Укрощение строптивого

— О, Катюх, а ты чего зависла там? — окликнула ее Маша, навалившись на стойку ресепшена. Тропинкина сегодня буквально сияла жизнелюбием и беззаботностью. Недюжинным усилием воли Катя удержала себя от того, чтобы раздосадованно, — и, чего уж греха таить, слегка завистливо, — не цыкнуть зубом: когда-то она и сама приходила на работу примерно в таком же настроении. Все это, впрочем, осталось в прошлом. Не ценила… не ценила ты, Пушкарева, те сладостные пару месяцев работы в этих стенах, на протяжении которых над тобой еще не висело столько дел. Потенциально уголовных. — Пушкарян, ты чего? — присоединилась к Маше только что выпорхнувшая откуда-то из стороны дамской комнаты Амура. — Ничего, — очнулась Катерина, лихорадочно замотав головой и сделав наконец этот шаг из лифта на блядский президентский этаж. Как там было? «Маленький — для человека, но огромный — для всего человечества»? Неизвестно, как для нынешних шести с лишним миллиардов, но вот в масштабах твоей, пушкаревской, биографии этот шаг сегодня и правда грозит стать судьбоносным, если не сумеешь как следует отстоять свои интересы. — Точно? А то какая-то ты сегодня… напряженная, — Буйо была, как и всегда, наблюдательна. Хотя, должно быть, сделать подобные выводы по ее, Катиному, землистому цвету лица и выразительным, как у панды, кругам под глазами сейчас особого труда не составляло. — Да, девочки, просто засиделась вчера поздно вечером над отчетами, вот и не выспалась. Смешно, ей-богу. Пытаться выдать последствия рваного беспокойного сна на протяжении вот уже нескольких недель за недосып одного вечера… Но женсоветчицы, кажется, ответом остались полностью удовлетворены. Приемная в начале рабочего дня, как обычно, пустовала: Виктория появится, дай Бог, чтоб минут через сорок. Тем лучше: слышимость в «тронном зале» всея ЗимаЛетто была отменная, а лишние секретарские уши твердости и решительности с ее стороны в разговоре с президентом сейчас явно бы не поспособствовали. — Доброе утро, Андрей Палыч, — сухо отчеканила она, резко потянув на себя створку двери. — Катенька? Что вы тут делаете, мы ведь, кажется, вчера договорились, что первую половину сегодняшнего дня вы посвятите формальностям, связанным с учреждением юрлица на свое имя и открытием счета в банке? — При всем уважении, Андрей Палыч, мы с вами ни о чем не договаривались. Вчера вы действительно поделились со мной своими планами относительно того, как можно было бы подстраховать ЗимаЛетто на фоне пристального интереса кредиторов, однако солидарности с вашим предложением я не высказывала и своего согласия ни на что не давала. И даже напротив — обратила ваше внимание на то, сколь рискованны подобные намерения. — Катенька, ну что за детские капризы? Я, безусловно, ценю вашу принципиальность и внимание к деталям, но разве благополучие общего дела, над которым мы работали столько времени, — не то, ради чего стоит поступиться на время своим перфекционизмом и педантичностью, оперативно перейдя к решительным действиям? — растянулся Жданов в своей коронной улыбке. На этот раз явно фальшивой. Даже неловко вспомнить, сколько восхищения и наивных романтических фантазий эта самая улыбка в ней когда-то провоцировала. Благо постоянные скандалы Андрея с небезосновательно подозрительной Кирой, на пару с едва ли не ежедневными просьбами шефа прикрыть его перед невестой на время очередной отлучки в обществе одной из манекенщиц, вправили Кате мозги довольно быстро. Последний гвоздь в крышку гроба этой глупой влюбленности был вбит в тот день, когда она оказалась вынуждена заночевать в своей душной каморке: начальник решил устроить рандеву с Изотовой прямо у себя в кабинете, попросив Катю, на которой на тот момент еще висела гора срочных задач, не покидать своего рабочего места, пока он сам к ней не постучится. Романтический вечер, видимо, удался настолько, что, уходя, дать отмашку Катерине Жданов, конечно же, запамятовал. — Вы, кажется, меня не совсем верно поняли, Андрей Палыч. А точнее, совсем неверно: я не просто так сейчас решила освежить в вашей памяти детали вчерашнего разговора. Я не буду открывать фирму на свое имя. Это решение для меня окончательно, я не готова его менять. — Хм, Катя, — улыбка шефа начала постепенно мутировать в оскал, становясь все более хищной, — но вам ведь нужна эта работа? — Да, нужна, Андрей Палыч, — отрицать было бы глупо, — Но спокойная свободная жизнь и чистая справка о наличии судимостей для меня сейчас куда приоритетнее. — Ах, вот оно в чем дело, — Жданов, казалось, вновь слегка расслабился, — Катенька, я ведь с самого начала заверил вас в том, что это будет абсолютно легальная, законно оформленная компания. Вам не о чем беспокоиться. — Простите, Андрей Палыч, попытаться заверить меня вы можете в чем угодно, но это, к сожалению, не отменяет того факта, что суть вашего плана может очень заинтересовать как налоговую, так и Федеральную антимонопольную службу. Вы непрестанно говорите об «общем деле», однако общее оно для вашей семьи и для Воропаевых. Я же — наемный работник, которого вы можете как держать при себе, пока вам это выгодно, так и выгнать отсюда поганой метлой, если того потребует ситуация. Я человек маленький, не имеющий ни вашего влияния в обществе, ни состояния, ни связей: к вопросу собственной безопасности я вынуждена относиться куда ответственнее, нежели это можете позволить себе вы. Именно так я и намерена поступать. Ее пламенная речь на начальника, казалось, не произвела решительно никакого впечатления. — Боже мой, Катя. Это так по-женски: придираться к словам, накручивать себя совершенно бессмысленными переживаниями, раздувая из мухи слона… — А гнаться за нереалистичными амбициями, скидывая последствия собственных неудач на чужие плечи, — это так по-мужски, — да, она пересекла черту, но раздражение и усталость брали свое, а в то, что она сможет продолжать здесь спокойно работать, верилось уже с трудом… — Вы забываетесь, Катя. — Не думаю, что это имеет хоть какое-нибудь значение, учитывая, что вы уже намекнули мне на увольнение в случае моего отказа. А соглашаться я, как и прежде, не намерена. — Ну, раз вы все для себя решили, — как-то совсем уж театрально развел руками мужчина, — после отработки двух положенных по законодательству недель можете быть свободны. Только вот о положительной характеристике для будущего работодателя можете забыть. Более того, если со мной однажды свяжется рекрутер с вашего потенциального места работы, будьте уверены, я не просто не стану вас ему расхваливать, но и найду, что добавить… лично от себя. Было ли это неожиданно? Да нет, пожалуй. Но менее отвратной это ситуацию, безусловно, не делало. Интересно только, на что он рассчитывал: что после подобного обмена любезностями, как и прежде, сможет со спокойной совестью доверять ей задачи, с точки зрения как профессиональной этики, так и законодательства, мягко говоря, весьма сомнительные? Напрасно, Андрей Палыч, напрасно… Или в период, что она продолжит здесь работать, он намерен найти способ грамотно и аккуратно «слить» теперь уже бывшее доверенное лицо, утратившее благонадежность в его глазах? Нет, с ЗимаЛетто, похоже, надо было рвать без всяких сожалений, да побыстрее. — Рада, что мы наконец начали говорить без обиняков, Андрей Палыч. Вы правы, у вас действительно есть определенные рычаги давления на меня. Однако одного вы не учли: человеку, мнящему себя кукловодом, никогда не стоит забывать, что за ниточку можно дернуть и с другой стороны. Уверена, что возможность указать мне на мое место куда менее важна для вас, нежели президентское кресло и репутация среди акционеров. А я, вы и сами прекрасно знаете, владею информацией, способной пошатнуть первое и разрушить второе в считанные минуты. Она сама не ожидала от себя такого. Вполне возможно, прямо сейчас вся ее бравада разлетится в щепки: если он захочет угрожать ей по-настоящему, то определенно найдет для этого возможности, с его-то обилием связей. Но отступать было уже некуда: fake it till you make it, — других вариантов сейчас особо и не оставалось. — Хм-м-м, — нарочито безмятежно протянул Жданов, однако слегка подрагивавший уголок губ и побелевшие костяшки сжатой в кулак ладони, на которую мужчина опирался подбородком, все же выдавали в нем напряженность, — Вы, кажется, намерены мне угрожать, Катенька? А зубки не обломаете? — Это железные-то? — она едва сдержала смешок, вызванный, по большей части, нервозностью, — Вряд ли. Так что не переживайте, Андрей Палыч. А вот шумоизоляцией в этом кабинете я бы, на вашем месте, озаботилась. Ну или хотя бы переносила конфиденциальные разговоры с Романом Дмитриевичем в более приватное место, — ее уже несло. Впрочем, кажется, последнее замечание таки выбило начальника из колеи, что сейчас в целом было даже неплохо. — А вы, Катя, решили подвести себя под статью о промышленном шпионаже? — выдохнул он, чуть подобравшись, — А я-то по нашему предыдущему разговору рассудил, что кодекс — ваша слабость… — А я, Андрей Палыч, — благо тут ей было чем парировать, — разве сказала, что собираюсь трубить о положении дел ЗимаЛетто на всю ивановскую? Нет, мне будет вполне достаточно предоставить, последний финансовый отчет тому же Александру Юрьевичу. Реальный отчет. Вы ведь этого всю дорогу стремились избежать, не так ли? Ну а уж предоставление акционеру сведений, на ознакомление с которыми он, согласно уставу компании, имеет полное право, ни один суд не признает разглашением коммерческой тайны. Тем более, насколько я понимаю, после наследования акций погибших Воропаевых, его доля в компании даже чуть больше вашей… — Ка-а-а-тя, — угрожающе протянул мужчина, слегка приподнимаясь со своего кресла. — Андрей Палыч, — на этом разговор определенно надо было сворачивать: все свои карты она уже сбросила, а, что там было заныкано в рукаве у Жданова, Катя знать определенно не хотела, — сегодня мой последний рабочий день в стенах компании, от обязательной отработки двух недель вы меня освободите. Я спокойно уйду, благополучно забыв обо всех проблемах ЗимаЛетто, а вы, в свою очередь, не станете мешать мне в дальнейшем трудоустройстве, — как можно тверже и спокойнее выдала девушка. — Черт с вами, — обессиленно опустился обратно в кресло Жданов, снимая очки и потирая переносицу, — сделайте одолжение: до конца дня не попадайтесь мне на глаза. Казалось, она сейчас упадет: все это словесное перетягивание каната настолько истрепало ее нервы, что вкупе с недосыпом заставляло чувствовать себя окончательно и бесповоротно вымотанной. Но ретироваться все-таки следовало незамедлительно: едва ли она своими угрозами прижала шефа к стенке, скорее, он просто счел, что дальнейшие попытки заставить ее выполнять его распоряжения не стоят затраченных усилий. Ее победа была донельзя хрупкой, и стечением обстоятельств нужно было распорядиться правильно.

***

Сегодняшний звонок Клочковой Александра едва ли обрадовал: судорожные попытки побыстрее выпустить еще одну коллекцию сразу после прошлой, едва вышедшей, но уже беспрецедентно провалившейся по продажам… Все это отдавало кромешной беспросветной безнадегой. А плевать на судьбу компании, вопреки всеобщему мнению, ему все-таки не было. Да, он действительно допускал для себя возможность продажи активов, но в качестве последнего отходного пути: на дно вместе с тонущим кораблем при наличии хоть какой-то возможности выплыть отправился бы только глупец. Ну а ядом по всем офисным закуткам он плевался по большей части затем, чтобы держать честной народ в тонусе. Да и, чего греха таить, на фоне министерской тягомоти это составляло хоть какое-то развлечение. Вот и сейчас Воропаев готов был слинять с рабочего места, — слава Богу, в силу должности мог иногда себе позволить, — дабы слегка подзарядиться от всеобщей реакции на раздражитель в лице себя любимого. Что незадачливый Потапкин, что вечно добродушный Федя, да даже расшаркивающийся и будто на автомате бьющий поясные поклоны Урядов, — все как один ничем новым сегодня не порадовали. Так-с, а вот и основные действующие лица… — Вы же знаете, как я люблю экспериментировать… — заливался соловьем Сен-Лоран местного пошиба, — И сейчас я вам покажу экспериментальную мОдель, которая, конечно, вам покажется нЕожиданной, но уверен, что она вам очень пОнравится! — Ну зачем же так пафосно, Милко? — зычно гаркнул Александр, — Лично я планировал остаться незамеченным… Впрочем, не обращайте внимания, я не собирался мешать вашему плодотворному труду. Этой незатейливой тирады оказалось достаточно, чтобы заставить президента на пару с вице-балбесом полностью переключить на него свое внимание. И Кира, конечно, тут как тут… Эх, сестренка, и когда только успела так плотно ввязаться в эту дурную, — во всех смыслах, — компанию? С самого детства ведь прививал тебе привычку к самоуважению, да все не в коня корм. — Саша, а что ты тут делаешь? — ну вот, что и требовалось доказать: здороваться с единственным и любимым братом уже не принято. — Да вот, проезжал мимо, подумал: давненько в ЗимаЛетто не было новой коллекции... — Все еще под вопросом, мы просто не хотели… — А почему бы президенту компании и его заместителю самим не объяснить, — повысил он голос, обращаясь к стоявшим рядом мужчинам: смотреть на то, как сестра растерянно подбирала слова, было тягостно, — почему акционеры компании в последнюю очередь узнают о выпуске новой коллекции? И почему компания, выпустив новую коллекцию, сразу же кидается выпускать следующую? — Потому что в компании работают люди, — подал наконец голос Жданов, — чей творческий потенциал не желает пребывать в застое. А акционеров мы не оповестили, и вас, Александр, в частности, потому что все еще находится в начальной стадии. — О творческом потенциале компании, и о вашем, Андрей Палыч, в частности, я помолчу… Сдается мне, что ты с треском провалил последнюю коллекцию, а теперь хоть как-то пытаешься выплыть. Будь любезен, предоставь отчет о продажах новой коллекции. — Я пришлю тебе отчет, — выдавил это из себя Жданов, надо сказать, как-то неуверенно, — Кстати, можешь остаться, посмотреть на модели, если хочешь… — Пялиться на моделей — это по твоей части, Андрюшенька, — воспользовался он тем, что Кира отвлеклась на разговор с Милко, — Так что благодарствую за приглашение, но я, пожалуй, откажусь. — Я об одежде, Сашенька, — растянулся Жданов в неискренней до ужаса улыбке. — Так и я бы хотел, чтобы все твои чаяния в этих стенах были только об одежде, Андрюшенька! Ой, как хотел бы… Все-таки не все обитатели ЗимаЛетто вызывали его живой интерес в равной степени, — отправился Воропаев дальше по коридору. Та же Клочкова, к примеру, была персонажем забавным, но до досадного поверхностным: пару брошенных в ее адрес колких фразочек, затем ее вялая реакция, периодически все-таки, надо признать, брезжившая остроумием, — но не-до-ста-то-чно, — и он уже начинал скучать. Когда Кира с Кристиной в слаженном тандеме таки уболтали Александра пригласить Викторию на ужин, его и без того не успевший разгореться интерес к девушке безнадежно и окончательно скис, как только он осознал, что любая его попытка развернуть беседу в русло, хоть сколь-нибудь отличное от стандартного разговора ни о чем, будет встречена лишь недоуменным взмахом густо наведенных ресниц. Впрочем, и саму Клочкову упоминание индекса Доу Джонса и актуальных котировок на ММВБ едва ли раззадорило в тот вечер. Чего не скажешь о предложении Александра стать его глазами и ушами в ЗимаЛетто. За плату, разумеется. Вот уж что действительно обрадовало стесненную в средствах девушку. — Ну что, Виктория, — бодро выпалил он, войдя в приемную: пока все работники высыпали в холл поглазеть на показ, побеседовать с «информаторшей» можно было не таясь, — сегодня отличилась, хвалю! В кои-то веки сведения и вправду оказались небесполезны, всегда бы так. — Похвалу, Саша, я предпочитаю в денежном эквиваленте. — От мертвого осла уши. Получишь у Пушкина. Презрительно сморщенный носик и вздернутые в непонимании брови были ему ответом. Впрочем, чего было ожидать от барышни, образу которой из подобных хрестоматийных афоризмов соответствовало в основном нечто вроде «Хамите, парниша!» или «Не учи меня жить, лучше помоги материально!». — Какие деньги, Вика? Кто у меня на прошлой неделе занял сумму своей месячной зарплаты? Вот, считай, что за сегодняшнюю услугу скостил тебе десять процентов. — Да что мне твои десять процентов, а..? — М-м-м, а я так понимаю, долг отдавать мы не планировали, да, Клочкова? В ответ на пристальный взгляд мужчины та лишь, молниеносно подхватившись, выпорхнула из приемной. — Мрак. Кажется, только сейчас он вспомнил, что в холле, где проходил показ, помимо Виктории, не заметил только одного сотрудника. От взгляда на двери в президентскую обитель где-то в районе диафрагмы будто затянулась остававшаяся доселе ослабленной крохотная пружинка. Что-то в этой выскочке в винтажном шмоте неуловимо его… цепляло. Для стандартных колкостей она по какой-то причине оставалась неуязвима. Налетала на него в коридорах, будто специально вылавливала. Еще и имела наглость при этом ни на йоту не выглядеть виноватой: просто зависала, едва ли не прижавшись к нему, пронизывая насквозь своим прищуром, точно очковая, — прости его, Господи, за плоский юмор, — змея перед броском. Наконец, встряхнувшись и резко выдохнув, Александр рванул на себя дверь директорского кабинета. — О, на этот раз вы, как я погляжу, все же успели подготовиться к моему приходу, — протянул мужчина, окидывая взглядом заметно опустевшую с прошлого его подобного визита каморку, — вон, все улики попрятали… — Чем могу помочь, Александр Юрьевич? — невозмутимо, как и всегда, выдала Катерина. — Мне нужен отчет о продажах последней коллекции. — Я не могу вам его предоставить. Похоже, объясняться более развернуто она сегодня не собиралась. — Что ж, чего и следовало ожидать: опять покрываете своего начальника. Видимо, дела компании идут из рук вон плохо. А вообще-то вы знаете, Катя, в вашем положении надо быть более гибкой, — пристально взглянул на девушку Воропаев, едва заметно дернув бровями, — стараниями вашего дорогого шефа, возможно, пост президента скоро придется занять мне. Так что хамить будущему руководителю я бы на вашем месте не спешил. — Должна вам сказать, что вне зависимости от того, насколько успешно будут идти дела Андрея Палыча в дальнейшем, под вашим началом я работать не буду в любом случае, — Пушкарева держалась так, словно разыгрывала партию с флеш-роялем на руках. — Да вы снимите розовые очки… Вся эта собачья преданность тоже ни к чему. У вас, видимо, никогда не было отношений, и вы не знаете, что такого понятия как «верность» в этом мире не существует. Уж он-то знал об этом не понаслышке. — Для того, чтобы различать между понятием и его значением, Александр Юрьевич, опыт партнерских отношений, — о нем, к слову, судить не вам, — мне совершенно не необходим. Или о семантическом треугольнике Фреге вы не слышали? Досадно, видимо, репутация гарвардского образования в мировом научном сообществе слегка преувеличена… Так вот, с самим понятием, — оно выступает в данном случае в качестве знака, — как раз все в порядке: только что именно им вы и оперировали. А вот со значением и правда все чуть сложнее… Но я и тут бы не отчаивалась: это вопрос, скорее, дискуссионный. Волнующе. Но как-то не в пример дерзко. Хотя, с каких пор это вдруг сделалось для тебя весомым минусом… — Что, в обеденный перерыв успели сбегать к Гудвину за смелостью? — Нет, что вы, всего-то навсего к Урядову за трудовой. — Даже так? Сами решились, или Андрюша постарался? — «Андрюша» так постарался, что решилась сама без всяких сожалений. — Интересно… И поупражняться в остроумии на мне вы решили именно по этому случаю, или же есть другой повод, Екатерина Валерьевна? — Есть. Возможность подобных словесных пикировок с вами всегда казалась мне… заманчивой. Но как сотрудник компании я себе подобного позволить не могла. — А теперь, значит, не видите препятствий? — Верите ли, сама отчаянно пытаюсь их найти, но не преуспеваю, — улыбнулась Катерина, нарочито раздосадованно разведя руками. Воропаев, тебя кадрят. Да так искусно… — Все-таки вы очень необычная девушка, Кать. — Я полагаю, из ваших уст это едва ли комплимент? — Отнюдь. — Признáюсь, неожиданно. — Не стоит недооценивать мою наблюдательность. Впрочем, сейчас я удивлю вас и того больше: у вас еще остались тут дела, или уже можете с чистой совестью праздновать свободу? — Мне еще нужно собрать оставшиеся вещи. А что, хотите меня куда-нибудь пригласить? — На встречу импровизированного клуба дебатов. — И где же она пройдет? — А это, Екатерина Валерьевна, я предоставлю решать вам. Вот уж что-что, а вопрос локации его не заботил совершенно, ведь список тем, на которые они с этой новой, возродившейся из пепла корпоративного выгорания Пушкаревой могли подискутировать, был обширен. Весьма.