там, где были харт и ли минг

Его особенной привычкой стала жестикуляция во время разговора даже со слышащими людьми. Он часто оправдывался тем, что боится однажды проснуться и забыть весь жестовый язык. Но на эти оправдания Джим и Вэн лишь улыбались, переглядываясь друг с другом. — А забыть английский язык, живя в Штатах, он не боится. – пререкался его дядя. Вэн на это закатывал глаза, а когда они оставались с Ли Мингом наедине, чтобы посплетничать (это они делали довольно часто), говорил ему не слушать старого дядю Джима. — Ты называешь его старым? Мне стоит рассказать ему об этом? – шутил парень. — Хватит о сердитом дяде, расскажи лучше, как поживает Харт. Обычно после этого вопроса Ли Минг и Вэн не расставались до утра. По крайней мере до тех самых пор, пока к ним не заходил Джим и не звал Вэна спать. — Стесняется сказать, что не может без меня уснуть. – вполголоса говорил собеседник Ли Минга, улыбаясь, как чеширский кот. Джим лишь наигранно вздыхал, слушая их хихиканье, а потом молча уходил в спальню. Но после этого Вэн всегда поднимался с тёплой постели парня. «Всё также стар и сердит», — говорил он на языке жестов и, распрощавшись с Ли Мингом, направлялся за дядей Джимом. ••• А Харт поживал неплохо. Пока они с Ли Мингом находились в Таиланде, он обычно навещал свою семью. После всего случившегося тишина в их доме стала намного громче любых разговоров вслух. Ведь диалоги о любви всегда были и будут самыми громкими и яркими, каким бы способом ты не выражался. Так Харт рассказывал об их совместной жизни с Ли Мингом в Америке: «Мам, он – моё желание двигаться дальше. Он – моя музыка». Слушая его, подперев руками свой подбородок, она чаще всего не знала, что отвечать. Её сын становился старше и, наверное, не захотел бы делать свою мать частью этой музыки. Но, как только эти мысли посещали её голову, Харт жестикулировал: «Спасибо, что понимаешь меня». Тут она плакала, обнимая своего сына. ••• — Он обычно читает, когда я прихожу домой. – объяснял Ли Минг Вэну, когда они в очередной раз разговорились. — Бывает, приходишь уставший после подработки, на которой весь день таскал коробки с овощами, а он сидит там, весь такой тёплый и домашний, замечает тебя, улыбается. А потом мы идём кушать ужин, который он приготовил, и жизнь сразу становится лучше. — Познаёшь все трудности и прелести взрослой жизни? – спрашивал его Вэн, хитро улыбаясь. — Для меня мы всегда будем подростками. Вэн кивал. ••• По дороге в аэропорт они оба спали в машине дяди Джима. Вэн лишь бережно укрыл их пледом. — Дети опять уезжают, навестив стариков. – сказал он, поправляя волосы своего парня. Тот на это раздражённо завертел головой и посмотрел в зеркало заднего вида, но, увидев лица парней, очаровательно склонивших свои головы друг к другу, не смог сдержать улыбки: — Да, и вот мы снова провожаем их. — Что поделать? Они едут домой. – ответил Вэн. Они и правда возвращались в свой дом. В тот небольшой домик в Штатах, где ранним утром всегда пахло свежей выпечкой, а вечером — тёплым супом из овощей; где на любой полочке можно было найти справочники по английскому языку и маленькие записочки с ласковыми словами; где жили Харт и Ли Минг. ••• Было уже поздно, когда самолёт приземлился. Харт сонливо шёл за своим багажом, пока его парень, взбодрившись парой часов сна, вприпрыжку скакал рядом с ним. Он то и дело щекотал Харта за бока и трепал его по макушке. Всё это, конечно, значило, что Ли Минг очень скучал по времени, которое он мог провести с Хартом наедине. — Давай купим пиццу и будем наблюдать за звёздами всю ночь? – в конце своего предложения Ли Минг захлопал в ладоши. Парни уже сидели в автобусе и с нетерпением ждали, когда прибудут к дому. Харт улыбнулся, рассматривая лицо своего парня. Он хотел коснуться его щеки, но в последний момент дал ему щелбан. Далее он демонстративно зевнул и устроился на плече Ли Минга. Значило ли это согласие или отказ знали только они оба.