Все они расположились вокруг стола в задней части туристического автобуса, с теми немногими парнями, которые втиснулись сюда с ними. Карты, раскиданные перед ними, были, в основном, заброшены, потому как все единогласно отдали предпочтение пьяной болтовне, и теперь картонки плавали в лужах пролитого спиртного, образовавшейся после выразительной жестикуляции, которой Ларс злоупотреблял, хотя мог её вообще не использовать.
Рядом с ним Джеймс рассказывает какую-то частично достоверную историю о телке, которую он имел на этом самом столе, вдаваясь в отвратительные, вульгарные подробности — и это, пожалуй, правдивая часть. На его щеках проступает лёгкий пьяный румянец. Он громко смеётся.
Ларс выбрасывает пустую бутылку пива и хватается за бутылку Кирка, но тот отмахивается от него и быстро отворачивается. Он осматривает стол в поисках оставшихся незащищенных бутылок.
Бутылка Джона крепко зажата в одной из его массивных рук. Бутылка Джеймса давно пуста, как и большинство других.
Бля. Подождите… Бинго. Ларс фиксирует взгляд на одной из полупустых бутылок на противоположном конце стола. Он смотрит на её владельца и улыбается про себя.
Джейсон сидит на стуле, придвинутом к углу, как всегда скучающий, положив подбородок на ладонь, с устало опущенными уголками губ. Он весь день пребывал в тихом раздражении, уткнувшись носом в книги или журналы, нацепив на уши наушники и избегая чужих глаз.
Может быть, он всё ещё злится из-за того, как проснулся сегодня утром? Турне длится всего пару месяцев, и если Ньюкид уже сыт по горло — что ж, полный пиздец, как сказал бы Джеймс.
Ларс бросает в него карту. Она попадает на рукав его толстовки и оставляет пивное пятно. Джейсон проводит рукой по ткани, поднимает глаза, чтобы встретиться взглядом с Ларсом, и в глазах появляется что-то злобное; это не совсем свирепый взгляд, потому что у Ньюкида не хватает смелости, но легко читается его недовольство. Ларс невинно ухмыляется в ответ и наклоняется через стол, забирая бутылку. Это, блядь, слишком просто. Джейсон просто наблюдает за ним, ничуть не против.
— Да ладно, мужик, хотя бы поборись за пиво! — хмыкает Джеймс.
Джейсон бормочет что-то не достаточно громкое, чтобы Ларс мог уловить это, но Джеймс явно уже не слушает. Ларс победно потягивает только что полученное пиво.
Каким-то образом разговор заходит о гомоцыпе, о всех этих тупорылых вещах. Ларс смеётся и говорит громче, наслаждаясь детским восторгом, который возникает при обсуждении таких табуированных тем. В большинстве случаев, когда рядом Джеймс, все знают, что лучше не поднимать эту тему, но сегодня он сам идет навстречу.
Кто-то шутит про Кирка, и тот давится пивом. Брайан бьёт его по спине с такой силой, что его лоб почти врезается в столешницу. В драматическом жесте поражения он оставляет его прислонённым к дереву.
Все смеются над ним. Кирк поднимает руку и показывает средний палец. Джеймс крадет его пиво.
Слова «иди ты нахуй, чувак» заглушаются его кудрями.
И не то чтобы Ларс не ожидал от него чего-то такого: Кирк всегда расстраивается, когда заходит речь о подобном. Он молчит и смотрит в упор. Ларсу, как обычно, хочется потыкать в него пальцем, попытаться расколоть и понять, что именно заставляет его так нервничать, но сейчас у него другая цель.
— Если мы говорим об этой игре, то мы все знаем, кто… — он замолкает и смотрит на свою мишень через стол.
Джейсон, который пытается вытащить волосы Кирка из алкогольной лужи, поднимает голову и оглядывается по сторонам, чтобы встретиться с кучей взглядов, устремлённых на него.
— Чего?
Все хихикают.
— Ничего, чувак, — снисходительно успокаивает Ларс, — Я имею в виду, ты определенно не лучший в этом.
Другие подхватывают: «Он бы точно проиграл, причем сразу».
— Ага. Старый добрый Джейсон.
— Мгновенный выигрыш для любого, кто будет против него, — поднимается предположение, вызывая задумчивый ропот.
— Бля, ты прав. Если это так, то я хочу его.
— Ты хочешь его?
— О, чел, заткнись.
— Так это официально? — спрашивает Ларс, — Ньюкид — самый главный петушара? — по столу прокатывается согласие, оттенённое жестоким весельем. Кто-то поднимает тост с пустой бутылкой.
— Думаете, что я гей? — Ньюкид вступает конфронтацию, и вопрос звучит в его устах слишком уверенно, по крайней мере, Ларсу кажется именно так.
— Так и есть, — машинально отвечает Джеймс. Ларс хмыкает.
— Тогда зачем мне проигрывать?
— Потому что ты — петушара! — резко отвечает Джеймс и откидывается назад, ухмыляясь волне смеха вокруг себя.
— Нет, это не так, — пытается возразить Джейсон, но его заглушает хор «куд-кудах, кукареку», раздающиеся эхом в автобусе. Его губы сжимаются, — Я, блядь, не петух, —
и ох, теперь он звучит действительно расстроенным. Ларс злобно улыбается ему.
— Да ла-адно, Ньюкид, — говорит Джеймс.
— А ты проверь.
Джеймс вскидывает брови.
— Чё? — он пристально смотрит на него. Затем, без предупреждения, замахивается бутылкой пива в его сторону.
Джейсон вздрагивает. Часть пива вылетает из банки и попадает на затылок Кирка. Он сидит с открытым от отвращения ртом, вытирая свои кудри.
— Какого хуя, чувак? — хнычет Кирк.
Джеймс продолжает хохотать. Снова раздается кукареканье. Кирк пялится на него, а потом Ларс ловит взгляд, которым он смотрит на Ньюкида — озадаченность? Может быть, предупреждение.
Ньюкид не понимает, что вообще творится. Он вытирает несколько капель, попавших на его джинсы, и смотрит на Джеймса с вызовом.
— Это был не тот контекст.
— Чего?
— Ты сказал, что я проиграю в гомоцыпе, — медленно произносит Джейсон, — Но ты ещё не доказал этого.
Лицо Джеймса быстро меняется. Он почёсывает свои недавно отросшие усы.
— Для меня это звучит как вызов, — заявляет Джон, — А для вас, чуваки, это звучит так же? — вокруг раздается ропот согласия. Он поворачивается к Джеймсу, — Принимаешь его вызов?
Ларс пытается поймать взгляд Джеймса, но тот оценивающе смотрит Джейсона.
Джеймс ненавидит эту игру, думает Ларс, не совсем помня, как он вообще пришёл к такому выводу. Впрочем, это его не остановит.
Он толкает Джеймса локтём и ухмыляется, оглядывая стол.
— Конечно принимает, так ведь? Давай, покажи Ньюкиду, что бывает, когда бросаешь вызов мистеру Могучему, мать его, Хэтфилду!
Остальные присоединяются к нему, насмехаясь. «Да, ублюдок, сделай это!» — «Могучий, блядь, Хэт!» — «Покажи ему, кто здесь босс!»
— Ну… — Джеймс допивает остатки пива. Вытирает рот, — Бля, почему бы и нет?
Ожидаемая тишина сменяется пьяными возгласами и шумным смехом. Раздаются подбадривающие вскрики.
— Ну чё,
Джейсон, готов? — кричит кто-то.
— Готов, да, Джейсон?
Джейс разводит руки в жесте «
подойди поближе» и откидывается на спинку стула.
— Хорошо, сучка, — Джеймс медленно наклоняется, настолько низко, насколько ему позволяет стол, рот раздвигается в грязной ухмылке. Ларс хихикает. Джейсон даже не моргает.
—
Стойкий чувак, — раздается слева от Ларса. Потом снова хихиканье.
— Надо ближе, чем вот так, чел!
Джеймс выпрямляется, затем встаёт.
— Ладно.
Он проталкивается сквозь ряд недовольных фырканий и
ай, твою мать, мужик, пока не выходит из-за стола и не встает прямо перед Джейсоном.
Сидящий по-детски сутуло, Ньюстед выглядит чертовски крошечным под ним, ему приходится откинуть голову назад, чтобы посмотреть ему в глаза. Прямой подбородок не вздрагивает, когда он глядит в упор на Джеймса, невпечатленный, и Ларс не знает, что именно он думает доказать таким образом, пытаясь вести себя круто, когда все они знают, чем это закончится.
Однако, ожидая увидеть, как он отреагирует… Ларс обнаруживает, что неосознанно слегка приподнимается на месте.
Джейсон и Джеймс пялятся друг на друга. В воздухе между ними витает что-то похожее на смелость. Ларс чувствует, как его собственный пульс начинает учащаться в извращённом предвкушении.
Не отрывая глаз, Джеймс опускает колено между раздвинутых ног Джейсона. Ларс следит за тем, как Джейсон дергается, но Джейсон ничем не выдает себя. По столу прокатываются восхищенные возгласы. Кто-то присвистывает.
Обе руки Джеймса ложатся на спинку стула, фактически удерживая Джейсона на месте, запирая его в метафорической клетке. Он медленно, медленно начинает наклоняться. Его волосы падают на плечо, и эти золотистые локоны закрывают его лицо, заставляя Ларса нервно пригнуться, хер знает почему.
Воцаряется полная тишина. Джеймс приблизился настолько, что даже Ларс в этот момент начал бы откидываться назад. Ближе и ближе.
Может быть, у Ньюкида всё-таки есть яйца для такого?
Их лица находятся на расстоянии менее двух дюймов друг от друга. Все замолчали, с волнением ожидая, как далеко это зайдет. Как далеко зайдет Джеймс. Словно стая диких собак, застывших в ожидании неизбежной попытки жертвы вырваться.
Ларс видит, как опускаются ресницы Джеймса, как он смотрит на губы Джейсона, потом обратно, и,
твою ж мать, они дышат одним и тем же воздухом.
Слишком близко. Ларс подается вперед, пока край стола не упирается ему в рёбра. Это уже вообще не смешно.
В этот момент автобус замедляет ход, и Джеймс, стоящий на месте, отшатывается, хватаясь за спинку кресла. Он почти падает назад, потом выправляется, его заносит в сторону, и он едва не врезается лбом в лоб Джейсона, который всё ещё… Не. Вздрагивает.
Джеймсу приходится снова выпрямиться, когда автобус медленно катится назад, и на этот раз он готов к этому, его тело натянуто, как проволока, над телом Джейсона. Его ресницы трепещут на щеках; зрачки совершают путь вниз, обратно, в сторону, обратно. Ларс видит, как уверенность быстро покидает его.
Давай, давай, — повторяет он про себя, следя за реакцией Джейсона.
Дёрнись. Просто вздрогни, ублюдок, давай. Сейчас он жалеет, что подтолкнул Джеймса к этому. Хотел бы он вернуть всё назад. Джеймс не может проиграть Ньюкиду, но Ньюкид не уступает ему ни на миллиметр.
Может, он и вправду ебаный гей.
Кажется, их носы соприкасаются, но Ларс не может быть уверен, и к горлу подкатывает тошнота, что-то пытается вырваться наружу.
И тут Джеймс откидывает голову назад.
Ларс делает выдох, который даже не заметил, как сдерживал. Джеймс открывает рот, чтобы что-то сказать, но…
— Петушара.
Такое ощущение, что одним этим словом из автобуса высасывается весь воздух. Джеймс беззвучно открывает рот.
На этот раз никто не осмеливается издать ни одного кукарекания.
Однако Джейсону, видимо, этого недостаточно.
— Ты собираешься доказать, что я не прав? — спрашивает он, глядя с ещё большим вызовом, чем прежде. Дерзко. Остро. Как будто Джеймс — это бабочка, которую он приколол к доске.
Ларс раздраженно усмехается.
— Ты не можешь…
Джейсон переводит взгляд на него, и Ларс резко обрывает себя. Он никогда раньше не получал таких взглядов от Джейсона: серые глаза, как хирургическая сталь, пронзительные и нечитаемые.
Через доли секунд он снова поворачивается к Джеймсу.
— Так докажешь, что я не прав?
Ларс начинает испытывать смутное чувство тревоги.
Ему нравится находить щели в броне Джеймса, осторожно проводить ногтями по сваренным краям, и иногда он находит незащищённые места, где всё ещё прячется застенчивый, стеснительный ребёнок, которого он встретил когда-то впервые.
Но сейчас не то же самое. Ньюстед не знает этого ребёнка, никогда с ним не встречался и не узнал бы его, если бы встретил.
Ларс должен что-то сказать, обязан.
Ты уже, блядь, победил. Но это бросит вызов Джеймсу как мужчине, а он не может так поступить с ним, какой бы нелепой ни казалась ему эта идея. Джеймс не может отступить сейчас, он не позволит себе этого — и, как и положено, в глазах Джеймса появляется искра. У Ларса ноет в животе от ужасного предчувствия неизбежного.
Он ведь не собирается…
Джеймс расправляет плечи. Нависает над Джейсоном, который встречает его взгляд с такой же остротой. Никто не двигается.
— Ага, — говорит Джеймс, — Ладно.
Он стоит там долгое мгновение, и Ларс вдруг вспоминает, почему Джеймс ненавидит эту игру: он всегда проигрывает.
В этот раз всё происходит как будто в замедленной съемке. Джеймс не опускает колено на стул, а упирается им в бортик сиденья и снова кладет руки по обе стороны от плеч Джейсона, не разрывая зрительного контакта.
Проходят секунды, минуты, часы. Джеймс склоняется вниз. За ними, как предупреждение маяка, загораются огромные глаза Кирка.
Ларс с ужасом наблюдает, как Джеймс прижимается ртом к рту Джейсона.
Образ запечатляется в его мозгу, как жестокий кадр из самого страшного фильма ужасов, из такого фильма, который не оценил бы даже Кирк. Будто вдалеке он слышит, как кто-то матерится. На долю секунды глаза Джейсона расширяются, как раз в тот момент, когда их губы встречаются, но это совсем не похоже на победу.
Джеймс наклоняет голову, пристраиваясь к губам Джейсона, словно это действительно настоящий поцелуй. Его волосы падают вперед, почти достигая буйных кудрей Джейсона. Ларс видит, как подпрыгивает и напрягается мышца на его бицепсе.
Один из них — и это должен быть Джейсон, потому что Джеймс
никогда бы такого не сделал — открывает рот. Ларс видит, как приоткрываются челюсти, как выскальзывает язык, а затем слышит это: влажные, ужасные, скользкие звуки настоящего поцелуя.
Ларс хочет отвернуться, но не может. Как будто он смотрит на ёбаном Animal Planet, как разрывают на части какое-то беззащитное животное.
Раздается резкий вдох. Костяшки пальцев Джеймса белеют на спинке кресла. Его ресницы вздрагивают, затем опускаются, рассыпаясь веером по раскрасневшимся щекам. Глаза Джейсона остаются открытыми.
Воздух смещается вокруг их тел, как будто рука вот-вот поднимется и проведет по челюсти, большой палец упрется в скулу, и Ларс почти видит это, видит, как они двигаются навстречу друг другу, всё ближе и ближе.
Автобус останавливается. Двигатель выключается.
Джеймс отшатывается назад, с такой скоростью, будто ему дали пощечину, тыльная сторона его руки поднимается, словно бы он собирается вытереть рот. Он смотрит на Джейсона в абсолютном поражении и шоке, а затем поворачивается и выбегает из автобуса.
Ларс не уверен, что кто-то вообще дышит. Он и сам так не думает. Его легкие словно сжаты, как будто кто-то сидит у него на груди.
Водитель автобуса кричит что-то неразборчивое, и это едва нарушает густую тишину.
Со своего места Джейсон разражается весёлым, победным смехом. Губы у него кроваво-красные и блестящие. Джейсону не нужно ничего говорить, потому что это слово и так висит в воздухе, здесь, над столом, рассыпаясь громким эхом.
Петушара.
Толпа пустых лиц, глаз, расширенных от ужаса, следит за Джейсоном, когда он удаляется вслед за Джеймсом. Кирк заметно взволнован, щеки покраснели, глаза мечутся между людьми, словно он ждёт, когда упадет бомба. Ларс открывает рот, чтобы сказать… что-нибудь,
что угодно, но его мозг гудит, как заброшенный телевизионный канал.
Блядь. Пусть Джеймс разбирается с этим завтра. Ларс не собирается сидеть здесь и выгораживать его.
И только когда он входит в холл отеля, не обнаружив ни одного из них, он вспоминает, что Джейсон и Джеймс в одном номере на сегодняшнюю ночь.
+
Ларс не может перестать проигрывать в голове произошедшее. Снова и снова, образ Джеймса, прижавшегося губами к губам Джейсона, проносится за веками, как стереоскопический снимок.
На соседней кровати в простынях ворочается Кирк. Ларс видит, что глаза у него открыты, он смотрит в потолок, ноги трутся друг о друга, как всегда, когда он не может заснуть.
Шуршащий звук действует Ларсу на нервы. Он хватает подушку и швыряет её в него.
— Прекрати, мать твою.
— …Извини.
Темнота оседает. Сцена повторяется. Джеймс целует Джейсона, наклоняется, губы соприкасаются. Влажное скольжение языка, ресницы Джеймса, трепещущие на его щеках, закрытые, прижатые, как крылья бабочки…
Это Ньюкид виноват. Ларс
знает Джеймса — с ним не могло быть иначе. Джеймс не гей, даже если он трус.
Это всё Ньюкид виноват, чёрт его побери.
+
Ларс приходит на завтрак поздно и не голодный. Он замечает Кирка у буфета, который наполняет маленький пластиковый стаканчик апельсиновым соком. Джейсон сидит в за столом совсем один. Без Джеймса.
Он ожидает, что Кирк присоединится к Джейсону, но тот садится с Джоном за другой столик. Какая-то мстительная часть Ларса радуется этому. Он хочет, чтобы Джейсон был один.
Вестибюль сонно гудит. Он оборачивается на звон лифта, но это всего лишь какая-то ебучая бабушка. Он закатывает глаза и идёт наполнять тарелку.
Пока Ларс размышляет над тем, брать ему кекс или нет, он бросает взгляды на Джейсона. Тот, похоже, вполне доволен тем, что сидит один у окна и тихонько ковыряется в тарелке с яичницей. Даже отсюда они выглядят ужасно, дешевые и резиновые — бесплатные завтраки в любом подобном отеле. Ларс смотрит, как Джейс проводит пальцами по своим кудрям, собранным в пучок, и думает, что он не имеет права выглядеть таким, блядь, невинным. Не после всего
этого.
Снова бзынькает лифт. Это снова не Джеймс.
Джейсон смотрит на него, когда тот приближается, глаза ясные и светлые. Взгляд преданного щенка, к которому они все уже привыкли. Он молча пододвигает свою тарелку, чтобы освободить для него место. Ларс не делает ни малейшего движения, чтобы сесть.
Вместо приветствия он говорит:
— У кого-то сегодня хорошее настроение. Ты наконец-то потрахался?
— Конечно, — ровно отвечает Джейсон. На его лице здоровый румянец от света, проникающего через окно, золотое солнце подчеркивает розовый цвет его губ и медный цвет волос.
— Что, с Джеймсом?
— Не-а.
Его невозможно вывести из равновесия. Ларсу это не нравится, он чувствует, словно проигрывает ему во всём, нервы сдают. Он оскаливает зубы в улыбке.
— Ну же, Джейсон, признайся. Разве ты не счастлив, что твоя самая большая мечта наконец-то сбылась?
В ответ он получает лишь спокойное:
— О чём ты говоришь, чувак? Моя главная мечта уже давно сбылась.
— И какая же?
— Присоединение к Металлике, — Джейсон дружелюбно улыбается ему в ответ, самодовольный ублюдкок, и возвращается к своей резиновой яичнице.
Ларса сейчас блеванет. Или швырнёт что-нибудь. Может быть, эту тарелку.
Он стоит там, до ужаса злой, не имея никаких реальных причин находится в таком настроении, за исключение голоса, кричащего в нем, что
Джейсон не имеет права так себя вести.
— Победа тебе не к лицу, — шипит на него Ларс.
Джейсон изучает его, лицо нечитаемо, и на мгновение Ларс думает, что, возможно, он что-то сделал, вернул Ньюкида на его место.
Затем уголок рта Джейсона дергается. К разочарованию Ларса, он взрывается хохотом. Его голова откидывается назад, волосы взметаются и падают на плечо. Он потирает глаза.
На шее обнаруживается парочка свежих засосов. В этот же момент, точно так же как и тогда, в автобусе, внутри Ларса лёгкие что-то сдавливает.
— Чел, — вздыхает Джейсон, всё ещё ухмыляясь, губы розовые-розовые, — Ты и Джеймс, вы двое — абсолютно одинаковые.
— Да? В чём же? — спрашивает Ларс, не совсем понимая, откуда звучит его голос.
Джеймс, где же Джеймс?
Джейсон криво ухмыляется.
— Вы оба не понимаете, что если относиться ко всему, как к соревнованию — то в какой-то момент ты точно проиграешь, — он выскальзывает из-за стола, захватив свою тарелку и вилку, — Не всё в мире — конкуренция, чувак. О, и эта яичница — хуйня. Скажи Джеймсу, когда он придёт.
Желудок скручивает, и Ларс безмолвно пялится на свой черничный кекс. Пластиковая упаковка блестит, солнечные лучи слепят глаза. За спиной он слышит, как Джейсон радостно здоровается с Кирком. Он опускает тарелку на стол. Садится на место Джейсона.
Он вообще ни хера не говорит Джеймсу.
