Январь

      Терпкие ароматы сырой земли, уже пожухлых листьев и коры деревьев витали в воздухе, лямка от рюкзака своим весом приятно давила на плечо. Итэр вышел из двора школы и глубоко вдохнул прохладный ноябрьский воздух. Со всех сторон доносились звонкие голоса учащихся его школы, разбредавшихся по домам и делам: кто-то обсуждал впечатления от прошедшего дня, кто-то обговаривал планы на предстоящий вечер, кто-то просто тихо обгонял Итэра с музыкой в наушниках, погружённый в свои собственные мысли.       Итэр привычно завернул за угол школьного забора и уверенно зашагал вперёд по узкой улице прочь от школьной суетливой какофонии. Ему нужно было скорее добраться до студии танцев, ведь там через полчаса начиналось занятие, а опаздывать Итэр очень не любил. Он ответственно относился к группе и преподавателю, но сильнее всего была одержимость событиями и времяпровождением там, в кругу ребят, которым так же интересны танцы, как и ему. В школе за год учёбы Итэр так и не обрёл близких друзей-ровесников, с которыми он смог бы проводить время и разделять интересы, но там, на слегка разбитом паркете перед зеркалами, всё было совсем иначе. Там он чувствовал единение с ритмичной современной музыкой, сливаясь в синхронности с остальными участниками небольшой группы из пятнадцати человек, включая двадцати шестилетнего организатора по прозвищу Аякс. Итэра приняли и безобидно называли "мелочью" или какими-то другими забавными прозвищами, потому что он был самым младшим среди всех них. Итэр знал, что ему ещё рано выступать на масштабных фестивалях со всей группой из-за того, что ему ещё не было шестнадцати, да и Люмин вряд ли отпустила бы его в другой город с какими-то любителями без официальных страховок, но там, в громкой музыке и в бесконечном потоке танца, была его отдушина. Само сердцебиение подстраивалось под мысленный счёт, а гибкое тело двигалось в такт мягких вибраций, пробегавших мурашками от пяток до кудрявого затылка. Итэр так любил состояние эйфории во время движения, что не обращал внимания на своё главное беспокойство. И, на самом деле, танцы – это всё, что ему было нужно в его пятнадцать лет, чтобы чувствовать себя лучше.       Сквозняк неприятно полоснул по щекам на очередном повороте, где открылась проезжая часть, и Итэр прищурился, пряча глаза от хлёсткого ветра. "Нужно поспешить", – подумал он и ускорил шаг, но позади раздался смех. Голос, смешавшийся с парочкой других.       Итэр узнавал этот голос всегда, при любых обстоятельствах. Голос человека, преследовавшего его, так или иначе, с перевода в эту школу, когда они с Люмин, его старшей сестрой и по совместительству опекуншей, переехали в небольшой городок недалеко от Торонто. Итэр в предыдущей школе был социально активным и отзывчивым, ему нравились шумные и активные компании, где все, невзирая на отличия, поддерживали друг друга и просто веселились. Однако помимо стресса из-за переезда и потери старых друзей, Итэра настиг тот самый ужас школьной травли, о которой он читал в новостях или видел в сериалах. В какой-то мере, он ощутил себя "тепличным мальчиком", наткнувшимся на непредсказуемую жестокость другой, абсолютно новой жизни. И это его сильно угнетало, вызывая в районе живота мучительные спазмы, обусловленные страхом.       — Эй, кучерявый, стой! – услышал Итэр в свой адрес сквозь шум хлеставшего по ушам ветра голос позади. – Давно не виделись!       Он без оглядки ускорил шаг, сжимаясь от вскипающей неприязни в груди, но это не помогло ему оторваться: парни, преследовавшие его, были выше ростом и проворнее, а ещё ими управляла явная целеустремленность в очередной раз достать Итэра.       — Да что ж ты такой быстрый, куда так спешишь? – один из троих парней, самый высокий и сухопарый, со смешком нагнал его и обрушил тяжёлую ладонь Итэру на плечо.       — Не твоё дело, – буркнул он в ответ, а хватка на плече усилилась, и Итэр остановился. У него от раздражения заиграли желваки: – Что вам снова нужно?       Итэр позволял себе злиться. Он не был загнанным в угол щенком, если дело касалось его отношения к обидчикам. Только вот отбрыкиваться, грубить и защищаться – это всё, что он мог себе позволить, когда его в очередной раз щемили где-то вдали от школьных камер. Что мешало ему сообщить о травле кому-то из старших? И наблюдать, как этих троих хорошенько наказывают или, что было бы ещё лучше, искромётно отчисляют из школы... Итэр не хотел шума. Он не был уверен, что ситуация будет плыть в нужном ему направлении и не коснётся Люмин, которая и без того старается тащить его и себя, убиваясь на двух работах. Да и гордость он не мог перебороть. Сложно было показывать всем свою слабость в невозможности защитить себя самостоятельно.       — Мы давно не виделись, кучерявый, хотим поболтать, – с другой стороны присоединился второй парень – бритый под единицу и довольно крепкий старшеклассник в красной с полосками куртке, явно проводивший время в спортзале не только на уроках физкультуры. Он вальяжно закинул руку на плечи Итэру и словно подтолкнул его ступать по тротуару дальше, но в заданном им медленном шаге, будто бы всё в порядке и Итэра окружили добрые знакомые, а не ублюдки, донимавшие его при каждом удобном случае.       — Мы вот всё думали: куда же твоя баранья башка подевалась? На обедах в столовой не появляешься, после уроков хрен поймаешь... А ты, вон, бегать хорошо научился, – притворно разочарованно вздыхая, растягивал слова высокий. – Ты же по счетам до сих пор не заплатил. Процент растёт и растёт, растёт и растёт...       Итэр скривил рот, глядя строго перед собой и рывком сбрасывая с себя руку усмехающегося бритого старшеклассника. "Счетами" тот называл ситуацию, когда они отпустили его без взбучки на пятнадцатилетие. Дали отсрочку, так сказать, в честь праздника. Чёртовы уроды.       — У меня нет денег или чего-то, что вы могли бы снова у меня отобрать, так что отвалите. Я занят.       — Ой, и чем же ты занят? Спешишь домой подрочить? – послышался язвительный голос из-за спины. Тот самый голос, который вызывал неприятные ощущения внутри и заставлял кишки ворочаться и завязываться в узлы. Тот самый голос, на источник которого Итэр старался не смотреть. Тот самый голос, владелец которого в один день стал для него безымянным.       — Может быть и так. Это лучше, чем разговоры с тобой, – коротко ответил ему Итэр.       Сзади послышался шумный вдох, и в эту же секунду в светлые объёмные волосы Итэра впутались чужие пальцы. Лицо азиата словно вынырнуло из-за спины Итэра, а ногти болезненно впились в кожу головы, сминая кудри под нажимом.       — Твой рот неплохо бы с мылом помыть, – он сверкнул тёмными глазами, похожими на чёрные лунные камни, заглядывая в лицо Итэра снизу вверх, угрожающе согнувшись в спине. – А то воняет.       Итэр качнулся на месте, ловя сверкающий взгляд парня, и внутри него разорвался комок напряжения. Он оттолкнул от себя его руку и рванул вперёд по тротуару, зная, что если не постарается и не поспешит, ему может достаться, почём неплохо. Сам задел, сам спровоцировал своими желчными ответами. Но черт, как же хотелось смачно плюнуть в это самодовольное лицо, сбить с него спесь, себялюбие и гордость!       Однако отбиться у Итэра, как обычно, не было шансов. Эта троица старше, сильнее, бесстрашнее, чем он. И сейчас, когда Итэр, придерживая лямки рюкзака, драпал вперёд что было мочи, осознавал: "Не убегу – побьют. Он им скажет, и они снова приложат меня лицом к земле. Нельзя, чтобы оставались синяки, Люмин увидит и будет беспокоиться".

      Издёвки пришли в жизнь Итэра не с первого дня обучения в новой школе. С самого начала его постигла участь обычного "новенького", к которому проявляли настороженный интерес его одноклассники. Что-то спрашивали, и Итэр с увлечением отвечал; звали с собой на ланч, приглашали вместе ходить домой, если было по пути. Это всё было обычным делом, так как раньше Итэр уже менял место учебы в начале седьмого класса – тоже внезапный переезд второпях из-за вынужденных обстоятельств, но задержался он там всего на какой-то несчастный учебный год, в восьмой класс перевелся в эту школу. Поэтому подобные притирки были нормальным событием. И всё шло своим чередом до одного дня, когда Итэр решил, что достаточно укрепился в школьном обществе за месяц, чтобы самостоятельно выбирать, с кем общаться.       Он сидел в столовой с вилкой в руках около окна, за столом на восьмерых совершенно один, и уныло жевал свой обед, принесённый из дома в белом глубоком ланч-боксе, бросая меланхоличные взгляды по сторонам. Итэр тогда подбодрил себя: "Я смогу!", и направился к нему. До этого предоставлялась возможность лишь изредка наблюдать со стороны и ловить харизматичные гримасы этого эмоционально открытого и невозможно красивого парня. Он был похож на черного кота со своими этими почти темными азиатскими глазами и будто заученными, настолько уверенными движениями тела. Итэру всегда нравились люди с сильной, решительной энергетикой. А ещё у Итэра росло желание узнать о нём побольше, расспросить обо всём подряд: что любит, из-за чего злится, чего боится, какие у него любимые музыкальные исполнители, куда любит ходить гулять... Да всё, что только можно! Итэр был уверен, что они подружатся, уж он бы постарался. Только вот он не знал: далеко не все люди, которые нравятся – безусловно хорошие.       И вот Итэр, набравший полную грудь воздуха, унимая странную неловкую дрожь в руках, подошёл к тому огромному, как тогда казалось из-за волнения, столу и... Замер. Отчего? Сам не понимал, но в голове звенели колокольчики вместо нормальных человеческих мыслей, и сильно пунцовели бледные до этого щёки.       Азиат поднял на него взгляд, явно дожидаясь действий, но спустя очень короткий промежуток времени, который показался Итэру чуть ли не самой неловкой в его жизни вечностью, прервал образовавшуюся между ними стену молчания первым:       — Присаживайся, чего стоишь?       Итэр нервно улыбнулся, поставил свой поднос с обедом рядом с контейнером парня, отодвинул пластиковый тяжёлый стул и уселся напротив него.       — Почему ты обедаешь один? – первым делом спросил он, распаковывая одноразовую вилку вспотевшими от внезапно нахлынувшего волнения руками. Итэр первые знакомился с человеком, понравившимся ему с первого взгляда так сильно.       — Друзья пообедали на предыдущей перемене, – ответил он коротко, отчего-то очень пристально наблюдая за движениями рук Итэра.       — Вот как... Я всегда видел тебя в компаниях других ребят, вот и спросил... Кажется, ты популярен, – сказал Итэр, но тут же осознал, что фраза прозвучала с намёком, будто бы он за ним сталкерил до этого, поэтому сразу же выпалил первое, что пришло ему в голову после короткого взгляда на ланч-бокс парня: – Не любишь столовскую еду?       — Не люблю ограниченность выбора. Я не хочу есть, что попало, поэтому заказываю еду перед школой и беру с собой, – он говорил быстро, почти без интонации, но не выглядел так, будто ему не хочется разговаривать. Скорее, ему наоборот было интересно, что Итэр будет делать и говорить дальше, поэтому с лёгкой улыбкой на губах смотрел на него, накалывая на вилку кусочек чего-то в ярком соусе, а тот в смятении зыркал по сторонам и явно смущался.       — Ох, это круто, что есть возможность брать еду из дома. Я вот... не очень люблю готовить для себя. А сестра не успевает.       — Моя мама просто ужасно готовит, – пробормотал парень, запихивая в рот тот кусочек, проезжаясь вилкой по зубам. – Ты живёшь с сестрой?       — Да, она старше меня на десять лет, – Итэр немного расслабился, чувствуя себя лучше благодаря легко завязавшемуся разговору. Да и факт того, что он живёт с Люмин, был простецким фактом, а не секретом, да и, если честно, Итэр очень любил сестру и упоминал её при любом удобном случае. – Мы недавно переехали.       — А я-то думаю, почему раньше тебя не видел. Такие волосы сложно не заметить. Ты что, красишься?       — Нет, они с рождения такие, – Итэр тихо засмеялся, неосознанно убирая светлую кудрявую прядь за ухо, и тут же проследил в глазах парня огонёк озорства.       Что это было? Что он, Итэр, только что сделал? Так обычно кокетничали девочки в ответ на комплименты, так почему Итэр не смог сдержаться от подобного жеста прямо сейчас? А вдруг этот парень, сидящий напротив, неправильно его поймёт? Или поймёт всё правильно, но отреагирует грубостью или, еще хуже, отвращением?       Но реакции не последовало. Вернее сказать, он просто хмыкнул и улыбнулся, одобрительно моргая:       — Красивые.       Красивые! Он сказал, что у Итэра красивые волосы! Значит, всё пока хорошо, и ничего страшного в лёгкой манерности для него нет! Итэр опустил голову и принялся есть свой уже остывавший обед, сдерживая наивную улыбку под тенью чёлки.       — Из какого ты класса? – спокойно продолжил беседу парень, внимательно глядя на уже во всю уплетавшего еду Итэра.       — Восьмой, а ты?       — Девятый. Нравится школа?       — Да, вполне! К тому же, я непривередлив и быстро адаптируюсь. Новые люди меня никогда не пугали, – тихо посмеялся Итэр и потянулся за куском жареной курицы у себя в одном из отделений подноса рядом с обычным рисом.       — Друзей уже нашёл? Может быть, есть девочка, которая нравится?       — Я общаюсь со всеми одинаково, но... Честно говоря, прям близко ещё не дружу ни с кем, – ответил он сразу на оба вопроса.       Вероятно, ненормально было спрашивать о "девочках" на таком этапе знакомства, потому что это довольно личное, информация не для всех ушей, но Итэру казалось, что он ответил бы на абсолютно любой вопрос от него. Особенно под таким изучающим, напористым взглядом темных глаз. Итэру даже немного неловко было есть в присутствии парня, но он хорошо скрывал свою зажатость, немного абстрагируясь посторонними гуляющими мыслями. Правда, насколько удавалось бороться со смущением, можно было рассуждать лишь со стороны.       Немного неожиданно прозвенел звонок, означавший окончание обеденного перерыва. Итэр тихо вздохнул, понимая, что нужно идти на уроки, и сегодня они вряд ли ещё пересекутся.       — Что ж, рад был поболтать, но мне нужно успеть переодеться перед физрой, – парень улыбнулся одним лишь уголком губ, пристально глядя на Итэра и поднялся с места, по ходу закрывая наполовину полный контейнер. Почти ничего не съел. Наверное, поэтому выглядел младше и меньше своих одноклассников, возникла мимолётная мысль.       И вот, когда он уже отошёл от стола, зацепив в руку свой чёрный брендовый рюкзак, Итэр вдруг опомнился:       — Стой! А как тебя зовут?       — Ой, – вдруг остановился он и закинул рюкзак на плечо, – Ян. Меня зовут Ян.       — А меня – Итэр.       — Так-то лучше, – он посмеялся и махнул рукой на прощание. – Будем знакомы!       — Да, будем, – кивнул Итэр, тоже улыбаясь в ответ и провожая того взглядом к выходу из столовой. Ян. Такое короткое и красивое имя.       Итэр был здорово воодушевлён этим разговором, до самого вечера переваривая неоднозначные взгляды Яна в свой адрес. Он думал о том, насколько ровные и блестящие у него волосы, какой острый взгляд с донельзя ярко сверкающими, словно мокрыми от воды, зрачками. Итэр не мог перестать думать о мягком голосе, который в противоречии иногда перепрыгивал на более звонкое звучание, когда мило срывался при смехе. А как ему нравился его смех... Насколько смех Яна гармонировал с его внешностью, что хотелось только от мысли о нем улыбаться самому. И Итэр улыбался, не скрывая от себя самого, что, похоже, глупо влюбился. К тому же, он впервые познакомился с тем, кто ему действительно нравился, и так сильно гордился своей смелостью в сделанном первом шаге, что даже нашёл Яна на фейсбуке через сообщество школы, а оттуда по ссылке перешёл на твиттер. Но, похоже, на том аккаунте Ян больше ничего не писал, поэтому Итэр тупо листал старые твиты с фотографиями его котов и читал какие-то совсем уж рандомные фразы то ли из песен, то ли из подростковой головы. Если уж это были песни, то точно очень непопулярные.       А ещё в профиле на фейсбуке у Яна было много фотографий: парочка селфи на фоне ярко светящегося компьютера с подписями "провожу время с любимым" и "мой досуг сегодня WHO"; несколько фотографий с путешествий, по всей видимости, в Японию, добавленные в разные дни летних каникул. И две фотографии, выбивающиеся из общей массы, где он испачкал щеку каким-то кремом с торта, немного попавшего в кадр, а выражение лица у него было очень недовольным. Он упрямо смотрел исподлобья на фотографировавшего, сложив руки на груди; а на следующей фотографии уже замахивался куском торта на оператора и улыбался, оголив ряд белых зубов. Улыбался так, словно делает пакость, не скрывая намерений, словно для него это было сладкой местью, которую он так желал совершить, что в моменте даже обезумел от происходящего. Это выглядело так очаровательно!       Итэр почему-то представлял себя на месте оператора. Представлял, как они вместе празднуют день рождения Яна, где, может быть, есть и другие его друзья, но забавляется он именно с Итэром, открывая свои настоящие эмоции и дурачась так, будто бы они давно... Ох, Итэру и правда снесло башню. Он понимал, что нельзя было так фантазировать о человеке, с которым только что познакомился, но течение уже нельзя было остановить. Он даже сохранил себе на телефон эти две фотографии Яна, уносясь по этому течению вдаль, к водопаду. Ничего страшного не произойдёт ведь, если он капельку помечтает?       Итэр продержался с острым желанием поболтать с Яном ровно до выходных, а потом сорвался и написал первым. Между ними завязалось лёгкое общение. Не самое близкое, как хотелось бы Итэру, но он был рад тому, что Ян всем своим поведением выказывал желание с ним болтать. У Итэра не было чёткой цели втереться в лучшие друзья к Яну, но всё шло своим чередом. Он сам раскрывался, постепенно начиная в переписке делиться своей жизнью: Ян рассказал, что очень ленился учиться и тратил большую часть времени на компьютерные игры, пока родители не сильно-то им интересовались, постоянно пропадая на работах и поддерживая семейный бизнес. Ян писал, что давно смирился с этим, но достаточно частые упоминания и жалобы на них говорили Итэру об обратном.       Вообще, они много переписывались и по вечерам, и по выходным, но в школе Ян был не такой разговорчивый, как хотелось бы. Да и им двоим редко удавалось поболтать без спешки наедине. Они лишь изредка перекидывались шутками, когда Итэр сидел с Яном и некоторыми его друзьями за столом в столовой; а ещё пресекал их шутки по поводу самого младшего и мелкого Итэра, бросая осуждающие, испепеляющие взгляды в их адрес. От такого у Итэра в груди разливалось тепло и пышно цвели цветы, спрятанные под благодарную улыбку.       Но выдавались и разы, когда они вдвоём шли после поздних школьных мероприятий по мокрой от холодного вечернего дождя улице и, громко смеясь, обсуждали кого-нибудь из выступавших или игравших в спортивные игры ребят. Ян шутил смешно, пусть и бесстыдно, иногда даже грубо. И в такие вечера Итэр с упоением наслаждался его смехом и блеском в глазах, когда Ян забавно пародировал какую-то ерунду. Тогда Ян выглядел счастливым рядом с Итэром, который с трудом сдерживался, чтоб не схватить того за руку в порыве эмоций.       Через месяц их дружбы Ян сам обнял Итэра как раз в один из таких вечеров, когда с неба мирно падал первый снег, со словами "спасибо тебе".       — Что ты делаешь? – вдруг испугался Итэр, украдкой поглядывая, нет ли поблизости никого, кто мог бы это заметить.       — Я просто захотел обнять, потому что, похоже, только с тобой я чувствую себя так хорошо, – Ян всё так же уверенно, без какого-либо смущения отпрял и улыбнулся, пряча руки в карманы.       Итэр зарделся так сильно, что хотелось спрятать лицо холодными руками и остудить горящую кожу. Хорошо, что в сумраке это не было настолько очевидно.       — О, это было неловко? Ха-ха, наверное, да. Ладно, я пойду, – Ян развернулся на пятках и не спеша пошёл вдоль по улице, ведущей к его дому.       — Эй, Ян! – окликнул его Итэр, сбившись со счёта, сколько раз уже его сердце пропустило удар. — Давай всегда будем обниматься на прощание?       — Тихо ты! – резко обернувшись, Ян дёрнул рукой. — Окей, мелкий. Теперь могу называть тебя своим лучшим другом?       — Д-да, – икнул Итэр и спрятал лицо за воротником куртки.       Тогда они переписывались допоздна. Итэр едва сдерживал громкий смех, когда Ян писал о попытках заварить себе чай, но чашка без его разрешения бесцеремонно свалилась на пол и со звоном разлетелась по всей кухне, разбудив домочадцев, а сам Ян тихо и незаметно, как шпион, сбежал в свою комнату, чтобы не получить от родителей нагоняя. О, Итэр всё равно не смог бы уснуть, даже если бы лежал и смотрел в потолок, потому что в ту ночь в голову не лезло ничего, кроме случившихся объятий. Он расценил это по-своему, снова погружаясь в свои мечтания.       О да, Итэр и мечтать не мог годом ранее о том, как будет на всех своих скоростях бежать прочь от догоняющих его парней-драчунов и того самого Яна. Кому рассказать – засмеют. Вот и они засмеяли. Всей компанией засмеяли, как только девочки из класса Итэра влезли в его телефон, пока тот отходил в туалет, и увидели те самые две фотографии Яна в его галерее. Сейчас он проклинал день, когда сохранил их. Проклинал и день, когда Ян влетел в его класс и напрямую при всех спросил:       — Я что, правда тебе нравлюсь?       А что, собственно, Итэр мог ответить? "Да, нравишься? И поэтому написывал тебе по ночам, обсуждая игры и всякие глупости, по-тупому радуясь твоим активным без запоздания ответам? Поэтому делился с тобой одним своим увлечением – танцами, и скидывал видео, где всей группой практиковались? Ты говорил, что я круто танцую, хвалил меня и просил скидывать ещё. Нравишься, да, поэтому с идиотской улыбкой махал тебе рукой, молча приветствуя даже через весь коридор? Поэтому ждал тебя после уроков, чтобы хоть немного поговорить вживую? Тебе же не было противно обниматься на прощание после поздних игр в баскетбол, куда тащили чуть ли не всю школу для массовки. Ты улыбался мне, даже несмотря на то, что рядом сидели твои друзья! Ты вслух подметил даже свой выросший аппетит за обедами в моей компании! Так что же сейчас произошло? Почему этот вопрос звучит так, будто бы прямо сейчас я сделаю один неверный шаг и превращусь в твоего врага? Почему ты так смотришь?"       Как много отчаянных вопросов вихрем кружились в его голове, но Итэр стыдливо промолчал, после того, как отвёл испуганный взгляд от Яна. И всё стало понятно. Или не стало. Но никому и не нужен был ответ, произнесённый вслух ртом Итэра. И никому не понадобились оправдания. Что бы Итэр тогда ни ответил, ситуация была прозрачна, как стекло.       Вдруг Ян засмеялся. Заливисто, жмурясь, картинно прикрывая рот ладонью. Этот смех зайчиками отражался от стен класса, прыгая по напряженному телу Итэра и больно ударяя его со всех сторон по каждой нервной клеточке. Итэр ничего не слышал, помимо этого смеха, он лишь дрожал и отчего-то накатами сильно злился. Он взглянул на Яна с вопросом в глазах: "Тебе правда смешно?"       — Я бы подумал на твой счёт, если бы ты был девочкой. Ну, или, хотя бы не малолетним лузером! – выпалил, притормозив свой смех, но не переставая улыбаться, Ян. – Но мне льстит своя симпатия, конечно... Можно теперь похвас...       Итэр резко вдохнул и не дал Яну договорить. Он не хотел слышать эту фразу. Отвратительно. Ужасно. Всю обиду и боль, испытавшую на себе в тот миг, Итэр вложил в крепко сжатый кулак, замахнулся и ударил Яна в лицо, рассекая тому губы, которые только что желчно улыбались.       Ян сильно пошатнулся и протаранил парочку стульев за своей спиной, но удержался на ногах, с удивлением и гневом ища глазами тяжело дышавшего Итэра. Он протёр рот рукой и увидел, что у него течёт кровь. Все молчали, с ужасом в глазах перешёптываясь. Итэр качнул головой, осознавая, что он только что сделал.       — Я не хотел бить, но ты не затыкался, – борясь с шумом в голове, тихо сказал он и осмотрел окруживших их одноклассников. Кажется, к ним присоединились и другие ребята, проходившие мимо. Чёрт. Это очень плохо.       — Я убью тебя! – крикнул Ян и просился, толкая Итэра на парту, но они оба свалились на пол.       Итэра давно предупреждал его одноклассник, что с Яном лучше не дружить, потому что он гадкий человек, а рядом тусуются только пресмыкающиеся. Но он отмахнулся: никто не знал настоящего Яна так же хорошо, как он. Никто.       Драка была серьезной. Итэр думал, что они действительно друг друга убьют, но кто-то позвал учителя, и их разняли. Затем было разбирательство, Люмин вызывали в школу. Долго не сходившие синяки на лице и руках. Царапины на шее. Ссадины от падения на спине. Но яркие болезненные следы беспокоили Итэра не столько, сколько такое отношение к нему со стороны Яна. Они общались довольно близко почти два месяца, узнали друг о друге так много, но что же это... Неужели Ян не мог просто проигнорировать "сплетню" и промолчать. Итэр смирился бы с игнором. Смирился бы, если бы Ян спокойно поговорил с ним о его чувствах лично и, может быть, даже грубо отшил, но что же это такое, черт его дери? Почему он пришёл в класс и одним махом испортил жизнь, опозорив его перед всеми?       Как оказалось, Итэр тоже абсолютно не знал настоящего Яна.       После этого инцидента в классе на него стали коситься и неоднозначно хихикать за спиной. А потом такое отношение стало прогрессировать: иногда кто-то толкал, пока Итэр завязывал шнурки, так, чтобы он упал от потери равновесия, часто бросались в него едой или бумажками. Громко, во всеуслышание обзывали "педиком". Всем было нормально – так себя вести. Будто бы они не знали, что Ян подговорил ещё и десятиклассников, чтобы те немного поиздевались над Итэром где-нибудь за углом после уроков. И они это делали, уж не знал Итэр, что им там Ян наобещал. Поэтому каждый свой шаг приходилось продумывать наперёд, чтобы не попасться в сети обидчиков и, помимо этого, бороться с собственными комплексами, нарастающими на нём, как кора на столетнем дубе. До травли Итэр не считал, что он какой-то неправильный в своих предпочтениях, однако во всём вареве постоянных измывательств и стёба он всё чаще сомневался в себе и задавал вопросы, а всё ли с ним в порядке.       В таком ритме Итэр жил до окончания учебного года. Он думал, что мог бы поступить в какой-нибудь колледж, чтобы скорее пойти работать и разгрузить сестру своим отсутствием, но не смог определиться со специальностью. Да и времени на подготовку к вступительным экзаменам ему априори не хватало, так как привычный спокойный ритм взросления был нарушен новообразовавшимися проблемами, в результате чего из-за круглосуточной борьбы с самим собой Итэр только и мог, что пропадать на танцах ещё чаще, чем обычно. Там он забывался, отдавая себя полностью во власть музыки. Там его никто не третировал ни за внешность, ни за характер, ни за то, что он существует. Он провёл в студии все летние каникулы и приходил домой только за тем, чтобы поспать и увидеться с Люмин, которая успешно сменила вторую работу на менее загруженную и более прибыльную.       Люмин тоже видела, что Итэр изменился и закрылся после эксцесса в школе, видела, каким уставшим и тревожным он был до самого конца учебного года. Да, конечно, Итэр рассказал сестре, из-за чего всё так обернулось, однако он умалчивал о последствиях драки, и как бы она ни пыталась размотать плотный кокон защиты, образовавшийся на отзывчивом, добром и всегда открытом для разговоров Итэре, у неё не получалось, ибо он сам не готов был честно признаться ей, что растёт слабаком. В таком всегда сложно признаваться.       Затем он поступил в девятый класс той же школы, убедив Люмин, что всё совершенно в порядке. Чем он руководствовался, когда подумал, что за каникулы интерес к нему пропадёт, даже сам Итэр не знал, хотя неоднократно задавал себе этот вопрос. До дня Рождения в конце сентября он не пересекался с Яном ни разу, но его прихвостни часто "провожали" его за ворота школы и унижали всеми доступными способами. Особенно неприятными были разы, когда он ярко ощущал разницу в физическом развитии между ним и его обидчиками - какой лёгкостью они заламывали ему руки и валили на пол... самым унизительным было оказаться в грязи после нескольких ударов по ногам.       И, даже несмотря на вечно красующиеся на теле ссадины, Итэр продолжал скрывать ноющую боль и танцевал как ни в чём не бывало, словно и не получал до этого пинки. Именно в начале девятого класса, ещё до своего пятнадцатилетия, Итэр твёрдо решил стать популярным танцором, чтобы в будущем открыть свою студию и прославить её. А еще хотел выразить благодарность своему руководителю Аяксу, хотел говорить о нём как об отличном учителе и прекрасном человеке, что поддерживал его и обучал всем движениям, не давая искрам желаний затухнуть под тяжестью изнурительных практик. Это звучало хорошо. Итэр уже начинал разрабатывать план. Он думал об этом плане постоянно, даже слегка подзабил на обычную учёбу, но это не сильно сказывалось на успеваемости в начале учебного года. Всё же Люмин старалась иногда возвращать Итэра с небес на землю, игнорируя обострившееся упрямство и юношеский максимализм. Итэру приходилось экстренно взрослеть в жиже своих переживаний, а за этим часто идут по пятам ошибочные принятия решений и неверная расстановка приоритетов. Старшая сестра совершенно точно хотела ему помочь, пусть иногда это выливалось в небольшие споры. Куда же без них?       Итэр уже не понимал, куда его направлял разум: он был вымотан побегом даже с учётом его выносливости, возросшей за лето на практиках. Лёгкие горели огнём, воротник тонкой зелёной куртки душил, рюкзак, казалось, наполнен камнями, а не запасной удобной одеждой. Итэр уже не понимал, сколько бежал без оглядки, но ему пришлось давать большой круг по окрестным улицам, чтобы не привести к студии своих врагов. Ведь там его чёртова крепость! Нельзя, чтобы он знал об этом месте, плевать уже на опоздание и усталость.       Итэр резко завернул в узкий проулок между двумя старыми жилыми зданиями и, проскользнув вглубь, в бессилии согнулся пополам. Мягкий коричневый рюкзак упал с плеча на сырую каменную плитку – чёрт с ним!       — Блять! – выругался он, хотя обычно старался не материться вслух. Сейчас ситуация ему настолько не нравилась, что плевать было на вероятность быть услышанным кем-то из взрослых.       Гнались ли за ним всё время, Итэр не знал. Он лишь чувствовал жгучую боль в груди и всё никак не мог отдышаться, ощущая, как пот намочил всю его шею и затылок, отчего длинноватые мягкие пряди неприятно прилипли к коже, и как гадко прилегала к плечам взмокшая нательная майка. Он выудил из кармана штанов мобильный телефон, который показывал без пяти минут три, поэтому на скорую руку с опечатками сообщил в общий чат о своём небольшом опоздании и попытался выровнять сбитое напрочь дыхание.       Впереди был тупик с мусорными баками. Итэр убедился в этом, прогулявшись вдоль по проулку и вдоволь нанюхавшись запахов плесени и мочи. Что ж, выйти с этой стороны не получится, сделал он очевидный вывод и уже было развернулся, чтобы пойти прочь из этого места, но на выходе показался человек, от которого виднелся лишь блеклый силуэт, однако Итэр сразу по походке узнал бритого парня.       — По горячим следам, ха-ха! А бегаешь ты и правда неплохо, пара дополнительных сантиметров в росте решает, – присвистнул он, расслабленно подступая ближе, пока Итэр пятился назад, пытаясь придумать план отступления, но в голове лишь нарастала гудящая паника.       — Да что вам нужно?..       — Лично мне просто прикольно видеть твоё страдающее лицо, – он наклонил голову влево и громче добавил: – Ян! А чо тебе от него нужно?       Он появился из-за угла, смело шагая к ним в проулок с руками в карманах расстёгнутой кожаной куртки:       — Я ещё не отомстил за разбитую губу и домашний арест в прошлом году, – сказал он слегка хриплым после погони голосом и явно с ядовитой полуулыбкой на лице, оглядывая стены по сторонам. – Отличное местечко. Это твой дом, кучерявый?       — Слишком роскошно для педика-отброса, – гоготнул бритый и подступил к Итэру ближе. – Говна не видно. Убирался, видать, перед приходом гостей...       Итэр нахмурился, проглатывая оскорбление и забивая невидимые гвозди себе в виски, чтобы не ляпнуть по глупости ничего в ответ и не вызвать очередную волну агрессии, ибо за спиной находились мусорные баки старого типа с явно не первой свежести мусором, судя по запаху. Он отлично помнил про живую фантазию своих противников.       — Мне кажется, я уже достаточно получил от вас грязных издевательств. Может, хватит? – стиснув зубы, произнёс Итэр и опустил голову, потому что уже заранее знал ответ. Он нервно сжимал телефон и искренне надеялся на чей-нибудь внезапный звонок, который спасёт его от очередного унижения в таком мерзком месте.       — Красиво говоришь, малышка, но нет, – сказал бритый парень мерзким голосом и приблизился к Итэру, что заставило того прижаться всё ещё влажной изнутри одежды спиной к стене. – "Хватит" будет тогда, когда мы захотим. А пока терпи и плачь.       — Ну, вообще-то, я соскучился, – засмеялся Ян, стоя поодаль, доставая из кармана пачку сигарет. – Мы давно не разговаривали. А ты соскучился по мне?       — Не успел, – выдавил из себя Итэр, нервно глядя на бритого, который нагло опёрся об стену слева от его головы и очень пристально на него смотрел. – Не видел бы ещё сто лет.       — Что-что? Я не расслышал, – подкурив, Ян спрятал зажигалку в карман чёрных джинс и сделал глубокую затяжку.       Итэр плохо видел его в тусклом отдалённом дневном свете, но клубы ядовитого дыма взмыли вверх, облаками клубясь на фоне темной каменной стены. Мимо по улице проехала машина, не замечая, что в этом проулке Итэр почти прощается с жизнью - примерно так он себя чувствовал, пряча пробивавшую его тело дрожь электрическими зарядами и не выпуская её на общее обозрение, словно та - уродливый колючий зверь, она билась в груди и тревожила бешено заведённое сердце.       — Сказал, что не видел бы тебя ещё лет сто, и что ты – уёбок, – усмехнулся парень напротив, отворачиваясь в сторону Яна.       Итэр не сразу понял, что сказал бритый, да и дела никакого ему до этих слов не было. Он лишь ловко отскочил вбок и поспешил в сторону выхода, и он бы вывернулся, даже если бы Ян перекрыл ему путь, но его в тот же миг схватили за рюкзак, дёрнули назад и заставили упасть на спину. Итэр смачно ударился копчиком, скривившись от ноющей боли.       — Ян, ударишь его? Он тебя уёбком обозвал? – бритый присел и склонился над Итэром, хватая его за воротник и демонстрируя насмешливую полуулыбку, а Итэр крепко сжал пальцами его запястье со свирепым желанием переломать эту руку в предплечье. Свирепая мысль, всё чаще появлявшаяся в его подростковой голове.       — Нет, не хочу его трогать, – брезгливо отчеканил Ян, подходя ближе. – К тому же, тут есть ты.       — Конечно! – встрепенулся Итэр. – Таскаешь за собой собак, сам-то ты ничего не можешь, потому что от меня ничем не отличаешься! Такой же слабохарактерный хлюпик, только прячется за маской самовлюблённого горделивого придурка! – он почти выкрикнул эти слова, свободной рукой ударяя бритого куда-то в кадык и пытаясь быстро подняться на ноги, но он не заметил подлетевшего к нему Яна.       Итэр уловил только яростный взгляд, полный бешеной неконтролируемой энергии, и оскал, блеснувший в полумраке проулка, закрытого пересекающимися крышами где-то вверху. Ян, замахнувшись ногой, вмазал Итэру куда-то в бок, прямо под рёбра, заставляя его вскрикнуть и скрутиться от боли в позу эмбриона. Итэр закалялся, на глаза проступили слёзы. В стороне также прокашливался бритый старшеклассник.       Всё происходящее ощущалось нереальным. Итэра никогда так сильно не били. Он ловил странное состояние, похожее на жестокую сцену со стороны, как в плохом фильме про подростков, и даже острая боль от впечатавшегося кроссовка в его бок не отрезвляла мутнеющий рассудок.       — Я передумал, – выдохнул Ян, оседая на корточки над Итэром. – Совсем свой пиздёжь не контролируешь, ещё и Сэма ударил... Думаешь, я не смогу тебе ответить? Ты бесишь меня одним своим существованием, – выплевывал он слова, но голос его звучал глухо, будто бы из пластиковой коробки. – Видишь ли, слабак, ты ничего собой не представляешь: ни нормальной семьи, ни денег, ни-че-го! Ничего у тебя нет, даже друзей! И ты ещё смеешь рот открывать? Блять, да я даже не представлял, что ты можешь быть таким смелым – в одиночку в обоссаном углу так выёбываться, зная, что придётся отвечать! Удивительно...       — Это твой рот нужно с мылом, – прошипел Итэр, не поднимая тяжёлую голову с камня, пока боль в теле даже и не думала прекращаться, – помыть... А то воняет...       Ян резко придавил коленом согнутые локти Итэра к камням, наваливаясь большей частью собственного веса, желая доставить ему ещё больше боли. Итэр почти не реагировал, лишь рвано выдохнул и опустил веки, но Ян грубо повернул за волосы его голову на себя и заставил посмотреть в свои наполненные лишь презрением и ненавистью глаза. И Итэр посмотрел – отстранённо и разочарованно, словно и не нравились ему никогда эти глаза. Как они вообще могли ему нравиться? Это глаза безжалостного монстра, эгоистичного морального урода, а не человека, которого можно полюбить. И почему Итэр раньше этого не заметил?       Ян хотел что-то сказать, что-то угрём вилось у него на языке, его губы дрогнули и приоткрылись, но он сжал зубы и многозначительно промолчал, переводя взгляд на давно вставшего с земли бритоголового. Хватка на волосах Итэра ослабла, давление на локти прекратилось. Он уже не фокусировался на сырой реальности, просто опустил веки, желая уснуть. Да, всё это обыкновенный кошмар, который немного затянулся.       — Пошли, хватит с него. Ещё пожалуется кому, – прозвучал напряжённый голос Яна в пустоте.       — Но...       — Успокойся и пошли, сука! Не беси меня ещё больше.       Итэр услышал плевок в свою сторону и сжался в комок. Комок из человека на сырых грязных камнях, брошенный около мусорных баков – вот так он себя чувствовал. Его пробила крупная дрожь.       Дорогу домой он помнил плохо. Он вообще плохо понимал, откуда нашлись силы тащить ноги по длинной улице города. Побитый и униженный Итэр не замечал вокруг себя ни прохожих, косо глядевших на растрёпанного и грязного, согнувшегося в спине школьника, ни того, как резиной тянулось время, ни как ноябрьский прохладный ветер утешительно гладил его по щекам и голове. Просто больно, нужно было совсем чуть-чуть потерпеть, может быть, даже поспать до прихода Люмин с работы. У Итэра времени – плюс-минус до восьми вечера, чтобы хоть немного оклематься, переварить и отпустить ситуацию, как и раньше он проделывал это неоднократно. Жаль, что фактических четырёх часов для этого было чертовски мало.       Белая пушистая кошка по имени Пай растянулась в ногах Итэра поперёк кровати, заправленной мягким пледом, и мирно спала в тишине окутанной мраком комнаты. Итэр тоже спал. Ему хватило сил лишь переодеться и упасть на постель, чтобы погрузиться в сон и беспробудно проспать даже приход с работы сестры. Люмин увидела, что Итэр спит без задних ног и тихо занялась приготовлением ужина на кухне, стараясь сильно не шуметь и не тревожить брата громкими звуками. Но часы показывали десятый час, а Итэр так и не выходил из комнаты, поэтому Люмин сама пришла к нему и села на край кровати, осторожно касаясь его плеча.       — Итэр, – тихо сказала она, – саншайн, проснись.       Итэр дёрнулся, словно напуганная резким звуком птица, и тяжело задышал, повернув голову на Люмин. Её обеспокоенное лицо нельзя было рассмотреть в темноте, а свет из коридора противно полоснул глаза кислым цветом.       — Спишь так крепко... Ты ведь не ужинал?       — Давай как-нибудь без меня, я хочу спать, – сонно буркнул он, отворачиваясь и погружаясь обратно в промятую подушку.       — Поешь и будешь спать, – возразила Люмин, в шутливой форме похлопывая Итэра па ягодице, – давай, поднимайся. Я карбонару приготовила зря, что ли?       Сестра ушла, а он медленно сполз с кровати на пол и, уложив тяжёлую голову ухом на постель рядом с кошкой, запустил пальцы в лохматую шерсть на её животе, чтобы отвлечься и не думать о ноющей боли, откликавшейся при каждом движении в коленях, локтях и самой яркой – в боку. Ещё больше не хотелось думать о том, откуда она взялась. Однако воспоминания, как назойливые мухи, слетались на запах свежей раны и роились в гудящей после сна голове, заставляя прокручивать кадры и фразы, брошенные в него кусками мокрой грязи, от которой было очень трудно отмыться. После сна эмоции притупилась, определённо стало легче, но это всё ещё не спасало от гнетущего и, в общем, паршивого состояния.       — Ну, ты идёшь? – послышался не очень довольный голос Люмин.       Итэр немного замешкался, клацнул языком на боль, поднялся с пола и постарался спрятать измученный вид, взамен замаскироваться под сонный. Ему нужно было скрывать свою травму от неё как можно дольше, а в идеале не спалиться вообще. Черная водолазка хорошо прикрывала синяки на теле, а свободные серые штаны не касались сбитых колен, которые были почему-то исцарапаны, хотя сам Итэр не помнил, чтобы приземлялся на них.       Вслед за ним встрепенулась и кошка: она потянулась, спрыгнула на пол мягкими лапками, трусцой обогнула ноги Итэра и посеменила вперед.       — Привет, – устало отозвался Итэр, опираясь об арочный косяк в кухне. – С возвращением домой, – он всегда говорил эту фразу, когда встречал Люмин с работы. Было жаль, что сегодня он её не дождался.       — Привет, саншайн, – привычно назвала его Люмин и улыбнулась, выставляя тарелку с пастой на стол, где уже лежали приборы. – Выглядишь отстойно.       Итэр взглядом проследил за невысокой светловолосой сестрой, расслабленно возившейся ради него по маленькой кухне. Она всегда его успокаивала даже без слов. Одно её присутствие делало жизнь Итэра красочней, и сейчас он ощутил это особенно остро. Люмин отошла к раковине и, включив приятно журчащую из крана воду, принялась что-то ополаскивать, а Итэр тихо подошёл к ней и обнял, окутывая её плечи длинными руками. Она была тёплой и приятно пахла шампунем, и теперь ещё и маленькой в сравнении с взрослеющим Итэром. Нежная и мягкая. Объятия с ней успокаивали встревоженную душу младшего брата.       В таком жесте давно не было ничего странного ни для часто нуждавшегося в объятиях с малых лет Итэра, ни для Люмин, выражавшей свою заботу разными милыми поступками всю их совместную жизнь. В объятиях было сокрыто то, что ценилось в их отношениях больше всего – доверие, поддержка и любовь. Они были друг у друга одни, потому и держались всегда рядом, несмотря на приличную разницу в возрасте.       Люмин приобняла Итэра в ответ: прижалась щекой к виску его головы, сухую ладонь уложив ему на предплечье, мирно поглаживая руку через тонкую ткань водолазки.       — Садись уже и ешь, – с улыбкой сказала она. – И перед сном не забудь сходить в душ, а то пахнешь.       — Да, мэм, – со вздохом ответил Итэр, едва пошатываясь и не размыкая рук, чтобы продлить секунды приятного спокойствия под звуки всё также льющейся из-под крана воды.       Независимая и справедливая Люмин была для младшего Итэра примером для подражания, когда их мать уехала в Лондон со своим новым мужчиной и оставила его на воспитание только начавшей тогда работать сестре. Он видел в Люмин важную родительскую фигуру и знал, что она не откажется он него даже из-за ориентации. И действительно, она не бросила Итэра в одиночку справляться с его проблемой даже после странного каминг-аута, спровоцированного дракой с Яном в школе, осталась рядом и старалась поддерживать так, как могла – и эмоционально, и финансово. Они жили в нормальном достатке, как среднестатистическая канадская семья, и ни в чем не нуждались только благодаря Люмин, взявшей на себя роль главной в их крохотной семье.       Однако Итэр всё чаще чувствовал себя обузой для неё. Грузом, который ей везде приходится волочить за собой, хотя она могла бы налегке строить свою счастливую жизнь, может быть, даже построить собственную семью.       — Без особого энтузиазма ешь. Что-то случилось? – подметила Люмин, сидя справа от Итэра за квадратным обеденным столом, в очках и с какой-то профессиональной книгой в руках; рядом с ней стоял стакан уже немного отпитого яблочного сока.       Итэр и правда нехотя подсунул вилку с поджаренной спаржей к губам и отмахнулся:       — Да нет, ничего не случилось. Просто нет аппетита, – и после короткой паузы, медленно жуя, добавил: – Наверное, потому что неголодный? Может...       — Нет, Итэр, ты обычно себя так не ведёшь. Плохому аппетиту явно есть объяснение. У тебя на лице написано: "мне очень паршиво". И я готова тебя выслушать, если ты, в свою очередь, готов рассказать.       Итэр едва заметно сжался, словно воздушный шар под прессом, глядя в свою тарелку, и панически сглотнул мигом образовавшийся ком в горле. Нет, подумал он, ей это не нужно знать. Это будет лишний раз давить на Люмин и заставлять заботиться о нем больше, чем о себе. А Итэру этого не хотелось хотя бы потому, что он решил сам справиться со своей проблемой, какие размеры она бы со временем не обретала.       — Честно говоря, – неуверенно начал Итэр свою очередную ложь, – я вчера сильно перестарался на танцах и у меня весь день болит тело. Это доставляет лютый дискомфорт. Сегодня не ходил на тренировку, – искал слова он, сминая уголок бумажного полотенца под рукой. О каком доверии между ними могла идти речь, если Итэр уже далеко не в первый раз выкручивался с помощью далёкой от истины лжи? – Я понимаю, боль в мышцах – нормальное явление и всё такое. Но боюсь, завтра придется тоже не пойти. Вот.       Люмин вскинула бровь и закрыла книгу, отодвигая её от себя. Сытая Пай громко начала царапать когтеточку.       — Если это то, что действительно тебя так заботит, то ты можешь сейчас просто использовать лекарства, и тебе станет легче. Но я не припомню, чтобы ты когда-то из-за физической боли был настолько поникшим.       Недоверчивый тон сестры заставил Итэра неимоверно тяжело выдохнуть и посмотреть в её такие же янтарные, как и у него самого, глаза, спрятанные под тонкими линзами очков:       — Люмин, скажи, я действительно так сильно всех раздражаю?       В воздухе повисло напряжение ещё большее, нежели было до этого вопроса. Итэр смотрел на сестру с едва уловимым отчаянием в глазах, спрятанным под усталость, и совсем не понимал, какой ответ принесет ему хоть какое-то облегчение, но так надеялся на чудесную успокоительную панацею. Он был накалённым прутом, завязанным в узел, скрученным и кривым из-за чужих жестоких рук, что стало таким явным прямо сейчас на этой кухне перед сестрой.       — Нет, господи! Почему ты о таком спрашиваешь? – вкрадчиво уточнила Люмин. На её лице ярко отразилось ещё большее беспокойство.       — Мы никогда не поднимали эту тему, – Итэр чувствовал, как эмоции, подогревавшиеся так долго, уже начинали вскипать, — тему твоей опеки надо мной и всего прилагающегося. Я приношу тебе проблемы? Я обуза для тебя? Не знаю, я ведь... такой бесполезный, – Итэр закрыл глаза и опустил обмякшие руки на колени, сдерживая давящие изнутри слезы отчаяния, которое болело внутри намного сильнее синяков под одеждой.       — Слушай, – как-то слишком строго начала Люмин, в своей манере хмурясь от серьезности, – если ты думаешь, что мне трудно давать тебе деньги на карманные расходы или учёбу, то ты дурак. Или, может быть, ты волнуешься о том, что я через "не хочу" живу с тобой, а не отправила тебе куда-то в Лондон к маме, то дурак вдвойне. Ты – мой брат. Замечательный брат, в мире лучше не найти, я серьёзно, – Люмин смягчилась в лице и положила теплую лёгкую бледную ладонь Итэру на плечо. – Мне весело с тобой, я горжусь тобой. И всё, чего я хочу, это чтобы мы были счастливыми и сильными людьми. И неважно, через что нам придётся пройти. Мы просто сделаем это вместе, понятно? Ничего не бойся и не забивай голову такими мыслями. Тебе пятнадцать, впереди в жизни столько всего хорошего, ты и представить не можешь!       Люмин замолчала. Она явно ждала ответ, но Итэр не знал, что сказать. В голову абсолютно ничего не лезло. Он смял податливую ткань штанов на коленях, чтобы унять дрожь в руках, спрятать этот страх от сестры, однако от себя его спрятать было невозможно. Итэру казалось, яркий свет от лампы за спиной Люмин стал резать глаза.       — Я не знаю, откуда у тебя эта дурь в голове, – вздохнула она и, придвинув стул ближе к натянутому струной Итэру, поцеловала его в висок, заставляя тут же снова обнять её и уткнуться лбом в плечо. – Но я верю, что ты подумаешь над моими словами, и твои тревоги утихнут.       Итэр помыл за собой тарелку после того, как сестра ушла спать, и принял самый мучительный душ в его жизни. Болело и щипало везде, даже там, где не должно было, отчего двигаться приходилось максимально аккуратно и медленно, чтобы лишний раз не потревожить очередной очаг. Он как можно тише прошёл в спальню и встал перед зеркалом, осматривая яркое иссиня-пурпурное пятно слева на рёбрах, слегка ощупал его и хмуро осел на мягкую кровать, где снова сидела белоснежная пушистая Пай. Ему стало чуточку легче после разговора с Люмин, но этого было недостаточно, чтобы полностью отключить шумные мысли в угоду сну. Вдобавок, душ сильно ободрил. Можно было бы сесть за унылые домашние задания, но на часах – половина одиннадцатого ночи, а желания копаться в книгах и тетрадях – ноль.       Включив до этого разряженный телефон, Итэр с досадой осмотрел уведомления из чата танцевальной группы и кучу пропущенных от Аякса. В первую очередь, нужно было бы ему отзвониться.       — Алло, Итэр, какого хрена?! – прозвучал высокий, громкий, до невозможного встревоженный голос Аякса, из-за которого Итэру стало очень стыдно перед ним.       — Прости, что сегодня не пришёл...       — У тебя дома не все? Почему ты трубку не брал?!       — Я уснул! Прости ещё раз, всё в порядке, я дома, жив, здоров, – тараторил и оправдывался Итэр, неосознанно улыбаясь, но после короткой паузы всё же устало вздохнул: – Всё действительно нормально...       — Удосужился хотя бы в чат написать, что домой сегодня пошёл. Мы же волновались все. Я даже чуть сестре твоей не позвонил, – успокаивался Аякс, переходя на свой привычный тон.       Итэр многозначительно хмыкнул, не спеша переползая по кровати к стене и затягивая себе на колени разбуженную его шевелением кошку:       — Так позвонил бы. Уверен, проблема решилась быстрее.       — Похоже, вину ты свою не признаешь... Я понял.       — Да признаю я, правда виноват. Не буду так больше, – он снова тяжело вздохнул.       — Часто вздыхаешь, – недоверчиво констатировал факт Аякс.       Итэр закусил губу, безмолвно теребя шерсть на затылке мирно мурлычущей Пай, и отследил сбегающую вниз по груди капельку воды, упавшую с мокрого завившегося локона. Может, рассказать ему? Хотя бы что-то, без детального описания.       — Слушай, Аякс, у тебя есть время немного поговорить со мной?       — Сейчас, – он засуетился, – у меня как раз сварился кофе. Я налью его в чашку и буду полностью готов к твоей исповеди...       — Ха-ха, не нужно это так называть! Я просто немного... не в себе.       — А это уже страшно, – обыденно ответил Аякс, мешая голос с негромкими посторонними звуками. – Итак. Я готов. Вещай.