Сен-Тропе - Хьюстон

Каникулы начались не так, как он представлял: уже спустя сутки возвращался из Сен-Тропе в Париж, но не для того, чтобы оказаться в кругу друзей. Стук колёс поезда убаюкивал, и Кристиан, склонив голову к окну, закрыл глаза. Он снова вспоминал отъезд Джоанны в Техас, чтобы ухаживать за заболевшей матерью, и всё, что последовало за ним: гулянки, череда девушек, чьих имён он даже не помнил, беспорядочные связи и расписание свиданий, составленное в записной книжке, недовольство друзей и собственный пофигизм. А потом случилась поездка в Сен-Тропе, обещавшая жаркие пляжи, тёплое море и страстные ночи в объятиях Селин — разведённой женщины гораздо старше него. Она была, казалось, несказанно рада новой встрече с Кристианом, но первый же вечер в дорогом ресторане неподалёку от пляжа обернулся расставанием, и причиной тому, сама того не ведая, стала Джоанна. — Ты всё так же одинок, дорогой? — поинтересовалась за ужином Селин, промокая губы салфеткой. А Кристиан вдруг выложил ей всю историю с Джоанной, умолчав, впрочем, о недавних похождениях, но не о Терезе — бывшей девушке, с которой изменял нынешней невесте почти под носом и даже умудрился притащить Терезу на свидание с Джоанной. Он хотел похвастаться, набить себе цену, показаться в глазах женщины крутым пленителем женских сердец, но Селин словно подменили: она нахмурилась, во взгляде искрили молнии, и парень невольно опустил глаза. А она бросила салфетку на стол и, явно сдерживая нахлынувшую ярость, заговорила: — Какой же ты подонок! Я даже подумать не могла! Любить девушку и поступать как последнее ничтожество. Я думала, что ты милый парень, способный не только любить, но и уважать свои и чужие чувства, а ты просто избалованный, капризный ребёнок. Не буду спрашивать, была ли в твоей жизни эта американка, когда мы познакомились, но это уже и не важно. Главное другое: я вижу, что ты любишь её, но не понимаю, почему так себя ведёшь. Я развелась из-за измен мужа и никогда не буду встречаться с несвободным мужчиной, и ты не исключение. Прощай, Кристиан, — Селин встала и потянулась за сумочкой, достала несколько купюр и положила на стол, потом наклонилась к нему, окутав ароматом дорогого парфюма, и прошептала: — Потом ты обо всём пожалеешь, но будет поздно. Ты будешь ненавидеть себя, только исправить всё уже будет невозможно. Ты будешь любить её всю жизнь, ей же будет плевать на тебя. Она научится жить без тебя, ты без неё — нет. Я знаю, о чём говорю. Она выпрямилась и гордо зашагала к выходу. Стук каблуков ещё долго отдавался пульсом в висках. Кристиан тяжело дышал и понимал — Селин была права. Он любил Джоанну до изнеможения, но глупое упрямство и желание самоутвердиться разрушали всё. Он должен исправить то, что натворил, чтобы не потерять самого дорогого на свете человека, самую нежную и сильную любовь, которая никогда не повторится. Но как? Решение было спонтанным, неожиданным, и Кристиан, опрокинув в себя остатки шампанского, бросился вон из ресторана. К счастью, у входа стояло такси, и он, запрыгнув на заднее сидение, назвал адрес отеля, в котором остановился и который оплатила Селин. Сердце билось где-то в горле, щёки горели от стыда, а глаза резали слёзы. Как же он ненавидел себя в эту минуту! Кристиан попросил водителя не уезжать и бросился в отель. В холле было тихо, у стойки администратора пусто. Он назвал номер комнаты, получил ключ и рванул было к лифту, но девушка с именем Дороти на бейдже окликнула его и Кристиан нехотя вернулся. — Месье Рокье, — администратор заметно нервничала, — вам завтра придётся съехать, поскольку буквально только что ваш счёт обнулился. Номер оплачен лишь на эту ночь… — Мне и она не нужна, — зло отрезал Кристиан и, не взглянув на смущённую Дороти, вернулся к лифту и нажал кнопку вызова. Он боялся трезво оценивать то, что делал, не хотел одуматься и рассуждать. В душе лишь росло и крепло желание оказаться в горячих объятиях Джоанны, а потом, рыдая, валяться в её ногах и молить о прощении. Войдя в номер, Кристиан чиркнул замком дорожной сумки, которую так и не успел разобрать, и даже не удостоверившись, что ничего не забыл, выскочил из комнаты и по лестнице бросился вниз, успев подумать, что так будет быстрее. Он сел на ночной поезд до Парижа, успев с телефона-автомата на вокзале забронировать место на рейс до Хьюстона, и сейчас посреди кромешной тьмы, разбавленной редкими фонарями станций, проваливался в чуткий сон и мечтал о Джоанне. Ранним утром он был в столице и сразу поехал в аэропорт имени Шарля де Голля. Времени до рейса было так мало, что Кристиан непрерывно ёрзал на заднем сидении такси и постоянно смотрел на часы. Мысль отказаться от полёта и вернуться к друзьям посетила его лишь однажды и всего на мгновение. Он не думал ни о безрассудстве поступка, ни о том, что понятия не имел где искать Джоанну, совершенно забыл, что записную книжку бросил на столе в комнате общежития, а номера телефона не помнил. Сейчас самым важным было не опоздать на самолёт, а подумать он сможет и в небе, тем более что времени для этого будет предостаточно. Кристиан подбежал к стойке за десять минут до окончания регистрации. Пока миловидная сотрудница таможни оформляла необходимые документы, он успел перевести дух и оглядеться. В глубине души он боялся встретить кого-то из друзей, кто сможет отговорить его от поездки, хоть и прекрасно знал, что им в аэропорту делать было нечего. Ожидание посадки, как и она сама прошли как в тумане. Кристиан не ощущал ни голода, ни жажды, ни усталости, желая лишь одного: поскорее оказаться в объятиях Джоанны. Ему предстояло набраться смелости, чтобы признаться во всём, и терпения, чтобы заслужить прощение. Он был готов ко всему, лишь бы Джоанна простила его в очередной раз и клялся себе, что больше никогда не изменит, не обидит её. Пятнадцать часов полёта тянулись мучительно долго. Кристиан ничего не ел, потому что кусок не лез в горло, едва вспоминал, как низко и подло поступил. Ему предстояло не только вымолить прощение у Джоанны, но и у себя самого. Сон тоже не шёл, и Кристиан ёрзал на сидении, то и дело ловя на себе неприязненные взгляды соседа по ряду. Самолёт приземлился в Хьюстоне без четверти шесть вечера. Кристиан буквально сбежал по трапу и влетел в автобус, но только лишь для того, чтобы ждать, пока он медленно заполнялся остальными пассажирами. Кристиан мысленно торопил их, враждебно глядя на каждого неспешно входящего. Казалось, что они специально оттягивали момент его встречи с Джоанной, но вот терпение уже было на исходе. В автобусе было невыносимо душно, и Кристиан открыл окно в надежде глотнуть хоть немного свежести, но раскалённый воздух лишил его этого. Солнце не торопясь клонилось к закату, но продолжало парить. Воздух над взлётно-посадочной полосой дрожал, аэропорт был словно в дымке. Кристиан вдруг ощутил жгучее чувство одиночества: он оказался не просто в чужом городе — стране, почти не зная языка, не имея знакомых, кроме Джоанны, которую не знал где искать. Первым порывом по приезде в аэропорт было броситься к кассам и взять билет на ближайший рейс до Парижа, но он сдержался и направился к выходу, следуя за пассажирами, которых запомнил в самолёте. На окраине Хьюстона Кристиан нашёл дешёвый хостел, где и снял место. Общие на несколько номеров туалет и душ повергли в ступор, но выбора не было — деньги таяли как снег под жарким солнцем. Зато постельное бельё пахло кондиционером и оказалось чистым и свежим. Кристиан бросил дорожную полупустую сумку на деревянный стул, рухнул на кровать и сразу провалился в сон и проспал до самого утра. С восходом солнца, пока оно не раскалилось, Кристиан вышел на улицу, совершенно не представляя куда пойти. Он бесцельно брёл по ещё пустынному тротуару, глотая пыль из-под колёс редких автомобилей. Город показался совсем негостеприимным и хмурым, несмотря на яркие лучи, заливающие светом просыпавшиеся дома. Кристиан пытался понять, где искать Джоанну, но кроме идеи заходить в каждое заведение города мыслей не было. Только вот после часа блуждания по незнакомым улицам понял: чтобы обойти их все, потребуется не одна неделя, а, может, даже не месяц, учитывая, что он ходил лишь по окраине города. «А если Джоанна уже вернулась в Париж?» — подумал Кристиан, с трудом сдерживая стон. Эта мысль навевала ужас, и он огляделся в поисках телефона-автомата. К счастью, увидел его у соседнего здания и почти бегом бросился к нему, схватил трубку и дрожащими пальцами набрал номер девочек. Несколько длинных гудков прервал голос Элен. — А, Кристиан! — обрадовалась она. — Привет, как дела? — Всё хорошо, а как твои? — Нормально… — он замолчал, не решаясь задать главный вопрос. Элен вдруг, словно прочитав его мысли, весело прощебетала: — Даю тебе её. Кристиан, затаив дыхание, ожидал услышать в трубке родной, любимый голос. Мысли улетучились, сердце бешено колотилось в ожидании возгласа «мой любимый Кри-Кри», но вместо этого он услышал Терезу. Кристиан поморщился — эта девочка надоела ему безмерно. Она что-то радостно говорила, он же отвечал автоматически, явно невпопад, но ему было плевать. С губ сорвалось лживое «целую», и Кристиан повсил трубку. Значит, Джоанна всё ещё в Хьюстоне, думал Кристиан, спешно удаляясь от телефонной будки, словно сбегая от той, которую не любил, в поисках самой главной девушки жизни. Сегодня и ещё четыре дня он бродил по городу до позднего вечера, заходя то в больницы, то в кафе в надежде встретить Джоанну, но тщетно. Кристиан возвращался в хостел лишь чтобы переночевать, принять душ и сменить бельё. Он задыхался на пыльных улицах, физически ощущая, как из души испарялась надежда. Деньги были на исходе, и Кристиан понимал, что бесплодные попытки пора прекращать. Хьюстон — слишком большой город, особенно для чужака, и шанс встретиться с Джоанной в конце концов стал призрачным и это больно ранило. Он не хотел сдаваться, не мог этого сделать, но здравый смысл брал верх. Кристиан пару раз по памяти набирал номер девушки, но, видимо, путал цифры, потому что механический голос автоинформатора оповещал, что такого номера не существовало. По крайней мере, при его уровне знания английского языка он понял фразу именно так. Поэтому вечером третьего дня пребывания в Штатах Кристиан купил билет до Парижа. У него оставались всего лишь сутки, чтобы найти Джоанну и если не остаться с ней в Хьюстоне, то хотя бы признаться во всём, сказать, как сильно любил её, что будет с нетерпением ждать её во Франции и надеяться на прощение. Ночь снова прошла без сна, но утром Кристиан был бодрым и уверенным. Оставался последний день, и он не собирался отсиживаться в порядком надоевшем хостеле. Он принял прохладный душ, который спас от удушливой жары Техаса лишь минут на десять, выпил кофе в ближайшем кафе и, закинув на плечо дорожную сумку, отправился в противоположный конец Хьюстона, где ещё не успел побывать за неполные пять дней. Дорога на автобусах заняла почти два часа, и наконец Кристиан очутился посреди небольших, но красивых домиков, расположенных вдоль улицы. Некоторые из них были огорожены низкими заборами, а большинство отделяли от асфальтированной дорожки только аккуратно стриженные газоны изумрудно-зелёной травы. Кристиан бесцельно бродил вдоль, украдкой заглядывая в окна в надежде, что в одном из них мелькнёт знакомый силуэт. Он вглядывался в лица прохожих и от отчаяния спрашивал на ломаном английском, не знали ли они, где проживала семья МакКормик. Многие улыбались, не понимая, некоторые виновато разводили руками и отрицательно качали головами. Так прошёл день, и отчаяние захлстнуло Кристиана. Он бросил сумку на тротуар, уселся сверху и, опустив голову и запустив пальцы в волосы, глухо застонал. Он был вымотан, но устал не физически — в душе огромной чёрной дырой разрасталось опустошение. Прохожие, не обращая на него внимания, проходили мимо, а Кристиан потерял счёт времени, погрузившись в беспроглядную, серую тоску, окутавшую его с головы до ног, снаружи и внутри. Когда он поднял голову, на город уже опускались прозрачные сумерки. Кристиан поднял сумку с таким усилием, словно в ней оказались булыжники, и поплёлся к остановке, на которую приехал. Он с трудом передвигал ноги, усталость обрушилась на него неожиданно и была подобна лавине. Но обманутые надежды и разлетевшиеся вдребезги мечты куда более тяжёлым грузом легли на сердце. Кристиан понимал, что эта поездка изначально попахивала глупостью, что импульсивность вновь взяла верх над здравым смыслом, но до этой минуты он не терял веры, что задуманное получится. Да, он всё ещё верил в чудеса. Почувствовав жажду, Кристиан вошёл в первое попавшееся заведение, которым оказался ночной бар, закрытый тогда, когда он проходил мимо днём. Он сел за стойку, хотя большая часть столов были ещё свободны, заказал бокал пива и выпил залпом. Повторил заказ и лишь после огляделся. Первое, что бросилось в глаза в полмраке зала — афиша, на которой были изображены четыре парня: двое с гитарами, клавишник и ударник. Это явно была местная группа, игравшая, как следовало из рекламы, в стиле кантри, который так любила Джоанна и заразила этой любовью и его. Времени до вылета было ещё предостаточно, и Кристиан решил хоть что-то взять от этого визита на родину любимой девушки и послушать ребят, так напоминавших его самого и друзей. Судя по времени на афише, группа начинала выступление через час, и Кристиан медленно цедил пиво, закусывая его снеками и солёным арахисом и погрузившись в грустные мысли. Он ощущал себя никчёмным, беспомощным, забыв, что просто обстоятельства оказались сильнее, но понимая, что сам был виноват во всём, что происходило с ним и Джоанной. Он и никто другой разрушал всё, что они выстраивали по кирпичикам мучительно долго. Его глупое стремление попробовать в жизни многое крушило то, чем он искренне дорожил, что было действительно бесценно и необходимо. Кристиан всегда осознавал свои ошибки слишком поздно. Он не заметил, как на сцене появились те, ради кого остался в баре. Музыканты настраивали инструменты, а Кристиан всё ещё наблюдал за пузырьками в напитке. Он отвлёкся от своего занятия лишь когда зазвучали первые аккорды. Эти парни играли невероятно круто, каждая нота звучала идеально, и Кристиан завороженно наблюдал за группой, жадно внимая музыке в стиле кантри, который, впрочем, оказался с примесью рока, ведь ударные играли в ней не последнюю роль, а вот губной гармошки и банджо не наблюдалось. Этот стиль был ближе к скиффлу, но и не он в полном смысле. Однако то, что играла эта группа, внушало уважение и вызывало вострог. Складывалось впечатление, что парни — профессионалы, случайно оказавшиеся в богом забытом баре на радость неискушённым зрителям. Счёт времени Кристиан потерял давно, а музыка не прекращалась, как и неистовый восторг всех присутствовавших. Его бокал давно опустел, но он не замечал, забыв обо всём, не обращая внимания на заполнившийся бар, хорошеньких официанток и услужливых барменов. Кристиан мечтал, что совсем скоро и он с друзьями сделают маленький шаг к мечте и начнут играть на публику постоянно, хотя бы в таких же барах или ночных кафе. Музыканты объявили последнюю композицию, и толпа взревела от негодования и эйфории. Парни играли самозабвенно, вкладывая в музыку не только силы и умения, но и души. И в конце мелодии на сцену потянулись девушки, которые явно были ребятам не чужие. С глаз Кристиана словно спала пелена и он вновь оказался на окраине Хьюстона в захолустном баре. Он смотрел на ударника, к губам которого, едва тот закончил играть, прильнула долгим поцелуем высокая коротко стриженная блондинка, как две капли воды похожая… Да нет, это и была Джоанна. Кристиан, остолбенев, не сводил с них глаз. Горло сковало удушье, от бессильной злости он до боли сжал кулаки и зубы. Девушка, как и в Париже, устроилась на коленях парня, но уже другого. Только вот выглядела она такой же счастливой. Кристиан с трудом сдержался, чтобы не подойти, но в то же время понимал, что никогда не решился бы. Бросив последний взгляд на смеявшуюся Джоанну, отметив ладонь чужого мужчины на её обнажённом колене (она так редко надевала для любимого Кри-Кри короткие юбки!), взял сумку и незаметно выскользнул из помещения. На улице вдохнул душный воздух, не приносивший облегчения. Ярость бурлила в крови, обида съедала душу. Кристиан так легко предавал Джоанну, а теперь тот самый бумеранг, о котором только что легенды не слагали, в виде предательства вернулся к нему и вонзился в самое сердце. Он осел на ещё не остывший асфальт, откинулся на тёплую стену здания и закрыл глаза. Из-под опущенных ресниц по щекам заструились слёзы. Кристиан мог бы сидеть так вечность, не замечая ни прохладных ночей, ни палящего дневного солнца, ни обжигающего ветра, забыв о родителях и друзьях, погибнув под руинами чувств и грёз, которыми раньше билось сердце. Наконец он открыл глаза, вытер тыльной стороной ладони влагу со щёк и взглянул на наручные часы, пытаясь в темноте разглядеть циферблат. Когда это наконец удалось, присвистнул: до конца регистрации на рейс до Парижа оставалось совсем немного времени. Хотелось бежать отсюда как можно быстрее и дальше, чтобы забыть увиденное или хотя бы убедить себя, что это был лишь страшный сон. К счастью, в кармане лежали отложенные на такси деньги, и Кристиан бросился к жёлтым автомобилям, ожидавшим припозднившихся и подвыпивших пассажиров неподалёку. Он не помнил, как оказался в самолёте — перед глазами всё ещё стояла счастливая Джоанна в объятиях другого парня. Боль стала частью Кристиана, пропитала всё тело, проникла в сердце, замедляя его биение. Голова раскалывалась, слёзы застилали глаза, мешая смотреть на удалявшиеся внизу огни Хьюстона. Где-то там осталась его любовь, щедро приправленная предательством. С обеих сторон. Только теперь Кристиан понимал, сколько страданий причинил Джоанне, но оправдать её не получалось. Он отмахивался от мыслей и наконец занял себя выдумкой легенды о беззаботно проведённых в Сен-Тропе каникулах, где он наслаждался обществом и ненасытностью Селин. Или это была дочь богатого отца по имени Жанин? Кристиан выдумывал подробности, но всё же ежеминутно ловил себя на воспоминаниях о той, которую, как оказалось, любил больше жизни, которую предавал, унижал изменами и наконец был отомщён. Только она не знала ничего, а просто наслаждалась жизнью без него. А он-то, дурак, был уверен, что она не отходила от матери. И когда самолёт заходил на посадку в Париже, решил, что не позволит Джоанне сломать себя. Но тогда Кристиан даже не догадывался, что уже сломлен, а все его женщины — лишь жалкие попытки отомстить и найти замену девушке, которую нельзя заменить, ведь она была частью жизни и его самого. Оказавшись в комнате общежития рано утром, Кристиан весело разбудил друзей и взахлёб рассказывал выдуманную историю о каникулах. Он нервно крутил в руках солнцзащитные очки и был неестественно болтлив. Только вот ни Николя, ни Себастьен даже не догадывались, чего ему стоило улыбаться, шутить и быть собой. Душа же умерла посреди переполненного бара на окраине Хьюстона. Кристиан был готов к новым мимолётным интрижкам с девочками, имён которых наутро даже не вспомнит, лишь бы забыть Джоанну, вырвать её из сердца и смириться с тем, что как прежде уже не будет. Когда-нибудь он поймёт, что всё разрушила совсем не она, но случится это в следующей жизни.