trust and agreement

Гиацинт почти никогда не звал его к себе сам. Было понятно, что его не хотят отвлекать от важных дел — которые он непременно бросил бы, чтобы явиться на зов — да и сомнений не было, царевичу приятны их встречи в целом. Как и Аполлону, однако, он был особенно счастлив, когда Гиацинт взывал к нему с просьбой прийти. Бог мог идеально представить, как до этого его возлюбленный долго ходил по комнате, решаясь. В этот раз он позвал его почти ночью. Лицо у него было обеспокоенное, гораздо сильнее чем обычно. Все кругом говорили о войне — не обычные спартанские разговоры, а серьёзные планы, которые должны быть исполнены в жизнь. И Гиацинта это в плохом смысле волновало, пускай он и не говорил об этом напрямую — ну конечно, он ведь думает, что рождëн для войны. Хотел бы Аполлон сказать ему, что это не может быть правдой, но юноша явно не хотел каких-то успокаивающих речей, которые доставили бы ему лишь большее неудобство. Зато он спокойно поддался на его касания — плотское утешение было знакомо ему так же плохо, но его он был готов принимать охотнее. И Аполлон собирался утешить его как следует. И вот, они свободны от одежд. В покоях пахло маслом и свечным воском и бог света просто наслаждался тем, как среди всего этого можно было касаться губами шеи Гиацинта. Царевичу, как он отследил, вполне нравилась эта форма ласк, когда он смирно лежал, а его тело осыпали поцелуями. Всë было просто прекрасно, пока Аполлон, повинуясь какому-то любовному порыву, не решил не останавливаться на шее и груди, а двинулся дальше — расцеловал живот, добрался до паха и… И в этот момент из-под него практически выпрыгнули. — Что ты делаешь? — настороженно спросил Гиацинт, неотрывно смотря на него, как на душевнобольного. — Я хотел… — Я понял. Не надо. Аполлон посмотрел вверх и царевич поспешил отвести взгляд. Он приподнялся относительно тела возлюбленного, но не сильно — теперь его голова лежала на животе царевича, а грудь тëрлась о член, заставляя юношу всë-таки поглядывать вниз. — Я владею этим делом, Гиацинт. Тебе понравится, ничего страшного не случится. — А по-твоему я не хочу, чтобы ты делал это, потому что боюсь, что ты случайно откусишь мне фаллос? — Нет, я знаю истинную причину — стараясь не смеяться, Аполлон всë же поднялся, опираясь на руки и вглядываясь в его лицо. — Прямо-таки знаешь? — юноша выглядел почти оскорблëнным и щека, которую он подставил, отвернув голову, тут же была усыпана поцелуями. — Ты не хочешь принижать меня как бога. Но тебе не стоит так переживать за это, любовь моя. Я весь в твоей… — Не только это. Феб замер, перестав водить ладонью по правому богу царевича. Его лицо сделалось серьëзным, как и всегда когда дело касалось личных тайн Гиацинта. — Скажешь мне? Юноша нахмурился, но всë же ответил. Было видно, как тяжело ему даëтся эта искренность. — Я не хотел бы заниматься чем то подобным в ответ. — Только и всего? — бог тут же вновь повеселел — Гиацинт, я никогда не взялся бы принуждать тебя к этому. Ни к этому, ни к чему-либо ещё, что ты не хотел бы делать. Ты ведь знаешь? Аполлон спросил просто так, но юноша вдруг произнëс: — Знаю. Да так искренне, что захотелось хаотично расцеловать всë его лицо. Но это немного не вписывалось в сокровенность момента, а потому, бог воздержался. — Так значит, я могу это сделать? — Ты сказал, что мне понравится — юноша закатил глаза, всë ещё глядя куда то в сторону окон — Давай же, заставь меня забыть о моëм стыде. — Нет, ты должен сказать мне — ладонь легла под его щëку, прижатую к подушке, и осторожно надавила, поворачивая голову — Я могу? Гиацинт выглядел ужасно растерянным, какое-то время просто поддерживая этот зрительный контакт. Это было явлением более интимным, чем их соприкасающиеся гениталии. — Ты можешь. Ласково улыбаясь, Аполлон сначала примкнул к его губам, а потом вернулся в положение, из которого его так нагло вывели несколько минут назад. Гиацинт что-то тихо промычал, стоило богу начать целовать внутреннюю сторону его бëдер, но ни звука ни издал, когда Аполлон провëл языком по всей длине его члена. Кажется, он задержал дыхание. — М, что это? — Феб знатно так прервался, заметив полукруглый прерывистый след на левом бедре юноши, чуть выше колена. Он тронул его кончиками пальцев и перевëл взгляд на Гиацинта, который в свою очередь приподнялся на локтях. В его взгляде читалось что-то вроде «это шрам, что это ещё может быть?». Конечно, у царевича были шрамы, но этот казался особенным, потому что все остальные оставались после падений или от оружия, а это явно был след от чьей-то зубастой пасти — Откуда он у тебя? — Я потом расскажу — заметив задумчивый кивок Аполлона, он быстро добавил — Это не тайна, просто ты выбрал очень неподходящий момент чтобы спросить, знаешь? Аполлон тут же исправился. Поначалу Гиацинт забавно сложил руки в замочек на груди, потом вцепился ими в одеяло. Затем одна рука метнулась вниз, к голове бога, но замерла в воздухе, лишь едва касаясь кончиками пальцев его волос. Стараясь при этом как следует смочить фаллос слюной, Феб взял половину от всей длины. Лишь когда он смог найти, видимо, самый подходящий темп для своих движений, пальцы царевича запутались в его волосах. Краем зрения он видел, как Гиацинт кусает костяшки пальцев на свободной руке. Он всë ещё был до нелепого напряжëн, думая о чëм-то и запрещая себе просто лечь, получая удовольствие. Аполлон начал водить руками по его уже влажным от пота бëдрам, которые были для него своего рода опорой. Гиацинт сдался, когда бог вобрал в себя всë. Юноша выгнул спину, подаваясь ему навстречу, выдыхая при этом чувственный звук, полный желания. Его плоти явно не хватало чего-то внушительнее ладони и казалось он был в шаге от того, чтобы со всей своей воинской прытью начать самому толкаться в чужое горло. Аполлон снова и снова заглатывал достоинство своего возлюбленного, надеясь извлечь из него как можно больше приятных возгласов. На его собственном члене уже вовсю трудилась его же рука, но для того, чтобы его божественное семя бесполезно пролилось на простынь, понадобилось гораздо меньше времени, чем для Гиацинта. Лишь спустя какое-то время царевич зажмурился и сжал пальцы в его кудрях, чуть дëргая вверх. — Я… Прекрати, сейчас. Аполлон, в целом ожидавший этого, послушался и оторвавшись от поглощения фаллоса, уже в привычном жесте заключил его в кольцо собственных пальцев. Он совершил пару движений, прежде чем Гиацинт излился ему в руку с приглушëнным гортанным стоном. Феб, довольно улыбаясь, вытер ладонь об одеяло и вернулся на прежнее место быстрее, чем юноша успел выровнять дыхание. Гиацинт оторвал голову от подушек, словно желая убедиться, что все его органы действительно на своëм законном месте. Смотря снизу вверх, Аполлон звонко поцеловал головку его члена. Только сейчас он заметил, как заалели щëки у царевича. — Прекрати. — Ты ведь такой верующий. Должен был слышать что-нибудь о целовании священных предметов. На его лице отражалась такая яркая смесь гнева и смущения, что Аполлон был готов ещё долго находиться здесь и смотреть на него, но это было бы ужасным неуважением. Ему не хотелось бы растерять доверие юноши, просто заигравшись. — Ладно, извини — наконец оставив его фаллос в покое, бог лëг рядом с Гиацинтом — Я заставил тебя понервничать. Развернувшись к нему лицом, Гиацинт тут же попал под новую порцию нежностей. Сначала Аполлон лишь взял его за руку и поцеловал в макушку — не настойчиво, на случай если юноша хочет побыть в уединении со своим телом после случившегося. Но царевич не возражал, казалось, он наоборот, чуть придвинулся навстречу, и бог заключил его в объятия. — Это было… хорошо — неожиданно признался Гиацинт, пока Феб, склонив голову, целовал место между шеей и плечом. Его голос был полон умиротворения и спокойствия и кажется, он едва заметно улыбался — Возможно, я когда-нибудь попрошу тебя повторить. — И я с удовольствием исполню твою волю. То, что чувствовал Аполлон почему-то напоминало гордость, и он не знал, чем гордится больше — своими навыками или Гиацинтом. Он опустился на постель, и это было так замечательно, когда юноша уверенно обнял его в ответ, чтобы положить на него голову и закрыть глаза…