Музыкальное и прекрасное.

      Карл трёт своё лицо – он заёбан неимоверно сильно за весь этот долгий день. Как вообще можно спокойно провести часовые уроки в музыкальной школе, имея в своём распоряжении за весь день только детей? - Сколько можно, ребят, пожалуйста, соберитесь! – Джейкобс видит только что вошедшего в зал Сапнапа и тут же слышит звонок, оповещавший его о конце всех страданий, - Мы снова не успели повторить песню на концерт. Не забудьте выучить свои произведения, скоро отчётный концерт, вам нужно собраться и потрудиться в последний раз перед каникулами, а пока что можете идти. - Сильно они тебя измотали, да? – у мужчины улыбка натянута до ушей, когда Карл вымученно улыбается - А мою кровь сегодня Томми пил. Четверть к концу подходит, а он не может никак запомнить своё произведение. В глаза мне смотрит и врёт, я-то прекрасно вижу, что нихуя он не учит, а потом… - Давай вначале до дома дойдём? Мне тоже сложно свои слова сдерживать, но дети-то ещё не разошлись. Вон, у Квакити ещё час прыгать будут, прежде чем домой пойдут. - Это да, что-то несдержанно я как-то… Общая квартира, которую трое преподавателей снимали, встретила их тихим гулом старого холодильника. Две комнаты, в одной из которых стояли инструменты и диван, а вместо телевизора на небольшом столике располагался ноутбук, который использовали не так часто, как компьютер на столе в углу комнаты, за котором было в разы удобнее делать что-либо. В конце-концов грузит быстрее, тянет лучше. - Ты заходил к Квакити? – Карл снимает свою куртку, вешает её на крючок, надевает домашние тапочки с помпонами, купленные на какой-то распродаже, проходит в комнату и уже там ожидает Сапнапа, прыгая на диван, оказываясь в позе звезды, - Дети обсуждали в коридоре что-то, упоминая его имя. - Ему кто-то подарил что-то, вот и гадают, что это за поклонник такой. Или поклонница. - Интересно конечно. Ну, придёт и если захочет, расскажет нам. Что там у тебя с твоими учениками? Ты говорил, что Томми что-то снова учудил? – Сапнап присаживается рядом, опрокидываясь на мягкую спинку мебели, аккуратно переплетая пальцы рук Карла со своими, а Джейкобс прижимается к его плечу. - Как обычно. Один приходит – ничего не учит, каждый раз либо деградирует, либо остаётся на том же уровне. Не знаю уже, как до него донести, что нужно учить и упражнения, и произведения. Ни в какую. А другой просто веселится – приходит ко мне как чистый лист, не старается вообще, сидит и анекдоты рассказывает, ничего не делает. Я волнуюсь, думаю, не учим ничего, как он сдаст-то? А он приходит – всё на свете помнит, по терминам отвечает, по остальным предметам всё прекрасно. Думаю, к Филзе сходить, поговорить на счёт Томми, а то он сильно запущен, всё никак вытянуть его не могу. Твои как? - Черти, а не группа, - Сапнап укладывает одну из рук на талию Карла, прижимая его чуть ближе к себе, другой крепче сжимая переплетённые пальцы, - Их прошлая учительница кричала постоянно, они её боялись, а я не хочу так. Какое же это образование, когда шаг влево – шаг вправо – расстрел? Группы постарше ещё могут сравнить, сами говорят, что я лучше, чем та, что была, а маленькие мало того что бесятся, так ещё и я не понимаю, как правильно с ними работать. Дети они и есть дети, бегают, прыгают, играют во что-то – им бы во что-нибудь играть, а не в нашу школу ходить. Какое им музыкальное образование в таком возрасте? Прикинь, приводят детей, а они себе в дневник-то записать домашнюю работу не могут. Я же, как дурак какой-то, весь урок со стопкой сижу, сам им всё пишу. Какие это уроки? - Люблю тебя, малыш. Дети ещё вырастут и поймут то, как ты стараешься. Они ведь правда дети и не виноваты в том, что их родители решили их запихнуть в музыкальную школу, - Сапнап гладит своего любимого человека, поднимает их скреплённые руки и расцеловывает каждый палец по очереди, заканчивая и начиная сначала. Карл чуть ли не плачет от всех мыслей, что посещают его по поводу его деятельности и его не компетенции, а Сапнап это прекрасно видит. Джейкобсу аккуратно вытирают несколько скатившихся по щекам слёз, когда у его парня сжимается сердце, чуть ли не ломаясь прямо внутри от боли. - Я тоже тебя люблю, просто… Это, кажется, правда неблагодарная работа, как и говорили при моём поступлении… - Малыш, они действительно благодарны тебе за то, что ты делаешь, - руки Сапнапа ласково разглаживают плечи Карла, после чего ладонь перемещается на щёку, прижимая голову к груди, а губы оставляют нежные поцелуи на макушке, когда Джейкобс ложится на своего парня, - Они называют тебя самым лучшим преподавателем, мой милый. Такие звания не просто завоевать, особенно от детей и подростков. Ты вообще у меня самый лучший. - Может ты и прав, родной. Карл тянется к губам своего мужчины, когда дверь открывается и в квартиру вваливается запыханый, недовольный Кватики. - Сука, блять, сколько можно, нахуй эту хуйню всю делать блять? - И тебе привет, милый, - Карл улыбается, видя молодого человека. В его глазах Квакити, даже запыханый и злой на весь мир, выглядит идеально, - У тебя что сегодня? Натворили что-то, или просто так злишься? - Отчёты. Кватики, чернее тучи, подошёл к компьютеру, вставляя флешку, начиная что-то редактировать. Они втроём прекрасно знали, как сильно их парень не любит бумажную работу. Квакити всегда считал, что не должен заниматься этим, оно не для него – да и зачем расписывать то, что итак понятно? Разве руководство не понимает, что он в любом случае не будет прогуливать свои собственные занятия? А план воспитательной работы сниться ему с кошмарах чуть ли не каждый день. - Ну, все там были, все там будем. Меня запихнули в комиссию на экзамене, не представляю, что там делать буду. Как они представляют меня в роли объективно оценивающего своих собственных учеников преподавателя. - Оценишь, может и объективно, а поставить плохую оценку не сможешь, - Сапнап расслабляется на диване, когда Карл встаёт, чтобы обнять работающего Кватики со спины, целуя в макушку. - Может оно и так. Джейкобс водит пальцами по плечам работающего мужчины, чтобы хоть немного расслабить его. Карл ведёт ниже, останавливаясь на груди, ласково оглаживая её, не собираясь спускаться ниже. Пианист что-то шепчет ему на ухо, от чего у Кватики краснеет лицо, а тело напрягается. - Эй, вслух может скажите? Мне так-то тоже интересно, что ты ему там нашёптываешь. - Пойдём, не будем ему мешать, - Карл берёт Сапнапа под руку и ведёт в их общую спальню, закрывая Кватики дверь, чтобы не мешать. Джейкобс валится в кровать к своему мужу, который лениво притягивает его к себе, укладывая руки на спину партнёра, утыкаясь в шею Карла, покрывая её поцелуями. Пианист, в свою очередь улыбается, зарываясь волосами в чужую шевелюру. - Что ты сказал Кватики? – Сапнап приподнимается, целуя в обе щёчки любимого человека, всматриваясь в его лицо с какой-то странной эмоцией, – Я подумал, вдруг серьёзное случилось что-то… - мужчина замялся, думая, что сказать дальше. Карл улыбнулся, положил свою руку на щетинистую щёку и оставил быстрый поцелуй на кончике носа своего парня. - Милый, ни у меня, ни у Кватики нет никаких секретов от тебя, я всего лишь спрашивал его о том, как долго он будет работать, сможет ли присоединиться, и нужно ли будет его ждать. Я сказал ему несколько напутствующих слов, а он раскраснелся. - поглаживания Карла очень сильно успокаивают. Лежащий рядом мужчина ровно дышит, прикрывает глаза, чувствует себя спокойно, как никогда. В отношениях Сапнап привык защищать и быть самым сильным как с моральной точки зрения, так и с физической. Если кому-то плохо, одиноко или неспокойно, то именно его объятия дарили чувство защиты и поддержки, а для самого мужчины тихой гаванью являлись его парни. Джейкобс каким-то чересчур волшебным образом действовал на Сапнапа. Чувство вины или сомнения, какими бы глупыми они не казались, все самые потаённые страхи – он мог доверить всё и быть уверенным, что любой из его любимых мужчин выслушает его, поможет и поймёт, не сказав ни одного слова, которое могло бы задеть или обидеть. - Я верю тебе, моя любовь. Я не знаю что на меня находит иногда. - Всё хорошо, сладкий, - Карл прижимается своим носом к чужому, водя из стороны в сторону, целуя Сапнапа по-кошачьи, - Я понимаю тебя, ты имеешь на это право, - гитарист прикрывает глаза, чувствуя, что он мог бы доверить человеку рядом с собой не только свои мысли и чувства, но и всего себя полностью без остатка, - Ты знал, какой ты милый, когда вот так краснеешь? Я чувствую, как у меня ладошки нагреваются от твои милых щёчек. - Карл, Сапнап! – Кватики наконец открывает дверь в общую спальню, прыгая на кровать, при этом чуть не придушив весом своего тела двух парней, лежащих рядом. - Будь осторожнее! Так можно и свои парней лишиться! Карл целует Сапнапа в лоб, поворачивается и касается губами щеки Кватики. Они обнимают друг друга, и, чувствуя руки любимых друг на друге, засыпают. - Представляешь! А я ему говорю, что надо, мальчик мой, надо, как без этого-то? Как ты собрался без понимания базовых знаний собираешься играть на гитаре? Ладно бы, на улице потренькать, а так у него экзамен на носу, а ничего ещё не выучено! Сапнап сидел в классной комнате вместе с Техноблейдом. Покрашенные стены, линолеум на полу и обшарпанные белые окна с облупленной краской – именно это окружало сидящих за столом и спокойно пьющих чай преподавателей игре на струнных инструментах. - Ну и чего медлишь тогда? Может, я сам вечером схожу к Филзе вечером, поговорю по поводу Томми? Он действительно сильно распоясался в последнее время, не понимаю, как он не видит этого на занятиях сольфеджио. Даже мне, как сидящему в комиссии, но не так часто пересекающимся с Томми, понятно, что он может и не сдать экзамен в конце четверти. Сапнап медлил. С одной стороны ему уж очень сильно хотелось, чтобы его ученик взялся за ум и получил хорошую оценку, начал учить то, что действительно нужно, а с другой – он прекрасно помнил, как чувствовал предательство со стороны своих учителей, когда они рассказывали его родителям о шалостях или ухудшавшейся успеваемости. Гитаристу не хотелось бы предавать своих учеников, какими бы несносными они не были и что бы не вытворяли. - Думаю, если нужно будет, я сам схожу. В этом правда нет необходимости, Техно. А у тебя как? Всё такое же веселье? - Как знаешь, - Техноблейд мешает ложкой чай, отпивает и продолжает говорить – Мои бараны всё так же чудят, но в меру, что уже хорошо. Фанди вообще с каждым днём всё лучше, а пришёл-то на спор оказывается. Зато сейчас втянулся, сам играет и подбирает себе произведения. Молодец, что сказать. - Это да, это уж хорошо, правда. Сапнап действительно дорожит своими учениками, всё-таки не первый год учит. Как бы он не отнекивался, его ребята были для него слишком родными, чтобы бурчания по поводу их уровня игры выходили дальше кабинета. Он помнил множество историй, связанных с ними, и смешных и грустных. Как-то во время одной из смен пришкольного лагеря, в который ходил Томми, Сапнап повёл всю группу детей через весь город в самый центр, чтобы показать праздник, который там проводился. Томми тогда слишком громко кричал, а в один момент чуть не выскочил на сцену, чтобы кричать вместе с исполнителями знакомую песню. И тогда он их любил, потому что это его ученики. Как-то раз, в самый первый год его преподавания, он пришёл в кабинет к Филзе. Он уже и не помнит, зачем зашёл к нему тогда, зато помнит светлые глаза маленького Томми, который пришёл к отцу на работу, только начавший тогда играть на гитаре и искренне думающий, что в музыкальной школе его научат играть его любимые песни, а не тысячу и один этюд. Весь умилённый ребёнком, который смущённо стоял возле своего отца, спрашивая, когда они пойдут домой, Сапнап не мог не взять его в свою группу. Кто ж знал, что скромный ребёнок друга-преподавателя вырастет в сорванца с шилом в одном месте, чей энтузиазм заканчивался на паре аккордов. Плюсом ко всему, теперь этот ребёнок занимался непонятно чем в своё свободное время, но только не заучиванием гамм и произведений на экзамен. И сам Томми не был железным. Учить может не учил, но последствия чувствовал сполна. Как-то раз ребёнок действительно очень плохо подготовился. Сапнап помнил, как его ученик в тот момент выскочил из кабинета весь бледный и дёрганный, опустился на стул и назвал фамилию того, кто должен был идти после него. На том экзамене ему пришлось доигрывать не выученное произведение по нотам. Сапнап всё ещё помнит, как беспокойно трепетала его душа из-за такого состояния ребёнка. Томми чуть ли не плакал и весь трясся, находясь в каком-то внутреннем аду. Ужасные воспоминания. Помнит, как подсел к ребёнку, обнял его и поддержал, лишь бы не плакал, лишь бы не волновался. Он, всегда говорящий о том, что экзамены важны, в тот день крепко держал руку волнующегося ученика, стараясь убедить в неважности того, что сам считал значимым. Как бы сильно Сапнап не пугал своих учеников, особенно таких, как Томми, экзаменами, ему никогда бы не хотелось, чтобы дети так чувствовали себя. Сапнап чувствовал настоящую душевную связь и любовь к своим ученикам. Как можно не обожать их, который приходят раз в несколько недель с какой-то новой затеей. Как можно не любить их, которые вечно вытрясают всю душу, говоря с учителем, искренне доверяют ему и считают близким человеком? Сапнап бесконечно сильно был к ним привязан и совершенно не стеснялся говорить об этом. Эту истину было видно всегда – во взгляде, в движениях, во всех разговорах, которые мужчина проводил со своими учениками. Кажется, о его привязанности к ученикам прекрасно знали все. Сапнап действительно обожал своих учеников и считал их младшими братьями или сёстрами. - Техно, ты здесь? – Физла открывает дверь в помещение, вытаскивая Сапнапа из его мыслей, - О, это хорошо. Нужно будет составить работы для выпускников, поможешь мне? - Да, конечно. Когда мне нужно будет зайти к тебе? - В любое время, завтра вместо моих занятий стоят репетиции, а сегодня всё кончилось. Буду ждать тебя, - Техноблейд кидает красноречивый взгляд на Сапнапа, показывая, что им нужно поговорить, от чего сам гитарист отнекивается, - Что-то случилось? - Нет, что ты, всё хорошо, иди, не будем тебя задерживать, - дверь закрывается за Филзой, оставляя двух мужчин наедине. Теноблейд громко вдыхает. Всё ж ему непонятно, почему Сапнап молчит о лени своих учеников. - И почему ты не сказал ему о поведении Томми? - Ну что я ему скажу? Что его сын подросток не слушается меня и ничего не учит? - Именно это. - Знаю я детей в его возрасте. Я сейчас нажалуюсь, а родители ничего не смогут сделать. Не то уже время, чтобы влиять на него со стороны. - Сапнап, я действительно не понимаю твоей логики. Это нормально, когда родителям сообщают о том, что их дети плохо учатся, что-то не выполняют. Более того, иногда это необходимо, как в твоём случае. - Это правда не стоит того. Я сам с ним поговорю. Тем более я в его возрасте вещами похуже занимался, а не просто бедокурил и не учил произведения. Лучше пусть бездельничает. - Как знаешь, Сапнап, как знаешь. - Извините? – дверь в учительскую снова открылась, - Сапнап? - Да, что такое, Ранбу? Твоё время закончилось, ты уже можешь уходить. - Там дело в том, что Томми пришёл пораньше, взял гитару и пока разыгрывался… Сломал струну. - Как сломал, пусть так и меняет, в чём проблема? - В том что струна отскочила ему по лицу и он в медпункте. - Ох ты ж!... –Сапнап вышел из кабинета быстрым шагом под взгляды ученика и преподавателя игры на скрипе. Вечер в компании трёх любовников начался с фильма, который они выбрали и поставили на фон. Мужчины сидели на диване перед старым ноутбуком в атмосфере полной любви и спокойствия. Карл прижимался к груди Сапнапа, а Квакити сидел рядом с ними, обнимая гитариста одной рукой, держа ладонь Джейкобса в другой. Темнота и слова на фоне располагали к внутреннему диалогу. Пока молодые люди обнимались, Квакити думал о своих любимый парнях. Карл и Сапнап всегда были вместе – целовались, обнимались и прижимались друг к другу в любой ситуации, улучали момент для нежностей каждый день. Даже прямо сейчас, пока Квакити сидел рядом с ними, они нежно расцеловывали лица друг друга, выглядя, как самые настоящие котята из какого-нибудь милого видео с подписью «это мы». Квакити… Ревновал. В этом чувстве не было никакого смысла, учитывая, что они буквально встречались все вместе, находились в полиаморных отношениях, втроём. Наверно, он должен чувствовать себя любимым, но всё, что находилось в его душе прямо сейчас, когда два его любимых человека крепко прижимались друг к другу и лишь один из них еле-еле касался Квакити подушечками пальцев – сильную, разъедающую его, тревожную пустоту. Иногда, проводя время вместе, парню казалось, что его самого изнутри кто-то неизвестный выедает маленькой ложечкой. Все его чувства, все его эмоции и ощущения, его любовь – всё пропадало, когда он видел двух любимых людей, так крепко и нежно прижимающихся друг другу, в то время как он сам будто пролетал мимо всей этой ситуации, находясь где-то за бортом корабля. Сапнап лениво прикусывает нижнюю губу Джейкобса, потому что бесконечно сильно любит его, потому что ему нравится чувствовать его рядом, потому что он обожает его. Карл улыбается, в блаженстве прикрывая глаза, зная, что за него готовы убить. Квакити смотрит на них двоих и окончательно расцепляет свою руку с рукой Карла, позволяя двум мужчинам остаться будто наедине, пока один из их парней сидит рядом, чувствуя пугающую тревожную пустоту. - Сапнап, слабо закинуть себе в рот попкорн? – Карл отрывается от губ мужчины, говоря эти слова. - Нет конечно! – парень пробует несколько раз кинуть еду с размаху, но у него ничего не выходит, а несколько штучек падают на пол, - Ну блин, и как мне это сделать? – Мужчина пробует ещё раз и у него получается. - Милый, подбери, пожалуйста. -Конечно, - Сапнап подбирает упавшую еду, берёт из миски попкоринки и протягивает Карлу. Джейкобс ртом забирает несколько лопнувших зёрнышек, съедает их, зубами шутливо прикусывает один из пальцев Сапнапа, - Милый, ты у меня озверел? Кусаться начал? - Что ты, психологи вообще-то говорят, что таким образом выражается сильная любовь. - О, ну раз ты меня так сильно любишь… - Сапнап улыбается, крепко прижимает к себе Карла за талию и целует в губы, гладя его через одежду. А Квакити снова чувствует боль. Это даже не неприятно, скорее тянуще-тревожно, как-то грустно и одиноко. Он чувствует себя самым нелюбимым человеком во вселенной, когда его парни целуются и не вовлекают его в процесс. Они будто забыли про него… Или наоборот, осознанно отказались от его касаний? Может, он противен им? Или вызывает отвращение? Им не нравятся его шутки, поведение, может тело? Он слишком худой или слишком толстый? Может… - Любимый мой, что такое? – Квакити высвобождается от бури своих ужасных ощущений и мыслей, когда Карл укладывает свои ладони на его щёки, несколько раз чмокая его в губы – Малыш, ты завис и не реагировал на нас. У тебя всё хорошо? Карл стоит перед ним, а Сапнап обнимает за талию, утыкаясь носом в ухо, тихо шепча. - Хороший наш, тебя что-то беспокоит? Мы прямо тут, рядом, расскажи нам. Карл присаживается на диван так, что теперь Квакити находится посередине, зажатый между двумя любящими его мужчинами. Внутри что-то взрывается и вместо мыслей о том, как же хорошо, когда на него обращают внимание, что стоит рассказать о своих недавних мыслях, парень думает, будто он помешал проведению совместного досуга двух влюблённых. - Я не хотел вас отвлекать, простите меня, пожалуйста. Мне, наверное, стоит уйти, да? Схожу пока в спальню, полежу там, я… - Квакити, почему тебе кажется, что ты чем-то мешаешь? – Карл обеспокоенно вглядывается в глаза любимого человека, пока Сапнап берёт его за руку, - Мой хороший, что случилось? Расскажи нам, мы обязательно поможем тебе. - Понимаешь, я, - слова комом застывают в горле и вновь выходят, когда его ласково гладят по макушке, - Вы обнимались, и я подумал, что, может быть, я не достаточно хорош и.. Не заслуживаю вас? Вы как будто забыли про меня, и мне стало страшно что я плохой, и что вы меня бросите, и мне было страшно что… - Квакити тараторил как в истерике, чуть ли не плача, задыхаясь, когда Джейкобс дотрагивается пухлыми губами до его губ, успокаивающе целуя, нежно и растянуто, а Сапнап прижимает его к себе крепче, шепча что-то успокаивающее и приятное, от чего Квакити делается хорошо и спокойно. Объятия двух парней ощущаются как-то до жути правильно и хорошо, но Карл отрывается от красных губ, чтобы смотреть в глаза любимого и говорить, по привычке чуть склонив голову в бок. - Мы тебя очень сильно любим, наш малыш, ты же знаешь это, да? Ты наш бриллиант, наш котёночек, солнышко наше… Как мы можем такого ласкового и хорошего не любить, м? – Карл гладит Квакити, а тот ластиться, подставляясь под нежные касания пальцев. Мужчины жмутся друг к другу, а Квакити чувствует, что его любят так сильно, как никого другого на всём белом свете. На фоне, на экране старого ноутбука, Эдвард в очередной раз говорит Белле, что он опасен. Квакити просыпается с блядской болью в своей голове – мозг будто превратился в чугунный котёл, давящий изнутри на черепную коробку, не дающий даже возможности что-то осознать. Мало того, что вставать не хочется от слова совсем, ведь именно на сегодняшнюю дату поставлена чёртова репетиция с группой подростков, с которыми придётся ругаться из-за нерегулярной посещаемости, так ещё и ощущения в теле были, мягко говоря, неприятными. Видимо, его двое любимых мужчин уже проснулись, так как две стороны кровати по бокам от него были свободны. Парень встал, не заправляя за собой кровать, сразу побрёл на кухню, чтобы пожелать всем хорошего дня, которого у него, по крайней мере, как кажется, не будет. - Доброе утро всем, - Алекс начал набирать воздух в лёгкие, намереваясь зевнуть, как ему начали что-то говорить, прерывая механизм и оставляя его с неудовлетворённой потребностью – Что-то случилось? Вы, ребят, обычно ещё нежитесь в постели в это время. Никогда не думал, что вы ранние пташки. - Любимый, ты разве не помнишь о том, какое сегодня число? – Карл крепко прижимает к себе молодого человека, держа его за талию, пока Сапнап стоит посередине кухни, явно что-то специально загораживая, начиная посмеиваться с ситуации, - Милый, ты действительно не помнишь? - День… Шоколадных конфет? Вы про это? Комната наполнилась громким смехом Сапнапа, согнувшегося пополам от абсурдности ситуации. Теперь мужчина не прятал вещь, которую загораживал на протяжении всего диалога, из-за чего открылся вид на небольшой торт-наполеон с несколькими свечками, воткнутыми в него. - У кого-то день рождение? Сапнап, вроде у тебя не сегодня… Карл? Боже, пожалуйста, прости, что забыл! Я правда постараюсь сделать этот день особенным!... - Милый, день рождения у тебя. Это твой праздник. Ступор. Чего-чего, а такого никто из них не ожидал. Сапнап всё ещё сидел на корточках, стараясь не смеяться слишком сильно, теперь уже просто задыхаясь, не в силах даже вдохнуть из-за волны смеха, хотя Карл в тот момент выглядел слишком уж серьёзным. - Моя любовь, с тобой всё хорошо? Может ты заболел? Я думал, что о таких вещах не забывают. Учитывая что эта дата твоя. - Карл, я очень устал вчера, а последние пару дней я был слишком сильно зациклен на ближайшем новогоднем концерте. Я не вспомнил бы не только о том, что у меня день рождения, но и о том, какой сегодня день недели. У меня очень сильно болит голова, так что… Вы очень хорошие парни, раз уж помнили про мой день рождения, в то время, как я сам о нём забыл. Сапнап наконец встал с колен, подходя к своему любимому человеку и крепко обнимая его, утягивая в объятия ещё и Карла, который, кажется, всё ещё был обеспокоен ситуацией. - Алекс, ты не думал о том, чтобы на какое-то время забыть об отчётном концерте? Эта ситуация пугает. - Осталось не так долго, родной, всё будет хорошо, правда. Я доработаю и оторвусь вместе с вами, когда всё это кончится. Дети отдохнут от меня, я от них, ну, ты понимаешь. - Понимаю, мой милый, - Карл глубоко вздыхает, прижимаясь к мужчинам сильнее. - Мы любим тебя, Квакити, помни об этом. С днём рождения тебя, наша любовь. Ты собираешься задувать свечи? - Ну, они уже зажжены. Думаю, будет очень круто, если ты прямо сейчас загадаешь желание. - Тебе не кажется это каким-то чересчур детским? – несмотря на свои слова, Квакити подходит к торту, с закрытыми глазами что-то шепча, после чего задувая их. - Даже мне это не кажется детским, родной. Безусловно, ты у нас уже взрослый, но, мы тут скорее вчерашние дети, чем взрослые серьёзные дяди, - Сапнап передаёт имениннику ножик и держит навесу тарелки, - К слову, насколько поздно вернёшься сегодня? - Думаю, что к девяти уже должен буду закончить. Последними стоят самые младшие, за ними родители приезжают. Думаю, скорее всего затянется сильно. Сами знаете, какие они, ими командовать – все нервы себе измотать, - Квакити отдаёт тарелки своим парням, накладывая себе, - А что такое? - Вечером тебя ждёт сюрприз. Спокойный завтрак кончился, после чего настал трудный, долгий и изнурительный рабочий день, во время которого Квакити никак не мог найти себе место – его постоянно грызло чувство ожидания вечера, когда ему должны были что-то подарить, о чём он и не мог представлять. Алекс несколько раз забывал, какие движения должны быть в танцах, ставил не ту музыку, а к вечеру вспомнил о том, что так и не принёс костюмы на примерку, из-за чего вся репетиция затянулась на ещё один день, а дети так и не отрепетировали танец. - Извините, вы неправильно показываете. У меня где-то даже видео было, как дети выступали, там по-другому делается, - чья-то родительница прервала его танец, когда он указывал ребёнку на предполагаемую ошибку, которая вообще не являлась ей, - Мой ребёнок всё правильно делал! - Да, конечно, простите. Я ошибся. Поставьте, пожалуйста, ещё раз, они станцуют в последний раз и я отпущу всех. Дети начали прогонять движения в последний раз на сегодня, ожидая, что учитель будет выискивать каждую мелкую ошибку в их движениях, пока сам преподаватель смотрел будто сквозь них, не имея ни малейшего желания думать ни о чём, кроме как о своих парнях и их подарке, о всей ситуации. Как он вообще мог забыть про свой же, чёрт возьми, день рождения? Пару лет назад, когда он был чуть младше, этот день ощущался волшебным, необычным и совсем не как то, о чём можно просто взять и забыть. Наверное, более молодая версия Квакити ударила бы его хорошенько, если бы узнала о том, что он умудрился забыть о настолько важном дне. Он ведь даже умудрялся не спать всю ночь – обычные цифры на часах получали какое-то слишком сильное значение, а сам парень чуть ли не пищал от радости, видя заветные нули на циферблате, считая, что то, что он прожил ещё один год своей жизни, является чем-то безумно крутым. А теперь он забыл. Это ощущается безумно странно. Алекс невольно начинает задумываться о том, что Карл был чертовски прав – он действительно слишком много работает. В их отношениях трудоголиком принято было считать Джейкобса, который готов чуть ли не жизнь положить ради своей работы и задерживаться после работы на долгие часы, если ребёнок что-то не понимал, объясняя терпеливо раз за разом с разных сторон иногда совсем очевидные вещи, умудряясь не выходить из себя. Квакити внутренне пообещал себе, что обязательно посвятит свои выходные любимым мужчинам, которых до безумия обожает, не вспоминая про работу. Ему правда хочется уделять им больше внимания, ведь они могут отдалиться, чего никому уж точно не хочется. Наверное, его парни начали беспокоиться об этом намного раньше, чем сам Квакити осознал свою проблему, а два плюс два начало складываться только сейчас. Частые разговоры Сапнапа об отдыхе, попытки Карла задействовать Квакити в совместном досуге, когда тот в течении длительного времени работал вне своего рабочего времени. Только теперь он понимал значение тех ласковых касаний, когда приходил домой поздно, без сил, а сквозь дремоту его обнимал и гладил Карл, что-то обсуждая с Сапнапом, стараясь не будить спящего. Квакити устало трёт свои глаза, когда доносящаяся из динамиков музыка заканчивается, уступая сливающимся в один галдёж детским голосам. - Можете расходиться, не забывайте, что родители скоро подъедут, пожалуйста, постойте на улице и подождите их. И наконец он идёт домой. Конечно, по пути не обошлось без нескольких звонков обеспокоенных родителей, которые не могли найти своего ребёнка, а после посмотрели в другую сторону и, увидев ребёнка, отошедшего на несколько метров от места, где его должны были встретить, отключились от звонка. Под конец тяжёлого дня глаза неумолимо слипались, заставляя мужчину чуть ли не валиться прямо на улице в одну из больших куч снега, которые легли после совсем недавно прошедшего снегопада. В этот час, когда его тело сильно болело, хотелось просто лечь. Не важно, что он мог замёрзнуть и простыть – все его части тела молили об отдыхе. В голове снова всплывают события, произошедшие с утра. Его мужчины прямо сейчас ждут его, чтобы устроить сюрприз. Как вообще можно не любить таких прекрасных людей? Его самых любимых мужчин невозможно не обожать: его Карла, который всегда рядом, готовый поддержать и помочь, ласкающийся к своим парням как самый настоящий котёнок, когда его обнимают. Его Сапнап, готовый убить и быть убитым за своих любимых людей, заставляющий своими шутками сгибаться пополам. Как таких мужчин можно не любить? К моменту, как Квакити дошёл до дома, вся его верхняя одежда была покрыта подтаявшими снежинками из-за начавшегося снегопада. К нему сразу подошли его молодые люди, крепко прижимая к себе. - Моя любовь, мы очень рады тому, что ты пришёл! Мы уже всё подготовили, проходи к нам. Карл чмокает Квакити в губы и заговорщицки смотрит на Сапнапа. Джейкобс обвивает руку вокруг талии пришедшего парня, берёт его ладошку в свою, ведёт в помещение, показывает три десятка надутых шариков с буквами «с днём рождения!» на них. - Мы очень сильно любит тебя, Кваити. Ты дорог нам. Нам бы очень сильно хотелось, чтобы ты оценил этот подарок. У нас не так много денег, но ты как-то упомянул про то, что нужны карты более хорошего качества для игр, поэтому… Вот. На столе лежал железный футляр для карт, Карл указывал именно на него. Игральные карты для покера. Коллекционные. Видимо, очень даже хорошие, учитывая коробку, которая больше походит на кейс для каких-то документов. - Родные мои, спасибо вам огромное… Я даже не помню о том, как давно говорил вам об этом. - Мы любим тебя, Квакити. - И я вас люблю, родные. Карл уставший весь, с головы до пят. Его день начался с постоянных напоминаний о конце четверти, которая являлась почти такой же важной, как и выпускная, самая последняя. Но мужчина итак прекрасно понимал то, что сроки горят к чёртовой матери, постоянно испытывал стресс из-за этого, боялся сделать слишком мало или наоборот, полезть не в своё дело, как обычно бывало, если нужно было делать что-то дополнительное по своей собственной инициативе. Он трёт глаза. Фантомный поцелуй, который не так давно оставил на его лбу беспокоящийся, уходящий с работы раньше, Сапнап, ещё остался на коже, напоминая о том, что дома Джейкобса ждут два прекрасных парня. Ему, возможно, не следовало оставаться в школе дольше положенного. В последнее время Таббо слишком сильно начал волноваться по поводу экзаменов, делая всё больше ошибок и переигрывая. Именно сегодня Карл занимался самым неблагодарным делом в жизни преподавателя – объяснял ученику произведение в сотый раз, при этом не имея никаких гарантий, что ребёнок не забудет выученную часть произведения через час после дополнительного урока. Возможно и нет, но в данный момент Карл склоняется к варианту, в котором Таббо забудет проиграть произведение, в его голове не устаканится звучание, от чего совсем скоро ученик вновь забудет, как нужно играть. Но факт остаётся фактом – долгие, тянущиеся полтора часа заставили голову Джейкобса раскалываться. Пианисту казалось, что его мозг превратился в чугунный тяжёлый котёл, с помощью которого не то что думать, но и осознавать действительность было сложно. Карл идёт быстро, спешит. Хочется поскорее оказаться дома, сидеть в своей кровати, а после спокойно заснуть. Вот только до дома нужно сначала дойти. В последнее время Карл часто думал о том, что его постоянный стресс и многочисленные беспокойства вкупе с переработками, должны вскоре перерасти в здоровый пофигизм – по его личному наблюдению только начавшие преподавать учителя принимали свою работу близко к сердцу в первые несколько лет, три, максимум пять. Вот только Карл, будучи достаточно эмпатичным, чтобы чувствовать нарастающее в геометрической прогрессии напряжение. Он прекрасно осознавал, как сильно волновались дети, да и молодые учителя, пока ещё придающие предстоящим событиям слишком много значения. Конечно, Карл и сам прекрасно помнил то, как сам, будучи ребёнком, ходил на концерты и на экзамены – его штормило в такие сложные дни не по-детски. В то время он волновался до дрожи во всём теле перед каждым мероприятием без исключения. Руки становились будто деревянными, а на последней репетиции ладони никак не хотели становиться «яблочком». Разница состоит в том, что в его юность Карл мог поработать дома самостоятельно и довести свою программу до идеала, улучшить результат. Он мог самостоятельно взяться за голову и проработать все свои минусы. Теперь же Джейкобс волновался за других и совершенно не понимал, что ему делать, чтобы ученики меньше волновались, а играли лучше. Теперь всё зависело не от него, а от кого-то, Карл глубоко вздыхает. Дверь в квартиру открыта ключом в его руках. Джейкобс прислушивается к тихо гудящим голосам – из комнаты доносится разговор Сапнапа и Квакити, они что-то обсуждают в гостиной. Карл снимает с себя верхнюю одежду, и не имея никаких сил, чтобы продолжить раздеваться и напяливать на себя домашнюю одежду, проходит в общую спальню и падает на кровать, от чего мебель достаточно громко скрипит, привлекая внимание двух других парней в соседней комнате. «О нет, только не это…» Прямо сейчас Карлу хотелось бы лежать пластом и наконец-то выспаться. Шаги направлялись в сторону комнаты, когда Карл осознаёт, насколько же сильно он истощён всем – постоянным нахождением в социуме, бесконечными репетициями и сверхурочной работой, которую он не мог прекратить из-за своей чересчур ответственной натуры. Конечно, парень прекрасно понимал, куда идёт, выбирая педагогику. Преподавание является очень сложной сферой деятельности, особенно для него – человека, который старается сближаться со своими учениками, привязываясь к ним, вкладывая в долгий и сложный процесс обучения всего себя. Просто было тем, кто не умеет чувствовать. Просто было тем, кто вываливает всю свою злость на детей, не пытаясь найти проблемы, задавливая чужую, только начавшую формироваться личность. Карлу же было ни черта не просто. У Джейкобса плотно закрыты глаза, лицо спрятано в подушке, а руки и ноги лежат звездой, когда он чувствует, как из его глаз вытекают слёзы, впитываясь в ткань. Парень чувствует, как его и так измотанное состояние становится совсем уж невыносимым. - Карл, с тобой всё хорошо? – Джейкобс чувствует, как кровать прогибается с двух сторон. Это значит, что двое его любимых мужчин всё-таки услышали, как он пришёл и вышли к нему. Квакити гладит Карла по спине до того момента, как парень встаёт и смотрит своими заплаканными глазами на парней. - Карл? С тобой всё хорошо? У тебя какие-то проблемы? – Сапнап напрягается, но старается быть спокойным, ласково обвивая тело Карла со спины, пока Квакити берёт лицо плакавшего пианиста в свои ладони, пальцами убирая продолжающие литься слёзы. - Наш хороший, что у тебя случилось? – Квакити целует Джейкобса, смотря в его глаза, - Мы ведь любим тебя. Скажи нам, что случилось? - Ничего, всё в норме. Я хотел бы, чтобы вы оставили меня одного на какое-то время. Хорошо? И Сапнап, и Квакити одинаково сомневаются в том, что оставлять Карла одного в таком состоянии – хорошая идея. У Джейкобса тем временем снова начинают литься слёзы из глаз, которые убирает своими пальцами парень, сидящий перед ним. Сильные руки Сапнапа крепче сжимаются на его талии. - Милый, ты действительно уверен, что справишься с этим один? – мужчина, сидящий сзади, прижимает парня к себе, успокаивающим родным голосом шепча на ухо, - Не подумай, что мы не оставим тебя в любом случае и не уважаем твои желания. Ты всегда в любой момент можешь попросить нас, и мы послушаем тебя. - Мы любим тебя сильно-сильно, знаешь? Мы волнуемся за тебя, Карл. Ты безумно важен и дорог нам, помнишь же? Квакити вглядывается в самые красивые для него лично глаза и ему тоже хочется плакать от вида такого печального Джейкобса – разбитого, заплаканного, кого-то слишком уж нерешительного, потерянного, одинокого, совершенно не знающего, что ему делать и как поступить. Карл являлся для парней в буквальном смысле открытой книгой. Они слишком хорошо знали его. Они прекрасно осознавали, что он чувствует в этот самый момент. Имея достаточно большой опыт в общении с людьми, открытого и эмоционального Карла они могли буквально считывать за несколько секунд наблюдений за его мимикой или постоянно размахивающимися руками, когда он что-то увлечённо обсуждал, рассказывал интересные для него истории. - Ты точно хочешь, чтобы мы тебя оставили, милый? – как только Сапнап начинает вставать, чуть расслабляя хватку на талии Карла, как парень укрывает своими ладонями чужие, чтобы тот не убирал их, даже не осознавая действия вначале. На подсознательном уровне Карл понимает, что не хочет оставаться один. - Пожалуйста, останьтесь. Вы очень сильно сейчас нужны мне. Мне очень тяжело и я… Вы правы. Вы нужны мне. Пожалуйста, не оставляйте меня. Я очень сильно хочу, чтобы вы были прямо сейчас рядом. Вы нужны мне. Я знаю, что заставил вас прекратить разговор Я правда не хотел. Я надеюсь, что вы на меня не злитесь, я очень хочу чтобы вы были рядом со мной. Пожалуйста? Наступила тишина, которую мозг Карла воспринял как отказ, тут же придумывая способ и слова, которыми он будет извиняться. - Карл, ты дорог нам, - Сапнап сильнее прижимает тело парня к себе за талию, успокаивающе поглаживая большими пальцами, - Всё хорошо. Ты же наш самый любимый мужчина, как мы можем не быть с тобой рядом в такой трудный момент, ну? - мужчина чуть отодвинул свитер, в который был одет Карл, целуя голое плечо, успокаивающе, нежно пухлыми, приятными, родными губами, останавливаясь на несколько секунд, позже перемещая на другой участок плеча, так по кругу. Его действия настолько чувственны, что на глазах Карла вновь начинают наворачиваться слёзы. - Мы ведь действительно беспокоимся за тебя. Хочешь, мы просто посидим с тобой? Обнимем тебя крепко, - Сапнап крепче прижался к нежной коже Карла, подтверждая слова действиями, - Можем полежать вместе с тобой. - Ты хочешь нам что-то рассказать, любимый? Мы выслушаем и поможем тебе, хороший наш. Ты же наш самый прекрасный и любимый парень, знаешь? У Квакити задрожали крылья, не скрытые под тканью рубашки, как обычно. Он весь дрожал от беспокойства, страха, когда Карл вновь начла говорить. Он пытался что-то объяснить, но слёзы вновь начали течь из его без того красных глаз по его щекам, попадая на руки Квакити, чьи ладони всё ещё лежали на щёчках. Карл буквально не мог говорить – он пытался издать хоть какой-то понятный двум другим парням звук, но из его рта выходили только какие-то непонятные хрипы. Вместо осмысленных предложений Джейкобс много раз повторял один и тот же слог слова, которое хотел сказать, задыхаясь от своих попыток что-то сказать. - Ну, тихо, тихо, наш хороший. Давай мы будем рядом? Всё будет хорошо, ну же, малыш. Пока Квакити убрал свои руки от щёк Джейкобса, думая над тем, что ему следует сказать и сделать в данный момент времени, Сапнап чуть повернул тело Карла, усаживая его на свои колени, распрямив ноги. Мужчина гладил сидящего на нём парня, большими руками обнимая его за талию, прижимая голову к своей тёплой груди от горечи и отчаяния, которые он чувствовал, тихо говоря самые нежные и ласковые слова в мире, чтобы хоть как-то помочь своему любимого человеку. Карл тихо плакал, сжимая ткань на груди Сапнапа, утыкаясь в него, пытаясь найти хоть какое-то спокойствие и спасение, пока сам парень боялся. Как долго Карл ничего не говорил и чувствовал себя так плохо в тайне от своих парней, что прямо сейчас появился такой ужасный эффект от всего испытываемого стресса? Тело Джейкобса содрогалось с такой силой, что Сапнапу казалось, будто его парень может взорваться в прямом смысле слова. Отчаяние всё сильнее заставляло тело Сапнапа греться от гнева, которое поднималось в его груди. Он мог бы направить его на обидчиков и с лёгкостью решить все проблемы Карла через боль, чего хотелось его демонической сущности, но мужчина прекрасно знал отношение Джейкобса, который на все сто процентов являлся пацифистом. Карл тихо шмыгнул носом, успокаиваясь и беря двух мужчин за руки. - Простите меня, пожалуйста. Я не хотел, чтобы всё вышло именно так, - Квакити резко прижался к своим парням, заставляя их упасть на кровать, накрывая их своими крыльями в интуитивной попытке защитить. - Карл, милый, не извиняйся, ты не виноват. - Я…Я…Правда не хотел? Честно, я не хотел… Боже, Сапнап, я испачкал твою одежду! Я… - Карл! – Сапнап кричит. Такое поведение по отношению к его мужьям достаточно необычно, чтобы и Карл, и Квакити вздрогнули – Прошу тебя, Карл, - Квакити смотрит на Сапнапа автоматически после его крика, точно так же, как и Джейкобс. И именно сейчас стало действительно понятно, что чувствовал мужчина. Чистое, ничем не прикрытое отчаяние и боль за слёзы своего любимого человека. По щекам Сапнапа текут более горячие, чем у обычных людей, слёзы, - Мы любим тебя, Карл. Я тебя люблю, Квакити тебя любит. Мы дорожим тобой. Пожалуйста, скажи нам, малыш, что у тебя случилось? Я ни за что в жизни не поверю, что у тебя всё хотя бы в норме. Ты… Что у тебя случилось? - Мои вы хорошие!.. – Квакити вскакивает, садясь между двумя парнями и беря их обоих за руку, переплетая пальцы. Крылья подрагивают – его птичья часть чувствует, что дорогие ему люди находятся в ужасном состоянии, от чего появляется огромное желание залезть в домик из одеял и подушек, обнимая, накрывая своими крыльями парней в попытке защитить, - Мои хорошие, что же вы так? Квакити по очереди вытирает рукавами своей рубашки слёзы с чужих щёк, после поочерёдно расцеловывая красные лица парней. - Вы же самые хорошие у меня, ну? Я очень люблю вас. Поговорите со мной, прошу. - Я чувствую, что не выдерживаю. Скоро этот чёртов концерт, а я всё меньше вижусь с вами. Я хочу посвятить каждую часть своего свободного времени вам, потому что я вас очень сильно люблю, потому что вы самые лучшие, потому что одни объятия, касания или мимолётные поцелуи с вами наполняют меня какой-то невиданной энергией, а у меня нет на это времени так часто, как я хотел бы. Но как я могу бросить своих учеников? Я вижу, как они волнуются, сейчас середина года, у них по два произведения, они боятся экзаменов, не хотят завалить их. Мне нужно быть с ними рядом. Я не могу их бросить. Они ведь полностью моя и только моя ответственность, я не могу не заниматься и не поддерживать их так часто, как только могу. Но я так люблю вас, мне так не хватает ваших касаний, времени с вами, ваших слов и разговоров и я… И… Из глаз Карла текут тонкими нитками слёзы, он снова начинает заикаться. Ему тяжело, плохо и до одури больно внутри. Так тяжело, что хочется выть и кричать об этом всём. - Ну же, детка, - Сапнап гладит парня по голове, а Квакити крепче сжимает руку. - Я очень сильно хочу быть рядом с вами так сильно, как никогда и как ни с кем. Но так же меня постоянно съедает чувство того, что я ответственен за свою группу, вина за то, что я помогаю им недостаточно хорошо. Вы можете меня понять, да? - Конечно, можем, наш милый. Мы понимаем тебя. Я представляю, что ты чувствуешь, и очень сильно хочу тебе помочь, спрятать тебя от всех этих сложных чувств. Хочешь, мы поможем тебе? – Квакити нежно улыбается, смотрит в глаза Карла, полные сильнейшей, искренней любви, привязанности и благодарности только за то, что его выслушали, что у Алекса вся душа сжимается внутри. - Вы можете мне помочь? Мне, правда, это очень сильно нужно. - Конечно мы можем помочь тебе, наш прекрасный принц, - Сапнап улыбается. Когда Джейкобс краснеет от такого прозвища –Может, тебе стоит побольше поговорить с учениками? - Что ты имеешь в виду? - Я думаю, что прямо сейчас всё то, что нужно было выучить к концерту, уже сделано. Думаю, ты мог бы просто спросить своих учеников о том, нужна ли им помощь? - Ты прав, Сапнап, - Карл утыкается в грудь Квакити, чмокая его, - Я даже не знаю, нужно ли им это. Да, они очень волнуются, это прекрасно видно и понятно, вот только… Нужно ли им что-то от меня? Я помню себя в то время. В основном всю работу сам делал, а когда меня оставляли после уроков, это лишь мешало. Да, их нужно поспрашивать об этом. Я слишком много взял на себя ответственности. Сапнап, ты чертовски прав. - Мы любим тебя, наш прекрасный. Мы очень сильно испугались, когда ты заплакал, а то, как ты не мог говорить… Прости, что вспоминаю об этом, но даже мысль о том, как тебе сейчас тяжело, заставляет меня хотеть выбить тебе отпуск посередине рабочего года. Мы рядом с тобой и всегда будем, хорошо? - Да. Спасибо вам, мне очень дорога такая забота, - сзади Карл обнимают крепкие руки Сапнапа, а спереди лежит Квакити, целующий Джейкобса в макушку, чтобы поддержать и показать, что он рядом. Алекс целует мужчину в губы, ласково и нежно, так протяжно и аккуратно сжимая нижнюю губу Карла, что у него создаётся ощущение, будто без этого поцелуя он не жил все прошлые года. Сапнап утыкается в шею Карла, чувствуя такую сильную любовь, что его всего переворачивает от ласкового чувства внутри. Трое парней в этот день заснули с улыбками на губах. Карл играл на фортепиано весь день – и Сапнап, и Квакити были заняты, в отличии от Карла.Так вышло, что почти все ученики Джейкобса не смогли прийти на занятия. Дрим разрешил уйти на пару часов раньше. Сегодня Карл наконец-то мог заняться тем, о чём так долго думал – сыграть на своём любимом инструменте то, что он хочет. Конечно, Карл любил свою работу искренне, особой ласковой любовью. Ему нравилось слушать, как играют его ученики, с годами меняя своё отношение со скептического на настоящую любовь к своему делу, к музыке. Джейкобсу нравилось подбирать произведения детям, с особым трепетом подходя к этому делу, чтобы дать ученикам программу, под которую подходит их характер. Кто-то был вечно грустным, задумчивым, с минорными произведениями в своём репертуаре; кто-то был весёлой, мажорной песенкой с десятками секунд, быстрыми, напоминающими птичьи песни за окном в весенний день; кто-то был стремительным этюдом, становящимся ещё быстрее в исполнении волнующихся учеников, как обычно, торопящихся из-за волнения. Вот только за последнее время у него не было возможности сыграть что-то, к чему лежит его собственная душа. Джейкобс проводит руками по клавишам инструмента, улыбаясь звуку. Пальцы быстро бегают по белым и чёрным, высоким и низким, по мажорным и минорным. Карл вспоминает, как они только заехали в эту квартиру. Этот вариант казался Карлу и его парням хорошим как тогда, так и сейчас. Карл был счастлив наконец-то съехаться со своими молодыми людьми, а инструмент, уже стоящий в квартире, оставшийся от прежних хозяев, являлся очень приятным дополнением. По какой-то невероятной причине именно этот инструмент, оказавшийся в их съёмном жилье, был настроен точно так же, как и родной, самый первый инструмент Карла – с такой же силой нужно нажимать на клавиши, а звук более мягкий, чем в казённых школьном и консерваторском инструментах. Это фортепиано бесконечно сильно напоминало ему самый первый инструмент, на котором он учился играть. Пара аккордов, быстрая детская песенка, мелодия – Карл будто оттягивал тот момент, которого так долго ждал, но всё-таки начал играть то, что хотел. Однажды, когда Карл был моложе, искренне влюблённый в своё дело, Джейкобс придумал необычный способ понимать свои эмоции и чувства к ситуациям и людям. Карл садился за инструмент, смотрел на клавиши, вспоминал самые яркие моменты и играл то, что приходило в голову. Вначале выходило совсем уж плохо – ноты звучали некрасиво и грязно, не гармонировали друг с другом, постоянно перескакивали с громких на тихих, но со временем у него начало получаться. Карл хрустит пальцами, стараясь унять свои нервы, превращая свои руки в «колокол». Он хочет сыграть Сапнапа. Вначале мелодия не такая уж и громкая, но позже начинает чуть ли не кричать. Высокие ноты чередуются с резкими секундами. Сквозь пианино Карл слышит топот грузных шагов мужчины. Джейкобс вспоминает, с какой особой нежностью обнимали его ладони Сапнапа, обнимающие всё тело, когда они смотрят вместе кино или засыпают в одной постели. В голове Джейкобса вырисовываются большое количество самых разных дней и воспоминаний, в которых он находится рядом с Сапнапом. Поцелуи по всему лицу, нежные слова, руки, стирающие с лица Карла слёзы так заботливо, любя, что Джейкобсу хочется начать плакать прямо сейчас от распирающих его чувств. Парень уходит в какие-то совсем далёкие воспоминания, когда останавливается, играя последний красивый аккорд, ассоциирующийся у парня с Сапнапом. Карл глубоко вздыхает, складывая свои руки на коленях. Он играл не так уж и долго, но с таким рвением и любовью, что заставляет его сердце дрожать, что кажется, он время от времени забывал дышать. Джейкобс зевает, восполняя количество кислорода в организме. Теперь ему ещё сильнее хочется продолжить играть. Руки вновь ложатся на клавиши инструмента, играя в мажоре на высоких нотах – красивых, хоть и резких, будто вспархивающие птички с веток, они играют вместе с быстрыми, скачущими нотками левой руки, растворяющиеся в окружении. Квакити напоминает ему воробьёв за окном – так же быстро танцует и имеет крылья. Мелодия ассоциируется с Алексом, она быстрая, импульсивная – никто бы не мог предугадать, что идёт дальше после той или иной части, даже играющий её Карл. Джейкобс вспоминает неожиданные идеи путешествий, сюрпризы и истории, которые он рассказывал. Карл, да и Сапнап, просто обожали эти байки, во время рассказа которых слушатели невольно начинали играть в «Верю - не верю», ведь иногда они звучали уж слишком уж нереально. Джейкобс вспоминает Квакити на его экзамене – он выбегает из кабинета, весь запыхавшийся и потный, уставший, но всё так же прыгающий на своих парней от радости. Карл помнит, как сильно танцор волновался в тот день – он драматично сжимал свои волосы у корней, прижимаясь к своим любовникам, весь красный, взволнованный, жаждущий объятий и касаний своих любимых людей, которые легли на плечи, чуть сжав. Возможно, Карл мог бы играть ещё очень долгое время, но его музыку прервали руки, которые легли на его плечи, чуть сжав. - Ой, прости, моя любовь! Я не хотел тебе прерывать. Ты очень красиво играл, mi alma. Ты придумал своё собственное произведение? - Оу, Квакити, я играл вас. - Что? - Квакити, не пойми меня неправильно! – Карл активно жестикулирует, объясняя, до того момента, как его любовник положил руки на его талию – Я люблю вас двоих, очень сильно. Мне захотелось узнать, какими бы вы были на нотах. - Ох, -Квакити обнимает Карла со спины, после целуя его в щёку, - И какой я? - Я, э… - Карл мнётся, не особо понимая, как лучше сказать обо всём, что он думает, - Понимаешь, я иногда плохо понимаю, что чувствую к людям. И тогда я играю то, что ощущаю. И… И… - Квакити успокаивающе гладит парня, оставляя несколько поцелуев – Я не знаю. Мне трудно описать, музыка сама льётся, когда я наедине сам с собой. - Всё хорошо, малыш, я рядом с тобой, - Карл выдохнул, чувствуя успокаивающий шёпот Квакити возле своего уха – Мой красивый, -губы Квакити оставляют полные нежности и трепета поцелуи по длинне ушной раковины и мочке, переходя на затылок и макушку – Я люблю тебя, мой прекрасный. Детка, ты даже не представляешь, как ты красив. Весь смущённый и красный, Карл натягивает горлышко своего свитера, чтобы скрыть своё смущённое лицо. Квакити целует Карла в лоб, поворачивая стул так, чтобы Джейкобс смотрел в его глаза. Руки опускаются на талию парня, а сам Квакити съезжает, вставая на колени, крепко обнимая Карла, сидя между его ног, вставая на колени, крепко обнимая Карла. - Сапнап скоро придёт. Тебя оставить одного? Пойду сейчас на кухню, приготовлю ужин. - Я не оставлю тебя, моя маленькая картошечка. - Это почему картошечка? - Ассоциация с тобой и кухней, милый. - Потому что жарить меня будешь сегодня? - Потому что в прошлый раз, когда ты готовил картошку, чуть не случился пожар, - Карл смеётся в макушку Квакити, ласково чмокая после – Ты у меня самый горячий и вкусный. Карл берёт лицо Квакити в свои руки, поднимая так, чтобы парень смотрел на него. Джейкобс касается губами чужих губ. Он захватывает нижнюю губу, аккуратно сжимая её. Поцелуи с Карлом всегда были чувственными, нежными и медленными, с кем бы из своих двух мужей он бы не целовался. На лице Джейкобса появляется улыбка, когда он отстраняется, ведя большим пальцем по щеке Квакити. - Знаешь, после поцелуев с тобой мне хочется лечь на кровать, отдыхать и ничего не делать. Понимаешь? – Карл хихикает в своей привычной манере. - Пойдём, милый. Нам нужно успеть приготовить что-то на ужин. - Конечно пойдём, моя любовь. Я очень-очень люблю тебя, милый. -Я тоже сильно люблю тебя, дорогой. Вечером, когда Сапнап и Квакити уже лежали в кровати, готовые ко сну, болтая о чём-то, Карл прошёл в комнату с фортепиано. Джейкобс проводит рукой по инструменту, играет несколько аккордов, чтобы настроиться. Он начинает играть. Ноты бегут быстро, вся мелодия наполнена глубокими чувствами и любовью. Звуки льются из-под его рук, а Карл вспоминает их выходные. Каждый раз они просыпаются и долго-долго лежат в одной постели, целуясь, прижимаясь друг к другу. И их взгляды – они рассматривают глазами друг друга, и в эти моменты особенно чувствуется переполняющая каждого из них нежность. Мелодия начинает двигаться быстрее. Это их вечера за работой или играми, споры с Квакити и ворчания Сапнапа, которые уже никто не воспринимает всерьёз. Секунды, звучащие лишь несколько раз – их споры и нечастые трудности, от воспоминаний о которых хочется плакать. Карл убирает руки с инструмента и зевает, по привычке прикрывает рот ладошкой. Сзади него слышаться шаги. И следом разносятся хлопки, которые он уж точно не ожидал услышать. Карл поворачивает голову и видит двух своих прекрасных мужчин, которых он бесконечно сильно любит. - Милый, ты прекрасен! Ты самый очаровательный и самый прекрасный пианист! Двое мужчин прижимаются к Джейкобсу, обнимая его с двух сторон. А рука Карла потянулась сыграть последний красивый аккорд. Квакити готов кричать от страха. Именно сегодня, почти сразу после школьных занятий, начинается набор в местный ансамбль. Он очень сильно хочет туда попасть, до слёз и до безумия. Квакити ласково берут за руку, целуя костяшки пальцев. Нежные губы Карла берут руку как-то слишком уж аккуратно, успокаивая, заставляя взглянуть в глаза. - Квакити, хороший мой, я могу пойти с тобой, посидеть… - Карл, это закрытое прослушивание. Посторонних туда не пускают не то что в зал, даже в комнату ожидания, - крылья начинают подрагивать, когда улыбка сползает с лица Карла, а сам мужчина отводит глаза так, будто он действительно в чём-то виноват. – Малыш, всё хорошо. - Я же вижу, что это не так, - Карл нежный и осторожный, будто боится сделать хуже, - Мой малыш, ты очень нервный. Я очень хочу тебя поддержать. Я, чёрт возьми, уверен на миллион процентов, что тебя возьмут в тот коллектив, но пока волнуешься ты – моя душа тоже неспокойна. Понимаешь? – Карл берёт в свои руки чужие пальцы, держа их на уровне груди, - Мы любим тебя, милый. Я и Сапнап сможем хотя бы проводить тебя до места прослушивания? - Конечно, моя любовь. Как я вообще могу тебе что-то запретить, мой пирожок? – Карл хихикает, опуская свою голову. В рубашке с красивым свитером сверху, который он приобрёл совсем недавно, Джейкобс выглядит как самый настоящий плюшевый кролик, н хватало лишь ушек и хвостика. - Как скоро вы с Сапнапом заканчиваете? - Ну, он ещё час будет здесь. Я уже закончил. - Хорошего тебе пути домой, мой хороший! - Домой? – Карл улыбается, поднимая свои глаза – Я буду ждать вас с Сапнапом. - Мой милый Карл… - Джейкобс смущённо смотрит на любовника, который стоит перед ним, - Я так тебя люблю, малыш, ты даже не представляешь, насколько сильно. И в этот момент Квакити весь, с головы до ног, наполняется всепоглощающей любовью к своему парню. Карл красивый как ангел даже под тусклым желтоватым светом школьных ламп: он такой, будто бы пару минут назад сошёл со страниц какой-то добрейшей детской сказки о прекрасном принце, о самом Карле. - И я тебя люблю! - Карл, ты не хотел бы поприсутствовать на уроке? - Никогда не думал, что за всю свою жизнь удостоюсь такой чести, - Карл чмокает своего парня в щёку, крепко обнимая его за талию. Квакити почувствовал, как руки парня подвинулись чуть выше, дотрагиваясь до начавших трепетать крыльев. Крылатые парень прижался к своему парню, целуя его в щёку. - Эта группа может начать буянить сегодня. Наконец, смогу кому-нибудь показать, какими смешными они бывают. - Хороошо, милый. Я присяду возле входа? Думаю, там я не буду сильно отвлекать. - Ну, хороший учитель должен уметь работать с детьми в любой обстановке. Если они будут слишком уж часто отвлекаться от тебя, то это будет лишь мой минус как преподавателя. - Квакити, - Карл хихикает, смотря в глаза твоего парня, - половина из них не свяжет свою жизнь с этим прекрасным ремеслом, а кого-то из них чуть ли не пенками на занятия выгоняют. Такая ситуация ведь не у одного тебя, - Карл замечает грусть на лице своего парня. Ему, конечно, неприятно даже предполагать, что часы его занятий для каких-то детей – лишь отобранные часы детства, которые уже не вернуть и не заполнить веселыми играми с друзьями вместо скучных, по их мнению, занятий. - Квакити поворачивает голову в бок, но его лицо тут же обхватывают, чмокая в носик – Малыш, это не значит, что ты плохой преподаватель. Ты самый лучший учитель, милый. Я люблю тебя, да и дети о тебе хорошо отзываются. Они в восторге от того, какие хореографии ты ставишь для них. Звенит звонок и дети, ранее находящиеся в коридоре, забежали в кабинет, строясь в линию по росту. - Итак, сегодня мы прогоняем движения и я, наконец, объявлю информацию, по поводу концерта. Карл сидит на стуле возле выхода, думая о том, что, сейчас, возможно, стоит уйти. Три десятка детей стабильно раз в несколько минут оглядываются, чтобы посмотреть на незваного гостя. Джейкобс чувствует себя странно и неуверенно – он-то привык заниматься один на один без посторонних людей. Квакити же, кажется, находится в своей стихии: он проводит разминку, поправляет детей, если они что-то делают неправильно. Ему спокойно перед таким большим количеством глаз, смотрящим на него. А сами дети в полном восторге от преподавателя. Они смотрят на то, как Квакити двигается с каким-то необычным трепетом. Дети уважают его и восхищаются тем, как он танцует. Чего уж врать – Карл и сам заворожен им, его плавными, красивыми движениями. - Сейчас я… - Извините, - девочка не поднимая руки, перекрикивает преподавателя - А почему здесь сидит учитель фортепиано? - Это тебя не касается, во-первых. Во-вторых, нужно поднимать руку, когда задаёшь вопрос. У Квакити скрипят зубы, когда он говорит. Мужчина включает музыку и хмурит брови, когда дети делают что-то. Квакити расстроен тем, что не смог удержать дисциплину именно сегодня. Он грустный и расстроенный, это всем очень хорошо видно. Когда Квакити начинает отчитывать детей и указывать на их ошибки, звенит звонок, Карл ловит его взгляд. Карл нежный и трепетный, он глядит без единого зерна осуждения, любит бесконечно сильно и глубоко. Квакити не мог не смягчиться, а дети не могли не обернуться вновь. Квакити вёл своё занятие в быстром, тревожном темпе, то и дело поглядывая на своего парня, который сидел в углу, теребя край своего свитера. Учитель просит учеников записать информацию в дневники. Квакити громко вздыхает, когда последний ребёнок уходит, оставляя учителя наедине с его парнем, с Карлом. А Джейкобс быстро встаёт и прижимается к телу своего парня, обнимая того. А Квакити тает в объятиях любимого. - Прости, я… - Квакити вздыхает, когда Карл поднимает голову с его плеча, смотря в глаза – Я действительно не хотел, чтобы так вышло. Я люблю тебя, ты же знаешь об этом, да? Прости, прошу, прости меня, - голос Квакити переходит на истерический шёпот, на испуганный, какой-то виноватый. - Я люблю тебя, - Карл ласково улыбается, обхватывая лицо парня перед собой руками – Ну, мой хороший, я рядом. Квакити приятно. Он не помнит других людей, которые бы так же ласково и нежно касались его кожи и пёрышек. Он бы соврал, если бы сказал, что ему не нравятся поцелуи и успокаивающие слова Карла. Что сам Квакити, что его крылья – он весь дрожал от переполняющего его чувства любви и спокойствия. - Всё же хорошо, мой милый. Ты отлично справляешься. Квакити закрывает глаза, утыкаясь в плечо Карла. Танцор обвивает своего любимого человека руками, крепко прижимается к нему. Квакити обнимают. Крепко, сжимая ткань свитера не спине. Квакити хочется обниматься и целоваться, бесконечно гладить своего любимого человека. Хочется отменить чёртово прослушивание, уйти домой и лечь на общую кровать. Хочется быть зажатым между тёплым, сильным Сапнапом и милым, нежным Карлом в их постели, в колыбели умиротворения, в любви. Квакити обнимается так, будто он держится за спасательный круг в открытом море, всё тело жмётся к Карлу с такой силой, будто бы пытается слиться с теплом любимого человека. Квакити сильно жмурит глаза, когда Карл опускает одну из рук, засовывая её под одежду, чтобы погладить крылышки. И Карл, и Сапнап очень сльно любили трогать великолепные золотые пёрышки. Когда Квакити впервые показал им свои крылья, Сапнап завороженно разглядывал их, боясь даже дышать рядом с такими красивыми перьями, а Карл пищал от счастья, прыгая вокруг Квакити. Тогда он боялся сильно, до дрожи. С того момента прошёл не один месяц перед тем, как Квакити позволил своим любимым мужьям потрогать его крылья, запустить руки в золотые пёрышки. Теперь он не боялся. Невозможно бояться, когда тонкие пальцы любовника аккуратно впускают руку в гладкие перья. - Мой самый сильный мужчина. Ты в порядке, моя любовь? - Я очень рад, что ты рядом, Карл. Спасибо тебе. Карл хихикает и улыбается, переводя взгляд вниз, где крылышки танцора дрожат, выглядывая из-под ткани одежды. Квакити поднимает глаза, полные слёз от любви и счастья, улыбается и случайно чирикает. - Мой хороший мальчик! Ты такой миленький! Квакити чирикает ещё раз, когда Карл быстро-быстро чмокает разные части его лица. - Не надо, я же… - Он чирикает ещё раз, смущённо утыкаясь в плечо парня перед собой. - Квакити, милый мой, я так тебя люблю, мой хороший, самый красивый птенчик! И тут Квакити чувствует тёплые руки на своей талии, более грубые, чем у Карла. - Сапнап! – Квакити поднимает голову. Два его парня целуются. - Квакити, привет, любимый мой. Как ты себя чувствуешь? – место Карла занимает Сапнап, аккуратно целуя крылатого парня – Мой птенчик, ты готов к прослушиванию? И Квакити понимает, что он совсем не готов. Он вспоминает о чёртовом прослушивании и мысли о нём чертовски сильно пугают. Сапнапа укладывает одну из своих ладоней на щёку Квакити, гладя кожу большим пальцем. У танцора по щеке течёт слеза. - Мой хороший, что случилось? – Карл стоит близко, обнимает, зажимая Квакити между собой и Сапнапом. Джейкобс говорит нежные слова на ухо – Ну же, что такое? Квакити мотает головой. Его глаза закрыты. Страх сковывает его полностью. - Ну же, моя любовь, тебя кто-то обидел? Что случилось? – Сапнап нежно гладит парня по голове, прижимая к себе, к тёплой, большой груди. Карл же обнимает сзади – Джейкобс просовывает свои руки так, чтобы обнимать плачущего парня за талию, а голову укладывает на плечо, даря аккуратные поцелуи. Они оба успокаивающе согревают его так, что Квакити мог бы прямо здесь, стоя уснуть. Он не смог бы ничего сказать, даже если хотел бы. - Всё хорошо, - Квакити очень сильно устал. Его голову поднимают пальцами за подбородок, Сапнап смотрит в его глаза и танцор чувствует, как от стресса тело его парня начинает сильно поднимать температуру. Естественная реакция организма существа, пришедшего из ада. Желание защитить. - Мой хороший, мы очень тебя любим.. - Всё хорошо, Карл, - ответ резкий и странный – Я… Просто побудьте со мной немного, прошу вас. Пожалуйста?... И они не отказывают ему. Как они вообще могут отказать их самому любимому, нежному птенчику? Сам факт наличия слёз на щёчках этого мужчины выбивает из колеи, заставляет сердце нервно сжаться и обливаться кровью. Любимому человеку больно – Карл хочет обнять и приласкать, сказать, что всё будет хорошо, а Сапанап желает уничтожить к чертям собачьим всех тех, кто повлиял на настроение любимого и забрать его к себе, крепко обхватив сильными руками, чтобы укрыть от всего мира, даря любовь и тепло. Они стоят так ещё какое-то количество времени, они даже не знают, опаздывает ли Квакити на своё чёртово прослушивание, они просто стоят вместе, не думая об этом. Сапнап обнимает его спереди, гладит по затылку, принимет срывающиеся на истерические вздохи дыханя в свою грудь. Карл стоит сзади, целует в макушку, обнимает крепко, гладит двумя руками, лишь бы всё было хорошо, лишь бы любимому стало лучше. Квакити даже не думает о прослушивании, просто стоит так, потихоньку успокаиваясь и чувствуя безграничную любовь к двум своим самым прекрасным мужчинам. - Наша любовь, как на счёт того, чтобы я вызвал такси к месту твоего прослушивания, и мы все вместе поедем туда? - Было бы хорошо. Спасибо тебе Сапнап. Карл выводит Квакити на улицу, ласково целуя в лоб время от времени, чтобы ещё больше успокоить. Ему нравится целоваться-обниматься-ласкаться и ему безумно приятно от того, что крылатому парню стало лучше от одних его касаний. Они стоят так совсем не долго, потом садятся в такси, усаживая Квакити посередине, чтобы можно было целоваться и обниматься с ним, чтобы можно было обнимать и гладить по голове, чтобы можно было переплести пальцы и успокаивающе гладить тыльную сторону ладошки. И вот Квакити стоит на сцене. Он долго говорит о том, что умеет, где работал что окончил, кем является и чем увлекается, а потом пианист начинает играть. Импровизация под музыку. Длинные ноты, спокойные и безмятежные. Он не хочет спать, нет. Под эти гармонирующие между собой аккорды хочется обнять любимых. Развитие. Песня начинает идти быстрее. Она красивая, переходит на всё более и более высокие ноты, заставляя сердце Квакити дребезжать от нежности. Они красивые, и быстрые и медленнее, но в голове пробегает мысль о том, что Карл сыграл бы лучше, Карл сыграл бы так, что у танцора побежали бы дорожки слёз по щекам, тонкие и солёные. Сыграл бы душевнее, от всего сердце, искренне прикрывая глаза от удовольствия, будто сами звуки делают его жизнь несоизмеримо лучше. И танец. Красивый, плавный, вечный. Будто Квакити может протанцевать на сцене всю жизнь, не пить не есть, не дышать, жить только ради мелодии, своих собственных движениях. Жить в бесконечных репетициях длинною в жизнь, а после умереть – красиво и на сцене, как положено ему по судьбе – так, чтобы зрители плакали, чтоб на самой вершине, он наконец станцевал свой последний танец перед Богами Олимпа или любыми другими, ведь, кажется, никто не смог бы быть безразличным от него, от всепоглощающей любви к делу. Пианист играет. Его пальцы быстро скользят по клавишам и Квакити бесконечно счастлив, что находится прямо сейчас здесь, в этом моменте. Как бы сильно он не плакал перед этим, сколько бы времени не провёл в тревожном ожидании этого дня, он всё равно чувствует, что жил ради этого мгновения, ради громких звуков фортепиано, ради своих собственных движений, ради всего этого, ради сцены. Он здесь сейчас и его душа была отдана сцене, есть и будет бесконечно связана с этим ремеслом. Он прыгает, красиво проводит руками в воздухе, выглядит как тонкая лань, как тот, кто мог бы быть самым настоящим воплощением искусства, настоящим Аполлоном, заменить его и быть не заменимым самим. Он двигает в последний раз руками, чувствуя всей своей душой, что пианист оканчивает свою партию, уступая тишине огромного зала, где находится слишком маленькое количество людей, чтобы было хоть сколько-нибудь шумно. И тишина. Ему говорят что-то, а он не помнит. Грудь поднимается, дрожа, впуская в лёгкие воздух – Квакити даже не заметил, как начал задыхаться, танцуя с таким усердием. И ему нет дела до дыхания. И вот – он стоит в своей собственной квартире, облепленный своими самыми прекрасными парнями и плачет. Ни одна эмоция не может пробиться сквозь эти звуки. Конечно, его встретили, выбегая из общей комнаты, расцеловывая и обнимая так крепко, что он мог только плакать, ничего больше – только слёзы и бесконечная любовь к своим прекрасным парням, к своим ангелам и бесам одновременно. - Ну, мой хороший, как всё прошло? – Квакити усаживают на кровать, целуют, крепко обнимают, прижимая к себе с двух сторон, слушая его слова. Он говорит много и нечётко, размыто и слишком эмоционально, его слушают и не перебивают – его парни готовы поддержать его в любом случае. Он говорит о Карле, о мелодии, о том, как сильно любит их, о том, как любит свою работу. Много слов, они разные и по смыслу и по окрасу, но всё же сливаются в одно единое больше «люблю». И они засыпают все вместе одновременно, расцеловывая красное личико Квакити, стараясь прижимать его к себе как можно сильнее. Остаются последние пол часа до начала концерта – учителя собрались в учительской, чтобы обсудить предстоящие событие и, конечно же, выпить чай. Каждый из находящихся здесь чувствовал себя совершенно по-разному – разброс эмоций шёл от постоянно заламывающего руки Карла до почему-то слишком уж спокойного Филзы. Вечер обещал быть очень весёлым и крайне утомительным. Сапнап был на удивление спокойным, хотя под его руководством в этот день выступал Томми, который с самого утра репетировал в классе этюд, а его учитель, не выдержав постоянных шипений и стойко пропускающий все маты, которые мальчик произносил слишком уж часто, ушёл в учительскую, бездумно рассматривать стены, выпивая уж третью кружку кофе. Квакити в свою очередь совершенно ничего не волновало. Мужчина поставил танец группе самых маленьких детей, с которых не требовалось никаких пируэтов и слишком уж сложных танцевальных элементов, а взрослая группа самостоятельно репетировала свой номер на первом этаже в одном из кабинетов. Алекс достаточно доверял своим ученикам и был уверен в своей работе, именно поэтому не нервничал. В то же время Карл буквально не мог найти себе место. Он заламывал руки и пальцы, хрустел всем телом, ходил по комнате и постоянно подливал себе чай, очень быстро выпивая напиток, и так по кругу. Джейкобс не был бы самим собой, если бы не его постоянная нервозность. Беспокойство за детей вылилось в попытки заставить попытки проиграть роизведения как минимум по разу и оставить их ждать в коридоре остальных участников концерта. Техноблейд же, кажется, никогда в своей жизни не чувствовал волнения. Может, где-то глубоко в душе ему было боязно за детей, но на удивлённые взгляды, связанные с его умиротворённым состоянием без намёка на какой либо стресс он отвечал, что его дети достаточно любят свой инструмент, чтобы не опозорить ни учителя, ни себя. Помимо них, в комнате находился Дрим, который чувствовал себя просто великолепно. Ни одного намёка на хоть какой-то стресс или усталость, а всё именно потому, что в концерте не участвует его коллектив, которые являлись художниками, а он сам на правах директора имел власть над учителями, которые в случае чего были бы виновными вместо него. - Карл, ты долго ещё собираешься это делать? – Филза не выдержал ужасных звуков, будто ломающихся пальцев, делая замечание – Это очень сильно раздражает. Пожалуйста, имей совесть. Не думаю, что это хоть как-то тебе поможет в любом случае. - Простите. - Ну, нам пора. Пересчитайте своих. Наконец-то пойдём в зал. Дрим взглянул на часы – время подходило к тому самому моменту, когда нужно было идти. Вот они уже все вместе стоят кучкой учителей, ожидая, пока часть детей успокоится, а вторая переоденется. Зал находился недалеко от школы, что упрощало родителям путь до концерта – большая часть из них уже собралась с зале, чуть ли не умирая от стресса. Если к старшей группе хорошо, если хоь кто-то из родителей пришёл, то на просмотр номеров младшей части коллектива пришли смотреть семьями, вплоть до бабушек и дедушек. Карл стоит, кусая ногти. Рядом с ним другие учителя выглядят совершенно спокойными, хлья некоторые из них всё же испытывают чувство беспокойства за своих учеников. - Ну же, Карл, всё хорошо же будет. Помнишь об этом? - Конечно, Сапнап. Спасибо тебе, - Карла крепко берут за две руки два его молодых человека. Концерт открывает номер его ученика. Карл стоит за кулисами, нервно теребя свою одежду. Кажется, он даже волнуется больше за своего ученика и его нервные клетки, чем за выступление и его концовку. Джейкобсу ужасно страшно видеть, как его ученик выходит садится за инструмент и начинает играть. Карл даже издалека видит, насколько сильно у ребёнка трясутся руки. Всё заканчивается парень вздыхает. Но на сцену выходит Томми, со своей акустикой. У Сапнапа у самого дрожат поджилки. Томми играет красиво и спокойно, у него твёрдые руки, которые не оступились ни разу за всё то время, что он играл на сцене. А Сапнапа трясло как непонтно кого – гитарист крепко сжил руки своих парней, иногда чуть ли не выпрыгивая на сцену, слыша моменты, которые Томии, по его виденью, проработал хорошо. По окончанию мужчина глубоко вздохнул, вот только его тело всё никак не хотела отпускать крупная дрожь, хотя, казалось, сам выступающий ученик, Томии, чувстоввал себя на сцене вполне спокойно, а сыграл достойно. Время идёт – выступает и хор, и несколько групп танцующих детей, и другие инструментники. Поклон и уход –Карл наконец сидит в своём кабинете пред одиноким инструментом, смотрит на него, на прикреплённые по периметру позолоченные завитки и думает, долго и как-то расплывчато. Наступает окончание полугодия. Совсем скоро, осталось только рукой махнуть, кончится год и экзамены. Карл даже не представляет, как будет прощаться со всеми детьми, которых он обучал. Наверное, это будет самое ужасное прощание в его жизни. В конце-концов, у него ещё есть время, а после рядом навсегда будут его самые любимые, самые лучшие мужчины.