***
— Дорогая! Пальцы с перстнем держат бокал с бренди. Рядом в красном бархатном платье стоит жена. На столе остались устрицы, фотографии перекупщиков и ещё какие-то документы. — Да? Девушка подошла ближе, поцеловала в висок и начала разминать ему плечи. — У меня есть для тебя подарок. — И какой же? — его жена оставила на шее дорожку из поцелуев. — Пойдем, — он встал, поставил недопитый бренди наи стол и отдернул штору, закрывающую выход на балкон. — Смотри, — он впустил в комнату ночной воздух, наполненный стрекотанием цикад, запахом цветов и… гари? Жена вышла следом и замерла, разглядывая полыхающую машину. Языки пламени отражались в глазах, делая её похожей на дьяволицу. — Это была Ламборгини? — Да, — он покрутил на безымянном пальце кольцо и вернулся обратно в дом. — заходи, там больше не на что смотреть.***
Юнги проснулся от слепящих лучей, прорезавших дырявые занавески. Он развернулся, чуть не свалившись с кровати, покрутил затекшей рукой, но все равно почему-то её не почувствовал. Ладно, не важно. Наощупь нашел телефон, включил. Яркий экран заставил зажмуриться. Привыкнув к свету, Юнги пролистал уведомления. Ни одного от Чимина. И пропущенных тоже нет. Он отложил бесполезный телефон в сторону и сел. Голову, казалось, ударили пару раз об стену и в дополнение сжали металлическим обручем. Тошнило. Юнги, держась за стены, дошёл до ванной, включил кран и плеснул себе в лицо холодной водой. Горячей, естественно, снова не было. Парень поднял голову и встретился взглядом со своей копией. Эту копию тоже звали Мин Юнги, ей тоже было двадцать четыре и у неё тоже на голове обычные волосы превратились в спутанную мяту. Но только пахли они не как мохито, а простым шампунем с энергией лесов и каких-то там рек, если верить этикетке. То есть обычным мылом. Об острые ключицы, казалось, можно порезаться. Юнги сильно похудел, питаясь самым дешёвым раменом в магазине. Раздался звонок. Парень, выплюнув остатки пасты, прополоскал рот и пошел открывать дверь. Даже в глазок смотреть не надо, чтобы знать, кто пришёл. — Добрый день, добрый день, — хозяйка квартиры втянула носом воздух, заходить не стала, и, даже не пытаясь натянуть на себя хотя бы подобие улыбки, уставшим взглядом посмотрела на Юнги. — Вы когда будете оплачивать жилье? Юнги провёл ладонью по лицу, пытаясь превратить его в дружелюбное и хотя бы немного милое, хотя таковым оно уже год как точно не являлось. — Я помню. Пожалуйста, дайте мне время. Сейчас про… -Проблемы с работой, зарплату понизили снова, да-да, я все это слышала двадцать пять миллионов раз, — хозяйка грубо перебила его. — Я устала это слушать. Если вы мне завтра не выплачивает все долги, то, прошу, конечно, прощения, но мне придется вас выселить. — Ну поймите, мне сейчас очень нелегко. Дайте хотя бы неделю. — Завтра. Она развернулась и скрылась в коридоре. — И вам хорошего дня, — Юнги захлопнул дверь и сел на пол. Надо найти где-то деньги. Много денег. И очень быстро. Иначе придется бомжевать. Ограбить кого-нибудь? Наняться куда-нибудь на работу и попросить зарплату авансом? Юнги поднялся, открыл верхний ящик тумбочки и достал пару банкнот. На соджу должно хватить.***
— Да? — Чан отвечает на звонок моментально. Потому что босс ждать не любит. Потому что, когда на почту приходит новая фотография, в жизни вновь появляется смысл. В Мерседесе душно, и Чан увеличивает мощность кондиционера. За затонированными окнами его не видно, но вот всем остальным не скрыться. По блютузу с телефона на фоне тихо играет Queen. Чану нравится его работа, на которой можно есть ванильное мороженое и рассматривать фотографии. Ему присылают адрес. Чан вбивает его в навигатор и едет к месту назначения. Пока еще рановато, но лучше побыть рядом, на всякий случай.***
В магазине дует вентилятор, и от этого реально холодно. Юнги теребит пальцами в кармане деньги и уже минут двадцать стоит перед спиртным. Лампы на потолке отражаются в зеленых стекляшках, а те проецируют их на радужки глаз Юнги. Мимо проходит женщина, ненароком толкает парня, возвращая его из мира иного, и, взяв саке, оплачивает покупку. Колокольчик над дверью оповещает об ее уходе. Юнги вновь пробегается взглядом по этикеткам с картинками разных фруктов. Останавливается на дыне, берет бутылку и идет к кассе. Пока старичок, то отдаляя от глаз зеленое стекло, то опять его приближая, пытается, крутя бутылку в разные стороны, найти штрих-код, Юнги разглядывает товары на кассе. Жвачки, леденцы, зажигалки. А, точно. — Мне, пожалуйста, еще пачку сигарет каких-нибудь. Старичок, так и не преуспев пока в поисках штрих-кода, оторвался от своего занятия и обернулся назад, разглядывая марки сигарет. — Остались только Kiss, извините. — Клубничные? — Нет, ментоловые. Подойдут? — Ладно, давайте что есть. Юнги на самом деле плевать, какой вкус, он и про клубничные спросил только для того, чтобы доказать самому себе, что у него есть выбор. Но даже эта простая иллюзия рассеялась вместе со скрипучим голосом старика, который дотянулся до сигарет и, развернувшись обратно к парню застыл, увидев направленный на него раскладной ножик. Руки Юнги дрожали, а зрачки в бешенном темпе бегали по кассе предполагая, сколько денег там может быть. Старичок, на удивление спокойный, вздохнул и положил сигареты перед парнем. — Не двигайся! Отдавай все деньги и останешься живым, — Юнги тяжело сглотнул, кусая губы почти до крови. Нервы были готовы лопнуть в любую секунду. Старик грустно улыбнулся, пытаясь поймать взгляд Юнги, который его упорно прятал. Потом открыл кассу, показал парню. Там не было почти ничего, кроме того, что заплатила женщина, купившая саке и еще пару монет, одиноко перекатившихся из одного угла пластиковой ячейки в другой. Юнги бессильно опустил руки. Сложил ножик, убрал обратно к другим, горой наваленным в ящик рядом с зажигалками. Покрылся красными пятнами, поклонился и извинился. Старик ничего не ответил, только пробил покупки, отыскав в конце концов с помощью Юнги штрих-код, и положил сверху короткий чек. А на него клубничную жвачку. — Держи, подарок тебе от магазина, за то, что сигареты только ментоловые остались. Да осторожней будь, ты же ребенок совсем. Не убийца и не вор, по глазам вижу. Юнги еще раз быстро поклонился, разложил все покупки по карманам и пошел домой, променяв последние деньги на соджу и сигареты. На алкоголь с запахом дыни и табак с привкусом ментола. Как глупо.***
Чан зашел в кафе, заказал себе эспрессо и два шарика мороженого, открыл ещё раз отправленную по почте фотографию и стал внимательно её рассматривать. С экрана на него смотрел парень с синяками под глазами и странными волосами. Какими-то голубо-зелеными, словно на голове проросла трава. Чан еще не встречал людей, выбирающих из всех красок мира конкретно такую. А даже если встречал, то уже не помнит. — Какой красивый… — сзади раздался восторженный детский шепот. Чан резко обернулся, чуть не задев локтем стоящую рядом маленькую девочку в малиновом платье, которая тут же закрыла ладошками рот, когда поняла, что сама же себя обнаружила. — Красивый? — Чан еще раз посмотрел на фотографию. — А что именно тебе в нём нравится? Девочка, поняв, что за то, что она заглядывает в чужие телефоны, ругать не будут, тут же успокоилась и подошла ближе, внимательнее всматриваясь в экран. — Не знаю, просто нравится и все, — она подала плечами. — Волосы на сахарную вату похожи. Чан рассмеялся и потрепал девочку по голове. — И правда, как сахарная вата. А я даже не заметил, пока ты не сказала. — Не удивительно, — фыркнула девочка. — Вы вообще ничего не замечаете. И с логикой у вас плохо. — У нас — это у взрослых? — Ага. Мне мама вчера сказала, что у нас нет денег купить мне новую куклу. Но у нас же есть дома принтер! Это так просто, надо нажать кнопку и появятся деньги. А сама мне сказала, что это я еще маленькая и ничего не понимаю. Но на самом деле ничего не понимает она. Могла бы давно купить себе машину, если бы не вздыхала и не называла меня дурочкой, а делала, как я говорю. Чан внимательно её слушал и ел полурастаявшее мороженое. Потом оплатил заказ, оставил под блюдцем чаевые и протянул девочке в малиновым платье сто сорок тысяч вон. — Надеюсь, тебе хватит на куклу. И не доверяй всем незнакомцам. А то вдруг я, например, киллер? — Кто? — непонимающим взглядом уставилась на него новая маленькая знакомая. — Убийца. Девочка рассмеялась, взяла протянутые ей деньги и выкрикнула, прежде чем скрыться за углом: — Нет, убийцы злые и страшные. А ты без пистолета и похож на доброго волка. Чан проводил её улыбкой, но на душе стало как-то неспокойно. Он вдохнул носом разогретый воздух и все смотрел вслед этой девочке, размышляя над её словами. А под пиджаком висел пистолет.***
Юнги пришел домой, включил странную дораму, откопал в шкафу полупустую пачку орехов (которую, возможно, надо было уже считать собственностью тараканов и мышей) и завалился на диван. Чимин так и не позвонил. Юнги открыл соджу и стал бездумно смотреть в экран телевизора, совсем не следя за сюжетом. Это его последняя ночь в квартире, пускай не в самой новой, но это все-таки это не улица. Последняя ночь на нормальной, человеческой кровати, а не на картонке из-под холодильника. Последняя ночь по соседству с родными мышами, а не такими же, как он, людьми, потерявшими все. Он посмотрел в потолок, представляя, что вместо него большой стеклянный купол, через который видно звезды. Это стекло огораживает его от проблем, которые пытаются его разбить, чтобы задушить Юнги, но у них не получается оставить на нём ни царапины. И диван с пятном из-под растворимого кофе — не диван, а большой луг, пахнущий свежестью и свободой. Да, Юнги свободен. И у него много-много выборов. Интересно, смерть выглядит так? Интересно, а после неё отрастут крылья, чтобы вылететь из купола? Интересно, а до звёзд можно дотянуться? Если это так, то Юнги готов умереть прямо сейчас. Нет, он хочет умереть прямо сейчас. Ему уже кажется, что он умирает. Звук сообщения. И абсолютно необоснованная уверенность, что это Чимин. Он хватает телефон, но опять ошибается. «Добрый день, если вы сейчас же мне не пришлете деньги за квартиру, завтра в 10 часов прошу освободить квартиру.» Как здорово. Он же успел забыть. Парень достаёт из кармана ментоловые Kiss и закуривает, даже не удосуживаясь открыть окно. А какая уже разница? Он смешивает дым в горле с дынным соджу. Прикольно. Дверь тихо щелкает, и в коридоре раздаются шаги. Юнги даже не оборачивается, надеясь, что это серьезно подруга с косой пришла поболтать по душам, но вместо этого перед глазами возникает обычный человек. С обыкновенным пистолетом. Надо бы испугаться, но внутри пятнами расползалось разочарование. — Ты меня убьешь? Чан замер, остановленным полнейшим безразличием. Неужели этому парню с сахарной ватой на голове настолько все равно, оборвется ли его жизнь? Он много убивал, стрелял в наркоманов, в богатых, много в кого, но еще ни разу не целился в уже мертвого. Дышащего лишь от того, что мышцы это делали по привычке. Юнги встал, подошел к незнакомцу, взял в руки дуло и направил себе на лоб. — Стреляй. А Чан не стрелял. Не двигался с места, пойманный в капкан черных кошачьих глаз. Таких пустых и немного пьяных. Прячущихся в дыме от длинной сигареты Kiss, зажатой между зубов. В воздухе пахло дыней и клубничной жвачкой. — Ты Юнги? Чан впервые спрашивал имя. Впервые не нажал сразу на курок и впервые ощущал что-то странное, заставляющее бороться с системой. Сомневаться в смысле жизни. В ушах стоял звонкий голос девочки в малиновом платье. »…убийцы злые и страшные. А ты без пистолета и похож на доброго волка.» Но у него есть пистолет. А добрых волков не бывает. — Ты меня пристрелишь? — парень смотрел ему в глаза. — Да. Юнги усмехнулся, поднял дуло в потолок и проскользнул ближе к Чану. Взял двумя пальцами сигарету и приложил к чужим губам, позволяя затянуться. Без стеснения разглядывал черты лица, как вдруг в голову ударила мысль. Абсолютно глупая и отбитая. Сумасшедшая. Больная. Пьяный Юнги делает странные вещи. Пьяный Юнги отличается от обычного, который улыбается и боится смерти. От того, который презирает Чимина, когда он курит травку и сосется с незнакомцами в том же самом клубе, где они только что расстались. Пьяный Юнги прижимается губами к Чану и вдыхает дым ментоловой сигареты. Ему снова кажется, что вместо дивана — поле и никакого потолка нет. Он снова чувствует себя свободным. Таким, как никогда раньше. Чан чувствует в животе все скрутившиеся органы. Уже не хочется стрелять. Совсем не хочется. Только странно, что мятные волосы пахнут вовсе не мятой и даже не сахарной ватой, а обычным мылом. Должно быть, наверное, по-другому. Все должно быть по-другому. У Юнги снесло крышу. Он даже не знает имени этого человека, ввалившегося в его дом с оружием, но это кажется такой мелочью. Все проблемы резко стали совсем незначимыми, словно выдуманными и ненастоящими. Ему просто хочется чувствовать на языке вкус кофе и ванильного мороженого. Уже не кажется, что секс с незнакомцем — совсем ебанутая идея. Парень отстраняется и коротко кивает, показывая, что сейчас вернется. Юнги с Чимином никогда не менялись местами, но сегодня же был день открытий. Например, что жизнь бесполезна. Что в конце концов она все равно тебя предаст и передаст в руки к смерти. Что Kiss не такие уж отвратные, как казалось, что клубничная жвачка до мерзкого приторная. От Чимина в прикроватной тумбочке осталась пара вещей, но сейчас было абсолютно плевать чьи они. Юнги просто позарез хотел их примерить сам. Чан взял со стола открытую бутылку с соджу и сделал глоток. Зажмурился, чувствуя, как напиток стекает по горлу. Приятно. Он допил почти всю бутылку, когда дверь в спальню распахнулась, и перед глазами возник Юнги в черных кружевных чулках. Чан закусил губу и стал с интересом разглядывать открывшуюся картину. Молочная кожа и черные узоры. Раньше в голову даже не приходило, насколько это эстетично. До потери разума красиво. Юнги ступает по холодному полу босиком, двигаясь словно кот. Щелкает выключателем, погружая комнату в полумрак. В свете луны кажется, на коже осела серебряная пыль. В голове нет ни одной адекватной мысли. Мозг заполнился пошлыми идеями, которые сильнее заводят Юнги. Он медленно подходит ближе, качая бедрами в разные стороны. Чан смотрит на парня с лунным блеском в глазах, не противится, когда тот скользит руками по его коленям, раздвигая их в разные стороны. Когда садится на бедра, зарываясь пальцами в волосы и целуя до страшного настойчиво. Чан забирается руками под халат, пересчитывая обтянутые мягкой кожей ребра. Сжимает до боли ягодицы, заставляя запрокинуть голову и с силой втянуть воздух. Чан оттягивает зубами молочную кожу, играясь с кружевами. Грудь Юнги то вздымается, то опять резко опускается, пока он, не глядя, старается справиться с пуговицами рубашки. Без помощи получается не очень. В конце концов ткань валяется где-то на полу и Юнги с восторгом проходится взглядом по кубикам пресса. Чан берет парня за подбородок и снова упивается его губами. Потом отстраняется и вопросительно смотрит на Юнги. Здравый смысл улетел с ментоловым дымом, но он не дурак, чтобы входить на сухую. Хотя если этот парень не решит эту проблему в течение минуты, то придется сделать именно так. А Юнги усмехается, встает, хватает за руку и ведет в спальню. Толкает на кровать, а сам снова открывает тумбочку. Чан выдавливает немного смазки на пальцы, притягивает Юнги к себе, заставляя вернуться на прежнее место. Проходится подушечками по колечку мышц, а потом аккуратно вставляет один палец. Двигается внутри, наблюдая за реакцией парня. Добавляет второй, срывая с уст Юнги стон, от которого внутри все переворачивается. Юнги было смешно, пока он не понял, что такое возбужденный Чан. Который действует резко, жестко, который получает все, что хочет. Который справляется с ремнем за секунду и отправляет штаны куда-то в стену. Который заламывает руки Юнги за спину и утыкает парня лицом в простыню. Но да, это именно то, от чего внизу живота начинает тянуть. Когда Чан начинает входить, Юнги остаётся только громко мычать в подушку. Сначала толчки медленные, но с каждым разом они ускоряются. В Юнги тесно, до ужаса тесно, и от этого желание в Чане только возрастает. Стоны смешиваются со шлепками и сладко-терпким запахом секса. Чан оттягивает мятные пряди, заставляя парня под ним проснуться ещё сильнее. Толкается глубже и Юнги, вздрогнув, сжимает простыню. От низкого голоса, которым Чан приказывает перевернуться на спину хочется расплавиться прямо в его руках, хочется, чтобы его насаживали на член без остановки, не позволяя даже отдышаться. Юнги послушно ложиться, запрокидывая на нависшей над ним Чана ноги. Его хватают за талию, притягивают ближе, и вновь трахают так, что от сорванного голоса в горле остался лишь хрип. Перед глазами белые вспышки, от которых голова идет кругом. Юнги царапает спину Чана, который от этого только шипит и становится ещё грубее. Парень тянется руками вниз, чувствуя приближающуюся разрядку, но его запястья перехватывают и вжимают в матрас над головой. — О, нет, — Чан издевательски улыбается, — сегодня мы попробуем без рук. Возмущённый Юнги хотел предъявить претензии, но Чан взял такой темп, что парень на полном серьезе думал, что задохнется от собственных стонов. Его ударили по заду, оставляя на коже красный след, и не давали ни секундного отдыха. Юнги кончил себе на живот и, тяжело душа, уставился кошачьими глазами на Чана. Тот вытащил свой член, смотря на белесые струи, вытекающие из пульсирующей дырочки Юнги. Испачканные белым кружева выглядели невероятно. Тело накрыла усталость. Юнги посмотрел на лежащего рядом Чана, и умирать резко расхотелось. Он только что получил крылья, дотронулся до звёзд и побегал по лугу, чувствуя ступнями колючие травинки. Получилось все сразу. И даже без использования ножа или верёвки. — Это так странно, — прошептал Юнги. Чан непонимающе повернулся к нему, ожидая продолжения. — Знаешь, со мной вчера расстался парень, — он говорил тихо, рассматривая трещины на потолке, — променял на наркоту. Смешно, да? — Юнги одиноко рассмеялся, незаметно стирая скатившуюся по щеке слезу. — Сегодня моя последняя ночь в этой квартире. Я потратил последние деньги на соджу с дынным вкусом и, в итоге, даже не допил. А еще в магазине не было клубничных Kiss. И он заплакал. Как ребенок, потерявшийся на улице. Ему страшно, потому что он не знает, что делать. У него ничего не осталось. Кроме недавно открытой новой пачки жвачки. — Даже ты, — Юнги закрыл глаза, сделал пару вдохов, чтобы успокоиться, — даже ты пришёл, чтобы застрелить меня. Чан молчал, уставившись в стену. Уши заложило, будто он едет в лифте. А потом трос обрывается, и он падает, падает… пока не превращается в фарш с обломками костей. Чан встал, надел брюки и пошел в гостиную. Юнги не двигался. Он лишь поднял взгляд на стоящего перед ним парня в полурасстегнутой рубашке и с оружием в руках. — Ты меня убьешь? — Да. Дежавю. Чан плотно сжимает губы. Юнги убирает с ресниц слезы и улыбается. Пожалуй, те крылья, появившиеся несколько минут назад, были ненастоящими. Мираж. Раздался выстрел. Юнги больше не страшно. Юнги больше не хочется плакать. Юнги больше нет. Чан опускает дрожащие руки. Из кошачьих глаз теперь текут кровавые слезы, оставляя извилистые дорожки на скулах и пачкая пряди из сахарной ваты. Хочется кричать, но в комнате звенит убийственная тишина. Чан достаёт из кармана ножик и отрезает немного мятных волос, до которых еще не добралась кровь. Кладёт их в маленький прозрачный мешочек и уходит. Ему здесь больше делать нечего.***
В машине прохладно. «Somebody to Love» сменяют протяжные гудки. Чан сжимает руль, вдавливая педаль газа в пол. — Алло? — на другом конце берут трубку. — Задание выполнено. — Отлично, — он делает глоток виски, — деньги будут в дипломате у твоего дома. И отключается. Но Чан едет не домой. Ему не нужны больше деньги. На соседнем сидении лежит прядь мятных волос, а в ушах звучит голос девочки. Не убийца, не убийца, не убийца. Нет, он убивал. Он убивает. Он убьёт ещё один раз.