Семейное тепло.

Для описания этого чувства обычно не находилось слов. Я был безбожно счастлив в своем несчастье. Часто сидя в тихой и темной комнате, казалось, что все далекие уличные огни светятся лишь для меня. Деревья склоняются в мою сторону, а солнце освещает лишь мои глаза. Весь мир был под моей властью. Я просыпался утром с мыслями о том, что я волен делать все, что посчитаю нужным. Я могу жить свободно. Поначалу мне казалось это заблуждением, но с каждым днем минуты замедлялись, а сутки растягивались. Я научился лавировать во времени. Мое тело мягко обмякало в вязком душном воздухе, атласные рубашки перестали липнуть к телу словно оковы. С особым энтузиазмом, я подолгу стоял у плиты, находя личную терапию в приготовлении различных блюд. Я ценил все то, что меня окружало. Макао ласково улыбался мне, одним взглядом передавая мне слова поддержки и радости за то, кем я становлюсь. Сам же младший маленькими шагами приближался к выходу из пучины собственных страхов. Я часто обнимал его и ласково гладил по спине. Он плакал. Беззвучно, но содрогаясь всем телом в моих руках. Я всегда был рядом с ним, защищая от окружающего нас мира. Макао не любил быть слабым, но в нашем доме ему было позволено находиться в любом состоянии. Я знал о том, что он не может рассказать правду своему врачу — наш образ жизни все еще был незаконным. Я чувствовал то, как между нашими сердцами тянутся нити. Нервущиеся нити душевной связи. Макао заслуживал всего самого лучшего. Но наша семья расширилась до четверых человек. Находящий ранее поддержку лишь во мне Макао, теперь неловко стучался в дверь и тихо спрашивал о том, может ли он поговорить с Питом. Пит. Именно из-за него весь наш дом перевернулся с ног на голову. Я чувствовал, как мое сердце тает, стоит мне лишь увидеть его. Я невероятно влюблен в него. Долгими месяцами я залечиваю ошибки прошлого. Я сильно изменился, сам того не замечая. Каждую ночь я благодарю Пита за то, кем я являюсь сейчас. Пит лучезарно улыбается и прижимается ко мне, как можно ближе. Мою грудную клетку наполняет тепло. Пит никогда не диктовал свои порядки в доме, но я прислушивался к каждому слову, что тот ронял даже неосознанно. Однажды, вернувшись домой, Пит обнаружил в зале сотни цветков роз. Он заливался румянцем и не решался ничего возразить мне, а после тихо расплакался у меня на груди. Пит был самым поразительным человеком. Я никогда не сдерживал своего восхищения, щедро одаривал его подарками и ласками. Питу нравилось чувствовать себя любимым. Пит всегда приносил мне еду в кабинет, когда я засиживался слишком долго. Он проводил пару раз по моим напряженным плечам и садился позади на диван. Через пару часов я находил его спящим на этом же диване, свернувшись маленьким клубочком. Пит отдавал невероятное количество любви и Макао. Мой младший доверял ему все свои тревоги. Я позволил себе расплакаться после слов Макао о том, что я никогда не должен потерять Пита. Он взял меня за руку и тихо прошептал о том, что у нас наконец выстроилась счастливая семья. Такая, о какой он мечтал все свое детство. Макао был благодарен нам с Питом в равной мере. Пит засыпал вместе с Макао на одной кровати, когда того мучали ночные кошмары. Я тихо присаживался рядом, дабы не разбудить, и подолгу наблюдал за их спокойными лицами. Я чувствовал себя невероятно счастливым. Четвертым членом нашей семьи стал крохотный Венис. Признаться честно, я ревновал Пита к нему. Мой возлюбленный тогда открылся мне в совсем ином ключе. Он оказался очень заботливым и внимательным отцом. Пит многому меня научил. Я не сразу привык к пребыванию младенца в нашем доме, но уже вскоре не мог себе представить ни один день без счастливого смеха Вениса, которого Макао катал на плечах. Пит суетился вокруг, подогревая малышу еду. Я улыбался и поочерёдно целовал каждого в щеку. Вениса я приветствовал особенно тщательно. Я щекотал его мягкий животик, целовал в лобик и крохотные ладошки. Венис смеялся и цеплялся за мои плечи. Я просыпался по ночам от плача и успокаивал ребенка. Я не позволял никому из охраны подходить к Венису. Я долго раскачивал его на руках, убаюкивая, и пел колыбельные. Пит всегда пристраивался в дверном проеме, улыбаясь своей сонной улыбкой. Первое слово Вениса было «Пит». Мы все сидели в гостиной и когда я показывал ему новую игрушку, он вдруг ткнул пальцем в сторону Пита и громко, заливаясь смехом после, крикнул: Пит! Мы все затихли, казалось, даже перестали дышать. Пока Макао, не разразясь счастливым возгласом, не кинулся обнимать своего брата. Пока он подкидывал Вениса на руках, мы с Питом смотрели друг другу в глаза, не в силах пошевелиться. Я видел, как намокли глаза Пита. Я подошел и крепко обнял его, пока маленький Венис все продолжал повторять имя Пита. Мы долго цеплялись друг за друга, пока Пит не отстранился. В моем горле так и застряли тысячи слов. Пит одними лишь губами тихо шепнул: Наш сын.