***
Юджи так жаждал оказаться на этой миссии, но стоило ему к ней приступить, как все, о чем он мог думать, так это о том, как бы поскорее вернуться назад, к Сатору. В последнее время тот выглядел все более и более болезненным. Итадори не рискнул обсудить это с Сёко, но все же спросил у Фушигуро. Пускай тот делал вид, что недолюбливает учителя, в глазах у Мегуми всегда была теплая благодарность, стоило вспомнить о Годжо. — ...И что бы я ни делал, он всякий раз вздыхает так, словно все происходит в последний раз, — Юджи ярко жестикулирует, размахивая руками во все стороны, пока говорит, заставляя Фушигуро недовольно поморщиться. — Годжо отвык. — Мм? — Он отвык, ну, знаешь. Получать заботу. Быть любимым, — Юджи немедленно краснеет, уже куда более яростно взмахивая своими ручищами, но его друг не обращает на отнекивания никакого внимания. — На него давит груз ответственности, а мысль, что и ты скоро покинешь его, не позволяет справляться с этим так хорошо, как раньше. Пускай он и держал себя в руках, все это время ты был подле него. А сейчас покидаешь гнездышко. Годжо думает, что если ты будешь справляться сам, то он станет не нужен. Он привык быть опорой всем и каждому, и теперь не может совладать с мыслью, что на него более не полагаются в любом случае. Мы пытались освободить его от ноши Сильнейшего, но, кажется, сделали его лишь ещё более одиноким. — Но я ведь рядом. Я постоянно хочу быть рядом, а он словно отталкивает меня. Будто меня уже нет, хотя я вот — руку протяни или окликни, сразу примчусь. У Юджи брови домиком, губы дрожат, произнося последние слова. В горле ком. Так ему боязно, грустно, волнительно. Итадори раньше никогда не влюблялся, никогда не любил, чтобы так — сильно, крепко, без возможности остыть. И мысль о том, что человек, которого он так ценит, которого так хочет сберечь, лишь тягостно вздыхает в его присутствии... Мысль эта ничего, кроме горьких слез не приносит. — Я... Я и сам, пожалуй, грешу этим. Но, для меня Сатору Годжо во многом не человек. Сильнейший. Шаман. Полубог, наверное? И, это не только моя ошибка. Считать его кем-то богоподобным, всесильным — это что-то естественное для подавляющего большинства, кто его знает и кто о нём слышал. И, я думаю, Годжо и сам давно уже взял в привычку так о себе думать. И теперь, осознавая, что прежнюю свою роль для тебя выполнять нужды нет, он не осознаёт, что может быть интересен и нужен тебе просто как... личность, — Мегуми раньше над этим особо не задумывался. И, наверное, если бы не Юджи, то и не задумался бы вовсе. Но сейчас, вслух размышляя о своём опекуне, сердце вдруг дало сбой. То ли на удар больше, то ли на удар меньше. Фушигуро продолжил: — Я слышал от одного человека однажды... Иногда мы так погружены в собственные чувства, что чужих заметить не в состоянии, пока нас не ткнут в них носом. Может, пора ткнуть? Юджи хихикает от формулировки, но быстро успокаивается, задумчиво пожевывая трубочку от молочного коктейля. — Мне страшно. Всегда было страшно, и, наверное, будет. Неловко так. Впервые же признаваться буду. Но сейчас я смотрю на Годжо-сана и понимаю, что он разрушится у меня на глазах, если я ничего не предприму. Только хочется сделать все, ну, красиво, достойно чтобы было, наверное. Да и, уместно ли это, признаваться в канун Нового года? Все-таки о взаимности... это все только предположения. Может ему туповатый молодняк совсем и не вкатывает. И если он откажет, то потом ему и праздновать вместе со мной будет неловко, запрется у себя там где-нибудь и будет еще больше хандрить! А может, он думает, что все-таки стоит подождать еще пару лет, чтобы убедиться в чувствах... Тоже неловко выйдет. — Просто привези ему сладости с командировки, и устрой эти ваши тактильные штуки с объятиями, как всегда. В последнее время его никуда не отпускают, заставляя охранять колледж и окрестности, так что это — лучшее признание. И я тебя умоляю, даже с разницей в сто лет, я думаю, не будет для вас никого другого, более подходящего и любящего сильнее. В мире магов, когда смерть постоянно близка, ждать еще десятки лет, чтобы разница в возрасте не выглядела такой страшной, полное безумие. Да и кому какое дело. Можно жить, соблюдая все формальности и рамки, и так и сдохнуть в одиночестве несчастным. Мегуми недовольно фырчит, когда Юджи обнимает его в порыве эмоций, но последний знает, что все это напускное. Фушигуро их любит. Его с Нобарой, Годжо и многих других. Он просто в своих чувствах такой же неловкий, как его опекун. С миссии Итадори возвращается в приятном взбудораженном состоянии. Он обыскал весь город, скупая всевозможные вкусы моти, а ещё накупил много новых дисков с ужастиками и секретный новогодний подарок. Задание было успешно завершено, хотя пришлось повозиться, и именно последний факт заставляет Юджи уверенно двигаться в сторону колледжа. Он слишком соскучился, чтобы откладывать свое признание на потом. Осталось всего две ночи до праздника, и признаться сейчас кажется логичным. В случае отказа он успеет что-нибудь придумать и все равно заставить Годжо праздновать вместе. Однако, когда сосуд Сукуны добирается до общежития, стукает уже почти три часа ночи. Даже с учетом ненормированного графика Сильнейшего, едва ли тот не спит в такое-то время. Итадори обреченно вздыхает, кладёт сладости в холодильник, чтобы те не испортились, и идёт в свою комнату, отправляя Сатору короткое: "я вернулся". Не включая света, Юджи бросает рюкзак куда-то к ножке кровати, стягивает одежду, вешая на стул и тихо зевает. Глаза начинают слипаться, а ещё не терпится поскорее заснуть, чтобы завтра встать с новыми силами и не успеть растерять боевой дух. Итадори готов плюхнуться в кровать, когда замечает на ней инородное тело. Родное уже, пожалуй. Укрытый одеялом почти по самый нос, Годжо тихо-нагло посапывает прямо в подушку Юджи. Откровенно говоря, если бы сосуд Сукуны не хотел так сильно спать, он бы почувствовал, насколько его комната пропиталась парфюмом учителя — тот явно ночевал у него не впервые. Но сейчас юноше не было до этого никакого дела. Сразу опознав по светловолосой макушке грабителя чужой кровати, Итадори лишь нежно улыбнулся, и подлез под свободный кусочек одеяла, тут же устраиваясь поудобнее. Повертевшись так и эдак, он нырнул под руку Годжо, устроил ногу поверх его талии, уткнулся носом в шею и с удовольствием заснул.***
Сатору просыпается в тепле. Не просто в тепле кровати, согретой им за ночь, а в тепле чужого тела. Его глаза и техника молчат, не чувствуя угрозы, ведь знакомая проклятая энергия и персиковый аромат не дают насторожиться. Годжо открывает глаза и находится в восторге. Прямо перед его носом обнаруживается розовая макушка, пахнущая тем самым шампунем с персиком. Грудь обхватывают чужие крепкие руки, торс прижимает к постели накаченное горячее бедро, а кое-чье размеренное дыхание опаляет нежную кожу шеи. Сильнейший готов отдать все свои техники ради того, чтобы каждое утро просыпаться именно так. Не смея потревожить сон Юджи, он лежит практически неподвижно, даже вдыхая с особой осторожностью. Вдруг грудная клетка подымется слишком сильно и потревожит сладкую дрему этого светлого человечка? Следующим волнительным моментом встает осознание того, что Итадори застукал его в своей постели. Очевидно, он не так уж зол или озадачен, раз без всякой мысли просто лег рядом, но все же объяснится бы стоило... Но как? Сатору не может подобрать слов. Он тосковал. Скучал. Нуждался в этом человеке и его тепле. Согревался в его запахе, оставленном на подушке. Это все не соответствует статусу Сильнейшего. Это все не соответствует статусу учителя. Годжо Сатору не имеет права на такие чувства. И все же он их проявил и должен оправдаться. Как? Его сердце начинает биться быстрее. Рваться из клетки, в которую Сатору его заключил. Оно жаждет рассказать. Рассказать о бескрайней, безграничной любви. О волнениях и прочем, приятном и не очень. Его жалкое, совсем не сильное сердце требует ласки и нежности, и готово выпрыгнуть из груди, желая почувствовать хоть немного тепла. Юджи пробуждается словно по его велению. Он забавно причмокивает губами, пару раз случайно задевая чувствительную кожу на шее Сатору. Тот покрывается мурашками, но бесконечность не применяет — как-будто он хоть когда-то мог бы применить её против Итадори. Сонно зевая, Юджи немного приподнимается, опираясь ладонью на чужую грудь, чувствуя биение жадного сердца сильнейшего, требующего любви. — Доброе утро, Годжо-сан. — Мм, после такой жаркой ночки, в пору бы называть меня по имени, Юджи-кун, — Сатору игриво щурится, используя самую простую тактику под названием "лучшая защита — нападение". Если смутить юнца первым, может, тот и не спросит от волнения, что Годжо забыл в его кровати. Что ж, Итадори и впрямь слегка краснеет, но все же заливисто смеется, опускаясь на грудь учителя, не давая двинуться с места. — Если Сатору-сан хочет, чтобы я звал его по имени, стоит просто попросить, а не караулить меня в постели. — Ух-ты. И что же, я могу просить о чем угодно? — Годжо никогда не признается, даже самому себе, что он в восторге всякий раз, когда Итадори зовет его так. Потому что это стирает границы между ними. Потому что это делает их ближе, даже если это лишь его воображение. — Конечно! Например, о самом вкусном завтраке прямо в постель! Готов поспорить, вы будете довольны. Пока Юджи вскакивает, накидывая на себя домашние шорты и футболку, Годжо прикрывает глаза рукой, пытаясь успокоить своё неугомонное сердце. Все, что ему хочется сказать, так это то, что он всегда им доволен. Итадори в жизни никогда бы его не разочаровал и не расстроил. Разве что тогда, когда так безответственно погиб от зловещих рук Сукуны. Годжо себе эту гибель никогда не простит, даже если Итадори сейчас живее всех живых. Предаваясь самым разнообразным мыслям — от бесконечной любви до безграничного самобичевания, Сатору не замечает, как комната ученика наполняется ароматами зелёного чая с травами и сладостей. Юджи что-то бормочет себе под нос, расставляя их завтрак на стуле, подвинутому к кровати. Когда все готово, он мягко тормошит Годжо, как в ту пору, что они жили вместе. Небесные глаза приоткрываются и замирают, смотря на огромную тарелку со сладостями. С его любимыми сладостями. — Ю-уджи. — Я угадал с сувенирами? Хотел привезти себя, но подумал, что у Сатору-сана и так меня в достатке. Если бы у Годжо был выбор между всеми сладостями мира и Юджи, он бы выбрал Юджи. Лишь бы быть убеждённым, что юноша отныне и навеки его, что будет любить, позволит любить его и никуда не уйдет. В конечном итоге, Сатору лишь мычит что-то невнятное в ответ, сразу набивая щеки едой. У него никогда нет проблем с аппетитом, когда Итадори рядом. В целом, лучший момент для признания, пожалуй, когда тебя не могут отшить сразу. Юджи так думает, по крайней мере. Его учитель жадно поедает сладости, не вставая с постели, выглядит в кои-то веки расслабленно и спокойно, и кажется даже вполне довольным жизнью. Разве не лучший момент рискнуть? Даже если Итадори ошибся и взаимностью тут не пахнет, Сильнейшему придется быть повежливее с отказом, если он хочет доесть свои сувениры. Жадный глубокий вдох, нервный быстрый выдох. Он храбрый, смелый. Готов жизнь отдать на поле боя. Если признание в любви слишком пугает тебя, то, быть может, твоя любовь недостаточно сильна? Юджи мотивирует себя как только может, кусает губы, впивается пальцами в ткань футболки, зажмуривается до ярких пятен, а потом широко распахивает свои оленьи глаза, смотря на Годжо. — Я вас люблю. Время замирает, растягивая мучительное ожидание ответа. Юноша видит, как брови старшего мага приподнимаются в удивлении, как блестящие нежно-розовые губы складываются в "о", как вздрагивают пальцы, держащие моти, как начинают трепетать, будто крылья бабочки, белоснежные пушистые ресницы. Внезапно, смотря на своего учителя, на Сильнейшего в своей постели, Итадори наполняется безумным наплывом чувств. Потому что Годжо здесь и сейчас с ним до жути живой, до жути человечный. Не бог, не всесильное существо. Всего лишь человек. Шутливый, скрывающий за игривой натурой тяжёлый жизненный опыт. Добрый, стремящийся спасти всех, кого может, и с достоинством скорбящий о тех, кого спасти не сумел. Разносторонний, любящий фильмы почти всех жанров, сладкоежка. Одинокий. До жути боящийся одиночества. Тёплый, нежный, понимающий. Заботливый. Любящий? — В последнее время вы смотрите на меня, словно я вот-вот вас покину. А я мечтаю попросить о разрешении остаться с вами рядом навсегда. Мне всегда так боязно, что вы видите во мне лишь ребенка, которого когда-то спасли. Мне так хочется показать, как я вырос и чего достиг. Хочется поскорее стать самостоятельным, чтобы быть с вами наравне. Когда вы спите у меня на плече, я чувствую себя самым счастливым человеком. Когда вы жмуритесь от удовольствия, пока едите пищу, приготовленную мной — я чувствую себя влюбленным в саму эту жизнь. Когда вы касаетесь меня, мне хочется придумать сотни причин, даже самых бессмысленных, лишь бы задержать это касание ещё хоть на чуть-чуть. Юджи берёт небольшую передышку, жадно хватая ртом воздух. Он и не заметил, как ускорился, выливая на Годжо все чувства, припрятанные за последнее время. Он не успевает обдумать то, что говорит. Звучит ли это глупо или бредово? Подбирает ли он нужные слова? Боже, да плевать. — Я так хорошо себя чувствую рядом с вами. Я так надеюсь, что вы хорошо чувствуете себя со мной. Мне нравится находиться в ваших объятиях. Мне нравится, когда вы защищаете меня, когда показываете, насколько сильны. Но также мне нравится видеть вас робким или расслабленным, умиротворенным и по-детски взволнованным. Я бы хотел, чтобы и вы чувствовали себя защищенным рядом со мной. Чтобы понимали, что мы вдвоем хоть против всего мира выстоим. Я вас так люблю. Настолько сильно, сколько неб на звезде, то есть, наоборот, ну, сильно, и… — Юджи медленно, но верно тушуется под внимательным взглядом Годжо. На нем нет повязки, да и очков тоже нет, а потому цепкий, взбудораженный взор с непонятной искоркой заставляет потерять всякую уверенность. Может ли быть, что Итадори все это себе надумал? Их долгие вечерние разговоры, постоянные посиделки наедине, взгляды, касания, чужие переживания. Мог ли Юджи наделить объект своей симпатии тем, что ему было нужно? Их разница в возрасте колоссальна, хоть уже и не критична. Их жизненный опыт настолько сильно разнится, что это просто удивительно, что они нашли точки соприкосновения. Они кажутся одинаково поверхностными, но их мировоззрения далеко не всегда сходятся. Годжо подвисает, из приоткрытых губ вырывается резкий прерывистый выдох, почти неслышимый. Его глаза широко распахнуты, он кажется открытым, будто книга, наверное, впервые за очень долгое время. Просто эмоции берут верх. Сатору заторможенно следит, как Юджи замолкает, как его искусанные губы поджимаются, а взгляд карих глаз испуганно мечется из стороны в сторону. Очаровательно милый. В своей смелости, силе, искренности, честности, в свой любви. В любви. Он любит его. Одна секунда требуется сильнейшему, чтобы протянуть руку к руке Юджи, дернуть того на себя и повалить вместе с собой на кровать. Еще одна секунда уходит на то, чтобы чуть-чуть подкорректировать их положение и крепко-крепко сжать Итадори в своих объятиях. И целая вечность уходит на то, чтобы найти в себе силы оторваться от заалевших от поцелуев губ. Они не могут прерваться. Кажется, даже потребность в воздухе для них не так ощутима, как потребность друг в друге. Юджи нависает над своим драгоценным уже не учителем, и они целуются снова, и снова, и снова. Сталкиваются друг с другом, нежно мнут, покусывают, посасывают, проникают, сплетаются. Не могут перестать улыбаться и от этого постоянно сталкиваются зубами. В конечном итоге, руки Сатору так и остаются на чужой талии и ниже не сползают. Юджи бодает его носом в подбородок и тихо хихикает, полный самодовольства. Все получилось. — Я люблю тебя, Юджи. Тоже. Очень сильно. Они долго не могут расплести конечности, продолжая валяться, обнимая друг друга как осьминоги. Говорить как-то не хочется, даже с учетом того, что они оба весьма болтливы. Так что им остается только ластиться и целоваться, чем новоиспеченные влюбленные весьма довольны. Все прерывается стуком в дверь, из-за которого Юджи впопыхах вскакивает с кровати. По ту сторону двери вежливый Иджичи напоминает об отчете, и Итадори смущенно бурчит ему, что все помнит. Щеки у него красные, а взгляд хмельной, руки подрагивают от волнения, крепко держа ручку двери, чтобы та ненароком не открылась. Сатору наблюдает за ним с глупой влюбленной улыбкой, постепенно поднимаясь с кровати. Если в первую ночь он заснул в одежде, то сейчас же был только в боксерах и футболке, облепившей тело как вторая кожа. Решив покрасоваться и поиздеваться над алеющим юношей еще больше, Годжо снял верх, пока тот стоял к нему спиной и осторожно подкрался сзади, вдавливая того в дверь, только Юджи собирался отойти. Бледная большая ладонь уперлась в дверь прямо возле лица Итадори, который прислушивался к утихающему звуку шагов в коридоре. Другая рука обвила чужую талию, забравшись под футболку, мягко проводя пальцами по вмиг напрягшемуся животу. Еще секунда, и наглющая ладонь под футболкой вдавила Юджи в позади стоявшее тело, позволяя ощутить упругость накаченных мышц и жар разгоряченного старшего. В поясницу уперся чужой пах с очевидной выпуклостью, отчего в следующую секунду поджались ягодицы, а когда горячее дыхание опалило шею, юноша покрылся мурашками. С губ сорвался невнятный вскрик-полустон, покрасневшими оказались даже уши, а сам сосуд Сукуны дрогнул от накатившего возбуждения, прикусив губу. — С-сатору-сан! — Мм? — Эт-то... н-ну... Никогда в жизни Юджи не подумал бы, что будет так стесняться. Он не был самым скромным мальчиком, очень рано узнал о порно и всяком таком. Да и с момента осознания влюбленности в Годжо, его мысли далеко не всегда были невинными, уж поверьте. Вот только оказалось, что видео и рассказы, а также фантазии и близко не стоят рядом с действительностью. Представлять и ощущать в реальности — ого-го какие разные вещи. Там, где в своих мечтах Итадори был раскован и смел, здесь подкашивались ноги от волнения и смятения. Сатору тихо рассмеялся и чмокнул его в макушку, медленно отстраняясь. — Прости-прости, я просто дразнился. Ты очаровательно смущаешься, Юджи-кун, но я вовсе не хочу торопить события. Юджи жалобно стонет. Черт. Он вовсе не хотел показаться трусишкой, даже если и был не готов к настолько стремительному развитию отношений. Черт-черт-черт, все же точно будет нормально? Годжо не разочарован? Разворачиваясь на партнера, Итадори взволнованно сканирует чужое лицо и, к своей радости, не находит ни одной негативной эмоции, лишь неприкрытое веселье. Он тоже позволяет себе посмеяться и плавно переходит к теме Нового года. Несмотря на все убеждения Сатору, что они смогли бы чудесно отпраздновать только вдвоем, Юджи требует остаться в общежитии. Во-первых, он старательно украшал весь корпус, а во-вторых, он уже приноровился к этой кухне и распланировал меню на большую компанию. А он действительно очень любил готовить. Годжо недолго дуется, сжимая возлюбленного в объятиях как плюшевую игрушку, но все же соглашается. Даже сам везет Итадори за продуктами, не воспользовавшись услугами Иджичи. Сидя на переднем сидении какого-то супер крутого спорткара, Юджи почти пищит от восторга и даже выпрашивает у Сатору обещание дать покататься, как только он сдаст на права. Всю оставшуюся поездку он не сводит взгляда со своего па-арня, управляющего машиной одной рукой и выглядящего как модель с обложки. В магазинах ужасающая толкучка, такая, что потеряться проще простого, и Итадори нагло использует этот предлог, чтобы держаться за руки, невзирая на то, что нужно быть слепым, чтобы потерять почти двухметровую белобрысую макушку. Годжо лишь умиляется, намереваясь потакать абсолютно всем идеям и желаниям воодушевленного юноши. На удивление, он практически не поддается никаким негативным мыслям. Нет ни беспокойства о их статусах, об обязательствах Сильнейшего и долге защищать. Сатору чувствует себя совершенно обычным человеком, который всего лишь готовится к празднику. Он, вроде как, даже ощущает себя милым примерным бойфрендом, когда помогает Юджи достать продукты с верхних полок или протиснуться сквозь толпу. И он чувствует собственную значимость, когда в ответ на это ему улыбаются и смущенно благодарят, большим пальцем поглаживая тыльную сторону ладони, соединенной с чужой. Они очень сплоченно орудуют на кассе, выкладывая на ленту, а после складывая в пакеты выбранные продукты. Итадори изъявляет желание самостоятельно заплатить, и Годжо лишь удивленно пожимает плечами. Раньше малец не чурался гулять за его счет. Однако, не стоит отрицать, что сейчас он чувствовал гордость за парня, который только-только получил свои первые кровно заработанные. Они берут пакеты поровну, бегут наперегонки к машине и вместе трамбуют покупки в багажник. Юджи использует его поднятую крышку как возможность умыкнуть один поцелуй, но недооценивает рост Сатору и в итоге утыкается куда-то в подбородок, недовольно бурча и быстро скрываясь в салоне спорткара под сдавленный смех старшего. Когда Годжо садится в машину, взгляд смущенного юноши направлен в окно, но это не мешает Сильнейшему наклониться к нему и, повернув его голову к себе холодными длинными пальцами, подарить недолгий мягкий поцелуй в губы. Оказывается, требуется так немного, чтобы почувствовать себя счастливым. Сатору улыбается, что-то тихо напевая себе под нос, и заводит машину.***
На празднование собираются не все. Оккоцу с Маки решают праздновать отдельно, как и Нобара, решившая отмечать Новый год с давней подругой. Панду забирает директор, Нанамин наконец-то отправился в Малайзию — Юджи соврет, если скажет, что не расстроился. В конечном итоге, их четверо: сам Итадори; Мегуми, которому он не позволил праздновать в одиночестве; Инумаки, с радостью подхвативший идею совместного празднования и, конечно же, Годжо. Юджи встает спозаранку и идет умываться. На обратном пути натыкается на Сатору, осторожно оглядывается по сторонам и с удовольствием его обнимает, простояв, уткнувшись ему в ключицу, несколько минут. Вскоре Итадори уже на кухне. Он тайком открывает давно припасенную им бутылку полусладкого шампанского — так готовить гораздо приятнее. Вообще-то он старается не злоупотреблять спиртными напитками, особенно в колледже, но... праздник же! Разлив игристое по бокалам — себе и Мегуми, который вскоре должен был присоединиться, Юджи начинает доставать из холодильника продукты. Кладет мясо размораживаться, готовит необходимую посуду, моет овощи. На телефоне у него включен новогодний плейлист, на столешнице стоит ваза с хвойными веточками, а окно кухни украшено гирляндой. Уютно. По-домашнему. Фушигуро подтягивается полчаса спустя, оценивающим взглядом сначала окидывая полупустой бокал, потом пританцовывающего друга. Впрочем, Итадори весьма устойчив к алкоголю и переживать за него не приходится, хотя поощрять утреннюю попойку тоже не лучший вариант. Отвесив подзатыльник розоволосовой макушке, Мегуми начинает помогать нарезать салаты. Спустя два бокала вполне сносного шампанского — удивительно, Юджи обычно просто выбирал что подешевле, — он поддается на уговоры, и по кухне начинают шнырять две гончие, путаясь в ногах и выклянчивая съестное. У них все больше и больше обычных животных привычек, и все это из-за того, что Итадори, этот болван, постоянно играется с ними, как с обычными собаками. И Мегуми отрицает свою причастность к происходящему. Из-за того, что они решили выпить прямо-таки с утра и толком не поев, веселье настигает их быстрее обычного, а движения слегка смазанны. Несмотря на это, благодаря тому, что они периодически подкрепляются плодами своей готовки, все проходит без сучка и задоринки. Большая часть блюд готова к четырем часам, осталось лишь то, что требует много времени из-за варки и прочих процессов. Когда к ним присоединяется Инумаки, готово почти все, только пара кастрюль на плите требуют внимания. Счастливый Итадори на полу возится с гончими, Мегуми сидит рядом на табуретке, позволяя ему опираться на свои ноги. Тоге быстро оценивает обстановку, находит себе бокал и с блаженным удовольствием усаживается за стол. Юджи болтает за всех троих, ему изредка поддакивают, один новогодний плейлист сменяется другим. В момент, когда на кухне появляется Годжо, нарядившийся в Снегурочку, происходит полнейший хаос. Все три парня, поваленные на пол чересчур активными шикигами, тщетно пытаются подняться на ноги. Итадори лежит на злобно шипящем Фушигуро, уткнувшись подбородком ему в грудь и зачем-то вытянув одну руку, сжатую в кулак, вперед. На нем сверху беснуется гончая, придавливая всеми четырьмя лапами, в то время как Инумаки атакован другой. Просто только-только доварилось мясо на один из салатов, и пока Мегуми мыл кастрюлю, остальные занялись нарезкой, совершенно не ожидая коварного нападения теневых щенят. Отвоевывая чуть не упавший кусочек говядины, Юджи был оттиснут на друга и рухнул вместе с ним, знатно смягчив тем самым свое падение, ну а Тоге был повален в надежде на подачку. Смеясь, барахтаясь, фырча и рыча вся эта куча мала боролась каждый за свои цели. Фушигуро пытался спихнуть с себя розовую-не-пушинку, Итадори упорно пытался сохранить мясо от наглой пасти, Инумаки очень хотелось хотя бы просто встать, не задохнувшись в чужом мехе. Сделав пару-тройку сотен фотографий на память, Сатору все же помогает нерадивым кухаркам. В особенности быстро он поднимает Юджи, широким движением оттягивая его от Мегуми на себя, ущипнув за бок и кинув непонятный острый взгляд через приспущенные очки. Недовольный владелец техники рассеивает шикигами, и Итадори тут же начинает ныть ему на ухо, за что получает болезненный щелбан и кролика в руки. Все вновь спокойно, Юджи с удовольствием возится с белым комочком меха с торчащими ушами, Инумаки с Фушигуро заканчивают все приготовления, а Годжо дурачится в своем прелестном костюме, напевая новогодние песенки и успевая фоткать все и всех. Пожалуй, снимок раскрасневшегося после битвы с гончими Итадори, умиляющегося с кролика на своих руках, Сатору поставит себе на заставку. За несколько часов до празднования, Юджи уходит привести себя в порядок. Он тратит некоторое время на душ, потом трижды пытается уложить волосы и в итоге оставляет их лежать как обычно, и некоторое время думает над нарядом. Красная толстовка, ну, это же достаточно по-новогоднему? Хотя он постоянно в ней ходит... Еще есть свитер, он с милым Сантой и руками-елками, но очень сильно колется. Да и его дарили ему года три назад, сейчас, наверное, такой наряд будет слишком детским. Юджи вспоминает Сатору в образе Снегурочки. Но ведь сам Новый год он так встречать не будет... Сложно! Честно говоря, да, все эти метания из-за Годжо. Ну, то есть, они же в отношениях теперь, вроде как, да. Хотелось бы быть красивым, ну или по крайней мере не нелепым в этот раз. Ведь после общего празднования можно будет уединиться и чудесно непотребно провести эту новогоднюю ночь. И у них должны быть милые, красивые совместные фотографии! Совместные... О-о, можно предложить парный образ! Ну, до конца парным он не выйдет, ведь Сатору закупается в таких бутиках, в которые Юджи и зайти-то побоится, но ведь в одних тонах одеться вполне реально. Размышляя, Итадори замирает перед зеркалом, кусая губы. Предложить вроде то и можно, но и как-то неловко. Он не беспокоится о том, что кто-то о чем-то догадается, это не настолько очевидная вещь, как Юджи кажется. Но, Сатору из тех, кто ответственно относится к своему внешнему виду, может у него уже заготовлен образ, которому юноше будет трудно соответствовать? Или ему в целом не понравится затея. Они еще не обсудили свои отношения. Ну, то, как они к ним относятся, чего ожидают и все такое прочее — на форумах пишут, что это очень важно обсудить. С губ срывается жалобный стон — кто бы знал, что мелочи могут быть такими сложными. Поэтому Юджи и не любит думать над чем-то подобным. Толстовка — вот, что просто. Толстовка никогда не подведет, в ней он чувствует себя уверенно, и она удобная. Форменные брюки Юджи меняет на широкие джинсы, натягивает красную толстовку, сушит волосы и наносит на губы гигиеничку. Это Годжо его подсадил, еще с первого курса, когда заметил, как часто он обдирает губы до крови. Сначала Итадори отнекивался, но потом приобрел одну в аптеке, потом нашел в супермаркете другую со вкусом арбуза, а потом, ну и потом... пристрастился короче. Он уже готовится выходить, когда в дверь стучат и следом за этим сразу проникают в комнату. Сатору окидывает его оценивающим взглядом, тут же притягивая к себе, с удовольствием ощущая вкус сладкой помады на чужих губах. — А я то надеялся застать тебя голым. — Опоздал на каких-то жалких пять минут, — Юджи показывает язык и широко улыбается. Годжо выглядит как с обложки, не опять, а снова. Серые брюки плотно обтягивают его бедра, черный лонгслив сидит чуть более свободно, но ткань все равно натягивается, стоит напрячь мышцы. Вместо повязки темные очки, волосы уложены небрежно — Итадори сморит восторженно, чуть отстранившись. — Восхитительно выглядишь! Неподдельная искренность заставляет Сатору самую малость покраснеть. На его губах нежная полуулыбка, руки бережно сжимают чужую талию сквозь плотную ткань. — Мм, опередил меня. Я хотел сказать тоже самое, Юджи-кун, — Годжо смеется и снова наклоняется для поцелуя, легонько цапнув чужую губу. На душе удивительно спокойно и хочется, чтобы так было всегда. В какой-то момент он переходит на хныканье, не желая отстраняться от трогательно чувствительного тела, которому не помогла спрятаться даже кофта. Юджи бубнит о том, что он так старался не для того, чтобы провести прямо весь праздник за тисканьем, но после вкусной еды и одного-двух бокалов, он с радостью упадет в чужие объятия. Сатору принимает обещание, закрепляя жарким и мокрым поцелуем в шею, а после натягивает на Итадори капюшон его толстовки и тянет за завязки, оставляя на виду только кончик носа, который бессовестно кусает, хихикая, и исчезает из комнаты. Праздничный стол ломится от еды, гирлянды, развешенные Юджи повсюду, мерцают разными цветами, а повсюду распиханная в вазочки хвоя дает чудесный аромат. Сначала они играют в настольные игры, найденные у Фушигуро, потом приступают к трапезе, не забывая чокаться бокалами — сок у одного лишь Сатору и тот недовольно фыркает, что не собирается останавливать и контролировать чьи-либо пьяные выходки. Но бояться тут действительно не за что, у них осталась всего-то одна бутылка вина на троих. Вслед за едой приходит время подарков, и для Юджи это самое любимое. Он старательно запаковывал каждый подарок самостоятельно и ему очень хочется посмотреть на чужую реакцию, ну и конечно увидеть свои собственные. Мегуми довольно улыбается коллекционному томику своей любимой манги и даже первый подается для объятий, зарабатывая колкий взгляд со стороны Годжо и тем самым с довольством подтверждая собственную догадку. Не в силах не подразнить Сильнейшего, Фушигуро затягивает свои объятия с Юджи, ласково проводя рукой по его спине, уложив подбородок на чужое плечо. Инумаки выдает одобрительное "Лосось", подтрунивая и ожидая такого же от учителя, но тот только дует губы, изо всех сил стараясь не сжимать кулаки и думать лишь о том, что по окончанию этого вечера сможет позволить себе гораздо большее, чем вот эти вот жалкие объятия. Когда это невинное издевательство над чувствами Годжо Сатору оканчивается, Итадори дарит подарок Тоге — плюшевую говорящую панду, которой можно записать фразы, чтобы она повторяла. Инумаки сначала удивляется, потом умиляется, а после ухмыляется, явно придумав, как использовать игрушку самым интересным способом. Мегуми от этой ухмылки дрожь берет. Есть в ней что-то... саторовское. Подарок Годжо выглядит самым маленьким, но благодаря этому он наиболее аккуратно упакован. Откровенно говоря, Юджи понятия не имеет, удачная ли это была идея, но увидев это однажды, он не мог перестать думать о Сатору. Когда длинные бледные пальцы, ожесточенные от битв, но в то же время такие аккуратные, очевидно, благодаря тщательному уходу, утонченным движением открывают коробочку, сердце Итадори делает кульбит. Он в секунду передумывает и трижды проклинает себя за то, что решил, что это хорошая идея. На мгновение Юджи даже зажмуривается, но это глупо и ему приходится открыть глаза, робко глянув на Сатору. В коробочке еще одна коробочка, но уже не оставляющая простора фантазии. Она красная и бархатная и на ней выгравирована эмблема какого-то модного ювелирного (отдал ли Юджи на этот подарок сумму, которую обычно тратит в год? Возможно). Годжо наконец снимает завесу тайны, открывая подарок. На бархатистой упругой подушечке находятся сережки из белого золота. Это серьги-гвоздики, по середине у них восхитительной красоты голубой камушек, название которого Итадори успешно забыл в день покупки. Сережки две, хотя Юджи прекрасно знает, что прокол у Сатору только один. До признания он думал просто убрать и припрятать у себя лишнюю. Лелеять в сердце мысль о парном украшении с объектом любви. Но сейчас играть в прятки не имело смысла. Он дарил обе, как предложение носить их вместе, как, ну... предложение. — Они ну просто очаровательны, Юджи-кун! Годжо начинает чесать языком, рассыпается в умилениях, подшучиваниях и благодарностях, но его горящий взгляд, его робкая, дрогнувшая от волнения улыбка, сказали Юджи гораздо больше, и он этим вполне доволен. Следующим начинает дарить Мегуми, и Юджи с восторгом принимает от него новенькую толстовку нежно-розового оттенка. Собственно, нет причины не насладиться подарком, и, без лишней скромности, сосуд Сукуны быстро переодевается в новую вещицу, отмечая, как приятна та коже. Инумаки дарит супер старинную книгу рецептов, заставляя чуть ли не визжать от счастья, а когда очередь доходит до Годжо, начинается истинное веселье. Фушигуро получает в подарок от него ошейник. Бордовый, из явно дорогой кожи, вот только вместо ремня к нему пристегнута позолоченная цепь. Сатору самодовольно хмыкает. — Ну знаешь, это на случай, если ты не решишься завести собаку. Он хочет что-то дополнить, но Мегуми уже взрывается гневом, а еще очень-очень подозрительно краснеет. Кажется, подарок действительно был сделан не наугад. Юджи науськивает друга рассказать о своем взрослении и предпочтениях, но парочка болезненных ударов легко приводят его в себя. Однако игривый взгляд Годжо обещает рассказать куда больше и о его собственных... предпочтениях. Инумаки в подарок получает какой-то непонятный бутылек. — Горчица? — О, даже лучше. Глаза заклинателя загораются, Годжо довольно хихикает, а Мегуми с Юджи обещают себе быть очень внимательны к собственной еде. В глазах Фушигуро что-то сродни отчаянию. На вопрос о подарке для Юджи, Сатору пожимает плечами и говорит о том, что он получит его позже. Любопытство юноши не знает конца и краю, но выудить даже маленькой подсказки от Сильнейшего не удается. В общем и целом, праздник проходит прекрасно. Все вчетвером они веселятся, болтают и успевают загадать желания. Так как они давно не дети, жаждущие как можно дольше не спать, вскоре постепенно начинается уборка. Ничего серьезного, просто поставить остатки еды в холодильник и убрать грязные тарелки в раковину, со всем остальным можно разобраться позже. Желая добрых снов, Инумаки с Мегуми первыми расходятся по комнатам, оставляя их в гостиной. Юджи приятно расслаблен, доволен и сыт, он облокачивается спиной на грудь подошедшего к нему Годжо и почти что мурчит. Сильнейший улыбается и утыкается носом в чужую макушку, а в следующее мгновение они уже стоят в спальне его дома. Юджи оборачивается, тянется рукой к чужому затылку и наклоняет белобрысую голову к себе, чтобы утянуть в жаркий поцелуй со вкусом вишневого пирога, что был у них на десерт. На этот раз Сатору не такой уж джентльмен — его руки медленно стекают с поясницы ниже, сначала нежно оглаживая упругие большие ягодицы, а после сжимая, ощущая, как вмиг напряглись и поджались мышцы. Оставляя одну ладонь сжатой, второй он легонько шлепает освобожденную ягодицу, с восторгом ощущая как та пружинит. За всей этой широкой одеждой, которую Юджи так любит, не разглядеть ничего неположенного, а поглядеть ведь есть на что. Талия у юноши с красивым, небольшим изгибом, не шибко широкие плечи не делают фигуру громоздкой, а его ноги... ноги заслуживают особого внимания, стихов, оды и песен. Бедра, эти бедра... Серьезно. Жадно сминая задницу своего парня, Сатору буквально готов был застонать. Он никогда не обращал внимания — как-будто со вкусом Юджи в одежде это было возможно заметить — на то, насколько у него накаченная, большая, ох... Они оказываются на кровати в мгновение ока, неуклюже падают на нее вдвоем, Сатору наваливается сверху. Итадори тоже не невинный ангелочек — с того момента, когда он впервые увидел Годжо в черной футболке в облипочку, все, о чем он мог думать, так это о том, как сильно хочет облапать эту грудь и его руки. Сдергивая с Сатору его лонгслив, Юджи ненадолго замедляется, позволяя стянуть с себя толстовку. Они тратят некоторое время на барахтанья, чтобы поудобнее устроиться на кровати, после чего наступает очередь штанов. Годжо с дьявольской ухмылкой расстегивает молнию на чужих джинсах, но вместо того, чтобы стянуть их за штанины, ныряет под ткань с поясницы, заставляя приподняться, очерчивая уже полюбившиеся изгибы и несильно сжимая. Подсобрав жесткую джинсу, он медленно тянет ее вниз, соблюдая постоянный контакт с нежной кожей. Ладони проходятся по сильным объемным бедрам — вероятно, они раза в два шире его собственных, и да, Сатору этот факт вставляет. Спускаясь ниже, пальцы ненавязчиво массируют крепкие икры, продолжая избавляться от штанов. Когда джинсы, наконец, откинуты в сторону, Юджи уже в изнемождении. Ему нравятся эти жаркие, аккуратные прикосновения. Его приводят в восторг эти уверенные руки, широкими движениями исследующие его тело. И он краснеет от этого внимательного взгляда, не обремененного очками с момента, как они вдвоем упали на кровать. Брюки Годжо отправляются вслед за чужими джинсами вместе с их нижним бельем. Юджи не удерживается от хихиканья, когда мельком замечает чужие боксеры с волчьей мордой. Сатору лишь игриво улыбается и не дает сосредоточиться, осыпая поцелуями чувствительную шею. Пока старший топит его в нежности, Итадори с горящим взглядом воплощает свои мечты. Его широкие ладони приземляются на чужую грудь, оглаживая ее, надавливая и сминая. Ощущение крепких мышц, того, как они перекатываются, вводит Юджи в неистовство. Он прикусывает губу, закатывает глаза и довольно стонет от блаженства, пока его покрывают прикосновениями языка и губ. На достигнутом юноша не останавливается. Он сосредотачивает взгляд на чужом лице, чтобы вовремя отражать реакцию на свои действия, и подбирается пальцами к соскам, осторожно их сдавливая. Не крепко, перекатывая набухшие бусинки меж подушечек пальцев нежно, почти что робко. Потемневший взгляд Сатору и хриплый выдох говорят сами за себя, и Юджи собой доволен. Опыта у него нет, но есть юношеская страсть и любопытство к телу возлюбленного, подкрепленные любовью и желанием доставить удовольствие. Сатору устраивается поудобнее меж этих очаровательно сильных ног, положив чужие бедра себе на талию. Благодаря его взгляду, неприкрыто облизывающему нагое тело, легче делать предположения, в какую сторону двигаться, а потому Итадори не отказывает себе в удовольствии посильнее сжать крепкую талию бедрами, скрестив щиколотки на пояснице Сильнейшего. Годжо довольно хмыкает и наклоняется за поцелуем, в этот раз проникая языком вглубь приоткрытого рта. Скользит по кромке зубов, пару раз щекочет кончиком чувствительное небо, а после лижет неуверенно тыкающийся в ответ язык Юджи. Не смыкая глаз, он наблюдает за красным лицом, за заалевшими губами, которые жадно хватают воздух, стоит от них отстраниться. Сатору чертовски рад увиденному зрелищу. Пока Итадори продолжает исследовать такое желанное им тело, с удовольствием проводя ладонями по почти железным бицепсам, Годжо выискивает все самое интересное. У Юджи оказываются очень чувствительными бока — даже легкое касание к ним заставляет его покрыться мурашками. Внутренняя часть бедер тоже невероятно нежная. Когда Сатору без колебаний проводит там большими пальцами, слегка надавливая, то чуть не получает коленом в подмышку, а сам Итадори вздрагивает всем телом. Если сжать покрепче упругую задницу, тут же поджимаются пальцы на ногах, а если языком провести под подбородком, вырвется очень нежный высокий стон. Годжо впитывает в себя все эти факты как губка, а от каждой новой добытой реакции взгляд его мутнеет все больше, что уж говорить о том, что ответное изучение со стороны Юджи сделало его каменным. Они растягивают прелюдию на долгих полчаса — восторгаются и забавляются реакциями друг друга, находят все больше интересных местечек, запоминают изгибы, выпуклости, родинки и шрамы. Продолжают целоваться, все жарче и жарче, прижимаются друг к другу пахом, имитируя поступательные движения. — Мы можем пока остановится на этом, — шепчет Сатору. Его член стоит по стойке смирно и течет, ровным образом так же, как и член Юджи. Они оба практически на грани, потому что слишком сильно желали происходящего, однако это не повод сразу идти до конца, да и анальный секс требует тщательной подготовки. Сатору не хочет давить, не хочет случайно все испортить, боится, что что-то пойдет не так. И торопиться им некуда. Итадори резвым движением меняет их положение, теперь нависая над старшим сверху. — Я сейчас схожу в душ. Быстренько. И я хочу, чтобы ты не прикасался к себе, пока меня не будет. Лучше подготовь смазку и презервативы, ага? — тон у Юджи чертовски игривый, наглый и мурчащий, несмотря на то, что сам он подрагивает от волнения. Он проводит ладонью по чужой груди, животу, медленно скользя все ниже, пока не достигает горячего органа, жаждущего внимания. Очерчивает головку указательным пальцем, скользит собранной в кольцо ладонью по стволу, а после ощутимо сжимает яйца, заставляя Годжо сдавленно охнуть. Словив влюбленно-восторженный взгляд, Юджи уверенно улыбается в ответ и быстро отстраняется, ускользая в душ. Сатору вслух чертыхается, высчитывает логарифмы, переводя дыхание, а после тянется к тумбочке у кровати, доставая все необходимое. Стоя под прохладной водой, Итадори смущенно кусает губы, зажмуриваясь, пока собственные пальцы проходятся меж ягодиц. Легко быть смелым там, на согретой ими кровати, когда они оба были распалены до предела. Сейчас же Юджи казалось, что он ведет себя слишком пошло, слишком раскованно. Но и отступать желания не было. Сатору не воспротивился, и мысль о том, что он ждет его сейчас в постели, с чертовски большим стояком, полностью обнаженный, такой красивый, такой любимый... Изо рта вырывается жалкое хныканье. Пальцы неуверенно скользят глубже. Он уже вставлял их в себя — начал баловаться подобным года так два назад. Но одно дело развлекаться одному, а другое — готовиться к полноценному сексу в ванной Сатору-скоро-выебет-тебя Годжо. Юджи выходит из душа с заалевшими щеками и совершенно неприкрытым телом. Себя он тоже трогал только сзади, так казалось более честно по отношению к ждущему его старшему. Годжо вальяжно разлегся, упираясь спиной в изголовье кровати. В тусклом свете комнаты прекрасно виден его крепкий торс, перекатывающиеся напряженные мышцы, длинный толстый член. Взгляд голубых глаз не сходит с тела Итадори, будто забираясь под кожу. На искусанных губах томная улыбочка. Залезая на кровать, Юджи не произносит ни слова и слегка дрожит — нервничает. Он устраивается поверх Сатору, седлая его с последним порывом храбрости, подбираясь в волнении от ощущения чужой горячей плоти, так удачно устроившейся меж его ягодиц. Сатору кладет одну ладонь на чужой затылок, притягивая к себе для поцелуя, но все это лишь отвлекающий маневр. Пальцы другой его руки, уже в смазке, мгновенно оказываются у сморщенного кольца мышц, нежно его оглаживая, чувствуя пульсацию от собственного прикосновения. Годжо чувствует, как юноша в его руках напрягается от беспокойства, а потому не перестает целовать, зарываясь пальцами в розовые волосы, массируя кожу головы. Он растягивает Юджи мучительно медленно, позволяя ему кусать и лизать везде, где любознательный, жадный до ответных прикосновений юноша достанет. Длинные пальцы Сатору быстро находят нужный бугорок, и теперь бесстыжие глаза цвета неба цепко вглядываются в мимику чужого лица. Годжо с самодовольством ухмыляется, наблюдая за тем, как широко распахиваются глаза Юджи от очередной волны удовольствия. Кто бы знал, что этот коренастый парень будет так трогательно чувствителен и сзади тоже. Проникновение мучительно медленно для них обоих. Сатору крепко держит массивные бедра, контролируя процесс, пока его член плавно погружается в жаркую бархатистую глубину. Он надрывно стонет в унисон с Юджи, но глаз не закрывает — пожалуй, сейчас не существует ничего, что заставит его оторвать свой взор с лица возлюбленного, искаженного в волнительном предвкушении. Итадори практически совсем себя не контролирует, его мышцы сжимаются непроизвольно, по телу бегают мурашки, руки, схватившиеся за плечи Годжо, умилительно сильно за них цепляются. — Тише, тише, солнышко. Все чудесно. Мы очень аккуратны. Новые ощущения, да? Как тебе? Юджи смущается все сильнее. Слышать чужой низкий игривый голос, отвечать на наглые поддразнивания, пока внутрь вторгается его плоть — будто это возможно. Он зажмуривается, кусая губы и бурча что-то невнятное, что переходит во всхлипы и стоны, которые гаснут в бледном плече, куда Итадори уткнулся от нахлынувших чувств. — Ну куда же ты спрятался, мм? Ты чувствуешь, Юджи-кун? Я ведь, — необязательно смотреть на лицо Сатору, чтобы знать, когда его озаряет самодовольная улыбка, — уже полностью, — Юджи вновь хнычет от наплыва эмоций, не зная, как вынести этот томный шепот на ушко, — в тебе, Юджи. Требуется некоторое время на то, чтобы осмыслить слова Сатору. Когда их суть доходит до глупого, рассыпавшегося на сотни частей юноши, он болезненно впивается пальцами в чужие плечи сильнее прежнего и громко жадно дышит через рот, хлопая ресницами как олененок Бэмби. Следом за осознанием накаляются ощущения — Юджи замечает прижатые к его заднице яйца и бедра, чувствует нежные поглаживания широких ладоней на его ягодицах и, наконец, ощущает, как его распирает нечто большое и инородное там, внутри. Он вновь начинает судорожно пульсировать вокруг горячего члена Годжо, и тот сдавленно смеется и охает, от этих приятных ощущений, пока сам Итадори взволнованно переваривает новый тактильный опыт. То, что Сатору не спешит двигаться — не помогает. Из-за этого Юджи ярче чувствует смятение и смущение, и от всего этого его разрывает на части. — Д-двигайся. — Уже попривык? — Сатору продолжает дразниться, поворачивая к себе любимое лицо и невинно целуя в нос и подбородок. Будто вовсе не находится внутри прямо сейчас. — Двигайся! — Юджи снова зажмуривается, кусая губы. Сейчас у него недостаточно смелости, чтобы начать движение самому, но если еще хоть секунду он останется в этом состоянии покоя, то просто сойдет с ума от ощущений. Не дав ему дополнительных поводов для возмущений, Годжо наконец-то двигает бедрами, резко и глубоко, так, что Юджи вскрикивает, а брови его подлетают в удивлении. Не больно, но и не супер приятно, как описано в эротической манге. Пока что, скорее, просто странно. Однако Сатору не дает много времени на размышления и анализ, раз за разом он толкается внутрь, руками лаская недавно открытые им чувствительные зоны юноши. Спустя пару удачных движений, Итадори забывает о смущении, начиная получать то самое удовольствие, ради которого стоило пережить все недавние волнения. Приноровившись, Юджи начинает поддаваться бедрами навстречу, его руки больше не цепляются за плечи Сатору, как за спасательный круг, а тоже выискивают чужие нежные местечки. Благодаря тому, что Юджи легко обучается на практике, он быстро замечает, как восторженно Сатору стонет, стоит сжаться там, внизу. Повторяя такие махинации еще пару раз, Итадори убеждается в их действенности и завлекает Годжо в жаркий поцелуй, продолжая двигаться ему навстречу и с периодичностью сжимать внутри. Рука Сатору в скором времени находит его собственный сочащийся член, бьющийся о живот от их бурных движений. Его пальцы проходятся по стволу, массируют мошонку, подушечка указательного обводит уздечку, и только после этого старший начинает надрачивать парню в темп своим толчкам. Сатору кончает в презерватив внутри Юджи за несколько мгновений до него, и это позволяет ему в полной мере насладиться агонией удовольствия на родном лице. Кончая, Юджи упирается руками в уже всячески облюбованную им грудь и выгибается в пояснице, закатывая глаза. Его оргазм чертовски силен, и пока его член эякулирует, анус вновь начинает пульсировать, и ощущение инородной горячей плоти внутри действительно сводит с ума. Все так ярко, необычно и сильно, и это просто вау, вау, вау. — Вау, — сипит Юджи, падая на Сатору сверху со стоном облегчения. Он ощущает, как из него выскальзывают с пошлым хлюпаньем от смазки, и это заставляет его вновь смущенно зажмуриться, пока Годжо с теплым тихим смехом целует его макушку. — Именно так. С Новым годом, Юджи. Теперь наступает очередь Итадори хихикать. Сатору ворчит как истинный дед, пока вылезает из-под него, снимает с себя использованный презерватив и обтирает их двоих мокрым полотенцем. Ощущение какого-то семейного умиротворения застает Годжо врасплох, когда он останавливает взгляд на мирно посапывающим в его постели юноше с розовой шевелюрой и самой теплой и искренней улыбкой. Нет ничего божественного в этом доме, в этой комнате и в этой кровати. И сам Сатору не более чем человек, остро нуждающийся в любви. И весь мир может подождать, пока он залезает под одеяло к Юджи, оставив целомудренный поцелуй на его приоткрытых губах и устраиваясь рядом. И подарок, который он подготовил, тоже, так и быть, подождет до завтра. В конце концов, куда им деться, этим билетам в Малайзию.