Момент Падения

Ночь в Лондоне была на удивление тихой. Дождь стучал в окна темной и почти пустой квартиры, освещенной лишь парой торшеров. В своём кресле, вглядываясь в темные окна, развалился демон с бокалом вина в руке. Какая эта бутылка? Судя по двум валяющимся на полу — третья. Такое количество алкоголя Кроули обычно не пил в одиночестве. Сегодня день к этому располагал. Мрачная, как и его настроение, погода была настолько противной, что лишь при взгляде в окно хотелось повеситься. Быть может, здесь не обошлось без чуда, ведь даже в Лондоне такой безысходной погоды не бывало. Ангел больше не придет. Никогда. Теперь он возглавляет Небеса, считает, что у него выйдет все исправить. «Как можно быть таким наивным тупицей?» Шесть тысячелетий на Небесах будто не научили Азирафеля, что ангелы не такие уж и добропорядочные. Или именно поэтому он решил что-то там «исправить»? Глупость. Быть может, не будь демон столь эгоистичным, он бы обрадовался за друга. Но последовать за ним он не стал бы никогда на свете. При воспоминании о причине своего решительного отказа от возвращения к ангельской сущности, Кроули скривился. Он вылил последние капли из третьей бутылки, опрокидывая в себя опьяняющий эликсир. Очки давным давно лежали на столе, он мельком взглянул на свой вечный аксессуар. Подойдя к зеркалу, он стал рассматривать свои змеиные, подаренные Адом глаза. Как же он их ненавидел. Это вечное напоминание о его грешности, подарок, не позволяющий скрыть свое существо. Глубоки вздох, Кроули потер глаза и приземлился в кресло у камина. Распластавшись у огня, он наблюдал за языками пламени, с новой силой вспоминая свою старую боль. Он никогда не рассказывал о своем падении. За что и каким образом он попал в такую передрягу. Он сам не хотел помнить, однако забыть — значит простить, а прощать Кроули не хотел. Решая вспомнить заново трагедию тысячелетней давности, он открыл четвертую бутылку красного вина 1941-го года. Разверзшаяся под ногами земля, три архангела, сурово смотрящих на провинившегося и громкий, заставляющий все нутро сжаться голос Метатрона. — Самаэль, ангел смерти, ты посмел сомневаться в воле Господней и великом замысле ЕЕ. — громкий глас Метатрона, обращенный к ангелу у его ног не был пропитан ни единой эмоцией. Ни гнева, ни жалости не было в тоне, и потому было еще страшнее от слов его. — Ты братался с падшим Люцифером и пытался соблазнить брата своего Михаила последовать в Преиподнюю. Ты посмел спорить с Господом и за это познаешь гнев ЕЕ, — ангел не мог пошевелиться, ужас и непонимание застыли в его глазах. — За свои прегрешения и попытку искусить сестру свою ты будешь сослан в Ад. Имя твое отныне Змий Искуситель. Богиня лишает тебя божьей благодати, а братья твои лишат тебя твоего звания. Гавриил и Уриил встали за спину Самаэля, подняли его с колен и подвели к бездонному ущелью. Ноги ангела почти не двигались, рыжая голова была опущена вниз. Голубые глаза посмотрели в темноту бездны, и ангел поднял взгляд на Метатрона. — Мы лишь задавали вопросы! Мы хотели помочь, — вскрикнул ангел, чувствуя как в эфирном теле вдруг появляется ныне неведомое ему чувство гнева и несправедливости, — мы лишь желали знать в чем смысл ЕЁ плана! Никто из нас не согрешил! — выплюнул ангел напоследок. — Тишина! — голос Метатрона завибрировал в воздухе, оглушая. — Ты приговариваешься к вечной жизни среди подобных тебе падших и лишаешься своего имени! В это же мгновение Гавриил и Уриил схватили Самаэля за обе руки. Михаил прикоснулась ко лбу Самаэля, и голову последнего пронзила безумная боль. С него будто бы снимали скальп и вовсе не церемонились. Открыв глаза и все еще испытывая адскую боль, Самаэль увидел в руках сестры свой нимб. Слёзы горечи текли по его щекам, он познал боль впервые и никак не мог утихомирить ее. Его нимб раскололся в руках Михаила и упал в ущелье, все дальше отдаляясь от хозяина. Не успев осознать случившееся, ангел вновь почувствовал пронзительную боль, но теперь уже в спине. Гавриил и Уриил схватили каждый по крылу и резким движением сломали оба, чтобы тот не посмел взлететь обратно на Небеса. Громкий, неистовый крик, наполненный болью, раздался в округе. Самаэль не мог понять откуда он раздается и пытался остаться в своем рассудке, концентрируясь на этом звуке. А дальше тьма. Он не знал кто конкретно толкнул его вниз, да это было и неважно. Они все поучаствовали. С ним никого не осталось. Лишь этот пронзительный крик все еще казался где то рядом. Он падал в пустоте, хватаясь за воздух, пытаясь взлететь, но любое движение заставляло его тело лишь дергаться в конвульсиях. Глаза ангела защипало. С каждым мгновением это легкое пощипывание превращалось в пытку из-за ощущения, что глаза начинают гореть. Пытаясь облегчить боль, Самаэль зажмурился. Боль не утихала, а лишь сильнее, и сильнее жгла ангельские очи. Он почувствовал как что-то стекает по его щекам, но не мог ясно понять что это. Он плакал? Кажется нет. Он не мог выяснить, что же текло по его лицу, пока капля той жидкости не попала на губы. Вкус железа во рту ясно дал понять, что это кровь. Ангел попытался открыть глаза, но то ли тьма была непроглядна, то ли его взгляд мутнел от боли. Чем дальше он летел, тем сильнее ощущал жар и запах серы. Когда он был настолько глубоко, что света уже не было видно, он почувствовал, как пламя охватывает его спину. И только теперь он понял, что горло его безумно болит, будто по нему полоснули лезвием. Наконец до него дошло, что крик, который его преследовал — его. Он так долго и безумно громко кричал, раздирая свою глотку, что осип. Наконец боль от падения. Он больше не чувствовал ничего, провалившись в бессознательное состояние. Он надеялся, что умер, но ангелы не умирают. Даже падшие. Он очнулся спустя неизвестное количество времени. Весь в собственной крови, в золе и раненый. Тлетворный смрад ударил в нос, он попытался разомкнуть веки. Темно. Он открыл глаза, но темнота осталась той же, лишь стало безумно больно. Страх вновь обуял его. Он не видит. Совсем ничего. Прикасаясь к своему лицу, он ясно осознал, что его восхитительные голубые глаза испепелились в полете. Вместо тех чудесных очей, на лице зияли две кровавые впадины. Жгучая боль никак не исчезала, принося ужасные страдания. Падший испустил пронзительный вопль, осознавая, что он не видит. Он попытался подняться, но всё тело жгло. Извиваясь от боли, он царапал землю под собой, чтобы унять свои страдания. Он вновь попытался расправить крылья, но он даже не подозревал как они выглядели теперь. Некогда белые, покрытые мягкими перьями крылья теперь были обуглены и черны. По ним стекала кровь, от них пахло гарью. Попытавшись расправить их до конца, он ощутил невыносимую жгучую боль, от которой он страшно взвыл. Боль сводила с ума, не давала ясно мыслить. В немом ужасе он обхватил себя за плечи и согнулся. Жар опалил его лицо, он задыхался от ненависти и безутешности своего положения. Все его существо было наполнено болью. Страх, который он испытал еще наверху, исчез. Вместо него он в полной мере ощутил ненависть. Стиснув зубы, преодолевая адскую боль, он резко расправил свои крылья полностью, пытаясь вправить их на место. Ноги подкосились и ослабли, однако боль уменьшилась. Теперь он мог летать, но испытывал при каждом взмахе крыла невыносимые муки. Кромешная тьма, жар преисподней и мучительные крики подобных ему павших ангелов, ныне именуемых демонами — вот что окружало его теперь. Он был слеп, не знал, что делать и как ему дальше быть. Некогда яд божий, ангел смерти, карающий неугодных, был сам теперь покаран за свои грехи. И злоба его была ужасна. Прошло какое-то время прежде чем он свыкся с положением. Его гнев ощущался в воздухе сильнее чувств других падших, вокруг него кружилось несколько подобных ему, пытаясь выяснить кого отправили вниз. Трое князей Ада подошли к новоприбывшему и спросили как его зовут. — На Небесах я был Самаэлем, но, ломая мне крылья, Метатрон именовал меня Змием. После этих слов одна из князей Ада, Вельзевул, подошла ближе к слепому ангелу. — Почти у каждого падшего ангела выжигаются глаза при падении. Я дарую тебе зрение, Змий, в знак приветствия тебя среди тебе подобных. Преклони колени перед Люцифером, принцем Ада, и получишь свободу, о которой желал на Небе. Теперь он демон, приспешник Ада и Люцифера. Его глаза напоминают змеиные, а крылья черны от пожравшего их пламени. Его предназначение — искушать других и преумножать власть Станы на земле. Однако сам он так не считает. И после падения у демона осталось свое мнение. Он не был на стороне Ада, но и Рай его отверг. Он демон, которому по пути с Адом, на сколько это возможно. И это безумно одиноко. Кто же знал, что спустя шесть тысячелетий он не будет одинок, что будет такой же ангел, которому по пути с Раем, на сколько это возможно. Кто знал, что у них будет своя сторона? Кто знал, что он не будет страдать вечно? Явно не павший ангел Самаэль. Он этого никогда не представлял. Кроули тоже не был уверен, что Азирафель вернётся, но теплящаяся в груди надежда вновь увидеть любимого ангела грела душу демона. Он верил, что их сторона останется навсегда, хотя бы как запасной вариант. Неизвестно что больнее — падать в Ад или быть отвергнутым. Вот только Кроули никогда не признается в том, что падать было больно, как и в том, что после падения он наконец почувствовал свободу действий. Однако и в том, что боль от того, что его отвергли была тоже невыносимо мучительна он тоже никому не признается. Он же демон. Он солжет.