Джиневра

      Вся школа наблюдала за пренебрежительным отношением Лили Эванс к Джеймсу Поттеру. Она отвергала его в Большом зале, в общей гостиной Гриффиндора, в классе Защиты от Темных Искусств, на берегу озера и даже просто на лестнице. Она отвергала его днем, ночью, ранним утром, в одиночестве и в компании, с распущенными и собранными в прическу волосами. Отказы считал не Джеймс. Это был я.       В Хогвартсе мало кто знал Лили Эванс так хорошо, чтобы пасть к её ногам. Она была умной, красивой и забавной – убийственное сочетание. В лучах летнего солнца её огненная грива выделялась сильнее всего, но ярко контрастировала и с зимним снегом. Огромные кристально-зеленые глаза – я никогда не мог дольше двух секунд удерживать её взгляд. Но еще прекраснее глаз была её улыбка. У меня не раз от неё ноги подкашивались.       Мой лучший друг Джеймс Поттер утверждает, что якобы влюблен в Лили Эванс. Я, Сириус Блэк, влюблен точно. ***       Джеймс навязчив и капризен. Он привык, что мир существует для удовлетворения его желаний. Что по щелчку его пальцев люди будут падать ниц.       Лили же, родившуюся в маггловской семье среднего класса, учили, что нужно все заслужить. Она верит в труд, и никогда бы не поверила в то, что идет в руки легко. Подобные вещи – это привилегия, говорит она и борется за мир без привилегий. Прежде чем позаботиться о себе, Лили всегда заботится о других. Это Джеймсу в ней нравится. Он хочет быть с Лили лишь потому, что ему нужно завязать отношения с тем, кто позаботится о нем. Все чувства, которые, как ему кажется, у него есть, сводятся к его гордости и тщеславию. Бесчисленные отказы Эванс добавляют сложностей избалованному ребенку. Ему кажется, что, завоевав её, он поднимет свой престиж. Он хочет не её, а некий придуманный образ. И идеальная вишенка на торте − Лили магглорожденная. Мол, я, чистокровный Джеймс Поттер, такой хороший человек, что влюблен в грязнокровку. ***       Не скажу, что никогда не дивился магглорожденности Лили. В конце концов, она величайшая ведьма нашего поколения, а в семье нет ни капли крови волшебников. Меня, как и остальных, поначалу это сбивало с толку. Но со временем Лили Эванс превзошла все ожидания. Я, как и многие учителя, никогда не видел такую талантливую колдунью. Однако в ответ на похвалы Лили всегда себя критиковала и указывала на свои недостатки. Потому что Лили Эванс боролась за мир без привилегий, она не хотела их для себя. Лили Эванс боролась за тот же мир, что и я, где пол и чистота крови не имеют значения.       День её свадьбы стал настоящей пыткой. Я смотрел на нее, в белом, с неизменной улыбкой, и внутри меня распевал ангельский хор. И вот он я, в черном, с вымученной улыбкой и сердцем, неслышно разбивающимся на мириады осколков.       Она подошла и спросила, хорошо ли выглядит. Я ответил правду, что она самая красивая женщина, которую я встречал. Она решила, что я это по-дружески, и её улыбка стала шире. − Спасибо тебе за все, Сириус, − сказала она и ласково поцеловала меня в щеку. Место поцелуя горело до конца дня. ***       Я приехал к Джеймсу на мотоцикле. Мы условились через час отправиться к Ремусу на ужин. Я припарковался и подошел к двери. Тук, тук, тук-тук, тук, тук, тук. Дверной глазок на мгновение потемнел, повернулась дверная ручка, и я увидел Лили. Она улыбнулась и помахала мне рукой. Она изменилась, я это сразу отметил. Опухшие глаза и какая-то неестественная улыбка. − Сириус, Джеймса нет дома. Я… не знаю, где он.       Я взглянул ей в глаза. Они поругались, я заметил это по наклону её головы влево. − Мы идем к Люпину через час, можно я его подожду?       Она отошла и впустила меня. Едва ли она хотела, чтобы я остался, но я со своей стороны не хотел оставлять её одну. − Ты здорово потрудилась над этим домом. − Что? А, да. Да. Здесь становится уютно.       Её голос становился все тише, пока не превратился в шепот. Я подошел и ласково положил руку ей на плечо, боясь, что она меня оттолкнет. Она не оттолкнула. Я положил и другую руку ей на плечо. Она снова не шевельнулась. Опустив взгляд, она призналась, что они поругались. Я не спросил почему, это было не мое дело. Многие говорят, что я смутьян, для которого нет ничего святого. Может, они правы. Но это качество никогда не распространялось на Лили Эванс.       Я пригласил её пойти со мной к Люпину. Предполагалось, что у нас там будет чисто мужское сборище, но пофиг. Ужин, музыка, друзья и летающий мотоцикл. Она неохотно улыбнулась и сказала, что не хочет сегодня никуда идти. Тогда я спросил, чего она хочет. − Излечу печаль маггловским способом, − чуть более живо ответила она. − Напьешься? − Сириус, магглы изобрели не только бухло! − Ты о чем? − О кино, конечно.       Так Лили объяснила мне, что такое кино. Она рассказала о своих любимых режиссерах и фильмах. Здорово было слушать, как она с таким увлечением рассказывает о том, что ей нравится. Её глаза блестели, она оживленно жестикулировала, когда притворно ругала меня за то, что я сачковал Маггловедение на третьем курсе. − Будучи выходцем из чистокровной семьи, ты должен был расширить свой кругозор.       В ответ я в шутку упрекнул, что она и сама не ходила на этот предмет, плюс магглам-то не известно о моем существовании. Она рассмеялась и сказала, что, возможно, это к лучшему.       Лили смотрела на меня чуть дольше положенного и, спохватившись, смущенно отвела глаза: − Ну хотя бы мотоцикл у тебя есть. Лучше тебе, конечно, еще что-нибудь узнать о мире магглов, − насмешливо добавила она, − но пока и так сойдет.       Я лишь криво ухмыльнулся, чувствуя вызов в её словах. − Я знаю о маггловских мотоциклах куда больше, чем ты, Эванс. − Если ты не докажешь… − Тогда давай прокатимся или тебе слабо?       Не желая уступать, она, конечно, согласилась. Мы вышли, я уселся на байк. Развернулся и похлопал по сидению позади. Я видел, что она сомневается, но в конце концов она забралась мне за спину. На миг я позволил себе улыбнуться. Может, я не первый, кто её разглядел, но уж точно первый, с кем она согласилась прокатиться на байке. Мой внутренний Сириус расхохотался при мысли стать для неё первым хоть в чем-то.       Она инстинктивно обняла меня. Я заставил себя не смотреть вниз: не был уверен, что обойдется без стояка, если я увижу её руки у себя на животе.       Ночь была теплая, но благодаря скорости байка приятный прохладный ветер обвевал кожу. Постепенно Лили расслабилась, и я ощутил, что ей нравится. На светофоре она наклонилась к моему уху и шепнула, что это лучшая ночь в её жизни. Я сдержал пробежавшую по телу дрожь и разогнался по полной. Лили пронзительно вскрикнула от восторга и прижалась ко мне еще теснее.       Мы бесцельно колесили по улицам Годриковой Впадины, как современные гуляки. Она описывала, что видит, но я её почти не слышал из-за свиста ветра в ушах. Я видел её в зеркале заднего вида, лунный свет переливался на её коже, играл в волосах. Я несколько раз отвлекался от дороги, и она кричала мне: «Осторожней!».       Домой мы вернулись черт знает когда. Лили слезла веселая и взъерошенная, у неё слегка кружилась голова, а я мог лишь смотреть на неё. Я завел двигатель и собрался уезжать, и вдруг услышал, как она меня позвала. − Да?       Лили ничего не сказала, но жестом пригласила войти. − Я уже просветилась о мотоциклах, теперь моя очередь показать тебе кино, − её тон не допускал возражений. Мне нравилось, когда она показывала властность, особенно в сочетании с неподражаемой улыбкой. Она уселась на диван и полопала по месту рядом с собой. Теперь она приглашала. Лили включила телек, маггловское устройство, и принялась «щелкать каналы», пока не нашла то, что хотела. – История Ланселота и Джиневры, − пояснила она, − английская маггловская классика всех времен.       Оказывается, у магглов был король по имени Артур, и один из его рыцарей, Ланселот, закрутил роман с Джиневрой, женой Артура. У женщины, которая играла королеву, были рыжие волосы, она была потрясающе красива. В одной из сцен она улыбалась, а Ланселот медленно приблизился к ней, чтобы поцеловать. Я так и не узнал, поцеловала ли его Джиневра: Лили выключила маггловскую машину. − Я… ты должен уйти, Сириус, − я ничего не ответил, да и не знал, что сказать. – Разве тебе не пора на ужин к Ремусу? – произнесла она, стараясь говорить небрежно. Я поднялся и направился к двери. Она стояла с ключами в руке и смотрела мне в глаза. – Ты уходишь? − Ты же меня только что попросила уйти, Эванс. − Ты этого хочешь? − А ты?       Она покачала головой, и на её губах медленно расцвела лукавая улыбка. Я подошел к Лили и приобнял ее за талию. И наклонился, чтобы поцеловать её в улыбающиеся губы, как Ланселот Джиневру. ***       Утром Лили спала у меня на груди. Ночью похолодало, и я укрыл её одеялом. Я сел, взглянул на неё в последний раз и собрался уходить. − Когда ты собирался мне сказать?       Она говорила с закрытыми глазами, и я попытался прикинуться дурачком. − Что сказать? − Что влюблен в меня.       Я бы соврал, если бы сказал, что вопрос застал меня врасплох. Я лишь пожал плечами, но она этого не видела. − Ты жена короля, а я едва ли рыцарь, − только и ответил я. − Но Джиневра была влюблена в Ланселота. − Ну и что? Ты же не влюблена в меня.       Она открыла глаза и пронзительно взглянула на меня. − Ты… ты этого не знаешь, − срывающимся голосом произнесла она. − Ради бога, Лили, уверен, с Джеймсом все было точно так же. Ты его в самом деле любишь или просто уступила его настойчивости? – она смотрела в окно и молчала. – Ты бы видела себя вчера, такой ты не была никогда. Если ты не счастлива с ним, уходи. Ты свободна.       Я развернулся, чтобы уйти, и тут она ответила: − Я не могу уйти, − наконец, безразличным шепотом произнесла она. − Почему? Ты молода, умна, тебя ждет блестящее будущее. − Потому, что я беременна.       Я присел на краешек кровати и выслушал её. Лили рассказала, что из-за этого-то они и поссорились вчера, но «во всем разберутся». Она попросила меня об одолжении – стать крестным отцом её сына или дочери.       Я согласился. Я крепко обнял её и, пока она клялась, что любит меня, позволил нескольким слезинкам упасть ей на волосы. − Я тебе верю. Поздравляю, а это мой подарок в честь беременности, − шепнул я ей в ухо, направил на неё палочку и произнес: − Обливиэйт.