Когда ты теряешь кого-то, это чувство всегда остаётся с тобой, постоянно напоминая тебе, как легко можно пораниться.
Дневники вампира.
Ветер колышет деревья и разносит листья по земле. Солнца сегодня в Нью-Йорке нет. Чёрное платье в обтяжку до икр скрывает дрожащие колени. Большой вязаный кардиган бежевого цвета чуть ли не до пола обволакивает всё, не показывает прямые плечи. Чёрный ободок и чёрные ботильоны. Чёртов ободок не даёт ветру и волосам закрыть лицо. Чёртовы ботильоны на каблуке, снять и выкинуть в самый дальний угол дома, а лучше — на помойку. Эльза обязательно это сделает, надо только немного потерпеть. Глаза скользят по трём надгробиям. Папа, мама и Анна. Трагедия в семье Разенграффе. Старшая дочь Агнарра и Идуны Разенграффе, двадцатиоднолетняя Эльза Разенграффе осталась одна. Рейна Разенграффе, младшая сестра Агнарра, получила в наследство семейный портовый бизнес и пообещала находиться рядом с Эльзой Разенграффе. Разенграффе, Разенграффе, Разенграффе. Глаза обжигает, но слёз нет. Грудь сжимается, но всхлипов нет. Наступило смирение. Тёплая женская рука ложится на плечо и надёжно, поддерживающе сжимает. Рейна с болью осматривает уже выросшую, сформировавшуюся фигуру девушки, что сейчас натянута, как струна. — Пойдём, Клаус ждёт, — шепчет Рейна. Клаус, водитель, надо идти. Последний взмах ресниц, последний взгляд на надгробия, в пропасть. И Эльза медленно разворачивается спиной к ним, лицом к воротам кладбища, отказываясь от чувств, оставляя часть себя в этой пропасти. Но знает, что одно чувство, чувство потери будет рядом всегда. Маленький родной домик, построенный на любви и воспоминаниях рушится. Кирпич за кирпичом.…
Каблук стучит по вымощенной дорожке. Клаус по ту сторону открывает ворота и покорно ждёт, пока две женские фигуры выйдут к нему. Небо стало ещё темнее, тучи накрыли Нью-Йорк. Первые капли упали на лицо, потом на одежду. Эльза морщится, сильнее кутается в кардиган и ускоряет и так дающиеся с трудом шаги. Каблук стучит резче, сильнее, быстрее. В висках неприятно ноет, но разум, на удивление, кристально чист, ни единой мысли. Полная пустота. Дверь машины громко захлопывается, бьёт по ушным перепонкам, оглушает. Рейна садится вперёд, Клаус заводит двигатель. А дождь обдаёт окна машины каплями, они катятся и катятся. Не дают рассмотреть, наверняка, очень дивный пейзаж. Эльза тихо хмыкает и дёргает уголками губ. Машина отъезжает всё дальше от того места, в котором девушка оставила половинку своего сердца. Ещё одну часть. В голове мелькает всего одна мысль. Угрохать где-нибудь эти дурацкие ботильоны.…
Трасса закончилась, машина заезжает в поток, в самую гущу города. Дождь закончился, лишь мокрый асфальт напоминает о нём. Взгляд голубых глаз проходится по шумным живым улицам.Люди идут, улыбаются, радуются и смеются, живут. Маленькая блондинистая девочка в смешных, но таких милых жёлтых резиновых сапогах и коричневом пальтишке заливисто смеётся, крепко хватая своими ручками женскую руку, наверное, руку своей матери. Женщина опускает голову и с любовью улыбается, заглядывая в глаза малышки. Эльза поворачивает голову в другую сторону, вдох задерживается в груди и глаза обжигает настолько сильно, что девушка закрывает их, только бы не видеть, не смотреть, не плакать. Грудь сжимается несколько раз, воздуха отчаянно не хватает. Дыши, чёрт возьми, дыши. Сердце кровоточит. Почему они? Почему именно так? Зачем? Разум был пуст относительно недолго. Сотни вопросов заполняют его, ни одного ответа. Головная боль нарастает, набирает обороты. И теперь в висках не просто ноет, в них стучит. Парализующая боль растекается в груди с такой быстротой, хочется провести ногтями, разодрать, вынуть, лишь бы не чувствовать этого. Рейна с беспокойством поглядывает в зеркало заднего вида. Ещё один взгляд. Она сталкивается с глазами Эльзы, которые похожи на море, океан, в котором сейчас шторм. Глаза не врут. Какая же это всё-таки правда, неприятная, колючая, но правда. Ещё немного потерпеть. Закат. Машина плавно въезжает в спальный район Нью-Йорка. Уютно, спокойно, тихо. Вот, что нужно было семье Разенграффе. Теперь здесь только тихо. Наконец-то. Девушка дёрганно открывает дверь машины. Стук каблуков, не спеша, обманчиво спокойно идёт прямо к двери в дом. Рейна маячит где-то сзади. Нахрен это всё. Эльза не плачет, пока аккуратно открывает дверь, не плачет, пока бегающими глаза осматривает опустевший дом, не плачет, поднимаясь по лестнице. Но, заходя в комнату, и с ненавистью отшвыривая ботильоны куда-то в сторону, она медленно опускается на пол прямо у двери. Тушь потекла. Водостойкая. На платье падают горячие соленые слёзы. Тихие всхлипы вырываются из груди. Она всегда была спокойной, холодной. И это не исправит даже шторм.…
Она не помнит, как встала с пола, как дошла до кровати, не знает, сколько прошло времени. Час? Может быть, два? Но за окном уже темно. Шарит рукой по кровати и нащупывает телефон. Экран загорается и показывает, что сейчас 10 часов вечера 23 апреля. Отлично. С мелкой дрожью в ногах Эльза встаёт. Зачем? Чтобы хотя-бы переодеться. В зеркало лучше не смотреться. И всё-таки она спускается вниз, на кухню, прекрасно зная, что Рейна не спит. Тётя молча ставит перед ней кружку чая. Рейна хочет что-то сказать, да не решается.Эльза не торопит. Торопиться некуда. Наконец, она громко вдыхает. — Детка, возможно ты не поймёшь, но так хотел твой отец, — многообещающе начинает Рейна. Резко ссутулившись, она быстро говорит про то, что Эльзе надо улететь куда-то в Джорджию, что ей не надо волноваться, ведь с ней рядом будут обученные люди, что её будут беречь, что она не знает, насколько это затянется, ведь есть какая-то опасность. В конце, сбивчиво прошептав, что тётя Рейна безумно её любит, и так просто получилось, так просто надо, так хотел отец, Рейна крепко обняла её. Эльза, переваривая услышанное, бездумно кивала. И лишь в комнате девушка в полной мере поняла две вещи: улететь, защищают непонятные «Хранители».