Предвестник. Да прибудет с нами Господь.
Мертвецкая тишина в часовне была нарушена тупым стуком падающего на колени верующего. Он, касаясь грудью холодного пола, начал молить о спасении мира. С худых плеч свисало белоснежное одеяние, а губы без устали шептали молитвы. Внутри пахло благовониями, а мерцающие во тьме церковные свечи едва ли позволяли разглядеть лики святых на иконах, но мужчина, не поднимая головы, молился им. Когда деревянные двери с пугающим грохотом открылись, впуская в часовню Предвестника, молитвы стихли. Тяжелые шаги неминуемо свидетельствовали о приближении зла. И глас зла звучал из уст возлюбленного. − Бесполезно, − насмешливо вторил знакомый голос. – Господь покинул вас. Пришедший принес с собой четко уловимый смрад смерти. Воздух потяжелел и пропитался запахом человеческой крови. Человек в белом схватился за грудь, понимая, что дышать с каждой секундой всё труднее. Он испытал животный ужас, когда шаги стихли за его спиной, и внутренне вел настоящую борьбу, чтобы заставить себя просто обернуться и взглянуть в глаза своей смерти. Смерть явилась в непримечательном костюме черного цвета, с гладко выбритым лицом и острым оскалом. Когда-то карие глаза теперь горели красными огоньками, и в них больше не было ничего человеческого. Шею стянула цепкая боль. Смотрящий, несколько минут назад стоящий на коленях перед иконами, был вынужден замереть в том же положении перед угнетателем. И Предвестник, смакуя секунды превосходства, опустился на одно колено, протянув ладонь к лицу приклонившегося. Он провел ладонью по остро очерченной линии лица и, замахнувшись, оставил на щеке горящий стыдом след. − Кто же, чёрт побери, ты такой? – выдохнул в бледные губы. Желание коснуться губ граничило с желанием втоптать в землю. И если для воплощения в жизнь второго не требовалось логического объяснения, то первое желание противоречило самому естеству Предвестника. Он повёл головой в сторону, а ладонью обхватил тонкую шею. Дрогни рука – и жизнь будет оборвана. − Отвечай, если не хочешь сдохнуть сейчас же. Пальцы сильнее сдавливали плоть, и ответить мужчина уже физически не мог. Он лишь продолжал смотреть угасающими глазами в лицо возлюбленного, с пугающим изумлением отмечая, что всё ещё видит в чудовище Череватого Влада.***
Илья уже находился в Подмосковье, когда до него дошли слухи о закрытии проекта. И с учётом последних событий в мире, это казалось единственным верным решением. В мире творилось жуткое: об этом ежедневно твердили с экранов, об этом сообщали радиостанции, об этом писали все сообщества в интернете. Он с каждым днём замечал на лице всё новые морщины, подолгу смотрел в отражение, пытаясь узнать в этом запуганном бледнолицем мужчине себя прежнего, но, выходя из ванной комнаты, старался давить улыбку. Рядом с семьей он обязан был выглядеть сильным. − Надо выехать в город, − мать, осторожно опустив ладони на острые плечи Ильи, сказала то, о чём боялась даже помыслить. Собранные в спешке припасы заканчивались. Старенький холодильник, работающий из последних сил, стоял абсолютно пустым, и только пшенная каша служили источником пропитания для семьи последние пару дней. Что ещё страшнее, накануне вечером закончилась питьевая вода. Мужчина обвел осторожным взглядом присутствующих. Ольга, бывшая жена Ильи, прижимала к себе испуганную дочь. Отец от бессилия сжимал ладони в кулак. Он бы и сам сорвался, не подвергая опасности сына, но ноги, будто издеваясь, не позволяли и шага сделать. Он ощущал себя растением, чьи корни проросли в пыльный старенький диван. Илья ощущал, как неконтролируемая дрожь ползёт выше по рукам, и прежде чем она бы захватила всё его тело, удалось встать и, взяв с ящика потерявшие всякую ценность деньги, набросить куртку. − Пожалуйста, будь осторожен. Ларионов, прикрывая рот мокрым бинтом, шёл по пустым улицам. Земля усыпана пеплом, и, если не вглядываться, кажется, что это лишь снежный покров, который свойственен в декабрьскую пору. Ни души. Он добрался до трассы, по которой всё ещё проезжали редкие машины. Безуспешно пытался поймать попутку, но автомобилисты даже не думали притормозить, осыпая мужчину снегом из пепла. Он стряхивал частицы с куртки, и упрямо держал протянутую руку. Ему страшно, как и всем остальным. Страшно, что в один момент в мире что-то однозначно сломалось. Страшно, что верующие фанатики пророчат гибель человечества. Человеку, который никогда не верил ни в Бога, ни в чёрта, страшно, что Господь мог оставить их, но пока он ещё видит напряженные лица телеведущих новостей, пока ещё может поддерживать связь с друзьями и коллегами по телефону, и это эфемерное общение вселяет в сердце хоть какую-ту надежду. Но тот человек, о котором Илья переживал сильнее всего, уже несколько недель не выходил на связь. Последнее сообщение от Влада было получено четырнадцатого ноября, ровно за сутки до того, как мир погрузился в хаос. Воспоминания свежи. Он всё ещё помнил, как, разъезжаясь после съемок, Череватый пожаловался на сильную мигрень, и Илья, прикрываясь от лишних глаз рюкзаком, оставил на щеке Влада легкий поцелуй. Как подросток, ей Богу. С Череватым всегда было так. Всегда граничащая с сумасшествием неловкость, когда горящая ладонь чернокнижника смело сжимала руку Ларионова. Остановился внедорожник, и из окна выглянул мужчина, чей волос коснулась благородная седина. Илья сел на сидение, рассыпаясь в благодарностях, но водитель лишь отмахнулся. В машине пахло так, что Ларионов невольно ощутил себя в церкви. Он бросил взгляд на тлеющий в металлической коробочке ладан. − Вы священник? − Епископ. Илья боковым зрением оглядел мужчину. Он одет в обычную мирскую одежду, но в глаза бросается большой деревянный крест, висевший на груди. − И вы верите, что Он, − поднимает взгляд вверх. – Господь спасёт нас? − Верю. Да прибудет с нами Господь. Дорога до небольшого городка в Московской области проходила в тишине, лишь изредка её разбавлял голос ведущего радиостанции. И двое в те короткие моменты переглядывались, будто бы ожидая услышать сквозь помехи нечто страшное. Епископ высадил Илью около заколоченного деревянными брусьями магазина, уверив, что, если постучать, ему обязательно откроют. − Я держу путь в часовню, она в нескольких километрах от города. Если потребуется помощь, приходи, − он перекрестил Илью и, закрывыв окно, вдавил педаль газа. Вокруг всё кричало о том, что и в этом городе жизнь затухает. Многие люди уже бежали подальше, кто в Сибирь, кто в густые леса Дальнего Востока. Остались лишь те, кто верил… Или совсем утеряли веру? Илье открыла седая старушка, оглядела пришедшего с головы до ног, после чего, открыв дверь шире, впустила пришедшего. Она шла впереди, хромая на левую ногу, и по полу за ней тянулся подол белого одеяния. − Не вишь, двери заколочены? Коль закрыто, стучать не стоит, − её голос звучал строго. – Иль тебя Михаил надоумил? – обернулась, всматриваясь в лицо Ильи бесцветными глазами. Мужчина оглядел пустующие полки, когда оказался в маленькой комнатке. Запах стоял ровно такой же, как и в джипе, а по углам стояли небольшие иконки и горящие свечи. В комнатке на расстеленном одеяле сидели женщины перед иконами побольше и, не обращая внимания на пришедшего, о чём-то отчаянно молили. − Михаил привозит продукты, и, раз тебя прислал, помочь надо. Пока старуха, возилась с едой, внимательно глядя на остатки, и собирала продукты первой необходимости для пришедшего, Илья обходил углы, внимательно вглядываясь в лики святых. − Это помогает? − Ишь какой, помогает ли наш Господь? Тебе вот, как видишь, помог, − протянула пакет. – Крупы, макароны, масло и вода, больше ничем помочь не можем. − А можно и мне… иконку? Самую маленькую можно. − Это можно, − женщина наклонилась к одному из ящиков, стоящих на нижней полке. – Икона, свечи… − обернулась, оценив, подойдет ли одеяние для мужчины. – Большое будет, но бери, в нём молиться надо. Илья кивнул и молча принял протянутые ему вещи, и бабка, схватив его за руку, устремила пристальный взгляд в глаза мужчины. Она выглядела старой и немощной, но Илья ощущал, как немеет рука, будто бы налилась свинцовой тяжестью. − А ты-то знаешь его, − подняла голову и посмотрела уже с прищуром. – Того, что ознаменовал конец. − Я не понимаю, о чём вы, − Илья попытался вытянуть руку, но женщина сжала ладонь лишь сильнее. − Тебе молиться, да не замолить грехов, ведь ты делил с ним постель, окаянный, − качает головой, а взгляд становится тяжелым. – А теперь уходит отсюда. Прочь. Илья бежал, сжимая в руках пакет, будто бы нёс самое дорогое сокровище в своей жизни, и пришел в себя лишь тогда, когда пробежал не меньше километра. Пытался отдышаться, но с серого неба, не предвещая ничего хорошего, вновь стали опускаться хлопья пепла. В голове звучали слова старухи. Делил постель? В голове невольно возник образ Влада, и Илья усилием воли прогнал его. Несмотря на то, что небо заволокло дымкой, Ларионов отчетливо увидел разделяющий небеса напополам разряд молнии. Небо будто бы горело, а молния безошибочно била по местам скопления домов. И крики. Крики умирающих людей. Илья, ногами пристывший к земле, выпустил из рук с трудом добытый пакет. Нечто приближалось, каждый удар молнии били всё ближе, а крики становились громче. И хотелось разрыть под собой землю и с головой уйти туда, чтобы не видеть и не слышать. «Я держу путь в часовню, она в нескольких километрах от города. Если потребуется помощь, приходи», − мужской голос отчетливо звучал в голове, и Илья определенно нуждался в помощи. Он бросил взгляд на белую ткань, врученную старухой, и, не веря тому, что делает, снял с себя одежду, натянув церковное одеяние. А звуки становились все ужаснее. Он бежал, затылком ощущая, что за ним, не сворачивая в сторону, движется смерть. И когда перед ним предстала маленькая часовня, окруженная старыми крестами, он обернулся, боясь, но желая увидеть… И пожалел. В воздухе, сотканном из огня и смерти, висел мужчина. Он опустил голову на бок, когда заметил, что белая точка замерла на пороге. Улыбнулся одной стороной лица, будто бы вторая часть не была способна выражать хоть какие-то эмоции, и протянул руку к небесам, желая уничтожить божье пристанище вместе с этим никчемным человечишкой. Илья молил своё тело сдвинуться, сделать хоть один чёртов шаг, чтобы больше не видеть разрушение воочию, но вместо этого, будто бы заколдованный, наблюдал, как нечто, визуально напоминающее тело человека, приближается к нему. И когда оно оказалось достаточно близко, чтобы разглядеть его лицо, Илья, будто бы предчувствуя свою скорую смерть, снова поднял упрямый взгляд. И первое, что он увидел, это красные глаза, будто горящие угольки, смотрящие сверху вниз. Илья четко ощутил, что вряд ли сможешь дожить до заката, потому что перед ним глаза демона. Он скользил по отдельным чертам лица, всё больше убеждаясь в своих мыслях, пока не собрал весь паззл в одну картину. Пугающий вывод болью бил в висках. Этого просто не может быть. Это невозможно. Это нереально. − Влад? –отчаянный крик достиг ушей Предвестника. Он, задумавшись, опустил руку, и заряд потух. Человечишка смотрел, как и остальные, с животным страхом, но, между тем, во взгляде и проскальзывало что-то ещё. И Предвестник не мог понять, что это за эмоция? − Влад, что с тобой случилось? Предвестник нахмурил брови. Почему к нему обращаются по имени, которое уже перестало существовать? Голос звучал знакомо, и красноглазый попытался вспомнить, кто же перед ним, но попытка закончилась нестерпимой болью в голове, вынуждая Предвестника сжать челюсть. − Сдохни же! – он резким движением руки привел механизм в действие, и молния, стремясь в человека, заискрилась у его ног, вынуждая пока ещё живого бежать за двери часовни, будто бы Господь мог его спасти.Предвестник. Твоё время придёт.
Илья, теряя последние силы, пытался схватить рукой хоть что-то, царапая лицо напавшего, но тот не реагировал, с нескрываемым любопытством наблюдая, как жизнь покидает тело человека. − Вла.а.д, − голоса не слышно, но Предвестник прочитал имя по губам и, будто бы растерявшись, ослабил хватку. Ларионов пытался жадно ловить губами воздух, понимая, что только сейчас, только сейчас всё обошлось. Пытался ухватиться за ладонь, которая всё ещё на его шее. − Ты помнишь моё имя? Илья, воспользовавшись моментом, отполз в сторону, кивая головой. Влад Череватый. Перед ним именно он. Покачал головой, отмечая, расцарапанное лицо и кровавые глаза. Так кто перед ним? Он увел взгляд в сторону, не в силах видеть перед собой чудовище, ощущая, как во всём теле бьет нарастающая дрожь. − Смотри на меня, смотри мне в глаза, − голос разлетелся по пустой часовне. − Илюшка, ещё раз на съемках будешь мне мешать, я тебя съем, − смеется Череватый, ставя новый выпуск на паузу. – Вот видишь же, я выдаю, а ты глупые вопросы задаешь. − Влад, это моя работа. − Твоя работа, − хитро щурит глаза, глядя с таким теплом, что Ларионов тут же готов последовать примеру Олафа, ведь ради некоторых не жалко и растаять. – Всегда смотреть на меня. Ларионов ощутил на себе испепеляющий взгляд, который не готов и мокрого пятна от него оставить, и послушно ответил на взгляд чудовища. − Даже сейчас ты хочешь, чтобы я смотрел на тебя? – с горечью переспросил Илья. – Но ты же не Влад, а кто ты? − Я имею много имен, но вы называете меня Предвестником. − А где тогда мой Влад? – невольно опустил взгляд вниз. Предвестник, теряя последние капли самообладания, схватил Илью за подбородок, поднимая лицо, чтобы их глаза снова оказались на одном уровне. − Влада больше не существует. Илья вдруг рассмеялся и, закусив губу, чтобы совсем уж не сойти с ума, посмотрел в дьявольские глаза с явным несогласием. Чтобы Череватый, самоуверенный и эгоистичный чернокнижник, так просто перестал существовать? Сущий бред. Из раны потекла кровь, окрашивая бледную кожу в красный. Илья провел языком по уголку, ощущая легкие солёные оттенки, не прерывая зрительного контакта с Предвестником. И тот брезгливо убрал руку назад, будто бы коснулся то, чего трогать не стоило. − В память о том, кого уже не существует, я уничтожу это место последним. Но, будь уверен, твоё время придёт.***
Он, наблюдающий за полыхающей землей сверху вниз, повернул острый подбородок в сторону последнего оплота человечества. Протянул правую руку к побагровевшему небу и ощутил сильнейший электрический разряд, использующий его тело в качестве проводника. Запах гари, исходящий от его собственного тела, притуплял тлеющую органику. Горящие неестественным красным глаза отчаянно искали среди выживших человека в белом. Сегодня этому миру суждено быть уничтоженным, и, как и обещал, он вернулся, чтобы довести дело до конца. И когда среди молящей о спасении толпы он увидел смотрящие на него с болезненной печалью глаза, не смог сдержать улыбки. Она коснулась, как и полагает, лишь одной части лица, но, подрагивая, и вторая часть исказилась. Нет, это была не улыбка, это было сожаление. Он опустил руку, посылая последний заряд, предназначенный угасающему миру. И, отвернувшись, рассекая плотный воздух, провел ладонью по левой щеке, отмечая, что пальцы вдруг оказались мокрыми.