Puta madre

— Рот закрой. Голос Антона звучит хрипло, почти рычаще, другие бы испугались и сбежали. Но не Арсений. Арсений привык. Он эти интонации и горящие глаза видит почти регулярно лет с семи, и теперь они скорее неотделимая часть возбуждения Шастуна, чем что-то, из-за чего стоит переживать. — Рот, блять, Попов! Не то чтобы Арсений прямо порывался что-то говорить — он частично выжат после двух оргазмов и успел остыть, в отличие от Антона, — но рука, зажимающая ему рот и почти не дающая дышать, не оставляет ему выбора. Антон двигается так резко, что становится страшно за его позвоночник, раскачивает бедрами, пыхтит, отдувается, то и дело дёргает головой, чтобы убрать с лица чёлку, и свободной рукой опирается ему в живот. Выгибается, немного приподнимается на коленях, чтобы с характерным звуком снова опуститься на его член, и стонет вперемешку с хрипом. Взгляд блестящий, темный, ни намека на привычный зелёный, кожа блестит от пота, цепь на шее подскакивает на каждом толчке и вьется змеёй между ключиц. Арсений кусает его за пальцы, вызывая недовольное ворчание, кладет ладонь ему на бедро, давит, тянет, не давая замедлиться, и слегка царапает его кожу. Антон смотрит ему в глаза, скачет, раскачивает тазом, а потом опускает ладонь на свой член, двигает быстро пальцами, поскуливает, трясется всем телом и кончает, почти завалившись на него. Но в последний момент выставляет руку вперёд, сжимает шею Арсения и, медленно вращая бедрами, смотрит ему в глаза. Минута подобного шоу — и он сползает с него, заматывается в покрывало и садится на подоконник, закуривая. Арсений тянется за стаканом воды и разваливается на кровати, пытаясь прийти в себя. — Сегодня прямо долго. — Ты, блять, меня вывел. Сука, — он сгибает ногу в колене, рассматривает себя и недовольно цокает языком. — Все себе стёр. Опять придется свободные штаны надевать. — Ну ты же фанат парусов на ногах. — Завались. Видимо, оба ощущают это треклятое жжение, поэтому никто дальше конфликт не развивает. Арсений смотрит в потолок, слегка кривясь от запаха сигарет, и мысленно обещает себе больше никогда и ни за что. Нет, секс хороший, вопросов нет, но такой агрессивный, что после него несколько недель не хочется даже дрочить. А учитывая, что подобное случается чуть ли не каждую неделю — он живёт от срыва до срыва. Он не особо понимает прикола вселенной, которая в какой-то момент решила, что это будет прикольно — подарить человечеству проклятие в виде сильнейшей боли после ярких негативных эмоций, которую можно убрать только путем физических действий: драк, потасовок и прочего грубого воздействия друг на друга. Поэтому в какой-то момент, ещё пару десятков лет назад, любые яркие эмоции, способные вызвать конфликт, были категорически запрещены вплоть до штрафов и тюремного срока. Поэтому на публике все — пушистые котята с бантиками на головах и умильным мурчанием. Что происходит за стенами каждого дома — дело его жильцов, но все потасовки рано или поздно вскрываются, а там долгие разбирательства, проблемы… Увольте. Как именно в головах Арсения и Антона появилась идея, что вопрос можно решать не настолько кардинально, и когда это было, ни один из них не помнит — второй или третий курс. Может, кто-то из друзей вкинул по приколу, может, в моменте случилось по законам клише, может, где-то увидели. Но по итогу это стало неприятной — отчасти — привычкой, потому что увидеться и не поссориться они не могли. Началось это в далёком детстве, когда в школе Арсений уводил у Антона всех девчонок, которые велись на его замашки джентльмена и модные образы. Поэтому в старшей школе, когда Антон научился играть на гитаре и стал одеваться, как влажная мечта всех подростков, уже он уводил у Арсения и девушек, и парней, потому что к тому моменту оба осознали, что ограничивать себя глупо. В университете Арсений самым первым выбирал интересные темы для докладов и блистал в лекционных, а Антон не позволял ему прорываться на театральную сцену, забирая все главные роли благодаря обаянию и харизме. После Арсений стал лицом одного модельного агентства, регулярно появляясь на билбордах по всему городу, а Антон устроился на радио, чтобы звучать в торговых центрах, такси и даже дома. Первый раз случился буквально как в анекдоте — орали друг на друга так долго, что устали, но успокоиться не смогли, потому что физического воздействия не было и боль не утихала, потом кровать, одежда, смазка — и полный шок у обоих от того, как с каждым толчком становится спокойнее. Дико, странно, почти неприятно от необходимости находиться настолько близко друг к другу, но одновременно с этим до мурашек горячо и желанно. После, по канону, заверения, что виновата каждая из сторон, что они бы ни за что и никогда больше, но, конечно, до следующей ссоры, когда пришлось уединяться в туалете на вечеринке. Матерный шепот, щипки и царапины, грубый темп, удары всеми конечностями о стены и мебель, яркий оргазм и совершенно загнанные взгляды друг на друга в полутьме ванной. Спустя полгода попыток не ссориться — бесполезно — и надежды найти другой выход из ситуации в рамках закона, пришлось смириться. В принципе, не худший вариант. Правда, они старались как можно меньше пересекаться, но, обитая в одном районе и развлекаясь в одной компании, это оказалось практически невозможным. А не лаяться они не могли — у них это случалось само по себе вместо приветствия. Амбиции, желание показать, кто лучше, потребность заткнуть другого — и так из года в год. Никаких поцелуев, грубый, быстрый темп, чтобы притупить боль, убедить себя в том, что ты победил, что вытрахал из второго дурь, и разойтись до следующего раза. — Остальные опять решат, что пиздились, — подает голос Арсений. — Лучше бы так. Я бы ебало тебе поправил. Но посадят же. — Посадят. Самое дикое, что на людях им приходится быть чуть ли не лучшими друзьями, из-за чего все их окружение делится на две группы: те, кто уверен, что на самом деле они встречаются и пиздят всем, и те, кто отчасти догадывается о том, что происходит на самом деле, и пытаются прикрыть их «драки». В любом случае внимание к ним настолько повышенное, что каждый раз становится дико неловко: случайный взгляд, малейшее взаимодействие перед остальными — мгновенный шепот со всех сторон. Ковровая красная, блять. Антон дымит так, что в комнате становится практически туманно, и Арсений, чтобы лишний раз его не дергать, встаёт и сам открывает окно. — Знаешь же, воняет. — Знаешь же, похуй. Внутри на секунду вспыхивает пожар, но Арсений сразу же отворачивается и уходит в туалет, потому что ещё раз они не потянут — тело и так ломит. Самое поганое — он редко помнит причину их ссор. Чаще всего это происходит само собой: пересеклись, одно двусмысленное высказывание, незамедлительная реакция, резкий ответ — и вот уже приходится искать, где бы заныкаться, потому что драться точно не хочется да и нельзя, а жить с пожаром в животе вообще не вариант. Никаких поцелуев. Ни разу. Ни нежности, ни внимательности друг к другу — забег на сто метров, когда в запасе пять секунд. Арсений помнит, как Антон затащил его в туалет, поставил на колени так, что там остались синяки, и толкался в его рот до тех пор, пока не пришлось сжать челюсть, чтобы тот слегка успокоился. Помнит, как тот сам растягивал себя, стоя у стены спиной к нему на чьей-то вечеринке, а потом толкался назад в таком темпе, что под ними на земле остались ямки от ног. Помнит, как насаживал его ртом на свой член прямо в университете в пустой аудитории за пару минут до пары. Помнит, как неприятно тёрли щеки отросшие волосы в промежности Антона, когда тот улёгся на стол и впечатывал его лицо себе между ног между эфирами, куда Арсений зашёл вместе с компанией, чтобы заказать песню на вечер. Такого было так много, что в памяти одни только бедра, член да задница, словно между ними с Антоном никогда и ничего не было. Хотя, по сути, так и есть. — Опять, — слышится насмешливое фыркание, и Арсений переводит взгляд на Антона: наволочка сползла к коленям, щетина отливает немного то ли в медный, то ли в рыжий от света из окна, кудри пышные и взъерошенные от влажности. — Проваливай. — Вообще-то, мы вместе платим за этот номер. — Только у тебя есть своя пустая хата, а мне мириться со старшим братом. — И меня это должно волновать? — Блять, Арс, — он раздражённо слезает с подоконника и тыкает ему пальцем в грудь, — я ещё один заезд не вывезу, оставь своё дерьмо для следующего раза. — Ты сама галантность. Но сейчас и правда нет ни сил, ни времени, ни желания воевать с Антоном и собственным организмом, поэтому Арсений идет в душ, ополаскивается, одевается и возвращается в спальню, чтобы забрать свои вещи. — Очко помажь, ты сегодня был слишком агрессивным. — Нарываешься на ответ с последствиями. — Да пошел ты, — вместо прощания — средний палец. Привычно, традиционно, неизменно. На улице Арсений накидывает на голову капюшон от худи, прячет руки в карман и торопливо идёт в сторону стоянки электронных самокатов — такси сейчас будет стоить как почка, попутку не поймаешь, автобусы не ходят, свою ласточку он оставил в другом конце города, так что самокат — самый оптимальный вариант. Вообще, вся эта история с Антоном не напрягала бы его так сильно, если бы не тот факт, что он — самый качественный его секс. Возможности есть, люди сами перед ними раздвигают ноги и готовы чуть ли не платить за ночь, но по итогу именно эти сорванные разы с Антоном дают полное расслабление и насыщение. Вероятно, дело в темпе, в ярких эмоциях, в нежелании подчиняться друг другу, в особой форме противостояния, но едва ли возможно строить хотя бы что-то, отдаленно похожее на отношения и что-то стабильное, если тебя периодически накрывает и ты оказываешься в одной постели — и то не всегда так везёт — со своим врагом. Едва ли какая-нибудь девушка примет объяснение из серии: — Малышка, я тебя очень люблю, но сегодня снова загнал по яйца в одного козла. Никаких чувств, никакой любви, просто проучить. Абсурд. Костяшки белеют от того, с какой силой он сжимает рукоятки самоката, и Арсений ёжится от холодного ночного ветра. Знать бы, как научиться совладать со всем этим, но о таком он ни разу не слышал. Из вариантов — всё-таки подраться, сесть и надеяться, что пройдет. Ещё можно переехать, но у Арсения тут вся жизнь, он бы ни за что не оставил Питер. Остальные варианты тоже не кажутся спасительными. — Puta madre.

⚔⚔⚔

Антон пиздун. Самый настоящий, буквально чистокровный. Даже слизеринцы не настолько чистокровные волшебники, насколько он чистокровный пиздун. Если бы была всемирная премия, он бы забирал награду в платине с бриллиантами, не меньше. Он курит в потолок, утопая в дыму, и невольно думает о том, что пожарная система тут, очевидно, в пизде, если он буквально устроил филиал Сайлент Хилл, а датчикам поебать. В горле першит от неприятного привкуса, но он упрямо курит, пытаясь забить голову, как лёгкие, дымом и выветрить оттуда мысли, которым там не место. Получается не очень. — В пизду, блять, вообще, — бормочет он, выбрасывает сигарету и уходит с балкона. Думал ли Антон когда-нибудь, что тупой орган в груди окажется Брутом? Такой подставы он ожидал от кого угодно, но только не от собственного организма, который в какой-то момент выдал ему максимально неожиданное «Кстати, у тебя не просто так на него встаёт» и замолчал, оставив ебаться — и в буквальном, и в переносном смысле — с новой информацией самостоятельно. Что может быть более тупым, чем влюбиться в человека, которого ты ненавидишь? Нет, конечно, фразу «от ненависти до любви — один шаг» придумали не просто так, тут явно многолетнее наблюдение и логичный вывод, но Антону максимально похуй — ему такое не нужно. Заберите обратно. Одно дело трахаться с Арсением, чтобы справиться с болью, а другое дело — зарабатывать боль, чтобы ебаться с ним, потому что иначе коннектиться с Арсением не получается. А тут максимально убогий, но всё-таки повод заполучить его и его внимание. Антон падает в кресло и вытягивает ноги, пусто глядя перед собой. Он вспоминает их последние встречи и недовольно морщится. Картинки мелькают отрывистыми кадрами в голове: он вжимает Арсения в стену примерочной и дрочит ему так, что тот чуть не плачет; Арсений нагибает его прямо на капоте машины друга во время дня рождения; Арсений трахает его пальцами в туалете университета, пока в соседней кабинке сидит декан. И такого у них было столько, что если бы их жизнь была сериалом, она бы выходила на ПорнХабе и собирала миллионы. Арсений Антона раздражает в том самом формате, когда «он ебаный душнила, но это мой душнила, и только я могу его так называть, так что все завалили ебало». Поэтому ему башню срывает одинаково и от того, когда кто-то претендует на Попова, и от того, когда кто-то хреново о нем отзывается. Сам же он на выражения никогда не скупится, и в Арсения за столько лет прилетало такое количество ругательств, что можно составить энциклопедию в алфавитном порядке с несколькими примерами на каждую букву. Но с каждым разом сохранять свой образ «я тебя ненавижу» становится все труднее, и Антону кажется, что он жёстко палится — взглядами, неподдельным кайфом от близости, попытками урвать себе больше. Ему нравится чувствовать его, нравится слышать, как ему хорошо, нравится иногда подчиняться, нравится сбивать с толку и руководить процессом. Нравится вообще все, что между ними происходит, кроме самого источника этих событий. Можно было бы, конечно, взять себя в руки и честно рассказать о своих чувствах, но это вряд ли будет воспринято всерьез, учитывая столько лет вражды. Да и риск все потерять слишком велик, а этого бы Антону не хотелось.

⚔⚔⚔

— Вас нужно изолировать друг от друга, — недовольно бурчит Сережа и прислоняется затылком и спиной к стенке у примерочной. — Это ведь была твоя любимая рубашка? — У меня каждая рубашка — любимая, потому что я не покупаю и не ношу то, что мне не нравится. — Никогда не поверю, что тебе правда нравятся эти пористые куски резины, которые ты надеваешь на ноги. — Кроксы — это удобно! — Арсений отодвигает шторку, чтобы была видна его голова. — И ноги дышат. — Мрак. Ты выбрал? — С цветом не могу определиться. — Я абсолютно уверен, что ему объективно плевать, что на тебе рвать. — Бля, Сергуль, тормози. Арсений устало вздыхает и смотрит на свое отражение. Коралловый очень яркий и радует глаз, бирюзовый в принципе ему всегда идёт, а пепельный официальный и подходит практически подо все. На самом деле, Сережа, конечно, утрирует, и одежду на нем рвут редко. На данный момент это случалось всего три раза, так что не критично. Но в последний раз им обоим сорвало башню настолько, что Антон порвал ему рубашку, а Арсений, даже звучит дико, его трусы. Ебучее проклятие. Он порой и правда думает о том, что им бы разъехаться как-нибудь, чтобы не пересекаться, но тут столько разных «но», что ни один так и не собрался с духом. К тому же, чего душой кривить, секс у них слишком отменный, такого партнёра ещё поискать — сексуально раскрепощенного и на все готового, пусть и под давлением внутреннего жара. Самое неприятное — больше ни с кем спать Арсению не хочется. Он будто бы подсознательно пытается каждый раз зацепить Антона, чтобы их накрыло и пришлось «справляться». Звучит как клиника, и ему бы лечиться, но пока он только из раза в раз закидывается новой дозой и обещает в следующий раз вести себя прилично. Откровенный пиздеж. — Выбрал? — Беру все. — Как ты бесишь, — Сережа уходит к кассе, а Арсений, переодевшись в свое худи, идёт следом за ним, все оплачивает и закидывает руку с пакетом на плечо. — Правда, найдите себе кого-нибудь. — Это просто секс. Даже не просто секс — мы не можем не ссориться, нам хуёво, драться нельзя, и вот… — И ты дерёшь его. Арсений ничего не отвечает, потому что со стороны это и правда звучит не то чтобы хорошо. В жизни их друзей все нормально — они научились принимать несовершенства других и не выводить себя на яркие эмоции. Скучно, сухо и мирно. Даже тошнит. А Арсений с Антоном… — Может, ты просто его хочешь и делаешь это нарочно? Отчасти. — Конечно, нет. — Тогда он это делает специально. Точно нет. — Исключено. — Да быть такого не может, чтобы два взрослых мужика были не в состоянии в нужный момент просто завалить ебало и разойтись. Зачем из раза в раз доводить все до абсурда? Только чтобы заполучить друг друга. Вы влюблены, мне кажется. — Ты перегрелся, мне кажется, — дразнит его Арсений и ступает на эскалатор, ведущий к парковке. — Тут приятное с вынужденным — у нас не получается мирно сосуществовать, а так хоть пар выпускаем. — Два долбогуся, — серьезно отзывается Сережа.

⚔⚔⚔

И опять. Опять сцепились в кафе, их пытались остановить, замять как-то конфликт, но итог — Антон царапает ногтями стену, пока Арсений впечатывается в него сзади. — Какое… блять… клише, — рычит Шастун себе под нос и старается не скулить, потому что толчки глубокие и жесткие. Самая жесть — тело уже давно не горит, жаждя избавиться от агрессии. Оно возбуждено, оно пульсирует от того, что происходит, но нет того самого «жжения», из-за которого у них все обычно начинается. Сейчас все похоже просто на яркий секс без повода и причины, но останавливаться и выяснять ничего не хочется — к тому же, может, это только у него так, а у Арсения все ещё не успокоилось. Антон слышит громкий звук свистка и застывает. — Блять. — Штаны, быстро! — шипит ему на ухо Арсений, напяливает свои брюки и помогает ему разгладить одежду. — Арс? — подошедший полицейский светит прямо в глаза, и Антон прижимает ладонь к глазам, чтобы видеть хотя бы что-то. — Скажи, что это не то, о чем я подумал. — Белый, здоров, — голос Попова почти не изменился, но Антон готов поспорить, что тот нервничает. — Никаких нарушений, если ты об этом. — А зачем двум мужикам, которые, насколько я осведомлен, друг друга ненавидят, скрываться от всех в подворотне? Лучше честно скажи, прежде чем я начал осматривать вас на предмет ссадин. — Да мы… — Арсений бросает взгляд на Антона. — Встречаемся. Шок в тройном размере, и каждого можно понять: у Антона от собственной смелости, у Арсения от его наглости и у Руслана от сенсации. — Пиздишь. — Долго скрывались, — Арсений включается мгновенно, актер ебучий, и прижимает его к себе. — Знаешь же, как к такому относятся, вот и приходилось скрывать, а на деле… — «блять, только не делай, как в ромкомах», — у нас все отлично. Поцелуй напористый, но сухой. Без языка, губы сомкнуты, и нос вжимается в нос. Всё-таки сделал, сука. Антон секунду пялится на него, а потом старается выдавить улыбку, чтобы не сдать их с потрохами. — Зря прилетел на наживу. — Эу, ты, это, помни, с кем болтаешь, — Белый сводит брови. — Просто Арс… своеобразный. Сколько раз я пытался с ним что-нибудь, а тут с тобой, и мне не верится, что… — А в нем есть то, чего нет в тебе, — твердо произносит Арсений, закинув руку ему на плечо. — И секс отменный. Ты бы вряд ли так стонал. У Антона горят щеки и уши. Такое ощущение, они сейчас взорвутся от количества крови, прилившей к ним. — И мы бы, конечно, с радостью позвали тебя посмотреть, но предпочитаю, чтобы на меня дрочил только один человек, так что адьоз амигос ариведерчиз, — Антон цепляет Арсения за локоть и утаскивает в сторону, за угол, подальше от застывшего Руслана. — Боже, всегда хотел использовать это прощание из мема. Угар. — Да тут много чего подходит под категорию «угар», — Арсений смотрит внимательно и цепко. Да бля. — Даже не смотри на меня. Ты среагировал, я подыграл, развели этого лоха. На этом разойдемся. И не болтай хуйни. Антон прячет руки в карманы, потому что те немного дрожат, и торопливым шагом направляется в метро. Взрослый мужчина, а внутри эмоции — как у подростка, когда хочется кричать и дёргаться, чуть ли не скакать. Чушь? Чушь.

⚔⚔⚔

«Я чувствовал, как сильно ты хотел поцеловать меня по-настоящему».

⚔⚔⚔

Влип. Прямо основательно так влип. Антон это понимает во время следующей тусовки, когда по привычке начинает лезть к Арсению с претензиями — не беспочвенными, конечно, — а тот и ухом не ведёт и только пристально смотрит на него, улыбаясь краем губ. Это бесит, раздражает ещё больше, Антон заводится, начинает буквально полыхать (но не из-за проклятия), а Арсений лишь салютует ему бокалом, как в «Великом Гэтсби», делает глоток и отворачивается от него. Антона буквально трясет, он выпивает пару шотов залпом и заставляет себя успокоиться. Нужно подождать. Это сейчас у Арсения появились какие-то особенные правила игры, но игра-то общая, и ему придется считаться со вторым участником. Однако час, два — а Арсений сам к нему не подходит. Постоянно находится где-то поблизости, иногда ловит его взгляд, но не дольше пары секунд, что раздражает ещё больше. Что он там себе возомнил? Антон злится. Он сбит с толку, немного смущен, потому что ощущение, что он стоит голый посреди комнаты и на него все смотрят, хотя едва ли кто-то обращает на него внимание. Кроме одного человека, разумеется. И со всем этим хочется разобраться чем быстрее, тем лучше. Поэтому улучив момент, когда все отвлекаются на вновь прибывших, Антон ловит Арсения за локоть, тянет за собой в какую-то каморку — Гарри Поттер бы словил стояк на такое комфортное и обширное жилище — и впечатывает в стену. — Тих-тих, тише, — смеётся тот, положив ладони ему на плечи. — И давно ты понял? — Во время поцелуя. Чисто как в тик-токе — пазлы сошлись. Странно, что все это время мы были настолько слепы. — Ну, ты вообще не блещешь умом, так что не удивительно, что все это время ты предпочитал думать членом, а не чем-то более серьезным, скорее всего потому, что член у тебя больше мозга, но вообще… Стой, — Антон тормозит поток своей речи, — ты сказал «мы». Не «ты». — А вот ты, видимо, ещё не догнал, — Арсений щелкает его по носу. — Я уже давно застрял в этом дерьме, но не понимал, как из него вылезти, учитывая, с какой яростью каждый раз ты бросался на меня. Но и разборки устраивать не хотелось — а то бы… — Вообще остался без всего, — договаривает Антон. — Пиздец. Но типа… Давай без всякой розовой мишуры, окей? Просто… ну… оставим все так же, но… — Будем теперь целоваться? — Арсений кладет ладонь ему на скулу, и Антон в секунду впечатывается в него всем телом. — И, вероятно, у нас получится трахаться, до этого не называя друг друга пидорасами и ебланами. — Я очень на это рассчитываю. Антон усмехается, все ещё чувствуя себя очень странно и непонятно, но тот факт, что в голове Арсения, судя по всему, все это время творилось то же самое, что и в его собственной, успокаивает. Есть все шансы понять друг друга и разобраться. — Самое время начать яростно сосаться, — заявляет Антон. — А завтра я поставлю какую-нибудь слащавую песню на радио для тебя, так и быть, романтики в нашей жизни точно не было. — Звучит слишком хорошо, но, как ты выразился, конкретно сейчас время и правда совсем для другого. Антон бы никогда не подумал, что от обычного поцелуя может так накрывать. Он сжимает висюльки на худи Арсения, тянет его на себя и сам прижимается так близко, как только может. Слегка улыбается, ощущая, как тот приподнимается на носки, чтобы быть с ним одного роста, комкает его одежду на груди, шумно дышит через нос и не отпускает, снова и снова толкаясь языком в его рот. — Нам предстоит обсудить столько всего, — бормочет Арсений между поцелуями. — Несомненно. Но пока, если ты не возражаешь, — Антон закрывает каморку изнутри, — я хочу забрать все поцелуи, что ты мне задолжал.