Почему любви не всегда достаточно?
Почему чувства между ними с грохотом ломались, не выдерживая его карьерных проблем?
Когда именно он начал отдаляться, а она так глупо не заметила? Какой роковой день в календаре нужно было винить и проклинать?
Надежда умирает последней, так было и с Эрнандес. Несмотря на холодную постель каждым утром и диалоги, скоропостижно сошедшие на «нет», испанка хотела верить, что между ними всё ещё наладиться. Что это не конец, а просто временная чёрная полоса, посланная им сверху для её преодоления и подтверждения настоящих чувств. В какой-то момент так и показалось, а если точнее так показалось в её двадцать третий день рождения, 18 февраля. Тем утром девушка наконец проснулась не одна в их огромной постели, а рядом с ним. В его мягких объятиях и с его размеренным дыханием на своей макушке. После стольких дней холода ей так резко и неожиданно стало тепло, что было попросту невозможно молчать. — Я люблю тебя, Жоау. Как же сильно мне тебя не хватало и как же сильно я рада, что ты вновь со мной, — блондинка оставляет нежный поцелуй на его расслабленной шее, не сводя влюблённого взгляда с его умиротворённого лица. Сердце внутри груди бьётся как ненормальное, на пухлых губах сияет робкая улыбка. Эрнандес уже почти не верит в своё хрупкое счастье. — Неужели мы всё-таки смогли? Они проводят этот день тихо, но предельно искренне и душевно. Сначала наедине друг с другом в своём крошечном мирке, а уже потом, вечером, в компании самых близких людей и в роскошном ресторане, прямо на берегу Балеарского моря. В значимом для обоих месте — в Кастельон-де-ла-Плана. В месте, где всё для них началось и в месте, где в скором времени всё для них и закончится. Символично, но при этом пиздец как больно. Будто бы издёвка прямо в лицо. Будто бы самая глупая и изощрённая насмешка жизни. — Солнце, тебе уже двадцать три и как же быстро прошло время. Мы познакомились с тобой чуть больше четырёх лет назад, а кажется, будто бы все эти годы пролетели как один миг. Наверное, это хорошо, что каждый момент с тобой лёгок, и мне всегда его мало, — Жоау останавливается напротив неё, осторожно придерживая в своих руках бокал шампанского и трогательно продолжает. Взгляды всех гостей обращены на них. — Конечно, между нами не всегда всё гладко, но я искренне благодарен тебе за всё. За всю ту поддержку, любовь и веру, что ты мне подарила и даришь по сей день. Но главное, я благодарен тебе за то, что ты всё ещё со мной. Несмотря ни на что и вопреки всему. Я невероятно это ценю, дорогая, и искренне сожалею, что в последнее время часто виду себя как полный придурок, по отношению к тебе. Но я постараюсь исправиться, клянусь. Ради себя, ради меня, ради нас… — мир на мгновение замирает, а после взрывается тысячью ярких оттенков. Португалец ставит свой хрустальный бокал шампанского на край стола, ни на секунду, не отрывая от её прекрасного лица своих глаз и уже в следующее мгновение присаживается перед девушкой на одно колено, раскрывая бархатную коробочку с изящным обручальным кольцом в своих руках. — И я правда не знаю, как именно нужно делать предложение, потому что я делаю его впервые, но Ариана. Я просто всегда хочу быть с тобой рядом. Хочу засыпать с тобой и просыпаться, хочу видеть тебя на нашей кухне и на трибунах в моей футболке. Хочу, чтобы у нас был полноценный брак и, возможно, когда-то дети. Я просто не хочу тебя терять, никогда. Хочу проводить с тобой каждую минуту, хоть и в последнее время всячески и почти бесконтрольно это опровергал, — по её щекам бегут слёзы счастья, в голубых глазах ярко сияет безграничная любовь к португальцу. Эрнандес неверяще прикрывает подрагивающими ладонями глаза и шумно выдыхает. О таком она даже и мечтать не могла. В голове сотни мыслей, а на языке ни одного ответа. — Поэтому, Ариана, я спрошу тебя сейчас, рассчитывая в душе лишь на один ответ. Ты выйдешь за меня? Станешь ли моей женой? Минутное молчание повисает в открытом зале, нарушаемое лишь тихими волнами прибоя. Над головой мигают тысячи тёплых огоньков электрических гирлянд, ещё выше настоящие алмазные звёзды, что играются с его русыми волосами. Угольные ресницы благоговейно трепещут, распущенные длинные белоснежные волосы красиво развиваются на лёгком ветру. Испанка аккуратно присаживается перед ним на корточки и нежно обхватывает ладонями его лицо. Только их момент, ничей больше. — Да, да, да, — её радостный шёпот плавно возрастает, блаженная улыбка не покидает нежно-розовых губ. Она протягивает ему навстречу свою правую ладонь и уже в следующее мгновение находит на ней то самое значимое кольцо, так элегантно блестящее и переливающееся в его глазах на её безымянном пальце. — Конечно да, боже! Они сливаются в пылком поцелуе, под всеобщие аплодисменты и ликующие выкрики, не веря в полную реальность этого момента. Разве могут отношения так быстро продлевать такой дикий контраст? Вчера эта холодная отстранённость, а сегодня уже былая чувственная искренность. Какой-то слишком резкий переход, но их это даже не удивляло, не удивляло никогда. Ведь все их отношения в целом были именно такими, своеобразными американскими горками, от которых никогда не знал, чего ожидать. — Мне так сильно нравится это васильковое платье на тебе, — Феликс одним точным движением опрокидывает блондинку на спину, в который раз за вечер чувственно впиваясь в её губы, проникая языком и находя ответ в её движениях. Одной рукой Жоау упирается в матрас кровати, второй нетерпеливо скользит под шёлковую ткань её вечернего платья. Длинные тонкие пальцы проходятся по линии её бёдер, поднимаясь выше и достигая ткани её кружевного лифчика. Португалец чувствует каждый судорожный нетерпеливый вздох Эрнандес и просто не может сдержать хитрой улыбки. Насколько же его девочка была жадной до ласк. Голубоглазая всегда хотела всего и сразу, каждую частичку его. Она нетерпеливо зарывалась пальцами в его русые волосы, молчаливо умоляя продолжать. — Но ещё больше оно будет нравится мне на полу нашей спальни… Ариана тянет ткань его белой рубашки вверх, желая избавить парня от очередного ненужного предмета одежды. Полуночно-синий пиджак уже лежал на дорогом дубовом паркете, а ей просто хотелось кожа к коже. Только так и никак иначе, переплетение его солнечного загара и её необычно-красивой бледности. Приподнявшись, Жоау с радостью исполняет её немое желание, чувствуя тёплые пальцы, так типично очерчивающие ломаные линии его многочисленных родинок на груди. Мышцы напрягались под неловкими касаниями любимой девушки, а когда она и вовсе приподнялась на локте, мимолётно касаясь его ключиц губами, Феликс не выдерживает и шумно выдыхает. Футболист зарывается пальцами в её растрёпанные белоснежные волосы и быстротечно наклоняясь ближе, целует вновь. Их пылающие взгляды пересекаются, очередное лёгкое касание губ и поцелуй, переходящий на шею. — Ты меня с ума сведёшь, Феликс… — на тонкой коже начинают проявляться первые красные следы, пока Эрнандес тихо стонет, оттягивая русые пряди назад и причиняя легкую сладкую боль в ответ. — Знаю, Ари и поверь, это взаимно! В какой-то безумный момент, блондинка отводит ладонь и проводит пальцами вниз, неловко проникая под линию его брюк. Шум в ушах отрывает его от всего мира, когда он чувствует все прикосновения её губ к его груди и животу. Лёгкие, ласковые, он почти чувствует, как судорожно колотится её сердце. А в голове пустота, стоит только ощутить её бешеный пульс под своей ладонью. Вторая ладонь скользит ей за спину, нежно прижимая ближе. Парень чувствует, как её грудь прижимается к его, а поцелуй становится ещё более диким и необузданным, можно даже сказать требовательным. Безумная страсть, на грани с прошлым отчаянием. Первые интимные прикосновения за долгий срок. Голова кружит от всей этой откровенности, близости и доверия. — Ты моя, солнышко. Ты только моя и ничья больше… Проникновение в неё двумя пальцами и ощущение горячей плоти, так чувственно сжимающей его внутри. Португалец терзает блондинку пальцами, с извращённым удовольствием наслаждаясь мокрыми приглушёнными звуками, её тихими стонами прямо в его искусанные губы и прерывающимся дыханием. Голубоглазая поддаётся бёдрами вверх, стягивая с него и себя остатки одежды. Осознание того, что вот она, такая невероятно красивая и пылкая, сейчас лежит в их постели совершенно обнажённая и явно желает большего, чем просто ласк пальцами, окончательно доводит до исступления. — Эрнандес, блять! — стонет уже Жоау, чувствую настойчивую ладошку на своём напряжённом бедре. Нетерпеливая. Безумная. Пылающая огнём, плевавшая на все границы и постоянно увлекающая за собой. Такая нежная, такая родная, такая ЕГО. Она протестующе вдыхает, стоит его пальцам только покинуть её лоно, но разочарование не остаётся с ней надолго. Не остаётся с ней, когда он особенно медленно и плавно входит в неё по-настоящему, смотря прямо в её затуманенные голубые глаза и остро чувствуя, как прекрасно она сжимает его изнутри. Португалец приостанавливается где-то на середине, позволяя им обоим привыкнуть. Долгие холодные ночи в полном одиночестве давали о себе знать, он никак не хотел причинить ей боль и как-то ранить. Хотелось наоборот, вознести любимую девушку до небес, наконец возвращая былые счастливые эмоции и чувства. Парень подхватывает её худую ногу, чуть меняя угол мягкого проникновения. Он приподнимает её мокрые бёдра, и по-мальчишески усмехнувшись, входит одним движением до конца. И снова. И снова. И ещё раз. — Не оставляй меня никогда больше, пожалуйста, Жоау. Никогда больше так не делай… Хриплый девичий шёпот в его губы. Любящие руки, грубо сжимающиеся на его мускулистых плечах. Собственное и её напряжение, что пружиной скрутило обоих, и море эмоций. Жоау двигался, почти не переставая, хоть и прекрасно понимал, что к разрядке может прийти первым. Потому кладёт свою горячую ладонь на её лобок, а проворными пальцами находит клитор, чувствуя, как Эрнандес мгновенно дергается под ним. Девушка поворачивает голову, сжимая ладонями подушку и несдержанно стонет в неё, не желая больше сдерживаться. Он явно чувствует, как приближается ее разрядка. Наклоняется ниже, не переставая ласкать клитор, и целует удачно подставленную шею, оставляя очередные красные отметины. Ариана ещё сильнее вцепляется в его мускулистые плечи, притягивая парня к себе ещё ближе, почти вжимает в себя. Отвечает тем же, вот только уже ногтями впиваясь больше неосознанно, в желании выплеснуть то, что вот-вот переполнит чашу через край. — Чёрт, Ари. Когда ты так делаешь, у меня просто крышу сносит. Я сейч… — Я знаю, Жоау, давай… — блондинка чувствует каждый сантиметр его разгорячённого тела и томно выдыхает, чувствуя непредвиденное ускорение. Португалец чувствует, как испанка сжимается вокруг его члена, как выгибается ее спина и замирает и так прерывистое дыхание. Эрнандес замирает на своем пике, закусывая уже и так истерзанную губу, а Феликс продолжает двигаться, приходя к разрядке через десяток фрикций и изливаясь прямо в неё. — Eu nunca poderei amar alguém como você… Следующим утром они возвращаются обратно в Мадрид и почти сразу же принимаются ссориться по новой. Казалось, что их чувства оставались в порядке и в полной гармонии только за пределами испанской столицы, а в ней самой вся магия волшебным образом спадала. Растворялась. Исчезала прямо в воздухе, оставляя за собой и ни черта. Только непрекращаемую боль холодного одиночества. Потоки её слёз вновь омрачились паникой скорой потери, подчёркнутой его криками и громкими хлопками дверей. Казалось, финальная минута приближалась к ним неминуемо и уже чересчур быстро, при этом будто бы нарочно посылая уйму предупреждающий знаков. Вера внутри потихоньку ломалась, а омут тягостного уныния захватывал всё глубже. РИА Новости Спорт: «Жоау Феликс покинул поле стадиона Кампо-де-Вальекас задолго до окончания матча против «Райо Вальекано». Фанаты «Атлетико Мадрид» попросту не дали ему спокойно доиграть этот матч своими гневными восклицаниями и нескончаемым свистом, доносившимся с трибун. Напомним, что резкая неприязнь в сторону португальского нападающего вспыхнула после его нескольких неудачных матчей. Фанаты категорически не одобряют руководству клуба его покупки вот уже который год и попросту мечтают избавиться от португальского нападающего в ближайший срок, не видя смысла в игроке, что постоянно проводит игры на скамейке.» — Жоау, пожалуйста, не закрывайся от меня! Не уходи опять просто молча в комнату, безразлично оставляя меня за закрытой дверью! — Эрнандес со всей дури кидает учебники в сторону, куда-то на пол, чуть ли ни несясь за стремительно удаляющейся фигурой португальца. Женский голос стремительно повышается, а надвигающаяся истерика оседает пеплом на подрагивающие от бега плечи. — Не уж то ты не видишь, что я на грани?! Что мы на грани, и никто с этим не справляется! Ты только и делаешь, что отдаляешься от меня каждую секунду! Я так больше не могу, мне больно! Зачем ты делаешь это со мной? Зачем в один момент делаешь предложение, а уже в другой меня бросаешь в полном одиночестве? Зачем закрываешь от меня? Зачем отталкиваешь? Почему больше не любишь? — высокая фигура русоволосого наконец замирает в дверях, чуть позже вынужденно оборачиваясь к ней лицом. Блондинка видит на карих глазах отчётливо выступающие слёзы, которые вот-вот сорвутся по щекам. Израненное влюблённое сердце пробивает один сокрушительный шокированный удар. Ранее, светящееся бесконечным счастьем и теплом лицо, теперь померкло. Посерело, покрывшись ледяной коркой и тенью жестоких насмешек. Что эти люди сделали с ним? Что такого на этот раз вытворили в момент матча или после? Как так быстро и сильно его разбили, а главное — за что? — Какой ответ на всю эту тираду ты хочешь получить от меня, Ариана? Мне перед тобой извиниться или объясниться, как маленькому мальчишке? Ну или может вообще поплакать в твою юбку, жалуясь на эту блядскую несправедливость жизни? Что ты хочешь, чтобы я сделал? Что ты хочешь от меня? — Жоау не выдерживает её напора и попросту ломается под чередой мучающих и его самого, вопросов. Бархатный голос уже не отдаёт привычным теплом и нежностью, только агрессией и бесконечной ненавистью. Не к ней, к миру. Феликс медленно, но верно терял настоящего себя. — Правда думаешь, что после этих отвратительных матчей мне хочется хоть с кем-то говорить, а не просто молчать? Ты правда думаешь, что единственное, что я хочу после этой грязи, это ты? Так вот, ответ «нет»! Единственное, чего я хочу, так это спокойствия и тишины, без единого голоса и слова в свою сторону. Я просто хочу тишины! — португалец неосознанно подходит к ней ближе, активно жестикулируя. Адская душевная боль отражается почти в каждом его движении, на что испанка просто не может сдержать своих горьких слёз. Ей так сильно и невероятно больно за него, больно за всю эту вселенскую несправедливость, что так нечестно опустилась на его плечи. Что моментально захватила всю его нормальную жизнь и попросту всё разрушила, оставляя на сердце лишь кровоточащие раны, а на душе страшные шрамы. — Как донести это до тебя? Как? Ты ведь не понимаешь и никогда не поймёшь какого это, когда весь стадион тебя ненавидит и освистывает как прокажённого! Ты никогда не услышишь матерных слов в свою сторону, просто за сделанный вздох! Ты никогда не увидишь тысячи пожеланий смерти в своём Директе и никогда не будешь преследована токсичными папарацциями, просто из-за причины, взятой из воздуха! — вся та боль, всё то отчаяние и вся та печаль, дико плескающаяся в глубинах его карих глаз, была так сильно похожа на её, что почти физически душила. Эрнандес зарывается ладонями в свои белоснежные волосы, издавая судорожный всхлип и закрывает глаза, мысленно пытаясь себя успокоить. — Никогда, слышишь? Никогда! Поэтому просто оставь меня в покое, хотя-бы в стенах собственного дома. Просто отстань и дай мне это пространство. Потому что я не хочу сейчас никого видеть и слышать, блять! Я от всего этого устал! Я устал от людей! Устал от постоянных оскорблений, летящих мне то прямо в лицо, то в спину! Устал от этого гнилого общества и устал от тебя, Ариана, в том числе! — она слышит гулкий удар его ладони о стену, что эхом разносится по всему помещению, когда-то ставшим ей домом и уже не пытается вернуться в нормальное состояние. Рыдает. Рыдает в голос, не пытаясь заглушить всхлипов и надрывных вздохов. Рыдает, не пытаясь сбросить дорожки кристальных слёз с побледневших слёз. Рыдает наконец у него на виду, а не в подушку ночью, пока он не слышит. Показывает настоящую и теперешнюю себя, которая плавно увядает. Почти умирает. — Тебе правда будет проще, если меня не будет рядом? — Ариана слышит собственные слова будто бы издалека, наконец отражая его взгляд, открывая глаза. От боли в голубом омуте напротив хочется кричать, рвать на себе волосы, ведь Феликс знает — виной всему этому только он, но помочь ей никак не может. Как-бы сильно не хотел, потому что сам сейчас не в меньшем раздрае. Сколько бы не пытался собрать себя по кусочкам и вручить ей по новой, не выходит. Ни одна попытка не реализуется, реализуется лишь жгучая боль, которая кропотливо и тщательно изводит. — Мне будет легче, если просто не будет меня. — его тихий поверженный голос, в котором нет ни намёка на прежнюю жизнь и еле слышный хлопок двери их спальни, который бьёт будто кувалдой по ушам. И вот она опять одна в этих дурацких 140 квадратных метрах, наполненных лишь гробовой тишиной и её непрекращающимися слезами. На полу, обхватившая свои колени и всхлипывающая, понимая, что вот он — их финал. Настал, вопреки всему. Желаниям, чувствам, стараниям и стремлениям. Они не выдержали постороннего давления, сказка заканчивается отсутствием счастливого финала и ужасной потерей одного из главных героев. Ранее волшебная история терпит грандиозный провал, в который раз напоминая, что не всем в этом мире даровано окончательное счастье. Почему оно не было даровано им? Несправедливо, чертовски несправедливо, но надо было помнить: это жизнь… Они проводят свою последнюю ночь в общей прохладной кровати, а уже следующим утром, Эрнандес тихо съезжает, оставляя за собой ни капли счастья, лишь серость, лёд и отчаяние, так отчётливо запечатлевшееся в каждом сантиметре его квартиры. Обручальное кольцо, так и оставшееся помолвочным, одиноко сверкает на прикроватной тумбочке с его стороны, будто бы изощрённо насмехаясь над их почти детской наивностью и таким очевидным финалом. Расставаться безусловно трудно, а в особенности это трудно делать, когда всё ещё любишь и скорее всего не прекратишь никогда, но выбора не остаётся. Все его контакты тем же вечером насильно летят в блок, а в галерее телефона появляется папка скрытое, которую почти жизненно противопоказано открывать. Блондинка утопает в собственной сердечной боли, почти не чувствуя на теле успокаивающих рук близких друзей и совсем не слыша их ободряющих слов. Проще сказать, она не чувствует и не замечает ничего, кроме как тысячи иголок по всему телу, что с каждой секундой, казалось, впивались лишь сильнее и глубже, вызывая изнуряющую боль. Прежний безмятежный сон затерялся на закромках сознания, Ариана безумно боялась закрывать глаза. Один неверный шаг и вновь его силуэт, так нежно приобнимающий её за плечи и целующий так сладко. Один неверный шаг и хрупкая надежда вновь соберёт себя по частям, принося в итоге ещё больше боли, чем сейчас. Тело ломило от усталости и недомогания, в горло не лезло и куска. Была только вода, крепкий кофе, истязания себя и стена в гостиной Стефании, которую было так «интересно» ежедневно рассматривать. И так по кругу, все три с половиной недели, пока режущая боль внизу живота не даёт о себе знать прямо на кассе местного супермаркета. Девушка даже не успевает схватиться за прилавок, в надежде удержать равновесие при резком головокружении, помутнении и спазмах. Лишь чуть позже испанка откроет глаза и найдёт себя в больничной палате знакомого медицинского центра, с задумчивой подругой рядом, расположившейся прямо в кресле для посетителей, слева от кровати. Один короткий, но точный вопрос почти родному врачу и не менее лаконичный моментальный ответ, который повергает в полный шок: — Ты беременна, Ариана. Срок около четырёх недель… Пустота внутри скручивается в тугой узел, Эрнандес вообще не понимает, что делать. Знает лишь одно, что ни при каких обстоятельствах не пойдёт на аборт, она сохранит эту хрупкую жизнь внутри себя, чего бы ей этого не стоило. Убить ребёнка от любимого человека было попросту невозможно, даже несмотря на столь болезненное расставание и трезвое осознание того, что обратно сойтись никогда не выйдет. Скорее всего и до чего же болезненно… Совершенно разносторонние эмоции сводили с ума, но даже не смотря на них, блондинка продолжала ломать голову над своим дальнейшим будущим, над принятием важного решения, которое уже нельзя было отложить. Это занимает у неё чуть больше недели. Надо тщательно обдумать каждый шаг, момент и уже после, его в точности воплотить, чтобы вереница проблем не умножилась вдвое. Нужно ли было рассказывать ему об этой беременности? Должен ли он знать обо всём или лучше не стоит? Позвонить в последний раз или оставить всё в тайне, не принося ему ещё больше проблем в такое трудное время? Стоит ли возобновлять законченную историю или же уже ничего не трогать, ничего не предпринимать, потому что поздно и бессмысленно? Могла ли эта беременность стать их счастливым концом, причиной сойтись вновь? Столько вопросов и ни одного ответа, но только до одного момента. До того момента, пока Ариана впервые за месяц не заходит в интернет и не цепляется за кричащие заголовки многочисленных спорт-новостных каналов. Везде мелькает его родное имя и всеми известная эмблема одного из британских клубов. Пазл складывается в голове моментально, одинокая слезинка почти моментально скатывается по бледной щеке, а на пунцовых губах расцветает грустная улыбка. Матч ТВ: «Теперь уже официально! Португальский нападающий «Атлетико Мадрид» — Жоау Феликс на правах арендного соглашения переходит в английский клуб «Челси» до конца сезона без права выкупа. Пока неизвестно, что конкретно стало причиной временного расставания с мадридским клубом, но, по общественному мнению, тому виной стали неадекватные фанаты, позволяющие себе постоянные грубые высказывания, действия и константную неуважительность в целом в сторону футболиста сборной Португалии.» Ну вот и всё между ними решено. Окончательно и теперь уже бесповоротно, без права вернуться обратно и возобновить заезженный сюжет, ведь возвращаться то уже и было некуда. Его, когда-то их, квартира уже явно была выставлена на продажу, а сотни километров моментально разлучили отвесным обрывом, куда не сделаешь и шага, как сорвёшься и умрёшь. Хоть не физически, но окончательно морально. А так теперь уже было нельзя, не в этой сложившейся ситуации. Теперь Ариана отвечала не только за себя, но за них обоих. Поверить только, в её теле формулировалась настоящая крохотная жизнь, его полноценная частичка. Их с Жоау совместный ребёнок, о котором они не раз говорили и рассуждали до всех этих неприятных трудностей в его карьерной жизни. Жаль только, что он его теперь и не увидит. И жаль, что ребёнок никогда и не узнает о том, насколько приятным и прекрасным был его отец до всего этого. А может и узнает когда-либо, только вот вероятнее всего, будет поздно… — Пап, помоги мне, пожалуйста. Я не знаю, что делать… — окончательно Эрнандес ломается спустя неделю после известия. То ли испанка просто устаёт быть сильной, то ли просто уж слишком многое на неё наваливается. Жоау замечают в компании каких-то парней и многочисленных девушек в одном из пабов Лондона, где португалец вполне себе счастлив и неуязвим. Новые фотографии папарацци бьют по лицу сильнее любой пощёчины, пока она почти что умирает от тошноты в обнимку с унитазом. Неужто он так сразу смог их преодолеть? Неужто посмел так быстро забыть каждый счастливый момент, с лёгкостью создавая новые? — Ари, ты плачешь? Что случилось? — родной голос отца и всё то неподдельное волнение в нём, ещё больше добивают. Испанка обхватывает свои колени руками, опираясь о ванную и ставит звонок на динамик, вытирая измазанные губы влажным полотенцем. В голове витает вязкий туман, из голубых глаз брызгают слёзы невыносимой обиды и боли: — Только не нервничай, милая. Не стоит, всё хорошо, слышишь? Ты же помнишь, мы с мамой всегда рядом. Что нужно сделать? Как мы можем тебе помочь? — Просто заберите меня отсюда домой, пожалуйста. Я больше не могу… И уже через несколько часов Хавьер Эрнандес присаживается рядом с дочкой на кафельный пол, осторожно утягивая ту в успокаивающие объятия и тихо шепча, что всё будет в порядке. Что всё наладится и что они во всём ей помогут, она ведь навсегда останется их маленькой девочкой. В это максимально сильно хочется верить, после всего пережитого, но пока не получается. Следующим утром они отправляются домой, в бесценную и такую любимую Барселону. Где всё просто и где всё хорошо. Где ей никогда не причиняли боль и где она всегда была желаема и любима. — Милая, я полностью разделяю твою боль, и я искренне сожалею, что всё между вами вышло именно так, но ты должна ему обо всём рассказать. Это ведь и его ребёнок тоже. Он должен знать… — Нурия, мачеха Арианы, нежно гладит ту по волосам, пытаясь хоть немного перенять боль своей падчерицы и внушить ей хоть капельку спокойствия. Женщина появилась в жизни блондинки крайне неожиданно, но почти сразу же ей понравилась, своей добродушностью, искренностью, теплом и пониманием. Конечно, ещё больше младшую Эрнандес радовал факт того, что её отец наконец-то стал счастлив после смерти её биологической мамы, что так трагично ушла из жизни, помимо тоски, оставляя на него ещё и их годовалую дочь. — Я не могу, у него только всё начало налаживаться. Он только вернулся в прежнее русло и стал счастливее, а ребёнок, да и я. Мы просто вернём его в обратное состояние, а я так не могу. — девушка слышит, как на заднем плане хлопает входная дверь и раздаются быстрые шаги в их с Нурией сторону. Отец Эрнандес только-только вернулся с тренировки своей команды и сразу же присел на колени перед его девочкой, которая в данный момент с трудом дышала сквозь слёзы: — Я хочу для него только лучшего, поэтому лучше промолчу… — Ариана… — женщина с надеждой смотрит на своего мужа, получая в ответ лишь еле заметный отрицательный кивок. Хавьер неловко переводит свой обеспокоенный взгляд на мучающуюся дочь, осторожно стирая слёзы с её заплаканных щёк и тихо шепчет, будто бы боясь напугать: — Солнышко, поступай так, как считаешь нужным. Ну а мы с мамой в любом случае поддержим тебя, ладно? И так они и поступают. Ариану быстро ставят на учёт в местную больницу, параллельно переводя девушку на заочное и помогают ей снять отдельную квартиру, которая находится в непосредственной близости от их дома. Хавьер прекрасно помнит, как сложно дочери усидеть на одном месте, поэтому компактно устраивает её медсестрой в их команду, чтобы если что быть рядом, но при этом и не надоедая дочери своей постоянной компанией. Первый триместр пролетает не молниеносно, но довольно быстро. Младшая Эрнандес работает не покладая рук, хоть и осторожно. Она буквально делает всё, чтобы отвлечься от всех этих удушающих мыслей и лишний раз не залезать в интернет. Блондинка часто проводит время со своей младшей сестрой, Азией, можно сказать, неосознанно практикуя базовые навыки будущей мамы и открывает для себя новое хобби — чтение, которое забирает почти всё оставшееся свободное время, помимо учёбы. На двадцатой неделе животик начинает округляться, что делает испанку ещё более сентиментальной и нежной в отношении своего будущего малыша. Она читает тематическую литературу, тщательно стараясь наладить рацион своего питания и идеально укомплектовать детскую, но почему-то первое не выходит. Испанку тянет на пасту Болоньезе почти как ненормальную, доставка приезжает к ней в квартиру буквально каждый день и отказаться от этого, ей просто не хватает силы воли. Параллель в голове возникает чуть позже, тогда-то и вспоминается более-менее зажившее прошлое. Это было его любимым блюдом. Дурацкая Болоньезе. Уже неосознанно, ребёнок перенимал привычки своего отца, причём находясь ещё в утробе. Хоть бы ребёнка не потянуло на футбол, тогда можно было бы и допустить мысль лишь об обычном совпадении, а не о генах. Иначе же, ей придётся ну очень больно… — Ну что, мисс Эрнандес, могу вас поздравить. У вас будет прекрасный здоровый мальчик! — врач добродушно улыбается в сторону плачущей от счастья Арианы, пока экран аппарата УЗИ отражает миниатюрное тельце её сына. Ну просто с ума можно было сойти от счастья, блондинка лишь сильнее сжимает большую ладонь своего отца рядом, сосредоточенно слушая наставления женщины: — Никаких серьёзных отклонений у малыша нет, но некоторые показатели ваших анализов всё же повышены. Вы, вероятнее всего, часто нервничаете и это косвенно, но может в будущем отразиться на ребёнке, поэтому, пожалуйста, постарайтесь абстрагироваться от негатива и проживайте оставшийся период беременности спокойно. Ну а я выпишу вам некоторые лекарства, которые помогут вам оставаться в норме. — Спасибо вам, мисс Кабельо, и я правда постараюсь… — голубоглазая благодарно принимает из рук женщины чёрно-белый снимок и осторожно вытирает с живота медиагель, поднимаясь с больничной кушетки благодаря помощи отца. Сердце в груди наконец бьётся не от ноющей душевной боли, а от безграничного счастья. Это расставание подарило ей новую жизнь. Setana Sports: «В этот раз слухи оказались правдой! Всё лето обсуждалась возможная аренда «Барселоной» португальского нападающего Жоау Феликса, но общественность до конца не верила в реальность происходящего, списывая всё на неудачные обсуждения в соцсетях. Зря, с 1 сентября 2023 года футболист официально станет частью каталонской державы, под могущественным названием: «Барселона» на правах аренды до конца сезона.» — Это правда, что он переходит к вам, пап? — Эрнандес буквально залетает в кабинет отца, громко хлопая дверью и кидает свой телефон с открытой статьёй на рабочий тренерский стол. Дыхание спирает, блондинка успокаивающе поглаживает свой заметный живот ладошкой, не сводя разбитого взгляда с отца. — Как долго ты хотел от меня это скрывать? — Я не хотел заставлять тебя нервничать, Ари. — Хавьер поднимается из-за стола, подходя к взволнованной дочери. Голос мужчины наполняется сожалением, крепкие руки совсем трогательно приподнимают голубоглазую за плечи. — Клубу необходимо усиление в нападении, и именно поэтому руководство во главе со мной приняло это решение об аренде. Прости, если я всё же тебя ранил, но я правда собирался тебе рассказать. Конечно не сейчас, а только после родов, когда моему внуку бы точно ничего не угрожало. — Ладно, хорошо, допустим. — она шумно выдыхает, заглядывая в родные глаза. Тревога по новой заставляет сердце в груди тревожно сжиматься, блондинка нервно прикусывает губу, а после совсем тихо спрашивает, не скрывая сумасшедшего волнения в своём голосе: — Но ты же ничего не скажешь ему, пап? Ты же не можешь так поступить со мной. Ты этого не сделаешь. — Не скажу, конечно не скажу, солнышко. Я ведь тебе пообещал. — дочь прижимается к груди отца, медленно приходя в себя от его спокойного ровного тона и плавных поглаживаний по спине. Ариана на все сто процентов была папиной дочкой. — Причём это личное, а с Жоау нас будет связывать только, работа и игра, ничего большего. — Хорошо, тогда хорошо. — девушка кивает будто бы сама себе и первой нарушает зону комфортных объятий. Она забирает свой телефон со стола и останавливается лишь у двери. — Завтра тогда занесу тебе заявление об увольнении. Не хочу рисковать лишний раз и с ним пересекаться. — последняя фраза безусловная ложь, только вот кому от этого осознания будет легче? Правильно, никому, а тем более ей. На свет Адриан Феликс появляется 16 сентября 2023 года, ровно в тот момент, когда его отец забивает свой первый гол за такой любимый и новый каталонский клуб. Когда Жоау впервые забивает за «Барселону». Совпадение или нет — конечно неизвестно, но данный факт её довольно забавляет. Девушка тихо радуется своему долгожданному счастью, плавно укачивая малыша на груди. Гнетущее волнение об раннем сроке родов отходит куда-то на задний план, но не заглушает громких футбольных свистков со стороны судьи и многочисленных восхищений комментатора, доносящихся прямиком из динамиков телевизора, напротив её кровати. На плазме транслируется повтор сегодняшней триумфальной игры: «Барселоны» и «Реал Бетиса». Матч, завершившийся со счётом 5:0, в пользу сине-гранатовых. — Смотри, солнышко, видишь? Это твой папа и он такой же невероятный сейчас на поле, как и тогда со мной. Блондинка смотрит на розовое, пухлое личико Адриана в течение, казалось, нескольких часов после того, как он снова засыпает у неё на руках. Она смотрит на него сверху вниз, пытаясь запомнить каждую из его идеальных, миниатюрных черт. Его невероятно длинные, но почти невидимые ресницы. Плавная линия носика. Его пухлые губки бантиком, ритмично движущиеся во сне так забавно. Когда врач впервые передала его ей и Ариана взглянула в зеркальное отражение собственных глаз, у неё буквально перехватило дыхание. В тот момент Эрнандес полюбила младшего Феликса сразу и безмерно. Ещё больше и крепче, чем раньше, когда он был в её животе. Испанка наконец-то поняла эту невероятно-сильную любовь своего отца и те бесконечные глубины, из которых проистекала его привязанность к ней. Она чувствовал это сильнее, чем когда-либо прежде, поскольку любовь Хавьера к дочери перетекала теперь в её собственного сына. Никогда прежде Ариана не любила кого-то так полно, так всецело. Адриан был воплощением совершенства. Её личный комочек радости и счастья. Её маленьких ангел. Её личное солнце. Дни полетели на календаре молниеносно. Рядом с сыном никогда не было скучно, даже наоборот, всегда смешно и весело. Адриан и правда был чертовски похож на своего отца, как внешностью, так и темпераментом. Постоянно находился в движении, не давая маме спать, но её это всецело устраивало. Он скрашивал её будни своими глубокими глазками и милыми чихами на испанское солнце, заставляя улыбаться самой искренней и благодарной улыбкой. — Он спрашивал сегодня у меня о тебе, Ариана. — семья Эрнандес, в неполном составе, прогуливается по набережной Барселоны, еле слышно переговариваясь между собой, чтобы не дай Бог, не разбудить самого младшего. Адриан в коляске сладко посапывает, устав от тяжёлого детского дня, так проворно спрятавшись под навесом от надоедливого солнца. Этот мир был не из лёгких для строптивого малыша, однозначно, но справлялся он пока довольно удачно. Такой-же упорный и сильный, как его отец… — Зачем спрашивал и что? — блондинка останавливается у скамейки и бесшумно на неё присаживается, скрещивая руки на груди. Неосознанный защитный жест, а в голове всё смешивается, идёт кругом, достаточно лишь отцу затронуть ЕГО. — Жоау пытался найти тебя в Мадриде всё это время. Искал номера, соцсети, пытался связаться через ваших общих друзей, но всё тщетно. — Хавьер грустно усмехается, исподтишка наблюдая за сменой болезненных эмоций на лице дочери. Конечно он знал, что она всё ещё его любила. Конечно знал, был в этом непоколебимо уверен, но тренер «Барселоны» не мог и предположить, что эти чувства остались и у Феликса по отношению к его дочке. Он никак не ожидал и не думал, что они останутся взаимны. — Он хочет поговорить с тобой, Ари. Как я понял, он очень сильно сожалеет и скучает, хочет вернуть тебя назад. Мне кажется, что он всё ещё тебя любит. — Мы оба знаем, что это невозможно, пап. Да и в начале следующего года я возвращаюсь обратно в Мадрид. Мне предложили неплохую работу в одной клинике, поэтому даже пытаться бессмысленно, — Эрнандес сглатывает неприятный ком в горле, попутно смаргивая выступившие на глазах слёзы. На душе скребут кошки, сотни счастливых воспоминаний проносятся перед глазами суматошным вихрем, нанося очередной удар. Блондинка никогда не сможет оставить португальца в прошлом. Это было попросту невозможно. — Хоть я его и люблю, но он останется в Барселоне, поэтому просто скажи, что я переехала в другую страну, ну или замуж вышла. Жоау точно тебе поверит, я же его знаю и сразу отстанет. Он не из тех, кто будет тебя изводить… Ну а потом проходит Рождество в семейном кругу, только теперь уже пополнившемся на одного члена. Нурия делает множество новых счастливых снимков на память, желая сохранить каждый неповторимый момент и после их пересматривать в альбоме. Хавьер занимается детьми, а Ариана проводит долгожданное время за любимой готовкой. Они веселятся почти всю ночь, болтают, играют в настольные игры и бесконечно смешат своих детей, после засыпая, в полной усталости. Через несколько же недель, как она и говорила, настаёт время расставаться. Блондинка покидает родных вместе со своим новорождённым сыном, безумно переживая о возможной встрече с Жоау и проливая, наверное, целую уйму слёз, крепко обнимая отца. Родной город так и манил остаться, но это было небезопасно, хоть и, наверное, правильно. Можно было пустить всё на самотёк, нужно было, но к этой встречи она не была готова. Эрнандес её боялась, Ариана её опасалась и всячески избегала. Прошлое в прошлом или всё же нет? — Помни, ты всегда можешь вернуться. Тут тебе никогда ничего не грозит и тебе всегда тут рады. — Хавьер осторожно погружает чемоданы дочери в просторный багажник её новенькой машины, изо всех сил стараясь не разбудить опять-таки посапывающего Адриана. Нежно-бежевое детское кресло расположилось на правом заднем сиденье её белого БМВ. — Я знаю, и я когда-нибудь вернусь, папа. — Ариана подходит к отцу с трогательной улыбкой и мягко утягивает того в объятия. Между ними проскальзывают тысячи безмолвных слов, но реализуются лишь несколько. Парочка самых важных и нужных. — Люблю тебя. — И я тебя. Береги Адриана, новоиспечённая мама. — мужчина оставляет на белоснежной макушке кроткий поцелуй, по-мальчишески усмехаясь и чуть отстраняется, при этом ни на секунду, не разрывая прощальных объятий. Он просто хочет заглянуть в эти родные голубые глаза своего ребёнка, чтобы запустить в них тот же хитрый механизм одной точной теории: — Судя по всему, у тебя растёт крутой нападающий нового поколения «Барселоны». Ну а дальше период взросления берёт своё, и год за годом пролетает ещё более незаметно. Казалось, вот только-только случились его первые самостоятельные шаги и самое первое, совсем неуверенное «мама» в её сторону, а вот фигура Адриана уже на футбольном поле стадиона «Атлетико Мадрид», забивает свой первый гол, радостно что-то крича своим сокомандникам. Первая фотография совместного Рождества на полке у камина, сменяется вот уже пятой, где Адриан гораздо выше и гораздо больше походит на своего отца. Разницы почти нету, сын плавно становится копией Жоау. От этого и невыносимо моментами, и приятно порой. Какой-то странный дисбаланс, с которым к удивлению, можно уже было спокойно и почти безболезненно жить. Выработалось своеобразное привыкание к теме прошлого, выработался иммунитет. — Поверить не могу! «Барселона» только что с трудом выиграла у «Альмерии», представляешь? — Адриан на пассажирском сидении в полном шоке отрывает свой взгляд от экрана маминого телефона, шумно возмущаясь и в полном возмущении выключает трансляцию матча любимой команды. Ну как так-то? Почему этот сезон у сине-гранатовых настолько плох? — Какой счёт? — Эрнандес усмехается активной жестикуляции сына, не отрывая сосредоточенного взгляда от скользкой дороги. По многочисленным мадридским улочкам бродил сильный дождь, ломая зонтики сильными порывами западного ветра и перекрывая водителем нормальную панораму обозрения. Да уж, в этом году испанская погода не радовала и не щадила никого… — 3:2, ну это кошмар, мам. И за кого я болею? — Ариана паркуется у знакомого кафе, внимательно слушая значительно погрустневшего сына, который в данный момент отстёгивал ремень безопасности. — Я всё понимаю, в этом матче не участвовали Гави, Педри, Ямал и Феликс, но это же не повод так позорно играть! Нужно было собраться. Мы каталонцы или кто? — Каталонцы, каталонцы. Ты в особенности, играющий за «Атлетико Мадрид»! — оба хлопают дверьми машины под заливистый смех девушки и осуждающий, хоть и смеющийся взгляд Адриана. Оба быстро шагают вперёд к кафе за руки, не желая мокнуть под дождём в отсутствии зонтиков. Оба входят в него почти одновременно, смахивая с кофт прохладные капельки дождя, не оставляя без внимания и скользящих по коже. — В будущем буду каталонцем, мам, вот увидишь! — младший Феликс на полном серьёзе грозит любимой маме пальчиком, что и умиляет, и заставляет по-доброму усмехнутся его целеустремлённости и вере. Её маленький футболист точно шёл по стопам своего отца. Почти также уверенно, местами аккуратно, местами рискованно, но при этом с молниеносной скоростью. — И не из-за дедушки, а сам! — ещё одна схожесть, Адриан не хотел быть в любимой команде по блату, он хотел осознанного выбора руководства клуба в его сторону. Принципиальный, честный и открытый. Только бы его однажды также не сломали, как его отца. Господи, пожалуйста, одного Феликса в этой системе достаточно… — Верю, солнце, и знаю, что у тебя всё получится, — она быстро нагибается, оставляя на растрёпанной макушке сына поцелуй и, беря его за руку, неспешно подходит прямо к красочной витрине. Сотни различных пирожных за ней моментально заставляют живот призывно заурчать, а глаза разбегаться в стороны от предоставленного выбора. Шоколадные, фруктовые, карамельные, в виде безе и пряников, хотелось всего да побольше. — Ну а теперь давай, выбирай всё, что пожелаешь. Сегодня твой д… — дальнейшие слова моментально застревают в горле, достаточно ей лишь повернуть голову чуть левее и столкнуть взглядом с таким знакомым карамельным омутом. Сердце в груди пораженно замирает, а мозг отказывается нормально функционировать. Сотни вопросов взметаются огненным вихрем в голове, вязкий страх молниеносно сковывает всё тело, разносясь по вспыхнувшим венам. Что он тут делает? Что чёрт возьми он тут делает, если у его команды игра в Барселоне? Что Жоау потерял в Мадриде? Что потерял в этом кафе? — Мам, я буду вот эти два. — радостный голос сына доносится будто бы издалека, играя на фоне белым шумом. Мерное дыхание сбивается к чертям, предательские слёзы наворачиваются на голубые глаза, пока он плавно поднимается с кресла, не прекращая скользить непонимающим взглядом по ней и по маленькому мальчику, так сильно похожему на него самого. Как долго у него займёт осознание? Хватит ли этого, чтобы сбежать, выставляя всё временным миражом? Помутнением в глазах? — Мам, … — детский голос рядом наполняется безудержным беспокойством, когда он замечает небывалую боль на лице своей мамы, обращённую в сторону одного. — Какие ты выбрал, солнце? Прости, я отвлеклась… — Ариана не может выдержать этой визуальной схватки, поэтому отводит поверженный взгляд первой. Мгновенно похолодевшие руки дрожат, пока она судорожно ищет в сумочке карту, а Адриан вежливо озвучивает краткий заказ. Девушка чувствует на своём затылке прожигающий взгляд парня, которого любит больше жизни впервые за пять лет разлуки, и от этого по телу разбегаются миллиарды мурашек. Таких забытых, но таких знакомых, что просто сводит с ума. Что делать в этой ситуации? Что говорить и главное, как не потерять сознание? — С вас одиннадцать евро и четырнадцать центов, мисс. — она не слышит голоса бариста, лишь читает по губам, прислушиваясь к знакомым шагам за своей спиной. Момент расплаты настал, тот самый страшный момент, который испанка оттягивала вот уже который год. Он не должен был узнать. Не должен был! Но почему тогда сейчас тут?! — Будет картой, — собственный голос совсем не слушается, дрожит как ненормальный и ломается в конце. Первая слеза одиноко бежит по щеке, оставляя лёгкий след сумрачной туши. Жуткая истерика медленно подбирается к её плечам, цепко впиваясь ногтями ужасающего страха в горло. Знакомый аромат цитрусовых заполняет лёгкие, Эрнандес почти физически ощущает прикосновение его тепла к своей спине. Следующее действие кидает на автомате, прекрасно осознавая, что ОН уже сзади и что ОН всё прекрасно слышит: — Адриан, пожалуйста, дождись меня за столом, ладно? Я всё принесу, солнышко. — Хорошо, мам. Я тогда сяду у того окна, — сын медленно отдаляется, оставляя их наедине, но разговор начинать никто не спешит. Чересчур много эмоций, чересчур много времени утекло. Ей банально страшно повернуться к нему лицом и вновь столкнуться взглядами. Слишком больно, слишком невыносимо и слишком рано, чтобы увидеть в его глазах эту бесконечную ненависть или осуждение в сторону принятого ею решения. Рваный вдох выдох, шаг в сторону, потому что безумно боится и его тёплая ладонь, моментально и так цепко обхватывающая её тонкое запястье. Один поворот и вот, любимая девушка прямо перед ним как на ладони. Достаточно лишь коснуться и сразу можно забыть, и представить, что всё хорошо. Что не было этих грёбаных пяти лет и маленького мальчика рядом, что так сильно походил на него. Незажившие раны принимаются болезненно пульсировать по новой, выставляя на свет его алую кровь. Та незаслуженная жестокость в её сторону, вернулась ему бумерангом в тысячи раз больнее спустя несколько этих лет. Португалец думал, что ничего не сравнится с тем кошмаром, в котором он оказался во времена «Атлетико» или, когда она оставила его одного в их квартире, разбив сердце на такие мелкие осколки, что у них не было ни шанса собраться воедино вновь. Не выдержала, сдалась, устала бороться, молча затворила дверь, как постоянно делал он сам. Но оказывается, все эти пять лет у Арианы в руках было оружие куда сильнее. Все это время у него был сын. А она лишила его этой роскоши. Лишила знания, лишила счастья и лишила его этого хрупкого тепла за все те грехи, что были совершенны им ранее. Пиздец как больно. До душераздирающего крика, застрявшего где-то в горле. До горьких скупых слёз, застывших в карих глазах рикошетом. И до отвратительных спазмов в сердце, что заставляли взор темнеть. Хуже боли Жоау ещё не испытывал. Не испытывал ещё всей этой чёрной любви на себе, которая лишь разрушала, а не берегла, вскрывая скелеты в шкафах и с которой она всё это время жила. Оба стояли на руинах своих счастливых моментов, оплакивая всё то, что могло быть, но не случилась из-за огромной вереницы причин. Как лучше. Она хотела, как лучше, но откуда ей блять знать, как будет лучше. Для него? Для неё? Для их сына? Его шумный выдох сквозь плотно сжатые зубы, резкий удар молнии за окном и взгляд, полностью разбитый и истерзанный, так сильно похожий на её собственный за всё это время: — Скажи мне, что это мой сын, Ариана. Пожалуйста, скажи, что это мой сын…