I can feel your eyes on me You are near
Ши Цинсюань не боялся его. Нет, ни в коем разе. Но насколько же было неловко чувствовать взгляд человека, когда из-за твоего эгоизма его жизнь была разрушена. Как же неловко следить за его взглядом, когда он, скорее всего, желал стереть твой вид из памяти. Как же ужасно было осознавать, что старый друг пришел увидеть тебя не от волнения, а чтобы посмотреть на результаты своей мести. Как же больно… Ши Цинсюань следовал за этим призрачным огоньком с самого начала их знакомства, даже не думая о подвохе. Он всей душой обожал этого хмурого и нелюдимого человека. Он проводил ему необязательную экскурсию по небесным чертогам, показал свой дом, познакомил с друзьями. Сразу накормил, даже не задумываясь, стоило лишь увидеть голодный взгляд на своем готовом обеде. Булочка была всего одна, но это не значило, что он не мог ее отдать. Ши Цинсюань научил Хэ-сюна доверять, заботиться о себе и других, праздновать, быть счастливым. Научил как вести себя, с кем общаться не стоит, как узнать о тех, кого не знал, как избежать неприятностей. По крайней мере, так ему когда-то казалось, и для него все навсегда останется именно так.Chasing down my silver light Have no fear
Ши Цинсюань не жалел о проведенном вместе времени — он тонул, утопал в новом знакомом без попыток вырваться из объятий бушующих волн. Тот человек был достоин и определенно стоил того, чтобы не выплыть. Ши Цинсюань не выплыл. Но он никогда и не пытался выплыть — ему это было незачем. Ему нравился Хэ Сюань, он был готов следовать за ним по пятам и в огонь, и в воду. Он мог быть рядом всю оставшуюся у них вечность, пока их обоих не забудут, пока они не растворяться вдвоем в потоке чужих воспоминаний, в потоке былой веры, в потоке фантазий и легенд. Он был уверен, что это было взаимно, что этот поток был их общей волной, что он загреб их обоих. Ши Цинсюань был уверен. До определенного момента.Come and follow Into the water here with me
Ши Цинсюань бросил все, чтобы утонуть в Хэ Сюане. Он почти перестал общаться со всеми друзьями и приятелями, стал меньше проводить времени с братом, меньше жаловаться на Пэй Мина. Ши Цинсюань утонул в их общении, он следовал за ним везде, никогда не оставлял, всегда был рядом. Хэ Сюань никогда не был одинок, когда рядом был Ши Цинсюань. Ши Цинсюань надеялся, что Хэ Сюань не остался один после того, как он стал человеком — иначе зачем еще Хэ-сюн бы следил за ним, был рядом и наблюдал? Иногда Ши Цинсюань надеялся, что Хэ Сюань возьмет его с собой. Но это было невозможно — Хэ Сюань никогда не простит такого жалкого и глупого человека, как он. А Ши Цинсюань и не заслуживал прощения. Он не должен был рождаться, и тогда его Хэ-сюн остался бы счастлив, на Небесах, вместе с пирами и праздниками. Его Хэ-сюн бы не жил в грязных Черных Водах, он не ел бы все подряд, у него бы не было проблем со здоровьем, он бы не был бледным, как смерть. Вина Ши Цинсюаня была доказана. И он никогда не посмеет ее отрицать. Он не заслуживал пощады. Он лишь хотел еще разок походить рядом, если бы это было возможным.I’m your wildest dream Everything you need Come and follow me Come and get me
Ши Цинсюань хотел большего, намного большего, но он никогда в жизни не посмел бы что-то просить у Хэ Сюаня. Не после того, что они сделали ему. Не после того, как голова Ши Уду безжизненно висела в руках Хэ Сюаня. Но Ши Цинсюань больше не мог так просто вытолкнуть Хэ Сюаня из своих легких после того, как утонул в нем. Не сам. Но и другим сделать это он не позволит — слишком свежи воспоминания, слишком большим было счастье встречи, слишком хорошим было общение. Не дружба. Что угодно, но только не дружба. Они могли общаться под луной, завтракать рядом, защищать друг друга на заданиях, залечивать чужие раны, держаться за руки, но… Это была не дружба. Это не было ничем, кроме общения, которое с самого начала должно было закончиться плохо. Ши Цинсюань краем глаза посмотрел на черную фигуру — снова чуть ближе, смелее, с шепотом себе под нос — но сразу же отвернулся, чтобы не напугать. Ши Цинсюань хотел бы раствориться, утонуть снова, если бы он мог. Снова прочувствовать, ощутить удушье от знакомства каждой клеточкой тела, чувствовать приятные мурашки от каждого маленького соприкосновения, говорить, говорить, говорить. Все сильнее и сильнее погружаясь на дно, все сильнее и сильнее теряя себя, все сильнее и сильнее упуская возможность выплыть. С каждым вдохом он падал все ниже. Он хотел упасть еще, в самую тьму загробного мира, если это будет приносить то же самое ощущение эйфории, что и пару месяцев назад, то же самое ощущение беспричинного счастья и затуманенности разума. Вот только его совесть всегда была лучше его внимательности и умения разбираться в людях.You know You want more So, come try and catch me if you can
Закрыв глаза, Ши Цинсюань прислушивался к тихому шепоту, к мягким звукам и причитаниям. Он слушал внимательно, ловя каждое слово, не позволяя себе забыть ни одного неслышимого в тишине звука. Торговая улица в дали была шумной и активной, перебивая любые тихие звуки, не давая услышать желанный голос, не давая разобрать теплые волнительные слова и мелодичные переливы голоса. Это никак не мешало — Ши Цинсюань привык слышать Хэ Сюаня в толпе на праздненствах, привык ловить каждое слово во время битв, привык прислушиваться к каждому мягкому шепоту, перекрикивающему фейерверки, привык запоминать и хранить в сердце каждый желанный подарок. Ши Цинсюань помнил каждое молчание, каждый вздох, каждый тихий звук. Он мог различить любой из них, где угодно, спокойно составляя их в волнующиеся слова и нервные движения. Он чувствовал мурашки, ловя удаляющиеся в гомоне шаги.Close your eyes and hear my voice In your ears
Ши Цинсюань улыбнулся, вставая и опираясь на трость — теперь, когда Хэ Сюань был далеко, он мог спокойно идти куда захочет. До этого он не двигался с места, чтобы Хэ-сюну не пришлось идти за ним через весь город, еще и скрываясь. Но теперь он мог спокойно уходить, не боясь доставить еще неприятностей в и так непростую жизнь его дру… знакомого. Ши Цинсюань медленно развернулся, начиная идти к воде, опираясь на трость. Очень хотелось снова, снова почувствовать на себе воду — хотя бы имитировать это утопающее чувство, хоть немножко успокоить свою зависимость. Почувствовать волны хотя бы на ладони, хотя бы кожей вспомнить ощущения от этих поглощающих его чувств, хоть немного вспомнить былое. Хэ Сюань был далеко, он ушел, так что Ши Цинсюаню было бы не стыдно еще раз тронуть его воду, то, что всегда будет принадлежать только ему, то, что ему больше не нужно было с кем-то делить. Ши Цинсюань соврал бы, если бы сказал, что он хотел вновь почувствовать мягкие прикосновения волн лишь Хэ Сюаня. Но Ши Цинсюань никогда не умел врать. Они оба были далеко, оба из них никогда больше не заговорят с ним, никогда больше он не почувствует их прикосновений. Но у него остались еще и воспоминания, остались мысли о прикосновениях, остались знания о их привычках, хобби и любимой еде. Они полностью остались в нем, растворившись внутри, смешавшись с ним самим, становясь с ним единым целым. Так что в каком-то смысле, они всегда были рядом с ним, и они не оставят его даже после смерти. Возможно, именно благодаря ним море часто так отчаянно звало его назад, вместе с ветром.You, you think that I’m far away But I’m here
Ши Цинсюань, опираясь на палку, медленно опустился на колени, рукой проводя по водной глади, тихо подставляясь под волны, становясь ближе к тому, что стало им. Это темнота привлекала, напоминала о былом, манила к прошлым прикосновениям, вела за собой по старым воспоминаниям. С водой была связана его жизнь, с водой рядом он и хотел бы остаться навсегда. С волнами божественного, с гладью демонического миров, эгоистично оставив их всех себе, забирая то, что принадлежало им, забирая то, что стало самим Ши Цинсюанем. Он хотел щекочуще чувствовать воду, как это делали они, чувствовать мурашки от ее силы, слышать то, что она рассказывает в тишине одинокой ночи. Он хотел насылать штормы, заставить воду стоять и не двигаться даже на миллиметр, не пуская ни одной волны. Хотел делать все, что только взбредет в голову. Хотел скрывать чувства, чтобы не разозлить стихию, вызывать ураган гневом. Он не мог. Они оба утонули в нем, полностью оставляя себя, все, что было в их душах, одновременно не оставляя ничего, кроме чувства бесконечного отчаяния и скуки, ничего, кроме желания и зависимости. Ничего, кроме скорби и вины.Come and follow Into the darkness here with me
Ши Цинсюань поднялся, лишь чтобы медленно зайти в воду, по самые колени. Ему было мало лишь легких прикосновений. Ему хотелось больше ощущений, больше воспоминаний, больше чувств, больше иллюзорных касаний, больше мурашек. Ему хотелось сильнее почувствовать их, еще больше впитывая их в себя, еще больше делая их своими частями. Ему нужно было много, много этой зависимости — ему больше никогда не будет достаточно их, больше никогда он не сможет полностью чувствовать их собой. Они никогда не дополнят те их части, что остались в Ши Цинсюане, собой. Ши Цинсюань больше никогда не будет целым, но и полностью единым с ними он никогда не станет. Его зависимость всегда будет с ним, без возможности утоления. Его тело всегда будет кричать без возможности снова почувствовать их касания и их эмоции. Его чувства всегда будут заняты мыслями о двух людях, он будет видеть их во всем, что только заметит, их лица будут казаться ему в любом темном углу. Они так и продолжат появляться в его снах. Кричащие, страдающие, измотанные и почти неживые — те части их, что были в нем, что полностью разделяли то, как чувствует себя сам Ши Цинсюань. Зависимость стала им, как Поветрие Ликов. Они стали единым, и Ши Цинсюань больше никогда не сможет от них избавиться — он будет лишь сильнее и сильнее думать о двух этих людях, пока не станет тем, кто сделает что угодно, чтобы убрать ее от себя. Но пока что… Пока что Ши Цинсюань последует за ними куда угодно, чтобы эта зависимость убивала его как можно дольше, как можно мучительнее.Water to your knees But you follow me
Ши Цинсюань должен был поймать их, чтобы это чувство перестало его беспокоить, он должен был догнать, последовать, быть с ними. Может быть, тогда его смогут простить, может быть, тогда он сможет избавиться от чувства вины. Ши Цинсюаню нужно было тонуть, пока он не погрузится в это с головой, пока он не растворится в этих ощущениях вместе с ними. Пока все их части не станут морем, которым они смогут управлять. Чтобы они вместе могли насылать шторм, вместе не давать воде шелохнуться. Действительно стать одним целым. Было больно — вода забивалась в легкие, тянула на дно неловкого человека, опускавшегося все дальше и дальше за своей зависимостью. Вода обжигала горло, опускала все ниже, не давая выбраться наружу, даже если бы глупый человек пытался. Горло напрягалось, отдаваясь в гортань и заднюю часть шеи. Слезы наворачивались на глаза от удушья, растворяясь во влажной мгле. Было не совсем понятно — темнело ли море с закатом, или это темнело в его глазах? Ши Цинсюань улыбнулся, запрокидывая голову, пока все больше пузырьков вылетало из его рта. Он поймал их.Try to catch me if you can Catch me if you can Come and get me Now you got me
Ши Цинсюань теперь был с ними, растворяя всех троих в водной глади, полностью утопая, наконец чувствуя их. Наконец, они были рядом точно также, как тогда. Наконец-то они снова удовлетворяли его зависимость. Они снова были в одном, снова были с ним, снова были рядом и делали его счастливым. Он мог не думать о своей зависимости, сейчас и больше никогда.***
Обнимая холодное тело, медленно качая его на своих руках, гладя по спутанным мокрым волосам, темная фигура судорожно дышала, стараясь стерпеть, смириться, сдержаться. Лежащие вокруг, испачканные в земле и соленой воде булочки пропитались водой, стали сырыми и разваливались от того, насколько размокшими они были. Снова, снова он не успел все исправить, снова все испортил, снова упустил шанс сделать что-то полезное. Снова остался один. Он снова, снова был без кого-либо рядом, снова был в отчаянии, снова не знал как он сможет жить дальше и снова потерял того, кого не желал оставить. Он обещал себе, что больше ни одна погребальная урна не появится в его Черных Водах, что больше он никогда не познает это чувство, что не будет добавлять больше благовоний. Он всегда был хорошим лжецом, даже если иногда это значило лгать самому себе. Он никогда не мог спасти тех, кто нуждался в спасении. Он никогда не спасал тех, кого желал спасти. Именно он всегда делал лишь хуже. Все, что было теперь возможно — это просто надеяться, что у них все будет хорошо. Что там, вдвоем, они все еще подождут его. Несмотря на ненависть одного, он был уверен, что одержимость другого сможет удержать их в пограничье, сможет убедить остаться. Чувствуя первую влажную дорожку на щеке, напевая мягкие мелодии, чтобы он мог спать спокойно, гладил по таким же шелковистым, как и раньше, волосам. Он взял маленький шарик, отражающий мягкий безжизненный лунный свет. Аккуратно кладя его в чужой рот, помогая сглотнуть, Хэ Сюань прижался лбом к безжизненному телу. Он не замолчит, будет петь ему вместе с морем, до самого конца. Он будет рядом хотя бы после его смерти, до самого конца, пока Хэ Сюань не растворится в нем так, как он растворялся в нем самом. Пока тело Ши Цинсюаня не поглотит его прах.Now I’m with you and you’re with me Singing you to sleep Now close your eyes and rest in peace