Crackheart

Кирку сразу понравилась эта идея. Ярко, мрачно, изящно. Боб был прав: Бейер — настоящий мастер своего дела. Декорации на высоте: чёрное, серебряное, золотое, кости, фольга, дерево, стекло — все это придавало съёмочной площадке притягательного сюрреализма. Библейские сюжеты рядом с языческими существами. Даже Джеймс сказал, что это будет бомба. Кирк был в восторге. Когда белый порошок щекотит под носом, Хэмметт уносился в похожий мир, откуда не хочется уходить. После эйфории, на этой стороне его встречали только тошнота, шум в ушах и дыра вместо души. Кирк начал пробовать ещё в 80-х, сейчас наркотики — часть его жизни. Так же, как и Ларс. Возможно, барабанщик даже стал его главным кайфом. Они всегда были очень близки, но с момента, когда Ульрих первый раз в гримерке, после концерта, притянул его за ворот футболки и впился в пухлые губы, датчанин стал заводить Кирка лучше любого порошка. Ларс дарил столько любви, что в ней можно было захлебнуться. Жизнь наполнилась новыми, яркими чувствами, горячей страстью и домашним уютом одновременно. По утрам, Кирк просыпался в тёплой кровати, ощущал тяжесть любимого тела и тихое дыхание у шеи. В такие моменты он думал, что ничто и никто не сможет разрушить его с Ларсом маленькое счастье. Но Хэмметт смог. Точнее, смог злосчастный наркотик. Казалось, порошок теперь лишь жалкий рудимент. Но как известно, давние привычки ногой не вытопчешь. Да, Кирк мучился, когда смотрел на Ларса. Барабанщик стал чаще отводить покрасневшие ни с того ни с сего глаза. Неутомимый датчанин сдулся за два года. Но Кирк ничего не мог поделать. Мог лишь в три часа ночи, после бесконечных богемных тусовок, приходить домой к любовнику пьяным или обдолбаным и стараться загладить вину. Каждый раз он находил Ларса на кухне. Свет был притушен, ужен съеден, вино выпито. Датчанин сначала сопротивлялся, но Кирку быстро удавалось его расслабить. Вскоре, гитарист с хитрой улыбкой наблюдал, как тот судорожно растёгивает его рубашку, дёргает ремень, а затем и вовсе — падает перед ним на колени. Простил, значит. И все же Хэмметта убивала неопределенность: Ульрих не был его… партнером. Никаких типичных свиданий, совместных поездок, ни, боже упаси, сожительства. Длительные туры и редкие вечера дома — вот их спасение. «Друзья с привилегиями», как говорил гитарист и горько усмехался. Ларс тогда хмурился, ворчал, что Хэмметт не имеет права так говорить о нем и о любви всей его жизни. Кирк ничего не отвечал. Лишь дарил легкий поцелуй в щеку. Однако ни тот, ни другой не могли ничего изменить. На первом месте всегда была музыка. Остальное потом. Джеймс, например, уже не на шутку бесился за развязное общение парочки с журналистами, а злить матёрого волка, как говорится, плохая затея. Но забавная. Поэтому Кирк и Ларс с азартом ходили по тонкому лезвию. Они «незаметно» держались за руки на интервью, легко целовались на камеру. Но старались не перебарщивать. Так, немного поиграть. А то Джеймс вышвырнет их к чертям собачьим. А сам — в запой. Так что, ни Ларс, ни Кирк не хотели, чтоб из-за них страдала группа. Кирк стал употреблять больше. Хэмметт понимал, что это уже далеко не просто увлечение. Нет, его не увозили на скорой помощи в реанимацию, он не грабил людей, чтоб побыстрей собрать на дозу. Но каждый вечер, Хэмметт выводил дорожку на краю раковины. Ларсу же оставалось только не спать по ночам, пережевывать кашу из самых скверных мыслей. На его доводы Кирк кивал, обещал что-то, но потом все начиналось снова, и датчанин окончательно сдался. А тут новый альбом, образы, возможность самовыражения. Новый интерес к жизни. Перед съемками ребятам предложили самим выбрать для себя костюмы. Джеймс с Джейсоном, посмеялись и отказались «строить из себя пидорасню». Они остановились на простых чёрных джинсах и футболках. Костюмер, предложил Джеймсу в какой-то момент надеть белую майку, и тот сказал, что ему пофиг, пусть делают, как хотят. Кирк же загорелся идеей. Он долго рылся в своём богатом гардеробе. Блестящие рубашки, кожаные штаны, пиджаки всех цветов… Хэмметт выбрал два образа, оба экстравагантные, впрочем как и сам гитарист. В глубине души он надеялся, что будет выглядеть чертовски сексуально. Не для гребных фанаток, которые будут пускать слюни, пока по MTV крутят их новый клип. Он хочет внимания лишь одного человека на это чертовой земле. Он хочет лишь Ларса… Они не встречались уже месяц. Ульрих придумывал разные отговорки, чтоб после плодотворной работы в студии свалить домой, а на выходных — болел или уезжал в глушь, где «не сыскать ни телика, ни чертового телефона». Сначала Кирк думал, что Ларс гуляет на сторону (да блин, какого черта, они даже не пара, как тут понять, где сторона, а где нет!). Но мешки под глазами, вечно помятое лицо и потускневший взгляд опровергали теорию Хэммета. Ларс тоже страдал. Так что, Кирку хотелось его подбодрить и освежить искру между ними. Туш, зелёная подводка, браслеты и кольца, узкие брюки — звучит возбуждающее. Без рубашки будет лучше. У гитариста красивая татуировка, и Ларсу она нравится. Когда датчанин проводит пальцами по низу его живота, он снова и снова упоенно шепчет: «Один, один… Шесть, два…». Русые волосы щекочут лицо Хэммета, и ухо опаляет насмешливый шёпот. «Ты уже такой старый Кирки, неужели ты уже можешь меня как следует выебать?» В дверь постучал Джейсон: — Кирк, мы начинаем! — Да-да! Хэмметт шмыгнул носом и быстро смыл следы дорожки в раковину. Он прислонился к холодной стенке, представляя, что ничего этого нет. Что они снова лежат в кровати, пальцы Ларса перебирают его волосы. В экстазе он проводит руками по гладкому кафелю и медленно сползает на пол. — Хэмметт, чтоб тебя! — дверь трещит, ручка прыгает туда-сюда. Снова Джеймс всё портит. А ему было так хорошо… *** Хэтфилд, как и следовало ожидать, в шоке. — Квирк, это… Это что такое… Хэммет очень горд собой — ему нравится злить вокалиста. Он и сам знает, что выглядит чертовски горячо. Гитарист ничего не отвечает. Лишь хитро ухмыляется, приглаживает волосы. — Если бы ты был бабой, Хэмметт, черт возьми, я бы подумал, что ты меня соблазняешь, — усмехнулся Хэт. «Не тебя, родной, не тебя…» — Ларс сейчас выйдет и начнём, — бросает Сэм и отхлебывает кофе из огромной красной кружки. «Давай детка, покажись мне» — молится Кирк. Его сердце сначала скачет под потолок, потом падает в низ живота. Наконец, дверь гримерки открывается. Тонкая кофта струится с плеч, волосы зализаны гелем, шею обвивает синее боа. До предела Хэмметта доводят жирно подведённые глаза. Ларс проходит очень близко, так, что лишь гитарист замечет мимолетный заинтересованный взгляд, чуть закушенную нижнюю губу. «Сводишь меня с ума, засранец!» Вот Кирк уже сидит на складном стуле и терпит порхающую вокруг него девушку-гримëра. Вроде бы она ничего не сделала, но хочется её послать куда подальше. На площадке снимают Ларса. Кирк надеется, что визажистка, не заметит, что он прячет под журналом на коленях. Зря он надел такие узкие штаны. Тонкие женские руки обвивают Ларса, словно ветви сухого дерева, — так им объяснял режиссёр. Но для Кирка — это брехня. Он видит лишь, что какая-то девчонка лапает его Ларса. Мазюкает его красной краской. Дëргает за колечко. За то самое колечко в соске, которое Ларс так просил потянуть, когда они были вместе. Кирк любил брать украшение в зубы. Ему кружило голову от чувства власти. Ларс превращался в стонущее желе, и всë благодаря ему. Только ему. Никто больше не мог принести ему такое удовольствие, как Кирк. Поэтому он метает молнии, когда видит, как барабанщик выгибается под кровавым руками актрисы. Длинные пальцы нервно барабанят по коленке, а в штанах настойчиво жмёт. По груди Ларса катится капелька пота, и Кирк уже проклинает себя. Зачем он поддержал эту мерзкую идею с чертовым клипом? Но откуда ему было знать? И не надеялся же он, что ему самому позволят на камеру лапать любовника… А Ларс тоже хорош. Кирк готов поклясться на Библии, что Ульрих сам поддержал идею с пресловутым «деревом». Какого черта вообще? А может… Может драммер так только поддразнивает его? Кирк закинул ногу на ногу в надежде, что это спасёт положение. Нихера. Гитарист поймал недоумевающий взгляд Джейсона. Чёрт, чёрт, чёрт! Ларс закатывает глаза, запускает ладонь в короткие волосы, и Кирк вскакивает. Он бежит в сторону уборной. Ему абсолютно наплевать, что подумают окружающие (особенно Джеймс) — такое лютое возбуждение удерживать невероятно сложно. А дикая ревность лишь подливает масла в огонь. Дверь кабинки громко захлопнулась. *** Ларс устал после съемки. Лицо вспотело, и хотелось побыстрее умыться. Его снимали первым. Затем Джеймса, Джейсона, а в конце — Кирка. И все битые два часа он сидел с замаляванной рожей и грудью. Краска на теле ощущалась, как липкие сопли. Поскорее бы смыть это всё с себя. Отвратительная идея. Сэм — поехавший фантазёр. Скользкие пальчики актрисы противно щекотали его грудь и больно дергали пирсинг. Брррр. Вспоминать противно. В уборной было широкое зеркало и Ларс уставился в него, рассматривая такого необычного себя. Он пока не привык к новой длине волос, а подводка и приглушённый свет придавали лицу датчанина еще более экзотичный вид. Бледный, с огромными выразительными глазами, красными полосами на лице. Интересно. Кирку понравилось? Черт, Ульрих, не думай про него, просто не думай. Он и впрямь дико соскучился, но быть рядом ещё больнее. Сегодня мелкие кудряшки Хэммета уложены гелем, полоска туши на нижнем веке, зелёные тени… У Ларса тянет низ живота, и он облокачивается на край длинной раковины из чёрного камня. Когда Ульрих во время съёмок бросил взгляд в сторону Кирка, ему показалось, что тот взволнован. Неужели? В глубине души Ларсу было приятно такое внимание. У него даже проскользнула мысль… Нет, не извиниться. Но, предложить сходить сегодня поужинать. Однако, Кирк всё время куда-то девался. Драммер уже собирался открыть кран, как услышал странный звук. За дверцей толчка кто-то быстро и рвано дышит. И тихо поскуливает. — Эй, чувак, всë хорошо? — Ларсу никто не отвечает, и он хочет постучать, но дверь резко распахивается, его чуть не сшибают с ног. Чëрт. Нет. Пожалуйста. У Кирка глаза навыкате. Волосы всклокочены. На щеках румянец, а по животу тянется дорожка пота. Прямо между двух слов тату. Ларс облизывает губы. Ширинка у гитариста бесстыдно растëгнута, открывает на обозрение серое мокрое бельë. — Ты чего присосался? — голос Кирка дребезжит и немного скачет. — Я? Я вообще хоть слово сказал? Ларс скрещиват руки на груди, но это не помогает. Гитарист слабо пихает его в сторону и направляется к раковинами. Его чуть шатает. — Что на этот раз? — А? Кирк отрывается от умывальника. Теперь барабанщик видит, что глаза его чëрные, бегают по сторонам. — Накурился? Накололся? — Тебе-то что… — Да ничего! Во, будет писакам затравка: «Гитарист «Мetallica» найден мертвым в толчке!» Кирк дико озирается и глядит прямо в глаза Ларсу. — Лучше б я сдох. Ульрих хлопает ресницами, пока гитарист приближается к нему. Его силуэт подсвечивает матовый свет уборной, от чего у Ларса ощущение, что они в дешевом ужастике. — Лучше бы я сдох… — сплёвывает Хэмметт, прижимая барабанщика к стене. — Ты и представить не можешь… — длинные пальцы гитариста теребят полы рубашки Ларса. — Ты представить не можешь, что я чувствую, каждый день, когда просыпаюсь в постеле один. Ларс, я, — зашипел Кирк, — Я не сплю ночами, я рыдаю в подушку, как последняя сучка… Хэммет начал срываться на крик: — А тебе похуй! Тебе всегда было на меня похуй! Ты ушёл, когда мне было хуже всего! Да ты, сука, повеселился со мной пару раз… Ты знаешь, кто ты… — А знаешь, кто ты? — Ларс сильно толкнул Кирк в грудь, так, что тот уперся ладонями в раковину позади себя. — Ты эгоистичная сука. Ты подумал о том, что я чувствую? Мне осточертело видеть каждый вечер, твою перекошенную рожу! Ты не контролируешь себя, делаешь мне больно! — Ларс продолжал напирать на Кирка и тому пришлось присесть на край раковины. — Ты безвольное чмо, я пытался тебе помочь, но ты даже не думал завязывать! — Да откуда тебе знать, о чем я думал, если тебя даже рядом не было? Ты понятия не имеешь, что это такое! — голос Хэмметта надломился и подозрительно задрожал. — Да ты… Ларс испуганно вздохнул: — Кирк… — Нет, дай уж теперь мне сказать! Я… — Кирк, у тебя кровь… — Чтоб ты знал, я ни о чем не думал последний месяц, кроме как о завязке. И, знаешь, Ульрих, все, теперь мне по… — Кирк пошатнулся и упёрся руками в раковину. От носа до подбородка все было замалёвано алыми разводами. Взляд Хэммета слегка потускнел. — Теперь мне… Он почувовал, как земля ушла из-под его ног. Ульрих не помнит, как удержал свалившегося на него гитариста. Не помнит, как он звал на помощь, как сидел на кафельном полу уборной, держал Кирка за похолодевшую руку, пока они ждали скорую. В его сознании ярко и на всю жизнь запечатлелись лишь красно-синие мигалки и запах салона скорой помощи. Ларс держал руку Кирка, и когда тот лежал на больничной койке с трубкой, тянущейся из носа. Ему уже сменили две капельницы. Гитарист лежал тихо, его грудь слабо вздымалась. Пульс был стабилен, чем остался доволен заглянувший в палату дежурный врач. Ульрих сжимал прохладную ладонь, в уголках глаз скапливались слёзы. — Я тебя не оставляю, слышишь, никогда больше тебя не оставлю… — Ларс аккуратно подносит расслабленную руку Кирка к губам и зацеловывает её до кончиков пальцев. Под вечер Хэмметт наконец открыл глаза. И первым, что он увидел оказался взъерошенный Ульрих. Барабанщик дремал на хлипком стульчике у кровати. Он уронил сонную голову на постель Кирка и лежал у него на коленях, крепко держа друга за руку. Хэмметт вздохнул и откинулся на подушку. Ульрих неожиданно сильно сжал его ладонь. Барабанщик повернул голову на бок. Кирк увидел его красные глаза и мокрые щëки. — Извини… — прошептал гитарист. Ларс дрожаще улыбнулся и громко хлюпнул носом. — Ничего, мы справимся. Ульрих снова закрыл глаза, сильнее прильнул щекой к больничному одеялу. Он почувствовал, как теплая рука неуверенно гладит его волосы.