И руками, словно крыльями

      Я никогда не боялся высоты. Ни в детстве, ни в юности, ни взрослым. Мне всегда хотелось иметь крылья, чтобы летать. Это пугало маму. Отец относился спокойно, думая, что со временем я стану осторожнее, но высота манила.       В детстве, я выпрыгнул в окно взмахнув руками словно крыльями потому, что меня не взяли на главную роль в кино. Было совсем не страшно, но взрослые почему-то перепугались, стали утешать, успокаивать, уговаривать. Роль в итоге дали, но не главную. Чего все испугались? Ощущение полета понравилось. Пусть и длилось всего полсекунды. Позже всегда хотел повторить это чувство.       Получилось в Гнесинке. Выходя на сцену, готовя этюды, импровизируя перед публикой, я испытывал примерно то же самое. И зал подхватывал мое настроение, и я как будто качался на волнах этой энергии. Мне действительно было там интересно. Нашел себя, хотя мама с папой хватались за головы, куда же я буду поступать после школы.       А вот «Иванушках» было откровенно «душно». Полета не было. Была адская машина шоубиза, которая смолотит все на своем пути. Нет, я так же любил выступать, но меня не устраивало пение под фонограмму, когда вполне мог обойтись, и спеть самостоятельно. Напрягало исполнять одни и те же песни. Вроде, и был выдан карт-бланш на импровизацию на сцене, деньги платили вовремя, внимания полно, но все равно чего-то не хватало.       Девочки-поклонницы вешались на меня пачками: исписывали признаниями сверху донизу стены в подъезде, кричали под окнами, звонили, но это мне совсем не нравилось и очень напрягало. Я изо всех сил старался их не обижать, но не всегда получалось, хоть и жалко было их, маленьких, ревущих у моих дверей. А они таскали сладости, украшения, игрушки, писали письма, лишь бы на них обратили внимание.       Чувство полета давала мне так же любовь. В студенческие годы это была нежная, как весенний цветок, любовь. Но очень яркая и быстрая, взрывная. Но эти чувства как начались стремительно и быстро, так и закончились.       Позже появилась Саша. Я действительно любил ее. Дарил подарки, цветы, мы гуляли, у нас было много общих тем. Она тоже училась в Гнесинке. На первом курсе.       Я помогал ей, вспомнил учебу вновь. Вдвоем писали шпоры перед сессиями, не спали ночами, переживали.       Моя Сашенька… Нежная девочка. Она звала меня Игорёк, Соринка.       Санечка была младше меня и я берег ее. Был у нее первым во всех отношениях. Помню, как она шептала мне в наш первый раз: - Игорёк, осторожнее только… - Конечно, милая, конечно. Не волнуйся.       И все было предельно нежно и осторожно. Корил себя за каждый ее болезненный стон, за слезинку, скатившуюся по щеке, но продолжал ласкать, переплетая наши пальцы и нашептывая нежности. Мы вместе качались на волне наших ощущений.       Хотелось быть с ней. Готовить завтраки, просыпаться по утрам. И эти чувства словно дарили мне крылья. Лишь когда мы ссорились иногда, лёгкость пропадала. Хотелось быстрее помириться и забыть трудности.       Меня интересовало все. Планов было множество. Я придумал проект, писал стихи, песни.       «Иванушек» я покинул, хотя Андрей и Кирилл просили подумать, ещё поработать, но у меня были свои идеи, которым работа в группе откровенно мешала. Но, как это часто бывает, планов много, а воплотить трудно. Казалось, стоит уйти из коллектива и пойдут предложения, а их не было. Навалилась депрессия.       Друзья звали и туда, и сюда, приходили, развлекали, но мне было не до чего. Мама поддерживала меня всегда, но и ее слово никак не могло заставить меня действовать. На плечах как будто лежал тяжёлый груз.       Отдых тоже не зарядил. Было ощущение что я брожу по замкнутому кругу и не могу найти выход.       Тем не менее, у меня появился новое общение. Знакомые музыканты. Мы занимались записью моих сольных песен, они обещали помочь с раскруткой нового альбома, свести с нужными людьми.       Однажды, на квартире, делали запись песни. Я спел хорошо, с первого дубля, и решил прерваться, работалось тяжело: - Ребята, давайте возьмём паузу, отдохнем. – сказал я, выходя на кухню. - Там сигара лежит. Угощайся! – послышалось в ответ.       Увидев на столе сигару, взял ее и вышел на балкон, прикуривая. Сделал одну, две, три затяжки. Потом посмотрел на небо. Оно было очень красивое. Голубое, с мягкими пушистыми облаками. Высокое. Такой простор! Хотелось рассмотреть получше. Хотелось туда, хоть на минутку. Полетать. Сбросить этот груз. Окунуться в эту глубину как в диковинный, волшебный водоём, который снимет усталость, и решит все проблемы.       Перекинув ногу через ограждение балкона, я сел на край. Сначала сидел боком, любуясь красотой, потом сел спиной в бездну. Страха не было. Состояние депрессии настолько истощило, что было вообще все равно. Вспомнилось, что когда-то мне хотелось летать и повинуясь непонятному порыву, я опрокинулся назад и полетел вниз. Небо мелькнуло перед глазами и… отдалилось стремительно. Полет был недолгим. Падение.       Боль, казалось, выбила дух. Я, наверное, отключился на некоторое время, потому что, когда открыл глаза, вокруг меня суетились люди. Голоса слились в один сплошной гул. - «Не раскачивайте носилки! Поехали!» - долетело до слуха. Похоже мне сделали укол, потому что боль прошла, осталось состояние оцепенения. Слышался вой сирены и переговоры врачей. Но смысл слов не доходил до меня.       В больнице меня куда-то быстро везли на каталке, потом наступила тишина. Палата. Подошла медсестра, поставила капельницу. Напало забытье. На голову как будто надели толстую, зимнюю шапку.       Очнулся под щелчки фотоаппарата. Невесть каким образом пробрались журналюги, и теперь не давали покоя, снимая и так и этак. Их мне только не хватало! Хотелось всех послать по известному адресу, но сил совсем не было. Не было сил даже фак показать.       Как спасение, опять появилась медсестра, вытолкала всех, потом подошла ко мне. Погладила по голове, закопошилась с приборами.       Дверь платы открылась, и торопливо вошла мама: - Игорёк… Как же так?- шептала она, склонившись надо мной. Я видел, что ей трудно, но она мужественно держалась, стараясь не плакать. Зашёл врач, и увел ее в коридор поговорить. На смену ей забежала Саша, подошла к кровати. - Игорь…- начала она и заплакала, закрывая лицо руками. - Что ты, Санечка?… Что ты? Не плачь. – это все на что меня хватило. Саша гладила мои пальцы, но я почти не чувствовал. Прикрыл глаза. Слышал слова: «операция», «срочно». Снова куда-то везут. Открыл их уже в операционной. Смотрю на капли в капельнице. Кап-кап-кап. Медленно. На лицо опустили маску, и сознание ушло. Я летал, летал среди звезд. Красиво! Так легко и спокойно. И мне слышался голос мамы, которая говорит мне, как в детстве, тихо и ласково: - Спи, Игорь. Спи. – то ближе, то дальше. А иногда мне виделась Саша, весёлая, красивая. Она смеялась и мы кружились, держась за руки посреди огромного летнего парка. Еще ко мне приходил Фидель. Кот потерялся, и я очень переживал по этому поводу, а здесь он был со мной. Сны прерывались, начинались вновь. С начала, с середины, с конца. Сплетались в причудливую паутину. И все же, звёзды я видел чаще. И так хотелось стать одной из них! И я выбрал самую большую, самую яркую, и спросил, могу ли я остаться. И услышал: - Разумеется. Спи, Игорь. Спи. И я стал. Одной из них. Навечно.