Резинка

После душного клуба сырость пустой ночной подворотни кажется наслаждением. Глубоко вдохнув, Каин шумно выдыхает, задрав голову. Фонарь у этого выхода сдох, здесь темно, только блики от вывески отражаются в лужах на асфальте и где-то за поворотом виднеются отсветы фонарей с дороги, но ему не мешает. Он никогда не боялся теней. По голой коже рук от прохлады бегут мурашки. Все портит Эз: вываливается следом, уцепившись за локоть, ежится и сразу начинает ныть. — Блин! А тут прохладно. Надолго эта мысль у него в голове не задерживается, потому что он тут же мурлычет пародию на ту хрень, которую они весь вечер слушали. Кажется, это их коронная песня? Единственная? Нет, там еще каверы были. Эти трое оказались не так плохи, как можно было ожидать от музыки, которая нравится поп-принцу, но не Пентакилл. Даже не КДА. — Тебе понра-а-авилось? Скажи же? Ну? Эз впечатывается в него плечом и боком — горячим даже сквозь два слоя ткани. От него пахнет какими-то сладкими цветами, «Маргаритой» и… Эзом. Неуловимо — чем-то таким между стайлинговой отдушкой, статикой и нагретой под солнцем травой. У Каина на мгновение двоится перед глазами, потом картинка обретает лишнюю яркость, темнота становится четче. Неплохой в этом паршивом клубе алкоголь, даже и не скажешь. Хорошо бьет по мозгам, плохо для его контроля. «Да ладно тебе! Немного детских коктейлей, подумаешь…» — Отстой, — говорит Каин, перебивая смеющийся голос в голове. — Не стоило своих «Кровавых Мэри». Тебя не облили пивом, бар не подожгли, никто не разбивал друг другу о головы бутылки и не устроил давку. Скука. — Ты бы уже сбежал, если бы не нравилось, — пьяно отмахивается Эз и широко обводит подворотню рукой. Вздыхает. — А-ах, ностальгия! Я ходил на их концерты, когда учился. Слушал каверы, тогда они казались мне винтажными. С той поры они даже не сменили репертуар, но все еще… здорово же звучат, да? Хоть и не популярны. А нас… — Он нелепо шлепает губами, пытаясь изобразить то ли обиженного ребенка, то ли искусанного пчелами аллергика. — Нас тоже не узнают… Каин пожимает плечами, искоса глядя, как тот пытается распутаться в ногах и раскатать рукава закрытой, но все-таки почти прозрачной футболки. Зрелище жалкое. — Это тебя не узнают, а меня одна девчонка у туалета попросила расписаться на сиськах. О-гро-ом-ных, тебе такие и не снились. У Эза смешно округляются глаза за очками, и он с видом оскорбленной невинности шепчет: — Не может. Такого. Быть! Почему?! — Потому что я хорош и не пою всякую попсовую фигню? — фыркает Каин. Никакой фанатки не было, но дразнить Эза это не возможность, а привилегия, так что он собирается пользоваться ей на всю катушку. Эз смешно злится, а еще он доверчивый идиот, который обожает внимание. Каин обожает не меньше и сегодня в хорошем настроении, так что пусть исполнятся все влажные мечты, и принц получит то, чего так жаждет. Кто же виноват, что внимание у Каина не такое, как ему хотелось бы? Он здесь не для того, чтобы оправдывать ожидания. «Хочешь, заставим его плакать?» Отвернувшись, Каин усмехается и довольно потягивается, задрав руки. Мысль неплохая. Ночь только началась, в голове приятный туман, и хотя Рааста слышно четко, до того момента, как они начнут бросаться на людей, им еще далеко. И он может придумать для них троих еще массу интересных занятий: немного развлечься тут, пошуметь там, нарушить пару-тройку законов, подразнить полицейских, оставить Эза выпутываться из проблем в одиночку, самому ускользнув, затем спасти его задницу в последний момент, чтобы тот был ему должен до конца своей жизни, и… Майка задирается, оголяя живот, и волосы на загривке тут же встают дыбом от ощущения: на него смотрят. Он оборачивается и хмыкает. Прилипший к стене Эз пялится на него почти жалобно. — Подожди, сейчас я… — Что, лапки не слушаются? Как от тебя и ожидалось, — ядовито тянет Каин, подходя ближе и упираясь рукой слева от его головы. Нависает, заглядывая в помутневшие глаза и не переставая надменно лыбиться. — Не надо было тот последний, а-ха? — Не собирался тебе подыгрывать, — возмущенно выдыхает Эз. Каину неожиданно нравится такое положение вещей: Эз делал хорошую мину при плохой игре в клубе, а на холоде его развезло, но заставить себя попросить Каина о помощи для него равно самоубийству, потому что тогда ему придется признать, что он именно такой идиот, как выглядит, и перебрал, хотя громче всех пищал, что ему все нипочем, потому что он старше. В итоге — какая неожиданность! — легковесная птичка напилась и отпелась. Ха. Каин будет припоминать это ему целую вечность. Усмешка щекочет клыки, Рааст веселится в затылке, этот спор они выиграли заранее, овации, занавес, оппонент летит со сцены. Хотя когда это он проигрывал Эзреалю? С самого начала было двое против одного. Что бы такого сделать? Может, заснять его такого на видео и выложить куда-нибудь? Он даже сделать ничего не сможет. «Давай! Это заставит его плакать?» — Нет, Йоне нас убьет, — беззвучно говорит Каин. Вблизи дурацкие красные очки-сердечки красят глаза Эза в рыжий. Хочется снять их: только мешаются, за ними почти не видно светлых радужек и ресниц — они у Эза пушистые, как у какой-нибудь девчонки. Наверняка он пользуется всей этой косметикой для неудачников без природных данных, а с его дурацкой подводкой… Каин ловит себя на том, что наклоняется ближе, пытаясь рассмотреть, что там с подводкой. Она, кажется, зеленая. С блестками. Отвратительно. На таком расстоянии глубокое дыхание Эза оседает на коже, его запахи забиваются в ноздри, остаются в горле. Пальцы слегка покалывает от ощущения чужого живого тепла: он почти коснулся пальцами дужек. Сердце ударяется о грудную клетку и начинает стучать быстро — слишком быстро. Расстояние между ними сокращается еще немного. Что это он собирался сделать? Что он… собирается сделать сейчас? Неправильно. К черту. «Ты почти поцеловал его?» — хихикает Рааст. — «Эй, Каин, он не против, смотри. И это он еще не видел твои плакаты. Представь, что будет, если увидит!» — Ну уж нет, — бормочет Каин, даже не думая отодвигаться. — Что нет? — быстро переспрашивает Эз, облизывая губы. Они у него тоже накрашены — чем-то липким и блестящим, стершимся за вечер, но еще объемным. Даже на вид отвратительно невкусным, но взгляд Каина прикипает к исчезнувшему за ними языку. Видимо, решив, что ему все можно, Эз деловито забрасывает руку на его плечо, опираясь. Затем, секунду поразмыслив, устраивает вторую на другом, проезжаясь по стене, будто его вообще не волнует, что он протирает своими пафосными светлыми шмотками какую-то грязную подворотню, и вдруг жадно шепчет: — Так что была за фанатка? Хартстила или… прошлой твоей группы? — Пф-ф! — Каин дергает головой. — В прошлой группе меня не замечали. Что они понимали в музыке и работе в индустрии? Ничего. Дерьмовый промоушен, никакой личности в творчестве, неспособность оценить чужие таланты по достоинству. Довольствовались бесполезными крошками чужой популярности вместо того, чтобы взять все. Тихо рассмеявшись, Эз выпрямляется, откинувшись на стену, и невероятным образом оказывается еще ближе. — Хочешь поговорить о себе? Но я вроде… — он слегка запинается, переходя на шепот, от которого у Каина по шее бегут колкие мурашки, — про фанатку спрашивал. Расскажи, ну, жалко тебе, что ли? Мне интересно. Почему она меня тогда не узнала… И улыбается — как умеет только он, широко растягивая губы и щуря глаза, словно от солнца. Без намека на ехидство, но все равно будто издевательски. Кто-то в другом мире называет эту улыбку «очаровательной». Солнца в этой подворотне нет, но Каин все равно почти слепнет. «А-ха-ха, да он же напрашивается! Если ты не собираешься откусить от него немного, дай мне!..» — Заткнись, — вслух говорит Каин им обоим, и Эз фыркает. — Зеленые волосы, пятый размер, черная майка — с моим портретом, странно, но кто ее осудит? Она хотела, чтобы я написал… — он запинается, задумавшись на секунду, — «у истории две стороны». — Ох, вот как? И что, портрет был хорош? — Не рассматривал. — Правда? Почему? — Предпочитаю, чтобы на меня пялились, а не наоборот. Прыснув, Эз еще раз облизывает нижнюю губу. Медленно рассматривает свои руки на его плечах, потом лицо — снизу вверх, от подбородка к глазам, будто сравнивает с воображаемым портретом. Когда они снова встречаются взглядами, Каину начинает казаться, что он не так пьян, как выглядит. — Но это же мило. Как можно не любить своих фанаток? Нужно ценить такую преданность и отдачу, и тоже… — Он делает паузу, сглатывает и продолжает чуть хрипло: — Отдавать им целиком. Музыку. Сердце и все остальное. — Хочешь сказать, что софти вроде тебя умеет пользоваться своей популярностью у девушек? — Каин склоняет голову, щурясь. Челка падает на глаз, но он не чувствует разницы. «Это потому что он красивый, Каин? Поэтому его все так любят?» Каину хочется огрызнуться, что не все. И ответить, что у него просто внешность ангела и голос сирены — цепляющий, невыносимо сладкий, такой, от которого невозможно оторваться, а потом хреново, голова болит и сплошные сожаления. Петь тупые попсовые хиты таким — выбрасывать алмазы в мусорку, он может лучше. Он станет лучше. Потому что Каин больше не позволит ему выбирать всякое дерьмо для исполнения, пока они в одной группе. Никому из них. Но при Эзе он такого не скажет. Да и зачем? Рааст и так все знает. И про то, что у Эза природная харизма лампочки для насекомых, тоже. — Почему только у девушек?.. — тихо отвечает Эз, переставая улыбаться. Медленно и неуверенно поднимает очки на макушку, тут же возвращая руку на место, будто боится спугнуть. Моргает. По нервам проходит разряд. Каин чувствует, что если он еще хоть секунду промедлит, ничего не делая, Рааст откусит ему голову или они спалят себя изнутри. Он всегда остро чувствует моменты, когда может что-то упустить, и никогда не отказывается. Не может. Тем более от того, что так и просится. — А у тебя есть, что особенного предложить остальным? — почему-то шепотом спрашивает он, криво усмехаясь. — Только себя. Мало? — говорит Эз, опуская ресницы. Губы у него именно такие, как выглядят. Гладкие, горячие и упругие. Он встречает его без сопротивления, приоткрытым ртом, тут же толкаясь языком, и только поэтому они не сталкиваются зубами — резкий импульс Каина гаснет в его ответном напоре. Эз требовательно тянет его к себе за шею, почти повисая и прижимаясь так тесно, что Каин чувствует, как у него сбивается дыхание. Он едва успевает поймать дополнительную опору в стене свободной рукой, чтобы не рухнуть под двойным весом, и это ощущается правильно — наконец найти выход для того, что между ними разрастается с момента первой встречи. Наверное, они могли бы просто подраться. Или продолжить ругаться, или сыграть в какую-нибудь очередную игру, перепеть друг друга, разобраться каким-нибудь из сотен других способов, или что там делают обычно нормальные люди, когда от кого-то закипает кровь? Расходятся и не цепляются? Ведут себя «прилично»? Не проводят вместе все свободное время, потому что им вполне позволяют обстоятельства? Бросают гадость? У нормальных людей и внутренние демоны столько не болтают. «Слишком просто!» И в этом Каин с ним согласен. Эз целуется так жадно, будто только этого от него и ждал. Настойчиво, агрессивно, отрывисто — будто вместо слов хочет продолжить спорить с ним поцелуями. Будто все это что-то кому-то доказывает. Каину хочется над ним ехидно посмеяться. Вместо этого он гладит кончиком языка его клыки, слыша, как Эз от этого беззвучно стонет, замирая. Трется губами, не позволяя углубить поцелуй и размазывая по его щеке липкую помаду. «Он голодный. Как я. Как мы». Каину хочется ответить, что ему, в отличие от всяких неудачников, голодать не приходится, каким бы неумеренным ни был его аппетит, но пальцы Эза щекотно взбегают по загривку и зарываются в волосы, уничтожая укладку и последние крохи язвительности. Втиснув колено между ног, Каин толкает его обратно к стене, зажимая всем телом, расставляет локти по бокам от лохматой головы и целует по-настоящему. У Эза горячий рот. Мокрый, мягкий, на вкус как «Маргарита» и лимонный леденец без сахара, но мысли от этого все равно слипаются намертво, как от расплавленной карамели. В голове шумит, и через секунду он уже не может разобрать, кто из них первый начинает тереться. В паху от каждого движения словно вспыхивают искры, в джинсах мгновенно становится тесно. Осознав, что одна рука сама собой уползла вниз и лапает Эза за его удивительно не тощую задницу, он зло толкается бедрами вперед, но Рааст молчит. Видимо, очень занят. У Эза тоже встает — заметно даже в его свободных штанах, и Каин издевательски хмыкает, разрывая поцелуй: — Что, тоже не можешь устоять перед моим убийственным обаянием? Подогнать майку с портретом? Эз дышит глубоко и часто, приоткрыв рот, будто бежал спринт. Почти задыхается, потом все-таки фокусирует на нем расширенные зрачки и улыбается: — А, может, это ты перед моим? — Я так и знал, что твоя симпатичная мордашка наверняка не будет себя кем-то ограничивать, и ты только посмотри, как я оказался прав, так что это отличный повод, чтобы лишний раз над тобой… Мпф!.. Обхватив его за щеки, Эз снова втягивает его в поцелуй, и когда отрывается, чтобы вдохнуть, откидывается затылком на стену и смеется: — Считаешь меня симпатичным, значит? Спасибо! Большими пальцами он гладит его щеки. Смех Эза отражается от луж, взлетает вдоль кирпичных стен и гаснет эхом где-то высоко в ночной темноте. Каин щурится, глядя, как тот довольно улыбается, сияя, словно начищенный микрофон, и в этой звонкой тишине даже Рааст не влезает со своими комментариями, продолжая молча перебирать пальцами упругую задницу сквозь свободную ткань. Эз этого как будто не замечает. А Каину хочется укусить его за язык. И, возможно, за щеку. За ухо. В шею и ниже. Руки ему искусать, все пальцы, ладони, чтобы страдал и ныл — и чтобы кто-нибудь заметил. Как помаду на том постере. Как чужие переписки, которым он постоянно улыбается. Как фанаток, которые оставляют ему письма и подарки. Как все эти идиотские сопливые песни про любовь, которые делают его грустным — про кого они вообще? — Стал бы я с тобой целоваться, если бы ты был несимпатичным, тупой принц. — О, мистер высокие стандарты? Кстати, — Эз перестает улыбаться, и его лицо принимает сосредоточенное выражение. — Давно хотел спросить: почему ты меня так называешь? Каин задирает бровь и скалится. — Принцессой было бы лучше? Да, пожалуй. — Ой, заткнись, — раздраженно фыркает Эз. — Я думал, это имеет какой-то смысл! Пару секунд они молчат, а потом он неуверенно добавляет: — Меня никто так никогда не называл, даже когда та песня была в топах. Это мило, знаешь? Как будто ты считаешь меня достойным особого титула или вроде того… — Жесть. — Каин кривится. — Больше не буду. Я думал, тебя это бесит. — Бесит! Но и мило тоже… Может, у тебя действительно есть какой-то вкус. — Эй, — рычит Каин. Толкнув грудью, выбивает из него шумный выдох и кусает за расслабленную верхнюю губу. Эз в ответ вгрызается в подбородок. — Вообще не больно, слабее хомячка… — ядовито шипит Каин, и тот вцепляется в его голову как клещ, стиснув обеими руками. Закидывает ногу на бедро, зло вжимая в себя, и широко лижет губы, прежде чем сунуть язык между зубов. Какая мерзость, думает Каин, яростно отвечая. Черт знает, сколько времени они тратят на этот заход с поцелуями, но ни один из них не хочет отрываться первым, пока кто-то из посетителей тоже не решает воспользоваться этим выходом. Дверь лязгает, Эз отстраняется, нервно дернувшись, и вцепляется пальцами в его плечи, пытаясь то ли оттолкнуть, то ли вывернуться. Каин шикает: «Сам говорил, что нас никто не узнает, тихо!» — и лениво оборачивается. Несколько непримечательных парней, переговариваясь, замечают их, тут же отводя взгляды, и почти проходят мимо. Почти. Один из них плюет Каину под ноги, процедив сквозь зубы: «Никуда уже не деться от этих пидоров». Боковым зрением Каин видит, как округляются глаза Эза, когда он мотает головой, как он задирает брови под самую растрепанную челку, всем лицом транслируя «не надо». «КАИН!» — грохочет Рааст в голове так громко, что, кажется, вибрируют перепонки. — Завидуешь? — с жалостью произносит Каин. — Прости, что бросил твою мамашу, у меня просто нашлось занятие поинтереснее. Передавай ей пламенный привет. Шаги за спиной останавливаются. Воцаряется гулкая тишина — как на сцене перед выступлением, и Каин гадко усмехается. — …что ты сказал? — Это катастрофа, — шепчет Эз, закрыв лицо ладонями. Потом раздвигает пальцы, бросает взгляд за его плечо и добавляет: — Их же пятеро! Да ты издеваешься, Каин! «Если мы их не убьем, то никто ничего не заметит! Они нас даже не запомнят!» — А Йоне не убьет нас, если не узнает, — говорит Каин, разворачиваясь и медленно окидывая взглядом всех пятерых. — Смотри, как мило. Ограниченные ничтожества всегда такие смелые толпой. Выражают свое никому не нужное мнение. У-у, так громко и четко. — Захлопнись! — рычит ближайший слева, сжимая кулаки. Если до этого момента остальным дружкам того придурка было все равно, то теперь все они смотрят на Каина с неприкрытой злобой. Пахнет жареным — то, что надо для хорошего ночного барбекю. Воздух тесной подворотни наполняется предвкушением крови; горячее возбуждение, не нашедшее выхода, бурлит в нем, и Каин пропускает его через все тело до самых пальцев, сжимая зубы. Волоски на загривке встают дыбом, по коже бегут мурашки, адреналин послушно растекается по венам. Секс и насилие. Подавать вместе, но не смешивать. Какой коктейль! Трагично вздохнув, Эз касается его плеча и встает рядом у стены, напряженно присев. Каин хмыкает: он-то думал, что поп-принц побережет мордашку и постоит в сторонке, как приличный мальчик, или вообще сбежит при первой же возможности, а не полезет за ним в драку. — Будешь должен мне уборку и коктейль, — бурчит тот, хмуро поджимая губы. — Нет, много коктейлей. — Я не просил о… — огрызается Каин и пропускает первый удар слева, выхватывая в висок. В ушах звенит, в голову мгновенно бьет кровь, боль расплескивается под веками уродливыми неоновыми кляксами. Через секунду контроль улетает к чертям. «Повеселимся, Каин! Сделай это!» — Вас должно быть в два раза больше, чтобы хоть немного сравнять шансы, но и так сойдет, — рычит он на два голоса, слыша, как Рааст рвется наружу прямо через горло, проступая чужой маской на лице и заполняя все тело жгучей кислотой. — Для разогрева…

***

«Почему мы их не убили? Каин? Ну почему? Почему? Мы же могли! Надо было хотя бы пальцы им переломать! Или зубы выбить! Зачем мы дали им уйти? Они жалкие неудачники! Они заслужили смерть! Почему?..» — Ты прекратишь уже ныть? — отвечает ему Каин, оплачивая счет. В готовящемся к закрытию баре клуба, куда они вернулись, чтобы привести себя в порядок, почти никого больше не осталось. Каин отодвигает от себя пакет со льдом и бокалы от пяти коктейлей. Мирно лежащий на руке Эз, до этого безуспешно рассматривавший себя во фронтальную камеру и что-то без конца писавший в Инстаграм, вскидывается и пьяно всхлипывает: — Нет… я буду… буду ныть! Птму чт имею право ныть. Вот. Это все твоя вина. Челюсть болит… Кто вот тебя просил?.. А? А если все распухнет… и не сойдет к концерту? Каин мерзко смеется, подпирая рукой щеку. У него вот ничего не болит, кроме головы от незатыкающегося Рааста. Но скоро уже утро, и вызванное такси должно приехать с минуты на минуту. — И что тогда? Фанаты разбегутся? — А кто меня таким… некрасивым!.. будет любить? — Эз поворачивает к нему лицо, жалобно кривясь, и пронзительно пялится желтыми глазами. — Никто… — Вообще никто, — подтверждает Каин. Лед помог: щека если и опухнет, то не сильно, быстро пройдет, в остальном лицо группы осталось целым. Но Эз пусть страдает. — Особенно если узнает, как тупо ты там подставился. Сначала влез, потом подставился и просил, чтобы кто-нибудь вытер тебе слезки. — Дурак, — беззлобно вздыхает Эз. — Испортил вечер. Все было так хорошо… — А стало плохо? Каин ждет, что тот продолжит спорить и ныть. Посоветует лечиться или вроде того. Скажет, что больше ни за что с ним никуда не пойдет, как делают обычно «нормальные» люди в его окружении, когда оказывается, что он не такой, каким они его представляли. Но тот вдруг закрывает глаза, а когда открывает, что-то в них такое появляется, что Каину не нравится. От того, как Эз на него смотрит из-под ресниц, теплеют кончики пальцев и кровь приливает к шее. И дышать становится тяжело. А он ведь уже даже не пьян. — Нет, — отвечает Эз. И снова эта его улыбка. Ужасная. Аж в глазах режет, Каину хочется отвернуться, но он только корчит неприязненную гримасу, облизывая разбитую губу. Рааст с какого-то черта затыкается именно сейчас, и в голове становится пусто. Эз еще раз моргает, и эта его ублюдочная магия никуда не исчезает, когда он заканчивает: — Даже весело…

***

Пока такси везет их, Эз вырубается у него на плече. Сначала Каин пытается его спихнуть, но тот возвращается обратно, словно неваляшка, поэтому он забивает. На улицах предутреннего города никого, фонари едва светят, таксист сонно рулит по дорогам под какое-то радио, а телефон почти разрядился, поэтому смотреть больше не на что, и Каин косится на зеленую лохматую макушку. Эз во сне глубоко дышит, сопит, как… Каин пытается подобрать сравнение и хмурится. Енот? Белка? Хомяк? Еж? Или сурок? Кто-то мелкий, возможно, пушистый, раздражающий и дышащий как Дарт Вейдер. Фыркнув, он наводит телефонную камеру, пытаясь сфотографировать, как тот пускает слюни на его майку, но телефон мигает батарейкой и вырубается. Когда они подъезжают, Каин будит его, зажав пальцами нос, и спихивает с себя. Эз тупо хлопает глазами и хмурится пару секунд, а потом душераздирающе зевает и пьяно ворчит: — Только тихо… Фел наверняка еще не спит… И Йоне… — Вываливайся, я тебя не потащу, — на всякий случай говорит Каин, но все равно дожидается, пока тот выползет из машины. Оказавшись в апартаментах, они тут же меняют планы: на кухне кто-то есть. Эз замирает, сглатывая, и слишком громко шепчет: «Если узнает, нам конец». Каин, слушая возмущение Рааста, собирается ответить, что ему вообще-то никто не указ, а положить конец пытались довольно многие, и ни у кого не удалось, но потом из-за поворота раздается вопросительный оклик Йоне, и ему приходится схватить Эза под локоть и дернуть за собой вверх по лестнице. Эз ойкает, но после первого же удара коленом о ступеньку вцепляется в него, выровнявшись, и куда бодрее перебирает ногами. На втором этаже они могут, наконец, разойтись по комнатам. Каин почти успешно закрывается в своей, но дверь на другом конце коридора начинает скрипеть, и Эз в панике заталкивается следом, чувствительно пнув его под зад. — Эй! Слышь! Какого?!.. — рычит Каин, оборачиваясь, но Эз закрывает ему рот ладонью и шикает, прислушиваясь. По коридору кто-то проходит: сначала почти беззвучно, так ступает Фел, шумит водой в ванной. Затем следом движутся тяжелые шаги, слышно, как до ванной добирается Сетт, что-то тихо говорит, и интонации у него такие, что Каин кривится. Из конца коридора раздается голос К’Санте, кто-то — очевидно, Йоне, — поднимается по лестнице, и уже через секунду они встречаются где-то посередине и начинают трепаться. Каин отдирает руку Эза от своего рта и возмущенно шипит: — Проходной двор! — Каин… — Какого хрена они все не спят?! Почему вообще я должен пря… — Каин, это что, мой плакат? — растерянно шепчет Эз, глядя ему за спину, и Каин замолкает на полуслове, цыкая. Воцаряется тишина, в которой слышно, только как Йоне говорит с К’Санте об аранжировках и, внезапно, спонсорах. Там мелькает его имя, но Каин не улавливает контекст, потому что в ушах нарастает белый шум. Хотя ему не стыдно. Никогда не бывает, с чего бы? Эз осторожно кладет руку ему на грудь, медленно дышит — и продолжает молчать. Надо что-то сказать. — Бросаю в него дротики, когда ты бесишь меня сильнее обычного. А что? — Поэтому повесил над кроватью? — улыбается Эз, кусая губы. — И у тебя что, есть дартс, а ты молчал? «Я говорил, что надо показать ему. Ему такое нравится, это все упрощает!» — Заткнись, — сквозь зубы шипит Каин. Эз в ответ на это мягко теснит его до тех пор, пока ноги не упираются в кровать, а потом насмешливо говорит: — Нет. И на нем новое фото, ты что, забрал его с холодильника? — Все равно он там был никому не нужен. Никто и не заметил. — Я заметил. И рад, что он нашелся, — отвечает Эз непривычно ломким голосом. — Здесь. А потом обнимает его за шею, проводит пальцем по разбитой губе и снова целует. В этот раз все почему-то иначе, глубже и ближе, у Эза подрагивает рот и руки, и он закрывает глаза, отчаянно сводя брови. Толкает его коленями, заставляя сесть на кровать, и забирается верхом, прижимаясь так тесно, что между ними не остается даже воздуха. От этого тело Каина начинает вести себя странно: сердце прыгает в горло, в голову бьет кипяток, сначала вспыхивает шея, потом уши, последними начинают гореть щеки. Он обнимает Эза поперек талии обеими руками и тоже закрывает глаза. Наверное, стоило бы спросить себя, какого черта сегодня происходит, и почему он без конца целуется с гребаным Эзреалем, когда это должно было ограничиться одной хорошей издевкой. Между ними прорвало какую-то невидимую плотину, но мыслей так мало за ощущениями, и они такие ничтожные, что не стоят внимания. А вот руки Эза, нежно гладящие по плечам и сжимающие волосы — стоят. — Знаешь… — шепчет Эз в перерывах, — я… Каин, ты… Каин не дает ему сказать, ловит за запястья, разрывает поцелуй и меняет их с Эзом местами, роняя его спиной на кровать. Наваливается сверху, рвано целует, потом отклоняется и морщится: он даже не обратил внимания, в каком состоянии остались шмотки Эза после драки. Им повезло, что их никто не увидел. Интересно, кто бы первый решил, что Каин протирал Эзом полы: Йоне или Сетт? Наверное, он и сам выглядит не лучше. «Раздень его», — рычит Рааст, и Каин вдыхает, задерживая дыхание. В глазах рябит, он видит каждую тень так четко, будто просматривает запись в высоком качестве. Левая рука почти не слушается, забирается между тканью и поясом штанов Эза, пока легко царапая ногтями его живот. Надо успокоиться. «Не надо». Эз стягивает футболку сам: выгибается, выставляя вверх ребра и пресс, снимает через голову и бросает куда-то на пол. Тонет в подушке, заползая выше. Раскидывает руки в стороны наглой звездой. — Я никуда больше не дойду. Можно, останусь сегодня здесь? Каин нависает над ним, молча заглядывая в расплывшиеся по радужке зрачки. Эз медленно моргает, спокойно встречая взгляд, а потом поднимает руку, касаясь щеки под левым глазом. — Я все думаю… Если бы я действительно был каким-нибудь принцем, то кем был бы тогда ты? — Он сонно хмурится. — Надо придумать. Йоне, наверное, королем. К’Санте… советником? Фел казначеем. Сетт… — он запинается, вздрагивая, когда Каин, наклонившись, наконец впивается укусом в шею, — большим боссом. Ну, или главой стражи… Хм… — Тогда я убийца и демон, который не дает вам утонуть в унынии, — выдыхает Каин в ухо и прикусывает мочку. Эза пробивает дрожью, но он все равно фыркает: — Поэтому собираешься меня зацеловать или вроде того? Я умру от яда? Подожди тогда, дай я попрощаюсь с подписчиками… — Затрахать до смерти — как тебе такой вариант? — язвительно спрашивает Каин и словно со стороны слышит Рааста в голосе. Это плохо. «Нет, отлично!» Эз не выглядит впечатленным. Наоборот — смотрит на него так согласно, словно это все для него в порядке вещей. Будто ему все равно, как далеко они собираются зайти. Будто плевать, кто с ним это сделает и почему. Будто не важно, Каин это будет или кто угодно еще. Развлечение на вечер, его очередная порция внимания — в этот раз вот такого. От этих мыслей перед глазами все темнеет, заполняясь ядом. — Скоро концерт. — Словно почувствовав перемену, Эз тянет его на себя, открывая шею, и раздвигает ноги, всем телом подаваясь навстречу. — Если я до него не доживу, я убью тебя сам! Каин зло фыркает, подцепляя и резко расстегивая ремень на его штанах. — Очень страшно. — Жуткие угрозы не мое, — задумчиво соглашается Эз и давится воздухом, когда Каин запускает пальцы в его трусы, обхватывая горячий член. Руки как чужие, и это хороший повод, чтобы потом спросить у Рааста, откуда у него может быть такой опыт, потому что для Каина это едва ли не впервые. «Просто я всегда уверен, в отличие от тебя, смотри и учись». Каин стискивает челюсть, и контроль утекает сквозь пальцы. В следующее мгновение кадры перед глазами сменяются, и вот он уже снова вылизывает солоноватую кожу под ухом, прихватывая зубами. Чем ниже он спускается, тем сильнее становятся укусы, и когда он добирается до места между плечом и шеей, клыки сжимаются сами собой, как у голодного пса. Вкус окрашивается металлом, член в джинсах от этого сводит острым удовольствием. Эз вздрагивает, болезненно застонав в ладонь, но вместо того, чтобы оттолкнуть, дергает бедрами, толкаясь вверх. «ДА». — Нет, — отрывисто шепчет Каин, одернувшись. Поднимается и застывает, глядя на Эза. Как он его все-таки… бесит. Прямо сейчас он не знает, чего хочет больше: вышвырнуть Эза из комнаты или сделать что-нибудь по-настоящему, бесповоротно все портящее. Как всегда. Он и так не подарок, но интересно, что будет тогда? У него только появились… новые люди, которых он готов потерпеть рядом. «Нам все равно никто больше не нужен, не обманывайся». — Ауч? — с запозданием говорит Эз, тяжело дыша. Ресницы у него дрожат, в глазах мутная, почти сонная пелена. На шее наливается цветом свежий след от зубов, в котором проступают темные капельки. Опомнившись, он трет его пальцами, потом подносит их к лицу, рассматривая, и пьяно хмурится: — Так и знал… А потом с тихим «Не надо м-ня есть, угу?» приподнимается на локтях и обнимает Каина за шею, роняя обратно. Снова целует — и снова Каин не отстраняется. Пальцы Эза в его волосах, гладят по шее, его язык у Каина во рту, и все вокруг сейчас пахнет только им. На вкус как он. На ощупь. У этих поцелуев другой ритм, другой темп. Что-то медленное и проникновенное, личное, как разговоры по душам, которые Каин ненавидит. Как и все эти ненужные нежности. Каин хочет ехидно заметить, что так и думал: Эз прилипчивый, как клейкая лента, и готов вешаться на всех, кто это позволит, даже на тех, кто его бесит. Каину жарко от самых кончиков пальцев на ногах до корней волос на голове, кожа горит от прикосновений, в ушах стучит пульс, требуя что-то сделать. Но секунды тянутся как жвачка, и он никак не может оторваться. Этими прикосновениями Эз больше не спорит с ним. Но в то, что он пытается сказать, Каину не верится. Он же не какой-то наивный идиот с песенками про любовь и красными очками-сердечками. Всего лишь натянутая до предела резинка между ним и Эзом стянула их до столкновения. И они нашли легкий способ от нее избавиться. Так что они просто целуются. И это просто приятно. Ничего больше, чем далеко зашедшая шутка, говорит он себе, закрой глаза, получи удовольствие и подумай об этом через неделю, когда станет скучно. «А он хорошо знает, что с тобой делать, глупый Каин». Каину хочется, чтобы он был неправ, но эта мысль заставляет его разорвать поцелуй и недовольно прищуриться, разглядывая красивое лицо. Где-то там в окружении растрепанных волос, между припухшей щекой, мягкими губами и большими желтыми глазами должно прятаться самодовольство, но Эз просто устало откидывается на подушку, пытаясь сдержать зевок. Затем натыкается взглядом на плакат на стене и опять начинает улыбаться. — Хоть слово, — предупреждающе говорит Каин, с угрозой наклоняясь ниже. Эз молча кивает. — Выкину сегодня. — Почему? Ты же собирался… — слова даются Эзу тяжело, и он медленно выговаривает: — М-м-м, кидать в него ножи? — Дротики, — Каин дергает ртом. — И что смешного? — Ничего. — Тогда почему ты улыбаешься как идиот? Тихий смех Эза шелестом наполняет комнату. — Потому что на секунду я подумал, что ты мне нравишься. «Каин». — Это была… — Эз запинается. — Хорошая секунда. Во рту становится сухо, и Каин сглатывает. — И сколько раз за вечер ты обычно это говоришь? — Тебе? Пока один?.. «Каин!» Эз прикрывает глаза, не переставая улыбаться. У Каина почему-то перехватывает дыхание и снова печет уши. Ощущение дурацкое, он хочет разрушить момент, сказать что-то едкое и неприятное, такое, чтобы тот убрал, наконец, мечтательное выражение со своего лица и прекратил весь этот жуткий флирт, но в голову ничего не идет, кроме… «КАИН!» — Не выкидывай плакат, м-м-кей? — С чего бы? — хрипло шепчет Каин. — Мне нравится, что ты… смотришь на меня… — выдыхает Эз. И пока Каин пялится на него в ужасе, его дыхание постепенно выравнивается. Грудь начинает мерно вздыматься, и через полминуты Эз уже сладко сопит, приоткрыв рот, прямо на его подушке. На комнату опускается утренняя тишина. В щели между темными шторами и окном пробиваются сумерки. В коридоре уже давно никого нет, а у Каина горит лицо, как у школьника, которого впервые взяли за руку, и он даже не понимает, почему. Пульс стучит в висках так громко, что кажется оглушающим. «КАИН!!!» — Да что? — шипит он. «Он вырубился!» — А то я не вижу! «Ты упустил момент! Все моменты!» — Ох, отъебись! Каин падает рядом, и Эз почти сразу перекатывается на бок, поджав ноги. Прямо как был: с расстегнутыми штанами, без верха. Зарывается носом в подушку. На Каина теперь смотрят его узкая талия, лопатки и лохматый затылок. На пояснице розовеет след от складки на одеяле. Рааст продолжает бубнить. «…и он бросил тебя дрочить в одиночестве». — Как будто я могу подрочить в одиночестве… — беззвучно бормочет Каин, рассматривая потолок. Сердце не хочет успокаиваться, наоборот, продолжает стучать в грудной клетке, как настойчивый соцработник. Нравится, что он на него смотрит. Что. Что за хрень. Что это вообще должно значить? «Всего лишь, что он любит внимание. Как и мы. Утром он ничего не вспомнит, ты же понимаешь?» — Мне плевать. «Не ври. Надо было просто позволить мне…» — Растерзать его? Считаешь, я соскучился по полиции? — зло выплевывает Каин. — Или хочешь пообщаться с кулаками Сетта? Или ты перестал вдруг бояться Йоне? «Ему нравилось, и ты это видел, Каин». — А может, мне — нет? «Я знаю, чего ты хочешь на самом деле!» — И что с того? «Имей смелость признать!» — Признать что?! На это Рааст, конечно же, не отвечает. Молчит целую минуту, позволяя ему задремать, прежде чем прокрасться в мысли со словами: «Он бросил нас в одиночестве, но у меня есть идея, как сделать его утро интереснее. Тебе понравится». Каин вздыхает, кидает косой взгляд на голую спину и закрывает глаза предплечьем. — И что ты предлагаешь? «Для начала — раздень его уже».

***

Утро настигает Каина слишком рано и слишком резко: локтем под ребра и пяткой по колену. Панически копошащийся и пытающийся выбраться из объятий Эз замирает и оборачивается, пялясь через плечо. Каин открывает глаза, и у него появляется возможность насладиться всеми оттенками ужаса на его лице: широко распахнутыми пушистыми ресницами, опущенными уголками губ, зеленоватой бледностью кожи в цвет размазанной в стиле панды подводки. «Самое время для шоу!» — Куда это мы так спешим? — хрипло спрашивает Каин, заставляя себя выдавить самую паскудную улыбку из возможных, и притягивает его ближе, прижимаясь к голой заднице. Явно прочувствовав свое положение, Эз сглатывает, продолжая молча смотреть. Моргает со всей силы, как глупая сова, и встряхивает головой. Приподнимает одеяло, непонятно на что рассчитывая, и снова переводит взгляд на Каина, но тот, конечно, никуда не исчезает, даже наоборот — роняет голову обратно на подушку, закрывает глаза и раздраженно тянет: — Сколько времени, черт возьми? — А где мой телефон?.. — Блядь, — ворчит Каин. — Посмотри на моем, он на полу. Потянувшись, Эз в какой-то прострации шарит рукой у кровати, цепляет телефон и морщится от подсветки. — Полдень? — его голос срывается на высокую ноту. Каин цыкает: он раньше трех обычно не встает, гребаные ранние пташки. — И… К-каин?! Что происходит? Почему ты у меня в кровати?.. — Не я у тебя, а ты у меня, коротышка. Что, память отшибло? Эз молчит и сопит, кажется, целую минуту. Каин с наслаждением слушает, как тяжело идет его мыслительный процесс. Потом все детали пазла, видимо, находят свое место в лохматой зеленой голове, потому что тот резко набирает воздух и почти выкрикивает: — Нет! Нет-нет-нет! Не может быть! Каин открывает один глаз и смотрит на него с жалостью, задрав брови. Зевает и позволяет выползти из-под руки. В бесполезных попытках прикрыться Эз слезает с кровати, мечется по комнате, собирая разбросанные вещи, и продолжает повторять: — Нет! Нет, нет, нет! Каин с интересом приподнимается на локте. Наконец, найдя свои трусы заброшенными в самый дальний угол комнаты, Эз поворачивается, натягивая их и пряча свою сияющую голую задницу. Тычет в его сторону пальцем, щурится и возмущенно говорит: — Это ведь ты все подстроил, да? — Что именно? — Каин чувствует, как на лицо наползает широкая ухмылка. — Позвал себя на твой этот концерт? Вешался на себя в подворотне? — Из-за тебя случилась та драка, меня ударили… — неуверенно бубнит Эз, потирая щеку. — Потом бар в клубе… А потом… Потом… Его пальцы находят след на шее, и он застывает. Каин не собирается ему помогать, молчит, самодовольно его разглядывая, но Эз так и не заканчивает. «Самое время, чтобы рассказать ему нашу увлекательную историю!» — Потом я притащил тебя домой, — вкрадчиво продолжает за него Каин, — и даже помог подняться, спасая твою задницу от Йоне, но потом ты вломился ко мне в комнату, запрыгнул на меня, как на дерево, и мы, — он не выдерживает и зевает, — ну, знаешь, трахались. До самого утра. Ты, — опустив голову, он прищуривается, передразнивая писклявым голосом, — хотел мой член и умолял «не останавливаться», но лично я хотел спать, та-ак что… — Нет… — повторяет Эз и прерывисто вздыхает, кривясь: — Все тело-то как болит… И голова, у-у-гх… Он выглядит так жалко и нелепо с колючим гнездом на макушке, следом от подушки через висок, одеждой в руках и в одних черных трусах в мелкую желтую звезду, что у Каина сразу поднимается настроение. По крайней мере, он чувствует себя достаточно отомщенным за то, что не мог уснуть еще целый час, пытаясь разобраться, какого хрена происходит с его сердечным ритмом. И даже подрочить так и не смог. — Сейчас в коридоре никого, — говорит он, — самое время беглому принцу свалить в свою комнату, м? «Нет! Позволь ему свариться в чувстве вины перед собой, Каин! Дай мне насладиться страданиями!» Эз от его замечания, наконец, выходит из оцепенения и начинает с остервенением натягивать вещи. Под конец, критически осмотрев больше похожую на тряпку футболку и оставив ее висеть на руке, решительно поднимает на Каина глаза, ловит его взгляд, пытаясь изобразить Клинта Иствуда или кого-то вроде, и говорит: — Представим, что ничего этого не было. Ладно? Каин ядовито фыркает. Вот, значит, как. Ничего и не было, но с чего бы ему соглашаться? — А если я скажу «нет»? — Никому из нас это не нужно. От этого почему-то становится неприятно. Хочется сказать, что если было так сильно не нужно — какого черта тогда?.. Мысленно отмахнувшись от язвительного смешка Рааста, вместо этого Каин говорит: — По-моему, тебе было очень даже, Эз. У того на лице вдруг проступает такое уязвимое выражение, что Каин забывает, что хотел сказать дальше. Там было что-то еще такое. Колкое и обидное. Что же. — Почему? — спрашивает Эз. — Потому что ты всю ночь признавался мне в любви. Уже не помнишь? Столько красивых слов, я и не догадывался, что у тебя ко мне такие нежные чувства. Вместо того, чтобы отбить подачу и спустить все на тормозах, как обычно, тот вспыхивает и отворачивается. В два шага оказывается у двери и хватается за ручку. Оборачивается. Его загнанный взгляд скользит по Каину, задерживается на уже пустой стене над кроватью, и Эз растерянно хмурится. — Забудь, пожалуйста. — И даже если я все забуду, — злорадно переходит к финальному аккорду Каин, — остальным это вряд ли удастся! — В смысле?! — Ну, — он лениво пожимает плечами, — я не ожидал, что ты будешь таким… громким. Если так стонать мое имя, его запомнят не только соседи, но и вся улица — в обе стороны. — Это! — Эз смешно округляет рот. — Это точно неправда! Такого быть не может, я бы никогда!.. — Н-да? Демонстративно потянувшись за своим телефоном, Каин трясет им в воздухе и кивает: — Открой чат. Закопошившись, Эз чуть не роняет телефон, дрожащими пальцами листает экран, закусив губу, и наконец явно находит то, что нужно. Каин знает, что там. Два подряд сообщения от Фела: «кто там так воет?» и «у нас что завелись призраки?». На щеках Эза проявляются два ярких красных пятна, и он судорожно вздыхает, беззвучно ругаясь. Бросив в сторону Каина последний испепеляющий взгляд, распахивает дверь и выбегает в коридор, окончательно растеряв всю свою уверенность. Каин смеется так громко, что Эз, наверное, слышит его до самой комнаты. Потом, успокоившись, довольно откидывается на подушку, достает из-под нее плакат, аккуратно отложив на тумбочку. Усмехается. — Он бы никогда, да? «КАИН».