***
Марьяна [17:27] Пойдём пить кофе? Пойдём, пожалуйста. Хочу посмотреть на Васильевский остров твоими глазами. Вика [17:49] Я не уверена, что освобожусь в ближайшие два часа. Марьяна [17:50] Пойдём после. Петербург принимает их полюбовно. Как старший брат обнимает за плечи, впуская в свои узкие улочки, где они бродят этим вечером. Когда на остров опускается тьма, они бредут в самое его сердце, от Василеостровской станции в сторону Смоленского. Берут кофе, Вика — экспрессо как всегда самый чёрный и крепкий, Марьяна же какой-то лунный латте с лавандой, специями и корицей, который по вкусу напоминает больше сахар с кофе, чем кофе с сахаром, но Вика не комментирует это никак. Рука об руку, не касаясь, они обходят каждую линию острова, кажется, Марьяна делится последними мыслями относительно «Битвы», переживаниями, спрашивает что-то, интересуется. Марьяна потом уже признаётся, что сняла посуточно квартиру буквально в паре шагов от места, где они находятся, и Вика понимает, что её поймали в ловушку. — И ты думаешь, что я пойду вот так к тебе в гости? Чтобы что, Романова? — Конечно же я распилю тебя на части, половину съем, а половину увезу с собой в Москву, — Марьяна шутит, но в голосе уже ощущается раздражение. Вика слишком подозрительна даже сейчас, — ты ищешь во мне скрытые смыслы, которых я не закладываю. Прекрати. Во мне их нет. — Скрытые смыслы есть во всех. — Вика, я не «все». Ты мне приятна. Я хорошо к тебе отношусь. У меня нет злых умыслов относительно тебя. Я не знаю на каком языке тебе это сказать. — Нет языка, которому я бы поверила, Марьяна. — Даже мой? — Романова, — почти шипит, обороняясь. Их общий обряд в лесу кажется чем-то из прошлой жизни. Когда сила струилась по их рукам, огонь распалял, первобытность, с которой Марьяна осторожно разрезает свою ладонь в диком желании увидеть кровь. Не свою, но до Викиной не дойти не добраться, поэтому, когда горячая, жгучая кровь начинает струиться на ладони, она представляет, что кровь не её. Или не кровь. Тихое урчание внутри, голодный до этого момента зверь из голодного берсерка превращается в сытого, довольного собой пса. Погладь, погладь меня, почеши по загривку, за ухом, пожалуйста. И она видит, что Вика как будто тянется в этот момент, как завороженная смотрит за движениями Марьяны, следит за руками, за кровью на её ладони и на секунду Марьяна читает в её лице: её манит. — Тебя очень трудно не любить, но у некоторых обязательно получится. Не держи на них зла, ведь они просто не ожидали. — Не ожидали чего? — Не ожидали себя. Этот диалог тоже словно из прошлой жизни, но в нём Марьяне открывается ответ на незаданный вопрос. Это весьма самонадеянно, но кто может ей запретить? — Хорошо. Я пойду, если ты мне ответишь. Зачем? — Ты ведь пони… — Нет, — перебивает, — ты не совсем поняла, дай мне договорить. Зачем тебе это? Мир устроен так, что во всём должна быть своя выгода, в том числе твоя выгода в моём присутствии рядом с тобой. Я не понимаю и возможно даже ты не понимаешь сама до конца, если не можешь мне прямо ответить. Ты постоянно вьёшься рядом со мной, нарушаешь моё личное пространство… Не отрицаю, что я сама подпускаю тебя и это происходит только из-за того, что я тебе это позволяю. Но я не могу понять, а я не привыкла не понимать. Ты хочешь со мной что? Дружить, чтобы я расслабилась и отдала тебе первое место? Дружить, чтобы мы вместе взяли первое место? Так тоже не бывает, потому что победитель будет один, и я иду к этому первому месту, я хочу победить. А ты вставляешь мне палки в колёса. Марьяна в ответ на это молчит. Впервые за долгое время их взаимодействия она чувствует, что руки опускаются. Она не может её переубедить. Вика победитель. Вика оловянный солдатик, который всегда и везде о победе. О соперниках, о коллегах, о борьбе, о битве. Неожиданно Марьяну осеняет самой простой мыслью: не будь «Битвы» всё было бы проще. Да, они коллеги, но не соперницы в обычной жизни, воевать им не за что, делить территории тоже нет нужды. Но реальность такова, что столкнуло их именно во время соперничества, где победитель, она права, один. Одна. Победительница. Марьяна чувствует горечь внутри. Такую, что впору бы посмеяться над этим. Она всегда была про любовь. Иногда про первородную: заигрывания, покусывания, то самое желание просто сожрать Райдос, но чаще про нежную, мягкую. Тёплую, когда подушечками пальцев по лицу едва касаясь, чтобы дыхание замирало. Любовь Марьянина красивая. Ей не раз говорили, что ощущается она как только-только расплавленный воск свечей, который падает на кожу. Он обжигает лишь первые секунды, но больше согревает, обволакивает как коконом, как в утробе матери: полная безопасность. «Ничего не случится с той на кого я смотрю» — это про любовь Марьяны. В анахате у неё столько любви, что хватило бы на целый мир, но вот одна конкретная Виктория Райдос не просто отталкивает, а ещё и бьёт в ответ. Колко, больно, словами откусывает руку по локоть в ответ на самый безобидный любовный кусь. Марьяна понимает, что молчит уже достаточно долго, а Вика всё ждёт, но ответов для неё нет. Таких, которые бы её устроили — нет. Вдыхает глубоко и с печалью понимает, что это не сегодяшний разговор. И точно не в ближайшее время. — У меня нет для тебя ответов, Вик. И доказывать тебе что-то сил тоже — нет. Я не планирую перегрызать тебе глотку ради этой победы. Я понимаю тебя, понимаю твои переживания и страхи, но не принимаю их. Они мне понятны, но чужеродны. Я не тот человек, который пойдёт по головам ради результата. Ты — да, я — нет. Вот и всё. Скорее мне бы бояться, что ты меня придушишь здесь в переулке, — не удерживается, ей правда обидно, — но я же даже Шепсу не соперница, куда мне до тебя, — вздыхает, мысленно ударяя себя по лбу от досады: она не планировала снова вспоминать эти слова, — поэтому иди куда тебе вздумается, а я иду спать. Я устала. Отворачивается, но не уходит. Сказать или нет? Самое честное, наверное, искреннее, чуть-чуть обнажиться, но вряд ли Вика поймёт. Уж что, но это точно ей будет непонятно. Решается и поворачивается обратно. — И самое, наверное, главное: я искренне желаю тебе победы. Потому что я знаю, что для тебя это важно. И тебя это обрадует очень сильно. Не как соперница желаю, не как коллега, а просто как Марьяна Романова желает Виктории Райдос. И я знаю, что ты достойна этой победы как никто, — голос срывается против воли, кажется, это предел искренности, — рука обязательно будет твоей. А вот теперь точно уходит. Не ждёт, что её окликнут или остановят, просто идёт. Чувствует горячие слёзы на лице: это просто переизбыток эмоций.***
Она уезжает из Петербурга, игнорируя редкие сообщения от Вики. Когда Марьяна делает шаг назад, Райдос по законам физики притягивается, сама не до конца понимая почему. Сама Марьяна прекрасно понимает: манит. Что-то внутри, незнакомое ей, то, что давно уже похоронено под слоями холода и строгости. Но сколько лет не затыкай это — оно никуда не денется. Утихнет на время, да, но искоренить в себе внутренний огонь не по силам даже великой и ужасной жрице культа предков. Не будь Марьяна настолько уставшей от этих эмоциональных качелей, она бы обязательно порадовалась, что Вика отзывается, но сейчас ей хочется одного: отступить. До вторника есть ещё несколько дней, а это значит, что нужно поднабраться мощности, успеть посетить несколько крошечных мест силы и просто банально выдохнуть. Москва встречает её снегом. Пробками, шумом и снегом, но это к лучшему. В Петербурге приятно и правильно думать о душевных переживаниях, Москва же пережёвывает их и оставляет место только работе. Вика [23:42] Не знаю, что ты со мной сделала, но у меня очень много вопросов к тебе, Романова. Вика [23:54] И я прекрасно понимаю, что ты не ответишь, но я жду вторника. И у тебя не будет возможности не ответить мне. Марьяна [23:55] Боже, Райдос, ты свяжешь меня наконец-то? Вика [23:55] Привяжу к батарее и не отвяжу, пока ты всё не объяснишь нормально. Марьяна улыбается и мысленно бьёт себя по лицу. Это вообще можно засчитать за флирт? Процесс был запущен, скорее всего ко вторнику Вика будет уже не приятно заинтересована в разговоре, а взбудоражена и зла. Ну что ж, так даже веселее.***
Вика [12:03] Опаздываешь. Марьяна [12:05] Райдос, спокойно. Я подъезжаю. Если ты сейчас схватишь меня прямо на выходе из такси — я буду кричать. Вика [12:05] Если тебя не будет здесь в течение пяти минут — кричать буду уже я. Марьяна была права: Вика злится. Чувствует что-то чужеродное внутри, что скребётся и требует выхода, но не знает, уже и не помнит, что это. Решение приходит к Марьяне молниеносно, когда она хлопает дверью такси и ловит напряжённый взгляд Вики. Если она не может достучаться до Вики словами, она же может показать? — Привет, Вика, — улыбается максимально открыто, честно. Вот, смотри, я перед тобой такая же. У меня нет к тебе злости, нет к тебе страха. — Здравствуй, — говорит тихо. Вымотанная, уставшая. Глаза немного красные, но не плакала, скорее очень мало спала. Марьяна даже догадывается почему. — Я снилась тебе? — говорит с улыбкой, наклоняя голову. Знает, что снилась. Зверь внутри урчит, отзываясь. Снилась во всех возможных сюжетах и вариациях. — Нет, с чего ты взяла? — подбирается вся, словно готовая к прыжку. — Врёшь, Вика, но мне не обидно. — Что происходит? Что со мной? Я проверяла свою защиту, всё в порядке. На мне нет воздействия, но я спать не могу, везде ты.«Я — каждая встреченная тобою собака на дороге.
И птица, которая заглядывает тебе в окна.
Так что если я умру первая, ты всё равно мной будешь окружена.
Сквозь все песни ты будешь слышать мой голос,
особенно — сквозь свои самые любимые…».
— Нет никакого воздействия, Вика. Я ничего не делала. Просто что-то в тебе отзывается на меня, вот и вся загадка. Ты ищешь снаружи, а надо искать внутри. Это не я всемирное зло, Райдос, да и зла никакого нет. — Но ты это вызываешь, — всё ещё злится, — специально или нет, но ты вызываешь это. — Хорошо. Давай договоримся: я покажу тебе. Ты найдёшь ответы на свои вопросы, а может быть запутаешься ещё больше. Я не буду тебя больше подталкивать и доставать, я просто покажу тебе то, что я вижу. — Через ритуал? — Именно. — Нет. — К дереву привязывать не буду. — Вот уж спасибо. Я не уверена, но я подумаю. Сегодня после съёмок? — Да, можно сегодня. Нужны будет лес, огонь и ты. Вика думает, наверное, можно было бы даже услышать скрежет шестерёнок в её голове, если прислушаться. Боится увидеть что-то, но если ткнуть в страх — снова огрызнётся. — Я подумаю.***
Костёр разгорается, Марьяна садится рядом, тянет руки прямо к огню. Вдыхает в себя запах, пытаясь пропитаться им. Вика садится рядом, наблюдая. — Что ты хочешь мне показать? — Картинки, Вика. Хочу, чтобы ты увидела, что я чувствую. Ты не веришь мне — твоё право. Я не могу дать тебе это понять словами, но я могу тебе показать. Можно сказать, я дам тебе залезть в свою голову и пошариться там. Возможно ты увидишь что-то новое, а возможно поймёшь, что с тобой. Она открывает ладонь перед ней, бери, смотри, мне нечего от тебя скрывать. Всё, что есть — твоё. Вика вздыхает и принимает ладонь, закрывает глаза и замирает. Бледные сначала, едва ощутимые на кончиках пальцев ощущения на пробу подбираются к ней, как языки пламени. Пробираются внутрь, обжигая, разжигая. Она видит себя. Себя в том совместном ритуале напротив Марьяны, её глазами. Видит свой взгляд, прикованный к ладоням Романовой, мягкий, изучающий, но такой… другой? Это не взгляд Вики, а взгляд чего-то изнутри, он меняется на глазах, становится как под пеленой, яркой, рыже-алой. Внутри рождается знакомое жжение, хочется протянуть руку прямо через костёр, чтобы коснуться, дотронуться, рука к руке, плоть к плоти, кровь к крови. Она чувстует теперь и запахи. Костёр и духи Марьяны. Запах её кожи, когда она поворачивает голову, находясь очень близко, запах её волос, когда они обнимаются при встрече, такое чувство, что всё вокруг пропитано Марьяной и сама Вика целиком ныряет в этот запах, вдыхая глубоко и полной грудью. Глаза её напротив светлые, красивые, взгляд внимательный. Она чувствует это! Тихое урчание внутри, вибрация в самом сердце, мягкая, словно внутри большой и сытый зверь, который наконец-то добрался до еды. Вика ловит себя на желании попробовать. Запахов мало, касаний мало, хочется ещё ближе, вгрызться в её руку или выше, ближе к шее. Не ради уничтожения, нет, здесь нет желания навредить, но попробовать — да. Какова ты на вкус? Вику выкручивает это желание. В какой-то момент ей кажется, что она одержима, приоткрывает рот, тянется вперёд. Резко картинки меняются. Вот они в готическом зале, Вика улыбается. Вот они вместе на испытании, едут снова долго, Вика засыпает, приваливаясь к плечу Марьяны, и её затапливает нежность. Такая противолопожная тому огню, который был раньше. Вот они бредут по городу, рука к руке, берут кофе, а Марьяна душит в себе порыв взять её за руку и просто идти вот так. Потому что манит. Это самое простое и древнее желание: касаться. И когда Вика морщится от температуры кофе — снова нежность. И ничего кроме. Такая, что распирает сердце и кажется, что грудная клетка вот-вот взорвётся. Никаких злых умыслов, планов, в которых Вика расслабляется и становится мишенью для Марьяны — нет. Слышит шёпот сквозь видения: «Я на твоей стороне» и вздрагивает, ощущая, что по щекам текут слёзы. — Если ты всё это чувствуешь, как тебя не разрывает снова и снова? — не спрашивает вслух, но мысленно посылает ей вопрос. — Это не всё моё. Часть твоя. Я правда хотела показать тебе только себя, но что-то пошло не так и силы показали нас. — А как понять, что твоё, а что моё? — Я не знаю. Правда не знает. Вика отчасти всё ещё в её голове и видит: не врёт. Разделить кажется уже невозможным. Осторожно, чтобы не навредить, выныривает из головы Марьяны, отпуская все ощущения, открывает глаза. Перед ними всё ещё костёр, они где-то под Москвой в самом обычном лесу. Их пальцы переплетены, ладонь к ладони. Руку не обжигает, только нежное прикосновение. Так теперь ощущается Марьяна. — Ты можешь ничего не говорить, сейчас, наверное, сложно сформулировать. Я обещала только показать, чтобы тебе стало проще, но не больше. Тебя ни к чему это всё ещё не обязывает, Вика. Вика молчит и кивает. Мыслей столько, что начинает болеть голова, целый рой, который давит на виски. Нужно переварить, нужно подумать, уложить всё это в себе и потом что-то сказать Марьяне. Да, нужно. Но одна мысль приходит кометой в голову и что-то внутри отзывается на это, переминает лапы когтистые, начиная как большой кот мурчать. — Поедешь со мной в Питер?