Пыль за рубежом

      От песка слезились глаза. Андуин чувствовал, как раздражена слизистая, а во рту сухо, подобно землям под ногами. Силитус был пустыней. Безжизненной пучиной многочисленных историй, потерянных в зыбучих бурях. Здесь падали неизвестные воины, умирали королевства, рождались новые конфликты.       Границы Ан’Киража виднелись на горизонте. Их руины величественно возвышались над тоннами песчаных гор, отбрасывая непоколебимость на случайных путников. Андуин усмехнулся кратко. Возможно, также выглядит Штормград за многолетнее отсутствие. Он не знал. Может просто не хотел. Да и неважно.       Вдалеке звучал ветер. Величественный меч Саргераса отбрасывал тень на северную часть области. Начинало холодать. Приближалась буря. Укрываться от неё бывший король Альянса не торопился.       Между пальцем крутилась рукоять меча. Приданное. Оставленное отцом во имя победы над врагом. Ринн даже не помнил, когда это произошло. Случайные события последнего времени стерли многое из памяти. Остались только чувства. Зоовал постарался. Изгнал из него всё живое, что хранилось до момента заточения в Тёмных Землях.       Ветер донес странный звук. Что-то материализовалось позади. Он не шелохнулся. Остался сидеть на месте, крепко вонзая острие Шаламейна в дюны песка, как некогда это сделал демон, всаживая лезвие в глубину Азерот. Очередной порыв трепал подолы плаща. Андуин не знал, своего ли. Он даже не был против, если враг применит эффект неожиданности и избавит его от терзаний, которые преследуют по пятам, подобно агентам ШРУ.       — Андуин.       Сердце пропустило удар. Глаза от удивления расширились, когда ветра донесли знакомый тихий голос. Свет был свидетелем — не того подарка Судьбы ждал мужчина. В латах стало трудно дышать, пальцы заскрипели на металле, заглушая, кажется, всё вокруг. Обернуться не хватило сил, смелости или желания. Может, всё вместе.        Поступь такая же лёгкая, почти невесомая. Запах привычный, отдающий прошлым. Расстояние между ними остается тем же, пока решимость не захватывает обоих.       — Сильвана.       Взгляд у неё более живой, трепещущий. Он впервые видит её после давней разлуки в Утробе. Хочется о многом спросить, но язык липнет к нёбу. Слова теряются в своём смысле. Распадаются на буквы и звуки. Свистит только ветер, гоняя песчинки под ногами.       — Ты изменился.       Ринн хочет ухмыльнуться и бросить колкость. Из-за тебя же. Но глубоко внутри понимает: они оба жертвы обстоятельств, игравших против них в двойную игру. Будь Ветрокрылая более жестока — они бы не разговаривали на родных землях пустынного Силитуса.       — А ты — осталась прежней.       Может Сильвана принимает это за комплимент, а может за оскорбление, но прикрывает глаза и отмалчивается. Хочется узнать, чем она живет теперь, какой путь выбрала после наказания и почему здесь, прикрывается от ветра и немного горбится, словно по Утробе тащила с десяток душ на себе.       Эльфийка как мысли прочла.       — Никто не знает, что я здесь, — доносится до него в прохладе наступающего вечера. — И не должен.       — Что тебе нужно? — в голосе — сталь, которая надламывается в конце. Здесь нет Джайны, нет Седогрива, Гневиона. От того обиднее, потому что выбор стал палкой преткновения и обманом для родных людей. Они не искали встречи с последнего визита в Орибос. Не стали заполнять пробел сломленной души Верховного правителя Альянса.       А Сильвана — здесь. Обмыта лучами заходящего солнца, одинока и нерушима даже после наказания Тиранды. Бывший король Альянса соврал бы, если б сказал, что не рад видеть давнего врага, своего похитителя и одновременно спасителя.       — Я слышала твою боль. — Ответ её искренний, без тени колебаний и прежней надменности. — Она звучала хуже, чем стоны многочисленных грешных душ в Реке.       Шаги не слышимы. Истинный следопыт. Навыки остались при ней после смерти, преследуют её, как тень. Андуин не двигается с места. Ему не за чем бежать или прятаться. Вступать в бой. Он знал Ветрокрылую, как себя. Поменянные местами, окутанные болезненными чувствами и пустые. Хуже быть не могло.       — Банши…       Холодная мягкая рука ложится на шершавую щеку. Ринн не заметил, как оброс жесткой щетиной, забыл о царапинах и потерял веру в Свет. В голубых глазах, кажется, он видит себя прежнего.       — Что же с тобой стало, маленький лев? — тихо спрашивает Сильвана, а кажется, будто кричит на весь Силитус. Холод превращается в жар, прикосновения — в ток, что выбивает воздух из легких.       Андуин не сопротивляется. Наоборот, льнет, как к чему-то желанному и принадлежавшему только ему. На мгновение прикрывает глаза, чувствуя, что возвращается к себе прошлому, живому, жаждущему правосудия и свободы во благо Альянса. Когда она давала смысл жить, потому что совершала безумства. Вольные, противоречащие здравому рассудку. Нагорье Арати стало их первым столкновением. Искрой, что блуждала в поисках неконтролируемого огня.       Осторожно отстраняя от себя руку, он замечает, что цвет кожи в лучах заходящего солнца становится как при жизни. Будь она настоящей — Андуин бы не отпустил никогда.       Ничего не мешает бывшему королю Штормграда сделать это сейчас. Он оставляет на внешней стороне короткий поцелуй и смотрит покрасневшими глазами в чужие, омуты лучезарной голубой лагуны.       — Я превратился в тебя, Сильвана.