я пригласил тебя на его вечеринку. — Я его даже не знаю. Ложь. Он знает, кто такой Бомгю. На два года младше его и слишком шумный. Носит с собой гитару, которую купил шесть месяцев назад, и во время перерыва на обед неумело наигрывает на ней, сидя на скамейке. Енджун не особо в восторге от него. — Почему бы тебе не пригласить кого-то другого? — Потому что, — Субин проводит рукой по темным прядям, на его лице проскальзывает разочарование. — Он просил пригласить именно тебя. Енджун буквально видит, как ярко-красный круг в его календаре вместо этого превращается в ярко-красный крест. Как бы ему не хотелось идти, Субин не прекращает его спрашивать. Он даже появляется на крыльце дома Енджуна, с румяными щеками и милой улыбкой, украшающей его губы, и просит разрешения у его матери. Согласна ли та отпустить Енджуна с ним на вечеринку сегодня. — Почему бы нет? — мать стоит перед плитой, оглядываясь через плечо, чтобы улыбнуться мальчикам: — Тебе стоит сходить на эту вечеринку, Енджун. Может быть, ты наконец-то подружишься с Бомгю. Енджун игнорирует ее явный акцент на слове наконец-то. Как будто она ждет начала чего-то, что бы то ни было. Конечно же его мать никогда не откажется от такой возможности, ведь, в конце концов, она дружит с матерью Бомгю. Они друзья детства, которые выросли на одной улице, потом повзрослели и разъехались, чтобы спустя годы снова встретиться на той же самой улице, на которой когда-то жили. Возможно, они думают, что Енджун и Бомгю тоже будут такими же — друзья детства с ярким взглядом, которые будут видеть мир таким же, каким его видели их матери. Однако Енджун позволяет себе не согласиться с этим. В конце концов, у него нет ничего общего с Бомгю. — Да ладно тебе, у Бомгю на заднем дворе есть бассейн. Ты должен пойти! Ладно, возможно, у них есть что-то общее. Енджун вздыхает. Слово хорошо изо всех сил пытается вцепиться ногтями в его горло. Это страшно, что Субин знает его настолько хорошо, что даже знает, что нужно сказать, чтобы втянуть Енджуна в свои шалости. Но еще ужаснее то, как легко Енджуну поддаться, как будто одного слова его лучшего друга достаточно. Это первый день лета, и Енджун обнаруживает, что у него немного перехватывает дыхание, а щеки розовеют, когда он смотрит на крыльцо дома Бомгю. Он не знает, почему нервничает. Он уже столько раз видел мальчика в школе. Проходил мимо его дома так много раз, что не может сосчитать — каждый раз ловил себя на том, что, глядя на белые бетонные стены и черную дверь, задавался вопросом, что произойдет, если он постучит в нее. Теперь ему больше не нужно задаваться вопросом. — Я думаю, что тебе понравится Бомгю, — в глазах Субина появляется блеск, который заставляет Енджуна задуматься, что тот имеет в виду. — Он милый, — эти слова остаются в пространстве между ними, пока Субин идет по подъездной дорожке к крыльцу. Как будто делал это уже много раз. Это заставляет Енджуна задуматься, насколько эти двое близки на самом деле. Он милый. Бомгю милый — он слышал это так часто от своих одноклассников, друзей, а теперь и от своего лучшего друга. Но Енджун никогда не удосуживался спросить, что они подразумевают под этим, даже если любопытство копилось у него в районе затылка. Мальчик так мил, что заставляет Енджуна задуматься, а не терял ли он что-то каждый раз, когда намеренно упускал возможность поговорить с младшим? Тот настолько мил, что Енджун теряет дар речи до такой степени, что не может ничего сказать, кроме того, что тот милый. Приятный и милый. Слова милый никогда не достаточно, чтобы описать кого-то. Однако Енджун не придает этому особого значения. Сосредотачивается только на том, как солнечный свет отражается на его коже, пока идет за Субином до заднего двора. Он еще не видел Бомгю и не знает, почему узел в его животе не распутался сам по себе. Но тот лишь еще сильнее скручивается внутри него, когда он, наконец, выходит на задний двор и видит мерцающий бассейн, который отражает солнечный свет. — Пошли, хен. Повеселись немного! — он чувствует толчок в плечо, заставляющий его споткнуться. Солнце такое яркое, и Енджун застигнут врасплох тем, как много здесь людей — так много людей, которых он уже знает, и несколько тех, кого он знает недостаточно хорошо. Но он уверен, что почти все они знают, кто он такой. Сжимая челюсти, он бросает строгий взгляд на Субина через плечо. — О чем ты говоришь? Разве ты не останешься со мной? — Хен, да ладно тебе. Ты справишься. Субин даже не смотрит на него — его взгляд уже прикован к двум одноклассникам, сидящим на краю бассейна. Те сидят бок о бок, и их смех растворяется в атмосфере. Енджун лишь мельком замечает улыбку на губах Субина, прежде чем та исчезает, превращаясь в выражение чистого любопытства. — Просто иди уже! И на этом их разговор заканчивается. Енджун с горечью наблюдает, как Субин пересекает задний двор, даже не отвечая на какие-то приветствия, направленные в его адрес без особого энтузиазма. Енджун знает, что он тоже должен это сделать — должен спуститься вниз по ступенькам бассейна. Почувствовать, как вода касается тела, и позволить ей окутать его. Но он хранит тайну, спрятанную глубоко в пространстве между его ребрами. Тайну, которую знает только Субин. Насколько бы сильно он не любил плескаться в воде, он не умеет плавать. Он лишь позволяет Субину тянуть себя следом, крепко обхватив пальцами запястья, чтобы друг был уверен, что Енджун не утонет. Но теперь, когда тот прямо сейчас наслаждается разговором с кем-то другим, старший остается сидеть на краю бассейна, наполовину погрузив ноги в воду. — Глупый Субин, — он бесцельно пинает воду, наблюдая за разлетающимися брызгами. — Он пригласил меня сюда и ушел в самом начале вечеринки. Я знал, что это плохая идея… — Я могу научить тебя плавать. Енджун поворачивается так быстро, что его сердце подскакивает к горлу. Он не сразу узнает голос, и проходит мгновение, прежде чем он понимает, кому тот принадлежит. Бомгю стоит прямо за ним, с горящими глазами и румяными щеками. Енджун думает, что это из-за солнца тот выглядит таким раскрасневшимся и счастливым. Он на самом деле не понимает, почему тот выглядит счастливым прямо сейчас. — Что? — Я могу научить тебя плавать, — повторяет Бомгю, на этот раз неуверенно. Как будто начинает осознавать, что, возможно, совершил ошибку, открыв рот. Но потом мальчик качает головой и устраивается рядом с Енджуном. — Если ты хочешь, чтобы я научил тебя, я не против. Енджун усмехается. — И с чего ты взял, что мне нужно, чтобы ты учил меня плавать? Бомгю немного вяло пожимает плечами и смотрит на то, как солнце отражается от поверхности воды. — Ты просидел здесь последние восемь минут, разговаривая сам с собой. Большинство людей уже прыгнули бы прямо в бассейн и плавали в воде. Ему это не нравится. Ему не нравятся слова, сорвавшиеся с губ Бомгю. Этот маленький ребенок, кажется, всегда точно знает, что надо сказать, чтобы вывести его из себя. — Мне не нужно, чтобы кто-то учил меня плавать, — хмурится он, хватаясь за край бассейна и медленно опускаясь в воду. — Я умею плавать, — огрызается на него Енджун, уставившись на воду. Он точно знает, что его ноги все еще могут касаться пола, и это безопасно, так как глубина небольшая. Но он все равно останавливается на полпути и сразу же поднимается наверх, чувствуя, как его сердце бешено колотится о грудную клетку. Енджуну не нравится, как это звучит. — Из-за этого не стоит смущаться, хен! Многие люди не умеют плавать. — Сколько раз мне нужно тебе повторять, что я умею плавать? — лжет Енджун сквозь зубы. Он не самый лучший лжец в мире, но он лгал достаточное количество раз, чтобы знать, как казаться убедительнее даже самому себе. — Я не должен ничего тебе доказывать. — Я так не говорил! — Бомгю выглядит застигнутым врасплох, и теперь на его лице появляется тень страха. Как будто он осознал всю серьезность ситуации и существование вероятности, что Енджун уйдет, даже нормально не поговорив с ним. — Я просто хочу, чтобы ты повеселился сегодня, хен. Может быть, дело в печали, проскальзывающей в его голосе. Или искренности, начертанной в радужках его глаз, когда тот смотрит на Енджуна. В любом случае Енджун ощущает, как вина обволакивает его ребра, опутывая легкие и сердце. Когда он делает вдох, ответ срывается с его губ так быстро, что он даже не осознает, что это произошло, пока не видит, как загораются глаза Бомгю. — Хорошо, я думаю, ты можешь меня научить. Енджун всегда крепко держал свою гордость в узде. Он чувствует, как смущение разливается по венам при мысли о том, что одиннадцатилетний мальчик будет учить его, того, кто вот-вот станет подростком, плавать. Но он отбрасывает эту мысль и пытается думать, что, возможно, он делает Бомгю одолжение — ему, должно быть, достаточно скучно на собственной вечеринке, раз он добровольно решил остаться рядом с Енджуном сегодня. — Иди сюда, хен. Он колеблется. Смотрит, как Бомгю погружается в воду и ждет, когда старший тоже опустится в бассейн. — Ты в порядке? — Да, я в порядке, — вновь огрызается на него Енджун, а потом жалеет об этом, когда видит легкую обиду, искажающую лицо Бомгю. — Прости. Дай мне минутку. — Ты боишься? Конечно, он боится. Он боится, потому что Бомгю тощий и меньше него. Енджун выше и крупнее его. Если Енджун начнет тонуть, то Бомгю придется вытаскивать его тело из воды на землю. Причина, по которой Енджун больше всего доверяет Субину в обучении плаванию, заключается в том, что у него есть уверенность в том, что друг сможет спасти его в любой момент. Тот уже сделал это однажды — в океане, недалеко от берега. Это было прошлым летом, но такое ощущение, что это случилось только вчера. Енджун чувствовал, как воздух покидал его легкие, а океанская вода накрывала его с головой — он не мог дышать. Он не мог дышать, и все внутри вспыхивало болью каждый раз, когда он пытался вытолкнуть себя на поверхность. Единственная причина, по которой он все еще жив, заключается в том, что тогда Субин действовал быстро и смог вынести его на берег. Убедился, что с ним все в порядке, прежде чем в конце концов разрыдаться, потому что очень сильно волновался. После этого Енджуну уже не нравится океан. Он считает, что его страх обоснован. Бояться — это нормально, вот что ему нравится говорить самому себе. Бояться — это нормально, потому что каждый человек боится той или иной вещи. Так уж получилось, что утонуть — худший страх Енджуна. — Я буду рядом, не волнуйся. Может быть, это из-за ободряющего тона в голосе Бомгю. Или, может быть, это из-за того, что его яркие горящие глаза наполнены такой надеждой на то, что старший поверит его словам, так что Енджун действительно верит ему. — Хорошо, — он делает глубокий вдох и замечает улыбку на губах Бомгю. Она прекрасна. — Хорошо. Енджуну почти тринадцать, а Бомгю — одиннадцать. До этого Енджун никогда не чувствовал себя настолько близким с кем-то. Не в том смысле, в котором именно Бомгю заставил его почувствовать. (В тот день Енджун возвращается домой с загаром на щеках и улыбкой, от которой у него болят щеки. — Итак, как прошел твой день с Бомгю сегодня? — это просто мимолетный вопрос от матери, когда та замечает все еще мокрые волосы Енджуна, на которых еще остались капельки воды. Он переступает порог гостиной до того, как к нему возвращается дар речи. — Это было мило, — Енджун на мгновение останавливается, его пальцы обхватывают перила лестницы. Он хочет сказать что-то еще, но вместо этого произносит только: — Бомгю милый. В его глазах отражается свет послеполуденного солнца, и в этот день в нем что-то меняется. Как будто что-то сдвигается с привычной точки. Как будто теперь что-то немного по-другому. Енджун не совсем замечает этого, но теперь он стал ярче. Почти такой же яркий, как Бомгю.) — Привет, хен. Хочешь заглянуть в то новое кафе, которое недавно открылось? Я слышал, у них есть такой потрясающий десерт… — Не могу, извини. — Енджун! Не хочешь сходить с нами в зал игровых автоматов — — Извини, у меня есть планы! — Енджун, ты хочешь — — Я не могу, — Енджун делает глубокий вдох. Игнорирует узел в груди, стараясь привыкнуть к чувству, которое не покидает его последние недели. — У меня есть кое-какие дела. Давай в следующий раз? Енджун и подумать не мог, что его лето пройдет именно так. Он всегда представлял себя сидящим на бордюре со своими друзьями, поедающим мороженое в рожках и смеющимся. Он всегда думал о лете, как о времени, когда друзья научат его кататься на скейтборде, и о том, как они будут рисковать, катаясь по дорогам, где может проехать машина. Он представлял себе наполненные адреналином дни и шумные ночи, спутанные летние деньки, которые могли бы превратиться в череду полароидных снимков и несколько украденных фотографий. Но с того самого летнего дня, он обнаружил, что сближается с Бомгю. Бомгю всегда может найти для них какое-нибудь занятие: залезть на то одинокое дерево в парке, расположенном рядом с домом Енджуна. Сделать самодельные микрофоны из кусочков картона и петь во все горло, стоя на своей кровати. Бомгю всегда поет — держит ли он в руках картонный микрофон или же гитару, которую купил ему отец. Он всегда поет. Енджун танцует под любую песню, которую тот поет, и думает, что именно поэтому они идеально подходят друг другу. Они так хорошо дополняют друг друга. Так, как никто другой никогда не смог бы сделать. Бомгю может втянуть его в маленькие соревнования, и Енджун не сможет сказать «нет». Часами играть в видеоигры, сидя на полу с пачкой недоеденных чипсов на коленях. Часами вместе торчать в игровом зале, споря о том, кто же сможет выиграть игрушку в торговом автомате с когтями. (Бомгю всегда побеждает. Енджун говорит, что машина каждый раз лагает, а Бомгю лишь смеется, кладя в ладонь Енджуна маленький брелок с мягкой игрушкой. — Я выиграл его для тебя, хен. На молнии сумки Енджуна висят четыре брелка с мягкими игрушками. Он никогда не захочет их снять.) Он не осознает, насколько они близки. Даже когда Субин указывает на это, когда все только начинается. — Я не знал, что вы с Бомгю близки. — Мы не близки, — говорит Енджун на третий день лета, когда он, наконец-то, чувствует боль от загара на своих щеках. Он смотрит на все еще красный тон, который проступает на его коже. Это больно, и Енджун не может отвести глаз от того, как вспыхивают его щеки в этот момент. — Близки, — Субин смеется, и Енджун снова замечает блеск понимания в его глазах. — Ты бы никогда никому не позволил учить тебя плавать. И все же Бомгю убедил тебя доверять ему настолько, что ты позволил ему это сделать. Енджуну необходимо все его мужество, чтобы не обращать внимания на растущую волну чувств в своей груди. Субин прав, как бы ни было неприятно это признавать. Енджун бы лишь нахмурился и ушел, если бы кто-то попытался прочитать его эмоции и чувства подобным способом. Енджун думает, что он достаточно мил, чтобы все думали, что могут подойти к нему и пообщаться с ним так, будто они уже давно друзья. Но ему никогда не нравится, когда люди всерьез начинают вести себя так, будто они на самом деле знают его так же хорошо, как и Субин. Он должен был разозлиться, когда Бомгю смог так легко разгадать какую-то его часть. Но вместо этого он нашел себя смеющимся вместе с младшим и держащимся за его плечо, чтобы быть уверенным, что он не соскользнет в воду. — Мы не близкие друзья. Хотя с таким же успехом мы можем двигаться в этом направлении. Но он не признается в этом вслух. В конце концов, он крепко держит свою гордость в узде. Енджуну уже почти четырнадцать, а Бомгю — двенадцать. Он всегда думал, что Бомгю — это лето, которое впоследствии он оставит позади. Но вместо этого, это самое лето следует за ним по школьным коридорам, когда Бомгю, спотыкаясь, идет в свой кабинет с очками на переносице и машет ему рукой. — Енджун хен! Это же лето продолжает сидеть с ним на скамейках, доставая гитару, чтобы иметь возможность сыграть песню, которую любит Енджун. Он помнит момент, когда пальцы Бомгю становятся мозолистыми и шершавыми, но он все равно любит то ощущение, когда они обхватывают его запястье. Всегда тянут, как бы просят: — Останься. Не мог бы ты, пожалуйста, послушать еще одну песню, хен? Я репетировал ее прошлой ночью и хочу узнать, что ты о ней думаешь. Это лето следует за ним в их последний учебный день, цепляется пальцами за его рубашку. А затем улыбается Енджуну с тем же самым ярким блеском в глазах, что у старшего щемит в груди. Но причину этого щемления он не понимает. — Ты хочешь прийти на мою вечеринку завтра, хен? Ответ «да» — это ни что иное, как фамильярность, которую Енджун уже успел полюбить. Он думает, что лето всегда будет рядом, всегда находясь в ожидании, когда же старший заметит исходящий от этого лета свет. А свет такой милый — тот самый, который приводит Енджуна в восторг. (Как долго этот свет ждал его? Енджун не знает. Но теперь, когда он наконец заметил его, он не может не уделять ему все свое внимание.) До конца лета остается три дня. Енджуну не нравится вновь знакомить себя с чувством нервозности, пронизывающим его с головы до пят каждый раз, когда он видит ужасный крест, отмеченный в его календаре. День, когда он будет смотреть на последний летний закат и чувствовать последний привкус лета в его мороженном. Последний раз, когда будет чувствовать тепло солнечного света на своей коже до того, как то окончательно исчезнет. Енджуну никогда не нравилось это чувство. И Бомгю, наконец-то, осознал это, на третье лето после их знакомства. Осталось всего три часа до полуночи, и стук в его окно не прекращается. Енджун точно знает, кто именно готов рискнуть и выйти на улицу так поздно, не заботясь ни о чем в этом мире. Он, шатаясь, встает с кровати, его белая футболка задрана и помята. Он видит, как еще один камешек пролетает над крышей и ударяется об оконное стекло. Енджун тяжело вздыхает и практически спотыкается о свои ноги, когда распахивает окно. Летняя ночь все еще теплая, но он все равно стоит, обхватив себя руками, и смотрит на того, кто находится внизу. — Какого черта ты здесь делаешь? — шипит Енджун сквозь зубы. — Ты что, дурак? — Да ладно тебе! Я хочу кое-что тебе показать! — Бомгю одет в серую толстовку с капюшоном, и Енджун практически уверен, что тот украл ее из шкафа старшего. Она выглядит на нем слишком большой, и прямо сейчас мальчик выглядит еще миниатюрнее, чем Енджун привык видеть. Он предпочитает не позволять своим мыслям загнать себя в угол, оставляя их рассыпаться под своими ногами. — Сейчас девять вечера, Гю-а. Иди домой. — Это не займет много времени, я обещаю! Старший прерывисто вздыхает. Стук его сердца, бьющегося о грудную клетку, замедляется, утихая. Он знает, что Бомгю ни за что бы не услышал его, но это все равно не значит, что ему нравится, как это звучит. — Хорошо. Предполагалось, что снаружи тепло, но в тот момент, когда Енджун натягивает на себя темно-синюю толстовку с капюшоном и выходит из своего дома, холодный воздух впивается зубами в его кожу. Однако холод длится недолго — не тогда, когда Бомгю стоит перед ним с раскрасневшимися щеками и улыбкой, от которой в уголках его глаз появляются морщинки. Какой прекрасный. — Я хочу тебе кое-что показать. У Енджуна нет особого выбора, потому что в тот момент, когда он чувствует пальцы Бомгю на своем запястье, он, уже спотыкаясь, окончательно переступает порог крыльца и выходит на улицу. Там пусто, и Енджун слышит звук их шагов, растворяющийся в атмосфере. — Притормози! Куда мы идем? — Почему ты продолжаешь задавать мне вопросы? Не порть сюрприз, Енджун-а. Енджун сильно хмурится, услышав это. Бомгю рискует бросить на него взгляд через плечо, улыбаясь и держа старшего за руку. — Прости, я имел в виду хен. (Енджуну нравится думать, что он скорее застигнут врасплох тем, как легко Бомгю сдается, когда дело касается его. А не тем, как его сердце практически выпрыгивает из груди, в тот самый момент, когда вновь чувствует ледяные пальцы Бомгю в своей ладони.) У него болят ноги, и он чувствует, как холодный воздух еще сильнее впивается зубами в его тело, когда они спускаются по тропинке. Бомгю все еще держит его за руку, как будто не осознавая этого, и Енджун боится, что как только скажет что-то еще, то потеряет это тепло. Так что он позволяет пальцам Бомгю проскользнуть между его пальцами, заставляя себя не обращать внимания на то, насколько хорошо те подходят друг другу. — Гю-а, куда мы идем — Океанский воздух. Енджун чувствует его в своих легких, и температура воздуха становится прохладнее, чем раньше. Он закрывает глаза, не обращая внимания на узел в животе, который велит ему развернуться и идти домой. — На пляж. Слова не очень хорошо укладываются в голове у Енджуна. Словно это острые осколки, которые заставляют морщиться от боли, когда впиваются с внутренней стороны его щек. Раньше Енджуну нравился пляж. Когда летний воздух путал мысли, а Енджун чувствовал теплый песок между пальцами ног. Дело в том, что он ни разу не ходил туда без Субина. Прямо сейчас ночь, и мальчик, чья рука едва сжимает его собственную — это мальчик, которого он встретил всего несколько лет назад. Страх возвращается, и плотно обволакивает его, проникая до самых костей. Тянущая боль, о которой Енджун практически забыл. — Закрой глаза, хен. — Что? — Просто сделай это, — тепло покидает его, и он прячет разочарование, которое проникает в его грудь. Нет смысла зацикливаться на этом чувстве. Енджун так и не научился говорить ему нет — он только старательно обходит вопрос стороной, но, в конце концов, да кажется ему настолько знакомым, что он говорит это, не думая дважды. Он позволяет своим глазам закрыться и отдается всему тому, что хочет сделать с ним Бомгю. Он доверяет Бомгю, не так ли? — Я рядом, хен. Чьи-то пальцы хватают его за толстовку и тянут за собой. Он старается не думать о том, что именно так Бомгю обычно делает с ним, когда мальчику кажется, что Енджун отдаляется. Тянет его назад, говоря ему: — останься, пожалуйста, останься. (Тот не знает, что Енджун остался бы в мгновение ока, даже если бы младший не попросил.) Они идут рядом — Бомгю разговаривает с ним в надежде успокоить его нервы. Он чувствует, как пальцы Бомгю мнут край его толстовки, как будто это младший мальчик, именно тот, кто сейчас больше нервничает. Енджун настолько отвлечен его голосом, что даже не замечает, как неровный тротуар превращается в холодный песок. Конец истории Бомгю превращается в тончайшую нить, и на момент, когда тот говорит снова, его голос взволнованно дрожит. — Теперь ты можешь открыть глаза. И когда Енджун делает это, он чувствует, как все внутри него разбивается. Ночное небо такое прекрасное — оно простирается далеко за пределы того, что он может видеть, а звезды красуются на пустом полотне. Это напоминает ему о звездах, которые он рисовал на ладонях, тех, что оставили едва заметные пятнышки на его коже. Но эти намного ярче, намного прекраснее. — Мило, не так ли? Енджуну никогда не нравилось слово мило. Ему кажется, что этого слова никогда не достаточно — как будто он вот-вот произнесет слова, которые до сих пор оставались невысказанными. Но прямо сейчас эти слова застревают у него в горле, и он ловит себя на том, что произносит лишь: — Да, это мило. Он бросает взгляд на Бомгю, который смотрит на него с умилением. Их глаза встречаются, и Енджун задается вопросом: может, именно так и выглядит звездный свет. Раньше Енджун удивлялся, почему все говорят, что Бомгю милый. Но, может быть, теперь он наконец-то понимает, что они имели в виду. Бомгю милый — он милый в том плане, что непростительно громкий и не боится быть самим собой. Он милый в том плане, что его имя задерживается на губах других людей, и каждый слог звучит так прекрасно. Он милый в том плане, что Енджун знает, что на самом деле упустил так много возможностей, когда позволял Бомгю проходить мимо в коридорах, не здороваясь с ним. Теперь он не может представить, как жить, не слыша громкого смеха Бомгю, отражающегося от стен. Не уверен, сможет ли прожить хоть секунду, не думая о мальчике и о том, как сильно ему нравится видеть его улыбку. Он любит ее еще больше, когда знает, что именно он причина счастья Бомгю. Он делает глубокий вдох, игнорируя боль в груди. В любом случае, так будет лучше. Енджуну вот-вот исполнится пятнадцать, а Бомгю — тринадцать.осень.
— Тебе нравится Бомгю? Енджун останавливается, слыша отчетливый хруст листьев под своими ботинками. Сегодня холодный осенний день, и его щеки раскраснелись, а кончики пальцев дрожат, когда он прячет их в карманы пальто. — Что? Субин только пожимает плечами. Как будто это не он только что задал вопрос, от которого все внутри Енджуна вышло из-под контроля. — Хен, тебе нравится Бомгю? — Конечно, он мне нравится, — ответ звучит резко, и он чувствует, как сказанные слова режут щеки изнутри. Это жалит, но он больше ничего не говорит по этому поводу. — Он же мой друг. Субин смеется. В уголках его глаз появляются морщинки, прямо как у Бомгю, когда тот улыбается, до такой степени сильно, что болят щеки. Господи, почему он думает об этом прямо сейчас? — Ты знаешь, что это не то, что я имею в виду, хен. — Я правда не знаю, что ты имеешь в виду. Конечно, он прекрасно знает — этот вопрос вертится у него на кончике языка. Он всплывает в пространстве между ними, когда он вместе с Бомгю, когда они сидят бок о бок в автобусе, ударяясь коленями. Он обвивается вокруг струн гитары Бомгю, когда тот наигрывает пока что незаконченную песню, которую пишет и переписывает заново уже несколько недель. Но Енджун не хочет об этом думать. В конце концов, он крепко держит свою гордость в узде. — Он мне нравится, как друг, — с трудом сглатывает он. Игнорирует боль в груди, как делает уже несколько лет. Фамильярность, которую он никогда не сможет полюбить. — И все. Конечно же, это не последний раз, когда он слышит этот вопрос. Он слышит его в своей голове каждый раз, когда сидит напротив Бомгю на лавочке, когда слышит его смех между звуками его гитары. Вопрос громким эхом отдается в его костях, когда Бомгю спотыкается и в результате оказывается слишком близко к нему. Когда их ледяные пальцы касаются друг друга. (Он слышит его громче, чем раньше, когда Бомгю берет его за руку. Пальцы переплетаются, утягивая его назад просто для того, чтобы они могли идти в ногу. Становится все труднее игнорировать боль в своей груди.) Но громче всего он слышит этот вопрос, когда видит огонек в глазах Бомгю. Легкое касание пальцев, понимающий блеск во взгляде — от этого у Енджуна перехватывает дыхание. Это все оставляет его с вопросом, резонирующим в его голове. — Нравлюсь ли я Бомгю в ответ? Он не понимает, почему так думает — мальчик ему не нравится. Он мне не нравится, — тихо думает про себя Енджун, когда слышит знакомый смех Бомгю. Звук такой теплый и яркий, и заставляет Енджуна мечтать о том, чтобы снова наступило лето. Он мне не нравится. Енджуну нравится думать, что, возможно, если ты будешь говорить что-то снова и снова, то это превратится в правду. Но почему это ощущается как ложь каждый раз, когда он говорит это сам себе? Еще одно письмо. Енджун не должен удивляться — он получает по одному каждый божий день. Оно или неуклюже торчит в узкой щели его шкафчика, или аккуратно просунуто между книгами. Он всегда позволяет своим пальцам проскользить по объемным строкам письма и задается вопросом, кто станет тратить свое время на то, чтобы написать ему несколько прекрасных слов. Он не уверен, заслуживает ли услышать эти прекрасные слова от кого-то. — Еще одно письмо? Бомгю стоит прямо за ним, и у него еще более горящий взгляд, чем обычно. Есть что-то в том, как тот переминается с ноги на ногу. Как будто ждет, как что-то вот-вот произойдет. Енджун только бросает на него странный взгляд, прежде чем осторожно достать конверт, аккуратно вставленный между его книгами. — Да, еще одно. — Ты не собираешься его читать? Бомгю ведет себя сегодня по-другому. Зубы впиваются в нижнюю губу, пальцы сжимают футляр от гитары сильнее, чем необходимо. Костяшки пальцев побелели, но мальчик, кажется, этого не замечает — его взгляд прикован к Енджуну. Ждет. — Я прочитаю, — Енджун чувствует очертания букв, написанных на обратной стороне конверта. Обводит контур своего имени — Чхве Енджун. Только его имя и ничего больше. Каким-то образом у него в животе возникает неприятное чувство, из-за которого перехватывает дыхание, а щеки краснеют сильнее, чем когда-либо. — Я прочитаю его сегодня вечером. И на этом разговор заканчивается. Они снова идут в ногу, пока Бомгю рассказывает ему о своих занятиях. Енджун убирает письмо в свой открытый рюкзак, оставляя его лежать на дне. Не совсем заботясь о том, что с ним случится. Он не замечает тоскующего взгляда, которым Бомгю его одаривает. То, как тот прикусывает нижнюю губу, отводя от него взгляд только для того, чтобы слегка улыбнуться, прежде чем уставиться на свои ботинки. Енджун не позволяет себе слишком много думать об этом. (Как только он заходит в свою комнату той ночью, он достает письмо из своего рюкзака. Синий конверт уже немного помят, и мальчик едва различает выгравированный контур своего имени на обратной стороне письма. Тем не менее, это все еще там — маленькие очертания Чхве Енджун заставляют его чувствовать, как сердце подскакивает к горлу. Сделав глубокий вдох, он дрожащими руками выдвигает ящик и аккуратно кладет письмо поверх всех остальных, нераспечатанных. Он чувствует, что пока не заслуживает того, чтобы читать чьи-то прекрасные слова, посвященные ему.) — Ты прочитал, хен? — Что? — Енджун перестает листать свой блокнот и бросает взгляд через плечо. Бомгю стоит с полными надежды глазами и нервной улыбкой. Однако старший не замечает этих мелких деталей. — Нет, пока нет. А что? — О, — улыбка сползает с губ Бомгю. Легкое разочарование отражается на его прекрасном лице. (Енджуну это не нравится — ему никогда не нравится видеть мальчика расстроенным.) — Ничего страшного. Просто скажи, как только прочитаешь его. Енджун думает, что эта тема изжила себя. Но, вместо этого, данный вопрос преследует его каждый божий день после этого. — Хен, ты прочитал письмо? И реакция остается такой же, что и всегда. — Пока нет. Я прочитаю сегодня вечером. Вскоре Бомгю перестает спрашивать. Наверно, слишком устал, слишком разочарован одним и тем же ответом. Похоже, это не тот ответ, который он хочет получить. Но Енджун этого не замечает. Он никогда не замечает таких мелких деталей. Вопрос остается в промежутке между днями, которые они проводят вместе, и теперь Енджун знает, как надо отвечать. Ответ вертится на кончике языка, словно ожидает, когда его произнесут вслух. На всякий случай. — Пока нет. Я прочитаю сегодня вечером. Енджун не понимает, что Бомгю уже давным-давно перестал спрашивать. Однако есть еще один вопрос, который так и остается нерешенным. Он никогда не перестает преследовать Енджуна, как и то лето, когда он наконец познакомился с Бомгю, дергающим его сзади за форму и просящим притормозить. Этот вопрос похоронен вместе с остатками других мыслей на кладбище, находящимся в его груди. Он думает, что этот вопрос больше не всплывет — может быть, на этот раз он обретет покой. Вместо этого он всплывает в самое неподходящее время. Нет, неправильно — для этого нет неподходящего времени. У этого вопроса нет наихудшего времени. Так кажется только из-за страха, который связан с этим вопросом. Тихое о нет, когда он на самом деле понимает, что происходит. — Тебе нравится Бомгю? Он слышит этот вопрос в последний раз, когда стоит с мальчиком в круглосуточном магазине. Прошло две недели с его дня рождения, и Бомгю, как ни странно, уделяет ему еще больше времени, чем обычно. Может быть, это потому, что мальчик все еще чувствует себя виноватым из-за того, что забыл о дне рождения Енджуна. (Енджун сказал, что все в порядке — в любом случае это не имеет значения. Он не говорит, что практически весь день ждал, когда Бомгю позвонит ему и скажет: с днем рождения, хен. На самом деле, даже сообщения было бы достаточно. Но эти две вещи происходят только в час ночи. Спустя два дня после дня рождения. Запоздалое поздравление с днем рождения, хен! Мне жаль, что я не смог поздравить тебя два дня назад. Я был очень занят. Енджун ответил ему, что все в порядке. Он не сказал, что почувствовал боль в груди, когда осознал, что Бомгю забыл о нем. В конце концов, он крепко держит свою гордость в узде.) Холодно — кондиционер внутри не работает, так что Енджун должен чувствовать облегчение после того, как провел весь день на улице, где мороз плотно окутал его тело. Вместо этого его пальцы дрожат, и даже то, что он держит их в своей толстовке, не помогает. — Я пока не хочу идти домой, — вздыхает Бомгю, нежно прижимаясь к боку Енджуна. — У меня так много работы, которую нужно сделать, когда я вернусь домой. Енджун смеется. — Так вот почему ты умолял меня погулять с тобой сегодня? Потому что ты знаешь, что я выбираю самый длинный маршрут, чтобы дойти до дома? — А ты шаришь, — Бомгю дергает за шнурок толстовки Енджуна, заставляя уголки рта старшего мальчика изогнуться в недовольной гримасе. Но младший лишь улыбается в ответ, и в уголках его глаз появляются морщинки, как всегда, когда тот по-настоящему счастлив. Бомгю всегда так улыбается, когда они вместе. Енджуну нравится думать, что он единственный, на кого мальчик так смотрит. — Если я угощу тебя чем-нибудь, ты позволишь мне проводить тебя домой? — Я сегодня на автобусе, — отвечает Енджун довольно беспечно. Он прекрасно знает, каким будет его ответ, но в любом случае ему нравится время от времени заставлять Бомгю плутать в кругу его слов. — У нас все еще есть долгий путь от автобусной остановки до наших домов. — Ты думаешь, что я пойду с тобой? Ты живешь в противоположном от остановки направлении. Было бы проще, если бы ты не переехал на другую улицу в прошлом году. Бомгю приподнимает бровь, губы изгибаются вверх, рисуя улыбку. — Это не мешало тебе провожать меня домой раньше. Енджун чувствует, как к его щекам приливает жар. Это не проходит, распыляя красный оттенок на его коже, но он больше ничего не отвечает. Лишь отодвигается от тепла, которое дает ему Бомгю, и наклоняет голову в сторону стеллажей. — Просто иди и купи нам снэки, пока я не передумал. Бомгю знает, что всегда побеждает. Однако Енджун не возражает против этого — ему нравится, когда он видит, как загораются глаза Бомгю из-за него. Даже если причина абсолютно нелепа. Три минуты спустя Бомгю снова врезается в него, держа в руках пластиковый пакет. Когда Енджун мельком видит то, что тот купил, он пристально смотрит на младшего мальчика. — Серьезно? — Что? — Бомгю достает один из маленьких фруктовых льдов и кладет это холодное угощение в ладонь Енджуна. — Такие десерты, как этот, идеально подходят для холодной погоды. — Ты заболеешь, если съешь что-то холодное в такую погоду, — Енджун вздыхает, но это не мешает ему открыть упаковку с холодным угощением. Ему даже не нужно оборачиваться, чтобы увидеть Бомгю, удовлетворенного тем, как легко Енджун сдается, когда дело касается младшего. Бомгю цепляется за его толстовку сзади, когда они, спотыкаясь, выходят на улицу. Холодный воздух вновь впивается зубами в их кожу. Енджун позволяет мальчику оставаться так какое-то время — пальцы, обхватывающие его сзади, тихо просящие притормозить. (Он старается не думать о том, как иногда Бомгю просит его остаться. Он не уверен, понимает ли Бомгю вообще, что Енджун никогда не уйдет от него.) Голова Енджуна наполнена мыслями о тепле Бомгю и о том, насколько это ошеломляюще — он знает, что Бомгю делает это не намеренно. Тот даже не подозревает, какой эффект оказывает на Енджуна. Его глаза постоянно раскрывают каждую потайную часть Енджуна. Но даже годы спустя мальчик все еще цепляется за ниточки старшего, словно пытается понять, как сильно может за них потянуть, при этом не порвав. Он загадка для кого-то вроде Бомгю. Или, по крайней мере, он думает, что он загадка. — Ты не собираешься его есть? Я купил это для тебя. Енджун бросает взгляд на фруктовое мороженое, которое медленно тает. Боже, иногда ему действительно необходимо силой вытаскивать себя из собственных мыслей — в последнее время он становится слишком рассеянным. — Я съем его, — его голос грубоват, но сами слова мягкие. — Ты купил это для меня. — Точно. Ты знаешь, сколько из своих карманных денег я экономил только для того, чтобы угостить тебя? Енджун бросает на него взгляд и прячет улыбку, которая почти сама собой появляется на его губах. — Я чувствую, что теперь ты постоянно будешь про это напоминать. — Ты так хорошо меня знаешь, хен. Сердце Енджуна не должно биться чаще от этих слов. Но одна мысль о том, что он единственный, кто так хорошо знает Бомгю, и он ничего не может с собой поделать. Глупый. Он проглатывает это слово, чувствуя, как каждая буква стекает по его горлу. Он прячет свое сердце, которое вот-вот выпрыгнет из его рук. И делает глубокий вдох, чтобы успокоить биение сердца о грудную клетку. Не нужно позволять Бомгю слышать этот хаос внутри него. Бомгю все равно не поймет. Автобус почти пуст, когда они падают на задние сиденья, сумки опускаются под ноги. Он чувствует, как Бомгю пододвигается вплотную к нему, но мальчик не говорит ни слова. Он позволяет их рукам соприкоснуться, но не протягивает свою руку ближе — этого вроде как достаточно. Этого достаточно для них. — Хен, я могу кое-что у тебя спросить? — Что именно? — Как ты думаешь, мы когда-нибудь забудем друг друга? Енджун смотрит на него и чувствует, как его сердце замирает в груди. Послеполуденный свет быстро угасает — так быстро, что даже глаза Бомгю кажутся темными. Звук сминающейся в его пальцах обертки сопровождает прерывистое дыхание Енджуна. Все началось так: два лучших друга, которые вплелись в жизни друг друга. Одна нить обвилась вокруг их тел, еще больше связывая их вместе так крепко, что оторвать их друг от друга теперь будет больно. Енджун почувствовал, как эта ниточка начала распускаться, когда узнал, что Бомгю переезжает. Тебе просто нужно будет пройти немного дальше и перейти на мою улицу. Это не так уж далеко, — сказал ему как-то Бомгю, когда они сидели на крыльце дома старшего мальчика, в конце летнего дня в прошлом году. — Мы все еще можем навещать друг друга. — Я не собираюсь каждый день проделывать такой путь до твоего дома пешком. — Это все, что Енджун ответил ему, прежде чем оттолкнуться от бетона и зайти в свой собственный дом. Он не знал, почему его расстроил тот факт, что Бомгю переезжает. Он знал, что это не так уж и далеко, но все же не мог не почувствовать, как нить начинает ускользать из его пальцев. Независимо от того, как сильно он пытался удержать ее, он не мог остановить то, что та медленно распускалась сама по себе. (На следующий день, когда уже почти стемнело и уличные фонари начали включаться, Бомгю стоял перед своим лучшим другом. У Енджуна были розовые щеки и грубый голос, потому что: я пробежал весь путь от своего дома до твоего, а это действительно далеко. — Зачем? Это было все, о чем спросил Бомгю. Он не понимал, почему Енджун прекратил с ним общение практически на день, а потом вот так прибежал к его двери. Енджун замер. Вздохнул и ухватился за торчащую нитку на своей рубашке. — Мне нужно было увидеть тебя, — прошептал он мягким голосом. — Вот и все. Потому что я скучал по тебе. Однако он не произнес этих слов вслух. Как бы сильно ему ни хотелось сказать себе, что он крепко держит свою гордость в узде, он чувствовал, как переплетенные нити начинают распускаться. Медленно, медленно.) Нет, конечно же нет. Он хочет произнести это вслух. Но слова кажутся тяжелыми — как будто несут в себе слишком много обещаний, слишком много историй, которые никогда не достигнут конца. Так что он разбирает эти слова на части. Отбирает каждый слог, каждую букву, пока это идеально не помещается у него во рту — история из трех слов. — Надеюсь, что нет. Бомгю тяжело вздыхает и прижимается всем телом к изогнутой спинке сиденья. Он выглядит так, словно ему есть что сказать. Но вместо этого лишь нерешительно улыбается Енджуну, и в его глазах отражается темнеющий послеполуденный свет. — Да, — тихо бормочет он. — Я тоже надеюсь, что нет. — Тебе не обязательно провожать меня домой. — Разве ты не умолял меня об этом? — Я не умолял тебя. Даже когда Бомгю прищуривается, глядя на него, Енджун не может не рассмеяться, глядя на хмурое выражение лица другого мальчика. Сейчас сумерки — холоднее и темнее. И все же Енджун все еще чувствует остатки тепла от тела Бомгю, прижимающегося к нему. Даже несмотря на то, что Бомгю снова и снова говорил, что все нормально и ему больше не надо провожать его до дома, его второй натурой стало притягиваться к Енджуну. Как будто ему предписано находиться рядом. — Хорошо, ты не умолял меня об этом, — вздыхает Енджун и протягивает руку, чтобы позволить их пальцам слегка соприкоснуться, прежде чем он отстраняется. Его голос, как всегда, мягкий. — Но ты знаешь, что я сделаю все, о чем ты меня попросишь. Енджун цепляется за пространство между ними, удерживая себя от того, чтобы протянуть руку и позволить их пальцам переплестись. Он крепче сжимает теперь уже пустую обертку от мороженого, все еще ощущая вкус клубники на кончике языка. Бомгю лишь мажет по нему взглядом, прежде чем на его губах появляется легкая улыбка. — Даже когда я скажу, что мне нужна твоя помощь, чтобы спрятать мертвое тело? В этот раз Енджун смеется, наконец-то чувствуя, как натяжение эмоций ослабевает вокруг его костей. — Особенно когда тебе нужна будет моя помощь, чтобы спрятать мертвое тело. Есть одна вещь, за которую Енджун любит Бомгю — это то, что тот никогда не сдерживает себя. Он тот мальчик, который рискнет всем и прыгнет головой вперед, не глядя на последствия, написанные на линиях его ладоней. Говорит каждое слово так, будто его острый край ни за что не оставит пореза на его щеке после того, как слово будет произнесено вслух. Потому что по его мнению, это того стоит. Но прямо сейчас он тих и смотрит на Енджуна так, словно у него непреодолимая боль в грудной клетке. — Что такое? — Что? Енджун хмуро смотрит на него, изогнув брови. — Ты в порядке? Ты выглядишь так, словно хочешь что-то сказать. Бомгю действительно выглядит так, словно хочет что-то сказать. Но когда его взгляд падает на старшего мальчика, он только качает головой с легким смешком. — Не думай об этом слишком много, хен. Это мелочь, — небольшое ударение на последнем слове заставляет сердце Енджуна подскочить к горлу, пока он смотрит, как младший мальчик делает шаг вперед. Он редко видит его с этой стороны. Младший — всегда тот, кто дергает Енджуна за рубашку сзади. Тихо прося его притормозить и остаться рядом. Так что видеть его таким — оглядывающимся через плечо, с горящими глазами под темнеющим небом, когда с его губ срывается очередной смешок — удивляет Енджуна. Существует теория, что для всех время течет по-разному. И прямо в этот момент Енджун чувствует, как его мир замирает. Тихий вздох. Тот, который ощущается практически мимолетным. Но он прямо тут, в пространстве между ними. В свете наступающих сумерек Бомгю выглядит прекрасно. И Енджун никогда не хотел ничего больше, чем запечатлеть эту секунду, чтобы она осталась такой до конца времен — он, находящийся всего в шаге от Бомгю, пока тот смотрит на него через плечо, прищурив глаза и показывая такую знакомую улыбку, которая вызывает в груди Енджуна прилив эмоций. Господи, Енджун закрывает глаза, когда чувствует, как обертка сминается в его ладони и пальцах. Она больно впивается в кожу, но он больше ничего не говорит. Что со мной не так? — Мы пришли, хен. — Что? Когда Енджун смотрит на дом и чувствует, как все внутри него начинает медленно рушиться. Нить, которую он наматывал на пальцы, распутывается так быстро, что он уже не может удержать ее от падения на землю. Бомгю смотрит на него сияющими глазами, и в них отражаются звезды, когда тот протягивает руку, наконец позволяя их пальцам заполнить пустое пространство между их руками. Он чувствует тепло. Такой резкий контраст с холодной осенней ночью. — Спасибо, что проводил меня домой, хен. Я знаю, это ужасно, что мы живем далеко друг от друга, — вздыхает Бомгю, его большой палец скользит по изгибам костяшек Енджуна. — Я просто хотел сказать, что я правда благодарен тебе за то, что ты все еще выбираешь прогулки со мной каждый день. — Не так уж и далеко, — беспечно пожимает плечами Енджун, его голос такой же легкий, как всегда. — Помнишь, как я пробежал весь путь от своего дома до твоего? Бомгю закатывает глаза и испускает еще один раздраженный вздох. — Я все еще не понимаю, зачем ты это сделал. Потому что я скучал по тебе. Прошел уже год, а Енджуну все еще не хватает смелости произнести эти слова. Чувствует, как острые края слов прижимаются к его щеке, и когда он выдыхает, что-то внутри него болит. Он не может не задаваться вопросом, что произойдет, если он произнесет их вслух. Однако Бомгю пристально смотрит на него, и выражение его лица смягчается. Наступает пауза, от которой у Енджуна перехватывает дыхание, когда Бомгю смотрит на него слишком долго. Когда тот отстраняется и отпускает его руку, Енджун уже снова жаждет его тепла. — Доберись домой целым и невредимым, хорошо? Бомгю колеблется секунду, прежде чем слабо кивнуть головой, улыбаясь старшему мальчику с такой нежностью, что Енджун чувствует, как что-то внутри него болезненно ноет. Когда Бомгю наконец заходит внутрь своего дома, Енджун все еще стоит там, и его сердце подскакивает к горлу. Что-то застряло в пространстве между его ребер — все невысказанные слова. Все слова, которые он когда-либо хотел сказать младшему. Возвращаясь домой, он слышит, как листья хрустят под его обувью. Он думает, что это помогает на мгновение приостановить мысль, которая уже почти проникла ему в голову. Он знает, о чем она. Но он не знает, готов ли произнести ее вслух. Когда он наконец возвращается домой, то опускается на колени и прижимается спиной к двери своей спальни. Его щеки раскраснелись, а руки не перестают дрожать. Его сердце не перестает бешено колотиться в груди. Настоящий хаос. Бунт, которого он так долго ждал. Взрыв, и все сразу же превращается в ничто. Не остается ничего, кроме страха. Тебе нравится Бомгю? Енджун закрывает глаза. — Да. Он мне очень сильно нравится. (Впервые за долгое время, когда слово да для него незнакомо.)зима.
Енджуну семнадцать, когда он понимает, что существует огромная разница между тем, когда ты знаешь правду и когда признаешь ее внутри себя. Он думает, что уже и раньше знал, насколько сильно ему нравится Бомгю. Это чувство проникало прямо в маленькие пространства между ребер каждый раз, когда он слышал, как голос Бомгю эхом отражался от четырех стен его спальни. Эта мысль крутилась в уголках его разума каждый раз, когда Бомгю смеялся над одним из их маленьких обсуждений, когда они сидели на скамейках. Это те самые постоянно невысказанные слова, когда Енджун протягивал к нему руку и говорил: Гю-а, ты очень хорошо справился. Но мысль о том, что он наконец осознает то, что чувствует к мальчику — это совсем другое. Это противостояние эмоций каждый раз, когда он слышит смех Бомгю. И все, о чем может думать — это то, как сильно Бомгю напоминает ему о каждом лете, которое они проводили вместе, и о каждой мимолетной мысли, в которой ему хочется поцеловать его прямо здесь и тогда. В тот момент, когда он осознает это, то не может перестать думать об этом. Вообще. Он не хочет, чтобы ему нравился Бомгю. Ему не хочется, чтобы ему нравилась идея поцеловать Бомгю. Ему не хочется, чтобы ему нравилась идея пригласить Бомгю на свидание, взять того за руку и сказать, что он такой… такой прекрасный. Но она ему нравится. Она нравится ему так сильно, что он чувствует, как слова просачиваются прямо в его грудную клетку каждый раз, когда Бомгю находится так близко к нему, его яркие глаза всегда направлены на него. Она нравится ему так сильно, что он больше не может заглушать стук собственного сердца, бьющегося о кости, когда Бомгю кладет голову к нему на плечо, когда они сидят в автобусе, пока на них льется угасающий послеполуденный свет. Бомгю — это тот, кого, как он знает, он будет любить еще много дней. Он просто не знает, будет ли кто-то такой, как Бомгю, смотреть на него в таком же плане. Все начинается с письма. Оно, сложенное в красивый конверт, аккуратно лежит на столе Бомгю во вторник утром. Енджун знает этот день, как свои пять пальцев — помнит, как ругал Бомгю, смахивая пальцами маленькие снежинки с его волос, прежде чем обернуть шарф вокруг его шеи. — Ты такой идиот, — вздыхает Енджун, поправляя шарф на шее. — Снег идет уже несколько дней. Почему ты решил, что сегодня снега не будет? Посмотри, что случилось, теперь ты дрожишь. — Мне не холодно, — бормочет Бомгю, кончики его ушей краснеют. На его щеках появляется слабый румянец, когда мальчик поднимает взгляд, поджимая губы. — Ты слишком много волнуешься обо мне. — Как я могу не волноваться о тебе? Ты всегда попадаешь в неприятности. — Я не всегда попадаю в неприятности. Сейчас почти семь утра, и в свете ламп в коридорах Енджун видит, как глаза Бомгю загораются весельем. Приятно видеть Бомгю таким — с раскрасневшимися щеками и в накинутом на плечи безразмерном пальто. То, которое мальчик позаимствовал из шкафа Енджуна две недели назад, потому что было не очень тепло, и Енджун не мог думать о том, что Бомгю выйдет из его дома в одном тонком свитере. — Но это так, — усмехается Енджун, проходя мимо дверей в кабинет Бомгю. — Удивляюсь, как ты еще не… Остальные слова вылетают у него из головы, когда он смотрит на маленький голубой конверт, лежащий на столе Бомгю. Прекрасным почерком на обороте написано имя его лучшего друга, и черные чернила блестят в утреннем свете. Енджун не знает почему, но ему кажется, что окружающий мир теряет свой привычный фокус. Медленно, медленно. — Что это? Бомгю поспешно берет конверт, убирая его между страницами блокнота, а затем в рюкзак. Он выглядит немного раздраженным — зубы впиваются в нижнюю губу, взгляд опущен вниз. — Просто… еще одно признание. Наверно. — Наверно? — Ничего особенного. Енджун смотрит на него на мгновение дольше, чем следует. Игнорирует боль, которая замирает в промежутках между его ребрами. — Кто-то в тебя влюблен, Гю? — Я не знаю, возможно? Но я не заинтересован в этом. — Правда? Бомгю колеблется, взгляд его блестящих глаз останавливается на Енджуне. Аккуратно запоминая каждую черту, каждую эмоцию, которая мелькает у старшего, перед тем, как вновь заговорить. Голос мальчика мягок, как и всегда. — Правда, — шепчет тот. — Я обещаю. Это не прекращается. Приходит все больше и больше писем. Они аккуратно лежат на столе младшего ранним утром в понедельник. Торопливо просунуты в узкую щель его шкафчика и мягко оседают к ногам мальчика каждый раз, когда тот открывает дверцу. Енджун всегда задает вопросы. Они приурочены к каждому слову из каждого письма, написанного для младшего. — От кого на этот раз? — Ты дружишь с этим человеком? — Он тебе нравится? Бомгю всегда смеется, когда всплывает последний вопрос. — Нет, окей? Я не заинтересован ни в ком, — последние слова жалят — они впиваются зубами в горло Енджуна, заглушая очередной порыв храбрости в его груди, когда он хочет кое-что сказать. Что-то вроде: Бомгю, ты мне нравишься. Ты мне так сильно нравишься. Я тебе нравлюсь? Ему было бы легче справиться с собственными чувствами, если бы остальная часть школы не заметила изменений в чертах лица Бомгю. Несколько лет назад они вдвоем могли пройти по коридорам школы без единой реакции от остальных учеников, и никто бы не пришел в изумление при виде них. Енджун — первый из них двоих, кто привлек всеобщее внимание. Золотой мальчик, как его называют то тут, то там. Лучший в своем классе, невероятно привлекательный и прекрасно ладящий со всеми вокруг. У него очень большой потенциал в том, чтобы находиться в центре внимания всю его жизнь. Бомгю говорит, что Енджун создан для того, чтобы его любил весь мир. Он создан для того, чтобы его имя звучало как песня, которую каждый рано или поздно полюбит. (Но чего младший все еще не понимает, так это того, что Енджун не хочет никого другого. Он только хочет, чтобы Бомгю смотрел на него и любил его. Ему не нужно, чтобы весь мир любил его. Ему только нужно, чтобы Бомгю любил его так же, как и он.) Енджун думает, что у него есть все, чего он когда-либо хотел, что ему больше ничего не нужно. Но всегда чего-то не хватает. Бомгю был его тенью. Занимал достаточно высокое положение, чтобы считаться отличником, и дружил почти со всеми. Но всегда был на шаг позади Енджуна, постоянно протягивая руку вперед, чтобы убедиться, что Енджун его не бросит. В тот день, когда люди начали уделять Бомгю больше внимания, мир начал смещаться с привычной оси. Бомгю всегда был таким прекрасным — таким болезненно ярким, и Енджун боялся, что сгорит, если будет слишком близко к нему. Маленькому свету его жизни. (До этого Енджун не знал, что такое свет. Но теперь он может чувствовать его отсутствие, когда находится в одиночестве. Он не знает, какой будет его жизнь, если он когда-нибудь потеряет свой источник света.) Бомгю стал настолько прекрасным, настолько ярким, что люди больше не могут не обращать на него внимания. Тот мальчик, который сидел на скамейках и играл на гитаре недописанные песни, теперь заставляет всех гнаться за ним. Желать его, учиться медленно любить его. Так же, как Енджун за последние годы научился любить его. С каждым шагом, который они делают, Енджуну кажется, что они отдаляются друг от друга все больше и больше. Сначала он не замечает эту пустоту — Бомгю увлекается своими новыми друзьями, и его смех эхом отскакивает от стен кабинетов и коридоров. Енджун всегда остается позади, ожидая, когда Бомгю оглянется через плечо, чтобы увидеть, как глаза младшего сияют. Теперь он — тот, кто пытается догнать своего лучшего друга. Пальцы сжимают часть школьной формы Бомгю, прося того остаться. Притормозить и осознать, что тот оставляет его позади. Что расстояние между ними заставляет Енджуна чувствовать себя более одиноким, чем когда-либо до этого. (Енджун не знает, что делать. Нить распутывается все больше и больше, и все, что он может делать, это наблюдать, как она медленно опадает к его ногам. Небольшое напоминание о том, что он теряет прямо сейчас. Как вы объясните кому-то, что чувствуете себя так, словно вас оставляют позади, когда этот человек находится на расстоянии всего нескольких шагов от вас?) — Знаешь, у меня такое чувство, что я тебя совсем не вижу. — Говорит тот, кто последние две недели гоняется за любовью всей своей жизни. Енджун вздыхает на это: — Он не любовь всей моей жизни, — ответ слабый, но, по крайней мере, последнее слово осталось за ним. Но он действительно чувствует себя плохо из-за того, как вел себя последние недели, и поэтому подбирает последующие слова. — Прости, это моя вина. В последнее время я становлюсь слишком рассеянным. Субин едва поднимает взгляд от бумаг, разбросанных по столу. Енджун знает его достаточно хорошо, чтобы заметить легкое подергивание губ, так как его явно забавляет ситуация, возникшая между ними. — Я думаю, мы с тобой оба знали, что должность президента студенческого совета в конечном итоге приведет к тому, что наша вечная дружба покатится вниз по самому отвратительному пути. Но нам есть что вспомнить. Енджун усмехается. — Если ты думаешь, что так просто избавишься от меня, то ты ошибаешься. — Я знаю. Я чувствую, что должен буду переехать на другой конец света, чтобы избавиться от тебя. — Ты же знаешь, что я поеду за тобой и на другой конец света. — Как отвратительно мило, — небрежно отвечает Субин, пока Енджун смеется. Сейчас обед, и все же они отсиживаются в кабинете студенческого совета, потому что Субин не может оторваться от своей бумажной работы, а у Енджуна нет желания ходить по столовой в попытке найти свободное место, а потом с тоской смотреть на того единственного мальчика, который завладел его сердцем. Глупо то, насколько сильно тот ему нравится. Нравится ему настолько, что больно видеть старшего, не имеющего достаточно смелости, чтобы рассказать о своих чувствах. Этого более чем хватает, чтобы Енджун чувствовал боль, заставляющую его убегать и хоронить любые остатки чувств к младшему, потому что так проще. — Но почему ты все-таки тут? Почему не с Бомгю? — Он… занят, — тихо бормочет Енджун, чувствуя, как температура в кабинете еще сильнее понижается. — И мы уже давно не общались по-нормальному. Это то, что заставляет Субина оторвать взгляд от чтения школьных писем. Тень беспокойства искажает его черты, и на губах появляются следы хмурости. — Что? Вы поссорились? — Нет, просто… — Я чувствую, что теряю его, и понятия не имею из-за чего. — Сейчас у нас не самые лучшие времена. Вот и все. — Хен, — Субин тихо складывает разбросанные бумаги в папку, прежде чем отложить ее в сторону. — Ты знаешь, что я могу сказать, когда ты что-то от меня скрываешь. Но при этом я не могу силой заставить тебя рассказать мне то, что ты решил держать в секрете. — Мы друзья уже целую вечность, и ты только сейчас это осознал? Субин лишь слабо улыбается на эти слова. — Ты знаешь, что я рядом, если ты нуждаешься во мне, да? Даже если иногда я отвечаю спустя целых три часа, я всегда найду время поговорить с тобой. — Я знаю, — Енджун вздыхает немного неуверенно и неровно. Пытаясь успокоить бунт, который вызывает его сердце в пустом пространстве груди. — Я ценю это, Субин. Спасибо. Как бы сильно Енджун не хотел рассказать обо всем, что чувствует, он уже может предвидеть слова, которые ему скажет друг. Расскажи ему, что ты чувствуешь, — скажет Субин. Мягко и аккуратно, потому что Субин именно такой — он достаточно хорошо знает Енджуна, чтобы понять, что старший мальчик крепко держит свою гордость в узде. — Всегда есть вероятность, что ты не нравишься Бомгю в том же самом плане. Но это нормально. По крайней мере, ты получишь ответ. Тебе не придется задаваться кучей вопросов «а что если» всю оставшуюся жизнь. И Енджун знает, что тот прав. Но чего Субин не знает, так это того, что его пугает не столько вероятность безответной влюбленности. Сколько последствия самого признания. Даже если Бомгю откажет ему самым мягким образом, между ними останется неловкость. Мысль: я нравлюсь Енджуну, будет постоянно крутиться в голове Бомгю, и расстояние между ними будет постепенно увеличиваться все больше и больше. И после, как бы Енджун не пытался, все равно не сможет удержать его рядом. И, может быть, это к лучшему. — Хен, эй! Не хочешь пообедать вместе — — Я не могу, извини. У меня уже есть планы с Субином. — Енджун хен! Я купил два билета на премьеру… — Сегодня вечером? Прости, но я не могу пойти. У меня так много домашней работы, которую надо доделать. — Хен, у нас все в порядке? Шаги затихают, и все, что может слышать Енджун, — это стук собственного сердца, эхом отдающийся в теле. Бомгю уныло смотрит на него. Когда мальчик протягивает к нему руку, Енджун немного вздрагивает и делает шаг назад. — Конечно, да, — бормочет он грубым голосом. — У нас все в порядке. Что-то в выражении лица Бомгю меняется. Он всего в шаге от него, и все же создается такое впечатление, что сейчас Бомгю вне его досягаемости. Такое ощущение, что ниточка медленно распускается все больше и больше, до такой степени, что Енджун уже может видеть ее конец. Такое чувство, что теперь он только и делает, что ждет окончания. — Хорошо, — Бомгю делает вдох, прикусывая нижнюю губу. В послеполуденном свете, который гонится за сумерками, мальчику кажется, что старший исчезает слишком быстро. — Я доверяю тебе. Это все, что тот говорит, прежде чем сделать шаг назад, отворачиваясь от старшего. Сумка свободно свисает с плеча, когда мальчик спешит прочь, опустив голову. Енджун может только таращиться, наблюдая, как свет медленно тускнеет, пока не остается ничего, кроме гаснущей искры. Конец нити выскальзывает из его пальцев. Он боится спросить, что произойдет, когда он наконец отпустит ее. Конец не приходит резко. Нет никакого ощущения, что мир рушится под его ногами, нет отголосков хаоса вокруг. Нет, это приходит незаметно — как маленькая снежинка, которая медленно падает на протянутую руку Енджуна. Видно, как меняется время с 17:59 на 18:00. Это всего лишь минута, которую Енджун мог бы проигнорировать. Но вот как приходит конец: он гонится за ним через улицу, дергая пальцами за ворот его пальто. Мягкое, с придыханием хен? слетает с его губ, голос, от которого боль еще глубже проникает в грудь. Иногда он забывает, как тяжело дышать каждый раз, когда ощущает, насколько тот близко. Проходит мгновение, прежде чем Енджун наконец усмиряет хаос в своей груди. Когда он оглядывается через плечо, Бомгю пристально смотрит на него, сжав губы в тонкую линию. — Гю-а, я думал, ты уже ушел домой. — Мне просто нужно было кое-что закончить, — тот колеблется, прежде чем пересечь небольшое расстояние, оставшееся между ними, глядя на него с некоторой надеждой в глазах. — Могу я тебя кое о чем спросить? — О чем? Есть одна вещь, которую Енджун любит в Бомгю — тот непростительно громкий и не боится быть самим собой. Произносит каждое слово так, как будто оно ни за что не оставит пореза на его щеке своими острыми углами. Но прямо сейчас мальчик выглядит крошечнее, чем обычно. Еще более хрупким, чем Енджун его помнит. Что-то трогает сердце Енджуна, когда он замечает, как Бомгю аккуратно кутается в пальто — маленькая привычка, от которой он, кажется, никак не может избавиться. — Мы можем вместе сходить куда-нибудь сегодня вечером? Нет, — Енджун чувствует, как острый угол слова прижимается к его щеке. Больно уже только от одной мысли, что ему нужно будет его произнести. Но Бомгю слишком быстро продолжает свою речь. — Пожалуйста? Это не займет много времени, я обещаю. Это еще одна попытка ухватиться за его пальто в надежде задержать, пока Бомгю пристально смотрит на него, с тревогой ожидая ответа. Енджун не может ничего с собой поделать, но чувствует, что вновь рушится, как будто он вовсе и не потратил последние недели на то, чтобы восстановить себя по кусочкам. — Хорошо, — выдыхает Енджун, и знакомая боль уже опутывает его легкие. — Хорошо. Ему нравится думать, что он уже избавился от каждой крошечной привычки, которая у него когда-то была. Но когда он видит, как загораются глаза Бомгю под темнеющим зимним небом, он думает, что, возможно, за некоторые привычки стоит держаться крепче. — Что мы здесь делаем? — громко спрашивает Енджун, делая паузу и глядя вниз на разбивающиеся о песок океанские волны. Сейчас почти семь часов вечера, и Енджун может только догадываться, что с наступлением ночи температура упадет еще сильнее. Но это, похоже, не останавливает Бомгю — он уже снимает ботинки и носки, прежде чем побежать по пляжу, пока звук его смеха перемешивается со звуком океанских волн. — Что, черт возьми, ты делаешь, Бомгю?! — Давай! Это не так уж холодно! — Бомгю уже преодолел половину тропинки, ведущей вниз. И все же Енджун до сих пор слышит его смех — теплый и яркий. Годы спустя, происходящее сейчас все еще напоминает Енджуну обо всех летних месяцах, которые они провели вместе. — Боже, ты идиот, — у Енджуна нет выбора. Бомгю заставляет его снять собственные ботинки и бежать по холодному песку, следуя за младшим. Из его груди вырывается смех, и впервые за долгое время Енджун не чувствует боли. Он врезается в Бомгю и громко смеется, когда они падают прямо на песок. Океан едва достает до них — Енджун чувствует, что ему вообще-то следует испугаться. Но прямо сейчас все кажется таким комфортным. Грохот волн и смех Бомгю, медленно затихающий в ночи. Он хочет, чтобы мир на мгновение остановился. Это немного эгоистично, но он хочет, чтобы эта секунда растянулась как можно дольше — пусть мир увидит, какой Бомгю прекрасный, когда счастлив. Он сделает все, чтобы быть уверенным, что тот счастлив, что бы ни произошло. — Хен, отодвинься. Я кое-что купил. — Нет, я слишком устал, — словно в подтверждение своих слов, Енджун обнимает хрупкое тело Бомгю, притягивая разгоряченного мальчика к себе. Хотя Бомгю закатывает глаза в ответ на его слова, на его щеках появляется слабый румянец, когда он поспешно отталкивает его. — Я серьезно. У меня есть сюрприз для тебя, хен. Так что отодвинься, если только не горишь желанием пролежать в таком положении всю ночь. — Ладно. Он игнорирует внезапную боль в груди, когда отодвигается, просто чтобы дать Бомгю достаточно места, чтобы тот протянул руку и схватил свой рюкзак, который уже наполовину засыпан песком. Звук шелеста тетрадей эхом отдается в пространстве между ними, после чего Енджун слышит отчетливый звон стеклянных бутылок друг о друга. Он чувствует, как нервозность растекается по его венам, когда бросает быстрый взгляд на мальчика. И его сердце подскакивает к горлу, когда он наконец понимает, что именно Бомгю достает из своего рюкзака. — Ты с ума сошел? — шипит он, протягивая руку, чтобы вырвать бутылку с алкоголем из рук Бомгю. — Мы несовершеннолетние. Нам еще нельзя пить. — Ты всегда так много переживаешь, хен. Разве я не говорил тебе перестать беспокоиться о слишком большом количестве вещей? Бутылка с соджу выпадает из его пальцев, и Бомгю быстро и с легкостью ее открывает, как будто занимается этим уже годы. — Я украл это из тайника моего брата. Хотя не думаю, что он заметит, так как у него много ящиков — — Ты что, уже пил, Бомгю? — Что? — тот замолкает, застигнутый врасплох этим вопросом. — Конечно, нет. Я же сказал тебе, что выпью с тобой свой первый алкогольный напиток. Мы дали это обещание, помнишь? У Енджуна даже нет времени сформулировать ответ, так как Бомгю продолжает говорить, и его голос немного самодовольный. — Кроме того, ты никогда не говорил, что мы должны быть совершеннолетними на тот момент, когда будем пить в первый раз. — Ты совершаешь ошибку. Эти слова — ни что иное, как слабый аргумент в уже проигранном споре. Потому что в тот момент, когда он чувствует, как охлажденная бутылка прижимается к его ладони, он ощущает, как его решимость рушится. Бомгю улыбается ему — его темные волосы падают на сияющие глаза, а щеки краснеют в лунном свете. — Один глоток. Только один глоток, я обещаю. Енджун ненавидит то, что не может сказать Бомгю нет. Не тогда, когда тот так близко к нему, и все, о чем он может думать, это то, насколько прекрасен Бомгю с раскрашенными в красный цвет щеками и полными надежды глазами, устремленными на лучшего друга. С этими словами он сокрушенно вздыхает. — Ладно, один глоток, и все. Мы не можем допустить, чтобы завтра утром ты проснулся с похмельем. У тебя же завтра экзамен? — Ух ты, какой прекрасный способ испортить настроение, хен. Разве сегодняшний вечер не должен быть посвящен нам и всевозможным способам отвлечься? Енджун чувствует, как его сердце замирает где-то в горле. Что за всевозможные способы отвлечься? Вопрос вертится вокруг бутылки соджу, и Енджун может думать только о том, как же пройдет эта ночь. Он не уверен, нравятся ли ему его мысли в данный момент. Игнорируя всю рациональность и логику, которые твердят ему бросить все и бежать, он наклоняет бутылку и позволяет алкоголю обжечь горло. В промежутках между ребрами растет боль, и на мгновение ему кажется, что он наконец-то ослабляет на ней хватку. — Почему ты так много пьешь, хен? — щеки Бомгю покраснели еще больше, и тот смеется. — Притормози, ладно? Иначе ты будешь тем, кого придется нести домой на руках. Он прижимается к Енджуну, и на секунду они забывают об образовавшемся между ними расстоянии. Они не помнят о том, как Енджун гнался за Бомгю и сразу же отпустил того, потому что Бомгю такой светлый и теплый. И, боже, он сгорает от попытки удержать его так близко. Прямо сейчас они — просто Енджун и Бомгю — лучшие друзья. Те, чье будущее пишется их же стопами. Те, кто никогда не отпустят друг друга, что бы ни произошло. — Хен, — бормочет Бомгю, осторожно кладя голову на плечо Енджуна. — Ты помнишь, как мы познакомились? — Как я могу забыть? Ты спросил меня, не хочу ли я, чтобы ты научил меня плавать. — И посмотри на нас сейчас! Посмотри, как далеко мы зашли. Бомгю вздрагивает и отодвигается от него, скользя по песку и увеличивая пространство между ними. Хватает бутылку и залпом допивает напиток. Он кашляет один раз, прижимая кулак к груди, прежде чем разразиться хихиканьем. — Я просто так счастлив, что мы дружим, хен, — мальчик запинается, медленно садясь напротив Енджуна. Теперь у него отсутствующий взгляд, и старший мальчик наконец-то может увидеть все — каждую обиду, каждое сожаление, которые Бомгю хранил в глубине себя, между своими ребрами. Они написаны у него на лице, как молитва, которую тот вероятно шептал каждую ночь. — Я не хочу терять то, что у нас есть прямо сейчас, — когда Бомгю выдыхает, слова звучат неуверенно и прерывисто. — Я не хочу терять тебя. Енджун ничего не может с собой поделать, но чувствует, что ломается еще больше. Все недели, месяцы, которые он потратил на восстановление каждой разрушенной части и заполнение пробелов и трещин — все они превращаются в ничто. Все, что для этого потребовалось — это Бомгю с его сияющими глазами и милой улыбкой, и смотрите, как все превращается в ничто. — Ох, Бомгю — — Можешь пообещать мне? — младший протягивает руку и переплетает их пальцы. Сейчас холодно и темно, и все же Енджун может видеть все предельно четко — все, что ему нужно сделать, это посмотреть на одного единственного мальчика, который уже так долго владеет его сердцем. — Ты можешь пообещать мне, что мы не потеряем друг друга? Что бы ни случилось? Енджун считает, что это жестоко — разбивать сердце Бомгю обещанием, которое будет нарушено. Но он такой же наивный, как и Бомгю. И как бы он ни был уверен, что уже держит конец нити, все равно не хочет верить, что это финал. Что скоро наступит их конец — тот, которого они не заслуживают. Они заслуживают счастливого конца, разве нет? — Я обещаю, — Енджун отпускает ладонь Бомгю, и его руки оборачиваются вокруг тела другого мальчика. Он игнорирует слова, разрывающие его грудь, превращающие его сердце в кашу. Все, что он может делать прямо сейчас — это глушить боль, построившую себе дом в его костях. — Я обещаю, что ты никогда не потеряешь меня. Чтобы ни случилось. (Сейчас десять часов вечера. У ног Енджуна стоят две пустые бутылки из-под соджу, но он практически не обращает на них внимания. Голова Бомгю лежит у него на коленях, в его волосах цвета воронова крыла запутались маленькие снежинки. Словно прекрасное созвездие на ночном небе. Енджун тяжело вздыхает, глядя на океан. Вокруг тишина. Волны, разбивающиеся о берег — ни что иное, как колыбельная, которая баюкает его и погружает в долгие размышления. Ведет вдоль каждой мысли, вплоть до того самого мальчика, который уснул у него на коленях. Енджуну не нравится океан. Прошло уже много времени после несчастного случая, который наполнил его легкие океанской водой и оставил в теле боль, которая никогда не утихает. Но потом он понимает, что спотыкается об осознание: Бомгю всегда напоминал ему океан — призрачное прикосновение к его коже, словно он смотрит на блики, отражающиеся от поверхности воды. И в следующее мгновение он чувствует давление, словно опускается глубоко в толщу воды. Страх сталкивается с его телом и поглощает его целиком. Он хочет сделать вдох, но ловит себя на том, что думает только бомгюбомгюбомгю, пока медленно тонет. Однако Енджун может видеть свет сквозь толщу воды. Словно он больше не тонет. Раньше он мог бы сделать все, что угодно, лишь бы больше не чувствовать, как океанская вода наполняет его легкие. Но сейчас он уже не настолько уверен, что в этом есть необходимость. Он тонул так долго, что теперь океан кажется ему родным домом. Енджун боится, что, как только он наконец коснется земли, то никогда не вернется в свой дом. Он не хочет терять океан. Он не хочет терять свой дом.) — Хен, ты не хочешь сходить сегодня со мной поиграть в аркады? — Я не могу, извини. У меня еще танцевальная практика. — Эй, Енджун хен! Давай сходим в то новое кафе, которое открылось дальше по улице. Я слышал, что оно потрясающее — — Ах, сегодня? Не могу. Я все еще пытаюсь закончить задания. Может быть, в следующий раз. — Хен, я — — Мне надо идти, — говорит Енджун, больше не глядя на того единственного мальчика, который однажды овладел его сердцем. Когда он все-таки поднимает взгляд, то видит, что Бомгю смотрит на него, и в его глазах нет ничего, кроме печали. Ему больше нечего сказать, и поэтому он произносит те же самые слова, которые говорит в течение последних месяцев. — Прости. И реакция та же, что и всегда. — Все в порядке, хен. Я понимаю. За исключением того, что это все уже совершенно иначе. Бомгю больше не полон надежд, как несколько месяцев назад. Енджуну восемнадцать, а Бомгю скоро семнадцать. Это один из тех многих случаев, когда Енджун нарушает свое обещание. Бомгю тоже нарушил свое, и он решает, что это нормально, такое бывает. Обещания дают для того, чтобы потом в какой-то момент их нарушить. И лучшим друзьям детства не суждено быть вместе так долго. Один из них должен уйти первым. Это всегда происходит в каждой истории. Но Енджун — не тот, кто первым осознает это. — Ты слышал? — Что? — Бомгю встречается с кем-то. Енджун замолкает. Его пальцы все еще покоятся на клавиатуре, предложение обрывается на последних словах. Оно ожидает финала, которого Енджун уже никогда не напишет. — Правда? Субин не отрывается от своих заметок. Слышен только скрип ручки по страницам блокнота, прежде чем наконец раздается его голос. Мягкий, нежный, и этого достаточно, чтобы Енджун почувствовал боль, просыпающуюся в груди. Она снова строит себе дом на кладбище костей в его груди. — Ты в порядке, хен? — Да, — отвечает он с опозданием на один удар сердца, но его это не смущает. — Я рад за него. Существует теория, что время для всех течет по-разному. И прямо сейчас Енджун проживает ту секунду, в которой наблюдает, как рушится его мир. Он ждет, как тот упадет на землю и разобьется на тысячу кусочков, как и должно было быть. Но конец не наступает. Еще нет. — Я слышал, что ты с кем-то встречаешься. — Что? — звук закрывающегося шкафчика разносится по тихому коридору, прежде чем в поле зрения появляются раскрасневшиеся щеки Бомгю. — О, да. Но мы только недавно начали встречаться, ты знаешь… — Я не допрашиваю тебя, если это то, о чем ты думаешь. — Енджун смеется, надеясь ослабить небольшое напряжение между ними. Бомгю заметно расслабляется, издавая тихий вздох облегчения и прислоняясь спиной к шкафчику. — Извини, я уже несколько дней на взводе, потому что все продолжают спрашивать меня об этом. — Означает ли это, что ты не ответишь ни на один мой вопрос? Бомгю только приподнимает уголки губ в улыбке, наклоняя голову. — Ты знаешь, что ты единственное исключение. Енджуну требуются все его силы, чтобы не обращать внимания на то, как его сердце подскакивает к горлу. Такт биения не синхронизирован ни с чем остальным — беспорядочные удары эхом отдаются в его теле и с интервалом в одну секунду внутри звучит единственное имя, которое, как знает Енджун, он будет любить до конца своей жизни. — Ты счастлив? Бомгю, похоже, не ожидал этого вопроса. На его лице мелькает удивление, прежде чем в конце концов оно смягчается. Его глаза кажутся немного ярче в лучах угасающего послеполуденного солнца за их спинами, и больно осознавать, что Енджун больше не тот, кто делает его таким счастливым. — Да, хен. Я обещаю. Енджун выдыхает. Игнорирует растущую боль, которая поселилась в его ребрах. Она там уже так давно, но только сейчас Енджун осознает, насколько это тяжелая ноша. — Это хорошо, — он протягивает руку и аккуратно взъерошивает волосы Бомгю, широко улыбаясь. — Если этот человек тебя обидит, ты знаешь, где меня найти, да? — Поверь мне, ты будешь первым, кому я позвоню, если что-то случится. Енджун хочет сказать, что его это устроит — так хоть какая-то часть его все еще будет присутствовать в жизни Бомгю. Что Бомгю все еще не отпустит их. Потому что Енджун уже давно отпустил их. Тень от конца нити скользит по его ладони, и все, что теперь может сделать Енджун — это впиться ногтями в кожу достаточно сильно, чтобы оставить на ней следы в виде полумесяцев. Этого достаточно, чтобы обмануть себя, что они все еще не нарушили обещание, данное друг другу. Енджуну восемнадцать, когда Бомгю обнимает его, смеясь и говоря: — Хен, ты наконец-то закончил школу! Я так горжусь тобой! Лучший в классе, как и всегда, — хвастается Бомгю, его глаза сияют ярче, чем когда-либо. Он выглядит таким гордым за своего лучшего друга, и, господи, все чувства, которые Енджун так долго пытался подавить, прорываются сквозь промежутки между его пальцев. Он не знал, что в этот раз будет также больно. — Ты придешь к нам в гости? Знаешь, моя мама скучает по тебе. Извиняющееся выражение появляется на лице Бомгю при словах Енджуна. — Я не могу. У меня сегодня свидание, и мы отменяли и переносили его в течение последних недель, и сегодня единственный свободный день… — Я понимаю, ты должен быть хорошим парнем, — Енджун прижимает его, краснеющего, к своему телу, обнимая рукой меньшую фигуру. Он игнорирует стук своего сердца, как делал всегда, с самого начала. — Я понимаю, Гю. Но обещай мне, что мы потусим этим летом, ладно? — Конечно, я обещаю, — Бомгю так легко произносит эти слова, потому что он действительно выполняет все обещания. Енджун практически завидует ему — он хотел бы, чтобы и сам мог выполнять свои. — Тогда увидимся, хен. Еще раз поздравляю тебя! — Спасибо, Гю. — Бомгю, ты сегодня свободен? У меня есть несколько бесплатных билетов на фильм — — О, я не могу, хен. У меня вечером свидание. Может быть, в следующий раз? — Гю-а, не хочешь сходить в зал игровых автоматов? Я скучаю по времени, проведенному с тобой. — Хен, ты знаешь, что я тоже скучаю по тебе. Но я не могу, сегодня я встречаюсь с родителями. В следующий раз, клянусь. — Бомгю, я уезжаю в университет завтра, — Енджун чувствует себя глупо. Он слишком много выпил сегодня вечером и теперь пьяный звонит своему лучшему другу в два часа ночи. Он прижимается спиной к двери спальни и прислушивается к знакомому ритму своего дыхания. — Я скучаю по тебе, правда, — он не знает, что еще сказать. Ему кажется, что он уже сказал все слова, которые когда-либо хотел ему сказать. — Наверное, я просто хотел сказать, что ты можешь позвонить мне. Или написать. Я не знаю… наверное, я просто очень сильно скучаю по общению с тобой. Просто… — он замолкает на последнем слове. Он не знает, зачем вообще это делает. Но сейчас два часа ночи, и все, о чем Енджун может думать в это время — это о плохих решениях и сокрытии каждого невысказанного слова, каждом взгляде и оправдании, которое он когда-либо говорил мальчику. — Просто позвони мне, когда у тебя будет время, хорошо? Такое чувство, что ему есть что еще сказать, но он все равно сбрасывает звонок. Енджуну почти девятнадцать. Имя Бомгю — ни что иное, как тень всего того, что произошло в его жизни. Все, что ему нужно сделать, это научиться принимать тот факт, что не каждая история будет иметь достойный финал. Один из них был должен уйти в какой-то момент. Енджун думал, что Бомгю будет тем, кто уйдет первым. Но тень от конца нити скользит по его ладони, напоминая о том, что он сделал — он первый, кто отпустил ее. Он уходит первым. Вот как развивается эта история.весна.
— У меня такое чувство, что я не видел тебя так давно. — Субин, мы виделись два месяца назад, — вздыхает Енджун, наливая соджу в рюмки. — Мне кажется, ты говоришь так только потому, что я до сих пор не вернул тебе деньги за ужин, который тогда был. — Твои слова, не мои, — в глазах Субина мелькает озорной огонек, когда он аккуратно выпивает первую рюмку, а затем возвращает ее старшему мальчику. — Но теперь, когда ты заговорил об этом… — Я плачу за выпивку сегодня вечером. Глаза Субина загораются при этих словах. Енджуну приходится подавить смешок, который чуть не срывается с его губ, когда он видит, как Субин вновь поспешно выхватывает рюмку из его рук. — Спасибо, хен, ты такой милый. — Господи, — стонет Енджун, поджимая губы. — Не пей слишком много. Я не хочу снова тащить тебя домой на руках. — Какой смысл пить не дома, если мы не напиваемся? Все, что может сделать Енджун — это наклонить бутылку и дать алкоголю разлиться по рюмкам. Поток от алкоголя такой плавный и знакомый. Знакомый в том смысле, что в голове Енджуна мелькают воспоминания: ему семнадцать, у него красные щеки и смех растворяется под ночным небом. Яркие глаза и еще более яркая улыбка — все это напоминает ему о мальчике, которым были наполнены его мысли. Это воспоминание заставляет что-то внутри него болеть и задумываться о самых крошечных тенях всех его «а что, если». — Ты общался с кем-нибудь из нашего класса? Енджун немного наклоняет свою рюмку, прижимая палец к краю. Алкоголь на мгновение кружится за стеклом, прежде чем парень поднимает рюмку и снова осушает ее. Он видит, как Субин мгновение смотрит на него, хмуря брови, прежде чем снова наполнить рюмку. — Не совсем. Я думаю, что никто особо не изменился — прошло всего пять лет. Пять лет, да? Енджун смотрит на бутылку, в которой уже осталась только половина напитка. Такое ощущение, что прошло уже так много времени. — А что насчет тебя? — А что насчет меня? — Ты больше ни с кем не разговаривал из нашей средней школы? — звук алкоголя, наливаемого в рюмку Субина, сопровождает вопрос, который заставляет Енджуна уставиться на сложный рисунок на столе. — Типа Бомгю, например? При этих словах Енджун позволяет своим глазам закрыться. Что-то застревает у него в горле — каждое сожаление, каждое невысказанное слово, которое он хотел бы сказать. Он думал, что уже похоронил все это под своими костями, но, по-видимому, это все еще здесь. Никогда не переставало существовать. Проходит больше секунды, прежде чем Енджун отвечает. Губы все еще кривятся в нерешительной улыбке. — Нет, пока нет. — О, неудивительно, что он спросил меня, не виделся ли я с тобой в последнее время, — Субин ерзает, потянувшись за своим рюкзаком, который лежит в маленьком пространстве под их столом. Когда тот расстегивает молнию, то достает синий конверт и бросает его в направлении Енджуна. — Он попросил меня передать это тебе на случай, если мы когда-нибудь встретимся. — Что это? Субин довольно небрежно пожимает плечами, снова убирая свой рюкзак под стол. — У него день рождения уже в эту субботу. Я думаю, он хочет тебя увидеть. Енджун приоткрывает губы, но молчит. В его руках лежит смятый синий конверт, и очертания его имени на обороте кажутся такими знакомыми. Каждый изгиб и линия так хорошо знакомы ему. Он думает о маленькой черной коробочке с письмами, написанными ему много лет назад. Каждое прекрасное слово, каждое признание, которые он, должно быть, уже выучил наизусть. Ты мне нравишься, Чхве Енджун. Он думает о крошечном синем конверте, мятом, с его именем на обороте. Он не читает его — тот убран на дно коробки, спрятанной в угол шкафа в своей квартире. Или, по крайней мере, это то, что он хотел бы сделать. Время от времени он достает эту коробку, перечитывает каждое письмо так, словно читает их в первый раз. Там всегда одно и то же, но потом он добирается до последнего письма. Оно вложено в синий конверт. Это письмо, слова которого, возможно, Енджун и стер из своей памяти. За исключением того, что он знает, кто их написал. Он знает почерк, он знает слова, как будто это то, что он уже говорил кому-то раньше. Или что-то такое, что он уже слышал вновь и вновь. Хен, ты мне нравишься. Ты мне так сильно нравишься. Прошли годы, а он все еще задается вопросом, заслуживает ли он того, чтобы кто-то писал ему такие прекрасные слова. — О, так уже весна? — Субин смотрит на улицу, и улыбка появляется в уголках его губ. — Я думаю, будет мило начать все сначала после того дерьмового года, который у меня был. Старший мальчик смотрит на теперь уже знакомые узоры, изображенные на столе. Из-за алкоголя у него раскраснелись щеки, а его пальцы слишком крепко сжимают рюмку. Иногда трудно не думать об одном конкретном человеке, который значил для него все. Даже когда они словно в разных мирах. Енджун знает, что все еще любит его. Он всегда будет его любить. — Новое начало, да? — Енджун делает глоток своего соджу и смотрит на улицу, где уже начинают распускаться цветы сакуры. На этот раз он чувствует каждый крошечный приступ боли в своей груди, и это так знакомо. Как слова старой, но такой любимой песни. Как звук яркого и теплого смеха Бомгю. Новое начало звучит мило. Но новое начало означает, что он должен отпустить все, что когда-либо с ним случалось — все воспоминания. Всех людей, которых он любил. И единственного мальчика, которого он любил больше всего. Он не уверен, хочет ли расстаться с этим чувством. Есть одна вещь, в которой Енджун хорош. Он хорош во лжи — каждая ложь, слетающая с его губ, как заезженная молитва. Он запомнил каждый их уголок, каждую грань, которую никто не замечает. И каждый раз, когда он их произносит, на его щеке словно появляется рана, когда слова слетают с его губ. И поэтому, когда Субин спросил, видел ли он мальчика после окончания школы, было так просто ответить «нет». Это ни что иное, как ложь — он видел его в прошлом году. Когда Енджун закрывает глаза, то вспоминает его сияющие глаза и громкий смех, который оставляет в нем боль, от которой он никогда не избавится. Больно думать о том, как Бомгю посмотрел на него и спросил: — Мы ведь еще увидимся, правда? Было что-то недосказанное, и воспоминания крошились на части в пространстве между ними. У ног Енджуна стояла еще одна пустая бутылка из-под алкоголя, и это напоминает ему о том, что Бомгю этого не вспомнит. Он не вспомнит, как Енджун вернулся к нему, как сказал младшему, что любит его так долго, что все его тело болит каждый раз, когда он думает о них. Бомгю проснулся на следующий день с головной болью, а утренний свет просачивался сквозь светло-голубые занавески, висящие в его спальне. Там не было Енджуна, который бы поцеловал его с пожеланием доброго утра и улыбнулся бы ему — не осталось ничего, кроме тени от их «а что, если». Енджун знал, что лучше не разбивать сердце Бомгю в очередной раз. — Увидимся, — их колени соприкоснулись, когда Енджун придвинулся ближе. — Я обещаю. Свет от телевизора отбрасывал тени на черты лица Бомгю, и на мгновение у Енджуна перехватило дыхание. Это был мальчик, которого он так долго любил, — мальчик, чье сердце больше не удерживалось ни в чьем кулаке. Енджун мог бы любить его безоговорочно, без какой-либо вины. И все же он встал и вышел из квартиры, не оглядываясь. Расположившись на изношенных сиденьях последнего автобуса в ту ночь, он задавался вопросом, что было бы, если бы он поцеловал Бомгю. С его губ сорвался лишь вздох, когда он уставился на линии на своих ладонях. Прошли годы, а Бомгю все еще связан с каждым «а что, если», которые старший хранит в своей груди. Мальчик всегда будет преследовать все «а что, если» Енджуна. И вот он здесь, сидит под красными и синими мерцающими лампочками гирлянд, а смех Бомгю сопровождает каждую ноту, каждое слово в звучащих песнях. Тот все такой же прекрасный и беззаботный, какими они оба когда-то были, когда ему было почти тринадцать, а Бомгю — одиннадцать. Господи, что со мной не так? Енджун облокачивается на подушку, игнорируя боль, которая все еще остается у него в груди. Когда Бомгю встречается с ним взглядом через всю комнату, ему кажется, что сердце вот-вот вырвется из груди. Енджун думал, что за эти годы он заглушил всю боль и обиду. Но, видя Бомгю сегодня вечером, все вновь прорывается наружу сквозь промежутки пустоты в его груди. Что-то в Бомгю всегда заставляло его держать всех своих призраков в кулаке; он чувствует, как ногти впиваются в ладони, не оставляя после себя ничего, кроме полумесяцев. Это не должно быть настолько больно. Но это так — это всегда будет больно, не так ли? Когда Енджун встает с дивана, покрытого заплатками, и слышит шепот: Куда ты идешь, Енджун? Ты же только пришел. — Уже поздно, прости, — когда он бросает взгляд на Бомгю, кажется, что огни гирлянд меркнут. Их лампочки уже не такие яркие, как раньше, и он не может оторвать свой взгляд от преследующих его глаз Бомгю. Он даже не говорит «пока»; такое ощущение, что это слово украли у него. Он лишь проталкивается мимо небольшой группы людей, не обращая внимания на то, как его собственное сердцебиение отдается в костях, когда он спешит выйти из здания. — Ах, черт. Енджун не знает, почему он снова убегает. Он стоит на тротуаре, его окружают яркие городские фонари, и все же он никогда еще не чувствовал себя таким одиноким. Как бы эгоистично это ни звучало, он хочет, чтобы мир остановился — хочет, чтобы эта секунда растянулась еще на одно мгновение, чтобы он смог погрузиться в себя. Сжать в кулаке боль, которая живет внутри него уже столько лет. Разве он не заслуживает того, чтобы жить в покое? — Хен? У него перехватывает дыхание. Когда он смотрит через плечо, то видит Бомгю, стоящего в нескольких футах от него. У того раскрасневшиеся щеки и темные волосы, которые мальчик отращивает уже несколько месяцев. Несмотря на то, что городские огни такие яркие, глаза Бомгю такие же темные, как и ночное небо. Звезды в них давно пропали, и Енджун на мгновение задается вопросом: когда же мальчик лишился своего света? — Хен, почему ты ушел? Енджун моргает. Что-то хватает его за горло, и ему больно дышать. В конце концов, он спрашивает: — Что ты здесь делаешь? Ты должен быть на своей вечеринке. — И ты тоже должен был быть там, но что ты делаешь вместо этого? Убегаю, как я всегда и делал, с самого начала. Енджун позволяет нити, оторвавшейся от его пальто, обмотаться вокруг пальца. Она больно впивается в его кожу, но он не возражает — это отвлекающий маневр, на который он предпочел бы обратить свое внимание, вместо того, чтобы сосредотачиваться на Бомгю, который смотрит на него, ожидая ответа. Всегда ждущий его. Лгать так легко — это то, чем он занимался больше половины своей жизни. Но когда он смотрит на Бомгю, то видит историю всего из двух слов, которую, он знает, будет пересказывать всю оставшуюся жизнь. — Прости меня. Он не знает, что еще сказать. Сейчас десять вечера, и все, чего хочет Енджун — это пойти домой и похоронить все секреты, которые он когда-либо собирал в себе. — По крайней мере, позволь мне проводить тебя домой. Енджун хочет начать спорить, сказать мальчику, чтобы тот возвращался на вечеринку. Но Бомгю уже преодолевает расстояние между ними, словно по старой привычке, и его пальцы хватают Енджуна за пальто, оттягивая его назад. Говорят ему притормозить, задержаться на мгновение, потому что он снова оставляет его позади. Так что он прерывисто выдыхает и послушно кивает головой. Он знает, что лучше не ввязываться в заранее проигранную битву. — Хорошо. Енджун не знает, как они тут оказались. Секунду назад они стояли на тротуаре, и пальцы Бомгю цеплялись за край пальто Енджуна. А сейчас они в доме, где Енджун провел свое детство. Прижались своими спинами к краю кровати старшего. Между ними стоит полупустая бутылка вина — Енджун не смог разобрать написанные слова даже при включенном свете, но он знает, что оно из Франции. — Оно выглядит изысканно, — хихикает Бомгю, неторопливо заходя в спальню Енджуна и устраиваясь рядом с ним. — Твои родители не будут против того, что я украл бутылку, мм? — Я не думаю, что они волнуются об этом настолько, чтобы посмотреть, какие вина пропали, — Енджун протягивает руку, забирая бутылку из рук Бомгю. — Отдай мне. Ты знаешь, что тебе не следует так много пить. — Тсс. Говорит тот, кто напился, когда мы пили в первый раз. Енджун только смеется над теми смазанными воспоминаниями, которые всплывают в его голове, как кадры из фильма. Он помнит, как Бомгю в конце концов проснулся около полуночи, а Енджун уснул на песке, который прилип к его пальто. Он помнит, как позволил Бомгю остаться у него дома, так как это было намного ближе. Он даже помнит, что в волосах и одежде Бомгю все еще оставались крошечные снежинки и песок, но они оба слишком устали, чтобы уделить этому какое-то внимание. И мальчик был таким теплым в объятиях Енджуна той ночью. Это был последний раз, когда они засыпали в объятиях друг друга. Сейчас одиннадцать часов вечера, и все же Енджун до сих пор чувствует тепло от алкоголя, разливающееся по его венам. Бомгю делает глоток из бутылки, кашляет, прижимая кулак к груди, прежде чем разразиться приступом смеха. Кладет голову на плечо Енджуна, обхватывая пальцами рукав его рубашки. — Гю? — Да? — Могу ли я у тебя кое о чем спросить? В крошечной комнате раздается тихое мычание, прежде чем тот бормочет: — О чем? — Почему ты ушел со своей же вечеринки? — пальцы Енджуна обхватывают горлышко бутылки, немного наклоняя ее, просто чтобы услышать, как алкоголь плещется внутри. Это помогает заглушить постоянное эхо его сердцебиения в пустом пространстве в его грудной клетке. Проходит несколько секунд, прежде чем Бомгю снова начинает говорить, его пальцы теребят край рукава рубашки Енджуна. Его голос такой мягкий, что Енджун практически спотыкается, слыша его. — Я не хотел тебя терять. — Что? Бомгю разочарованно вздыхает. Его пальцы отбирают бутылку, прежде чем тот делает еще один глоток вина. Ожог от алкоголя, должно быть, теперь ему знаком, так как мальчик, даже не колеблясь, произносит слова еще раз. — Я сказал, что не хотел тебя терять. Енджун не понимает. — Что ты имеешь в виду? Ты никогда не потеряешь меня, Бомгю. — Хен, я потерял, — его голос теперь тише, но Енджун все еще слышит сожаление в словах. — Я уже столько раз терял тебя. Я не знаю, сколько еще раз смогу это вынести. Слова звучат так тихо, — осознает Енджун. Так что теперь сердцебиение отдается очень громким эхом в его груди. — Почему ты мне не сказал? Однако Енджун знает ответ. Потому что это тот же самый вопрос, который он задавал самому себе несколько лет назад. Бомгю смеется. Его щеки раскраснелись, и он кладет затылок на простыни. Он смотрит на маленькие светящиеся в темноте звезды, приклеенные к потолку — это те самые звезды, которыми младший аккуратно украсил потолок одним зимним днем много лет назад. В тот день Енджун болел, но хотел пойти полюбоваться звездами. Только он и его упрямый осел Бомгю любил его, несмотря ни на что. Достаточно сильно, чтобы встать на цыпочки на кровати Енджуна и потянуться вверх, чтобы прикрепить звезды к потолку. Они расположены немного неаккуратно, едва ли напоминают какое-то известное им созвездие, но Енджуну это понравилось. (Енджун не понимает, что Бомгю сделал бы для него все, что угодно.) — Ох, хен, — невнятно произносит тот, закрывая глаза и снова вздыхая. — Как ты объяснишь кому-то, что чувствуешь себя так, словно тебя оставили позади, когда этот человек буквально на расстоянии вытянутой руки? Енджун пристально смотрит на него, любуясь тем, как лунный свет проникает в окно. Даже когда мальчик полупьян, щеки раскраснелись, зубы впиваются в нижнюю губу, а волосы разметались по простыням — он все равно прекрасный. Бомгю всегда такой прекрасный, не так ли? Проходит мгновение, прежде чем Енджун заговаривает снова, но на этот раз в его голосе звучит немного больше извинений, больше сожалений, чем раньше. — Прости меня. — Ты знаешь, что я простил тебя много лет назад, — Бомгю наклоняется ближе, достаточно близко, чтобы Енджун мог мельком увидеть звезды в его глазах. — И я бы простил тебя снова. Наступает пауза, прежде чем Бомгю заговаривает снова, немного неуклюже передавая бутылку в руки Енджуна. — Могу ли теперь я спросить тебя кое о чем? — О чем? Бомгю наклоняется еще ближе, и теперь расстояние между ними — всего лишь один удар сердца. В сиянии лунного света Енджун не может не быть загипнотизирован звездами в темных глазах напротив. Он бы пропустил вопрос мимо ушей, если бы не слушал так внимательно. — Почему ты не поцеловал меня год назад? Енджун замирает от этих слов. Звук разбивающейся об пол бутылки сопровождается единственным ответом, который приходит ему в голову. — Что? Кажется, это неправильный ход. Бомгю пинком отбрасывает бутылку, позволяя вину пролиться на деревянный пол. Ни одного из них, похоже, это не беспокоит — нерешенный вопрос уносит их вдаль от всех мирских забот, которые у них могут быть прямо сейчас. — Хен, я тебя не понимаю, — усмехается Бомгю. — Каждый раз, когда я начинаю думать, что между нами что-то есть, ты отстраняешься. Ты отталкиваешь меня и снова ломаешь. И, боже, я знаю, я сказал, что прощу тебя, но не знаю, сколько еще твоих извинений я смогу вынести. — Я не был настолько пьян, когда ты пришел ко мне домой год назад. Я до сих пор помню, что ты сказал, — пальцы Бомгю ощущаются, как призрак на тыльной стороне ладони Енджуна. — Ты сказал, что любишь меня. Так почему же ты не поцеловал меня? Енджун закрывает глаза и прерывисто выдыхает. Он все еще помнит? — Я не знал… — Хен, ты знал, — Енджун замолкает. Когда Бомгю говорит, в его словах слышна затаенная обида. — Ты знал, что я люблю тебя больше всего на свете. Даже когда весь остальной мир осознал, насколько легко тебя любить, я всегда любил тебя больше остальных. Это ошеломляющее чувство — знать, что ты гонялся за каждым «а что, если» только для того, чтобы осознать, что они тоже гонялись за тобой все это время. Енджун не несет в себе никаких «а что, если». Нет, конечно нет. Он убегает от них. Он убегает, и только богу известно, как долго это продолжается. (Неужели Бомгю устал гоняться за ним? Неужели он от всего устал?) Уже почти полночь, и все же Енджун продолжает путаться в своих словах, ощущая вкус вина на кончике языка. — Я подумал, что ты забудешь, если я поцелую тебя в ту ночь, — расстояния между ними теперь почти не существует. Это ни что иное, как лишь тихий выдох — Енджун может почувствовать сердцебиение Бомгю, если прислушается чуть внимательнее. — Я боялся, что если бы я рассказал тебе о своих чувствах и поцеловал бы тебя, то влюбился бы в тебя снова. Я боялся, что ты все забудешь, и мы вернемся к тому, что у нас получается лучше всего — быть лучшими друзьями. Енджун смеется. Смех горький и опустошенный, как и то пространство, которое он вырезал специально для тени, оставшейся от имени Бомгю. Сейчас там уже ничего нет, кроме пустоты, не осталось абсолютно ничего. — Я больше не хочу, чтобы мы были друзьями, Бомгю. Я хочу, чтобы между нами было нечто большее. Енджун не дожидается ответа. Он наклоняется, чтобы поднять бутылку вина, которая укатилась к ногам Бомгю. Сейчас та почти пуста, но он не обращает на это внимания — у него слишком кружится голова, чтобы выпить еще хоть каплю вина. — Если бы я сказал тебе, что никогда не забуду, если ты поцелуешь меня сегодня вечером, — сейчас Бомгю так близко. Расстояние между ними снова исчезает, и Енджун чувствует, как его сердце подскакивает к горлу. Почему-то ему кажется, что щеки у него краснеют вовсе не из-за алкоголя. — Ты бы все еще боялся? Енджун может слышать свое собственное сердцебиение, танцующее по половицам — оно такое громкое, что он задается вопросом, может ли его слышать Бомгю. Может ли тот услышать звуки столкновения спутанных мыслей и не произнесенных слов, мельтешащих в голове старшего. — Я не знаю. — Ну что ж, — улыбается ему Бомгю. Так ярко и тепло, как теплый весенний день. — Похоже, мне придется пойти на этот риск. Проходит еще мгновение, прежде чем все разваливается на части — Енджун увлекается всем и сразу. Бомгю, с его глазами, наполненными звездами и ярким светом, запечатлевшимся на его губах. Бомгю с его пальцами, бегущими по линии челюсти старшего, по изгибу шеи, пытаясь запомнить каждую мелочь, которая есть в Енджуне. В тот момент, когда Бомгю сокращает дистанцию и наклоняется, Енджун чувствует, как весь мир рассыпается на обломки под его ногами. И, боже, это потрясающе. Бомгю целует его так, словно гонится за летом — как будто это то, чего он так долго хотел. Не торопится, наслаждаясь ощущением губ Енджуна на своих. Это происходит медленно и ошеломляюще одновременно. Но его терпение — не что иное, как заезженная колыбельная, и он чувствует, как тело Бомгю выгибается навстречу его телу, отчаянно желая ощутить больше тепла. Енджун тоже ничего не может с собой поделать и хочет большего. Его руки находят изгиб талии младшего, притягивают его так близко, что он может поклясться, что слышит сердцебиение Бомгю сквозь свитер. Бомгю такой, такой теплый рядом с ним, и на вкус он — как сладкое вино на кончике языка. Его зубы задевают нижнюю губу Бомгю, и он слышит приглушенное скуление от младшего мальчика. — Хен, хен, я… — остальные слова тают, когда Енджун снова тянется к его губам, чтобы поцеловать их. Его руки лежат на изгибе талии Бомгю, в то время как пальцы другого мальчика тянут пряди его волос. Тот целует его со смехом, танцующим в уголках его рта. Легкие Енджуна словно в огне — внутри него такая боль, что если он попытается сжать ее в кулак, то обожжется. Но Енджуну нравится этот ожог. Это именно то, что делает Бомгю самим собой. Если целовать Бомгю — это грех, то Енджун с радостью будет совершать эту ошибку снова и снова. — Хен, я не думаю, что мы можем быть друзьями. Это первые слова, которые произносит Бомгю, когда Енджун отстраняется от него. Это заставляет старшего рассмеяться — в слабом свете луны и звездного неба он видит румянец, заливающий щеки Бомгю. (Он такой прекрасный. Он всегда был таким прекрасным.) — Я знаю. — Я серьезно. Если ты хочешь остаться друзьями, то мне жаль. Но с этого момента каждый раз, когда я буду смотреть на тебя, то буду думать только о том, как сильно я хочу тебя поцеловать. Енджун пожимает плечами. — Мы можем быть лучшими друзьями, которые иногда целуются. — Хен! — Шучу, шучу. Иди сюда. Енджун придвигается ближе, обхватывая руками маленькое тело Бомгю. Тот чувствуется таким теплым, и Енджун уверен, что удары их сердец замедлились и переплелись в одну и ту же заезженную колыбельную, которую они любят уже на протяжении многих лет. — Нам не обязательно решать все прямо сейчас, — напевает Енджун. — У нас впереди есть еще вся оставшаяся жизнь, чтобы поговорить. Бомгю замирает, его палец запутывается в торчащей из свитера нитке. Когда он спрашивает, в его словах слышатся сомнение и беспокойство. — Даже завтрашнее утро? Енджун протягивает руку и позволяет их пальцам переплестись. Они так идеально подходят друг другу — действительно подходят. — Особенно завтрашнее утро. Бомгю больше ничего не говорит. Нет, лишь смотрит на него глазами, полными звезд, наклоняется и целует своими перепачканными вином губами. На вкус он как смех в ясный летний день — это единственная песня, которую Енджун полюбил с ее самого начала. Енджун думает, что мальчик все еще похож на лето — то, которое преследовало его годами, и то, которое он будет любить до следующей жизни. Бомгю бесконечен; возможно, о нем и не было написано в примечаниях к первой главе жизни Енджуна, но теперь он в каждом слове, которое Енджун так любит уже на протяжении многих лет. Любовь. Мальчик чувствуется как любовь. Енджуну кажется, что он будет любить его еще очень-очень долго. Бомгю дает ему любовь, к которой он всегда сможет вернуться. Неважно, сколько раз он позволит нити выскользнуть из его пальцев или разорваться на мельчайшие кусочки — это не имеет значения. Потому что Бомгю никогда не отпустит ее. Так же, как и Енджун.эпилог
На полу пятна от вина. Звезды висят на потолке, как ностальгия по детству — они больше не светятся, но Енджун все еще считает их прекрасными. Такими же прекрасными, как в тот день, когда Бомгю неуклюже распределял звезды, создавая рисунки, известные только им двоим. Сейчас утро, и все в весне такое же прекрасное, как он и помнил. — Знаешь, я понятия не имею, зачем ты прилепил светящиеся в темноте звезды на потолок в своей квартире. Это очень отличается от остальной части твоей спальни. Енджун едва приподнимает уголки губ в нежной улыбке, глядя на другого мальчика, стоящего у дверного проема. — Это напоминает мне о тебе. — Ну, конечно же, ты обязан был сказать что-то в этом роде, — слегка вздыхает Бомгю, но в отблесках утреннего света, проникающего через окно, Енджун видит слабый румянец на его щеках. Енджун не может удержаться от широкой улыбки при виде этого. — Как я выгляжу? Мне надо выглядеть как можно лучше, когда я встречусь с твоими родителями сегодня. Бомгю нервно разглаживает переднюю часть своей рубашки, пытаясь скрыть то, как дрожат его пальцы. Енджун встает с края кровати, преодолевая небольшое расстояние между ними, чтобы застегнуть рубашку. — Они уже видели тебя с загорелыми щеками и песком в волосах, — смеется Енджун. — Но сегодня ты выглядишь мило, не волнуйся. — Нет, они видели меня, как твоего друга детства. Они до сих пор не знакомы со мной, как с твоим парнем. От этого слова у Енджуна начинают болеть щеки, потому что он так широко улыбается. У него болит грудь — там же, где когда-то горел огонь, в промежутках между ребер. Теперь это скорее уже знакомая песня, которую он с годами полюбил еще больше. — Сомневаюсь, что есть какая-то разница. Я люблю тебя одинаково с тех пор, как мы были детьми, и сейчас. — Разница есть, — довольно раздраженно вздыхает Бомгю. — Ты даже никогда не говорил мне, каким было твое впечатление обо мне, когда я был еще ребенком. — Ох, ты был надоедливым, — Енджун издает смешок, обхватывая рукой талию младшего, чтобы притянуть того к себе. — Типа, действительно надоедливым. Хотя, я думаю, Субин уверен, что я был влюблен в тебя с самого начала, даже в то время, когда говорил, что ненавижу тебя. Бомгю даже не вздрагивает от этих слов. Хотя и закатывает глаза на этот маленький комментарий. — А что насчет настоящего времени? — бормочет мальчик, кладя руку прямо на грудь старшего. Он уверен, что Бомгю может почувствовать его сердцебиение даже через рубашку. — Что ты теперь обо мне думаешь? Енджуну требуется полсекунды, чтобы ответить. Теперь это похоже на заученную молитву. — Ты милый. Бомгю милый — он милый в том плане, что непростительно громкий и не боится быть самим собой. Он милый в том плане, что его имя задерживается на губах других людей, и каждый его слог звучит так прекрасно. Он милый в том плане, что Енджун знает, что на самом деле упустил так много возможностей, когда позволял Бомгю проходить мимо в коридорах, не здороваясь с ним. Он милый в том плане, что Енджун не может сказать ничего другого — он потерял дар речи, с его губ больше не сорвется ни слова. Это та боль в груди, которую он полюбил больше всего на свете. — Лишь милый? Бомгю выглядит разочарованным. Губы поджаты, глаза опущены. Енджун наклоняется и сцеловывает хмурость с его губ, снова смеясь. — Ты заставляешь меня желать, чтобы снова наступило лето. — Я никогда не могу добиться от тебя надлежащего ответа, понимаешь? — в их поцелуях слышен смех, когда Енджун прижимает того к себе, чувствуя изгибы и линии их тел, так хорошо подходящих друг другу. — Ты самый прекрасный человек, которого я знаю, Бомгю, — Енджун отстраняется, позволяя пространству между ними немного увеличиться. Бомгю больше не выглядит так, словно он за тысячу миль отсюда — нет, он прямо здесь. Всего в одном ударе сердца от него. — Я думаю, ты создан для того, чтобы тебя любил весь мир. На губах Бомгю появляется легкая улыбка, а в глазах — звезды. Они не яркие, но все же они здесь — никогда раньше Бомгю не выглядел таким прекрасным, как сегодня. — Ну, мне не нужно, чтобы весь мир любил меня, — когда Бомгю тянется, чтобы поцеловать его, Енджун вновь чувствует вкус лета на губах. Оно теплое и светлое. Такое же, какой и Бомгю. — У меня уже есть ты.