Singularity

До квартиры от лифта десять шагов. От двери до кровати три шага вперед и налево до упора, пока пальцы не упрутся в мягкий уголок, приклеенный заботливыми руками Куроо. До кухни не больше двенадцати, всегда тяжело рассчитать точно, потому что ковер постоянно меняет свое положение, может сократить количество и до десяти. Все завязано на расстоянии. Большом, ощутимом, как мороз, ползущий по коже в середине ноября, и пальцы единственное, что помогает сократить его.

Акааши Кейджи ослеп 4 года назад.

Никакой драмы с тяжелым оглашением диагноза врачей, никакой проигранной долгой борьбы за глаза… Просто в один день его накрыла почти полная темнота. Случайность или закономерный генетический процесс неизвестно, да и не имеет смысла искать причину, если результат окончательный. Ему нет смысла бороться, пришлось приспособиться, и мягкие уголки и отсутствие порогов в квартире лишь малая часть. Тяжелее всего за пределами дома: магазин с отсутствием наспех выученного шрифта Брайля, автобусы с вечно отключенным звуковым оповещением, в организациях все чаще выдают электронные талоны, для которых «нужно нажать всего пару кнопок». Собственная беспомощность идет всегда рядом с тактильной тростью, не отстает даже на пару шагов, кряхтит в звук мелкого шарика, который раз за разом проходится по асфальту тротуара. Раздражает ли? Вряд ли, он просто привык. В их квартале его уже знают, бабушки с севшим то ли от простуды, то ли от старости голосом все так же приветливо, как и раньше всучивают несколько моти, разве что сейчас более бережно касаются его худых и наверняка бледных ладоней, в подъезде соседи с верхних этажей придерживают дверь и нажимают нужные кнопки лифта, помогают достать письма из почтовых ящиков, а дети снижают скорость своих велосипедов, как будто опасаясь, что их скрип может нарушить звук трости. Не хотят вредить. Жалеют. Последнее всегда ощущается даже в звуке их дыхания. Это понять может только такой же слепой, такое не описать ни одному зрячему. Кейджи продолжает жить своей жизнью, все так же пишет статьи для газеты, правда отправляет с постоянным запозданием, токийская почта не привыкла к быстрой простой пересылке листов на другой конец города. Электронные сложнее, Тецуро говорит, что ошибок больше, чем следовало бы, а голосовой ввод стабильно меняет пару символов, превращая строгий текст в белиберду. Лучше по старинке. Дольше, но точнее. В каждой строке все так же тридцать ячеек. Расстояние до пустых тетрадей от рабочего места семьдесят сантиметров. Телефон лежит на уровне пятнадцати. От мира простых людей до его маленького ложного вакуума несколько тысяч световых лет. — Я поставил на верхнюю полку холодильника слева направо яйца, тофу и рыбу. Если что, стикер все еще у нижней ручки холодильника, — Тецуро единственный, кто выбирается через вселенные к нему, чтобы позаботиться. Без жалости. Этот этап они уже давно по-дружески прошли. Сейчас только уголки, список продуктов точками, специально выученными, чтобы быть рядом, и последние новости спорта, по которым еще Куроо предстоит работать. — И соседка просила передать, что с правой стороны скоро заедет новый арендатор. Я поговорю с ним насчет мелочей в коридоре- — Куроо, я в состоянии сделать это сам. — Я беспокоюсь о твоей сохранности. Кто знает, может не только картины люди выносят в общий коридор. История с неловким падением лбом на угол некой деревянной рамы уже стала их легендой, а шрам не позволяет забыть об этом. Для подобной глупости всего лишь нужно иметь в распоряжении неосторожную тетушку, что решила отнести старую картину до ближайшего антикварного магазина и одного уверенного в собственном знании незрячего, что решил выйти до лифта за доставкой без трости. Падение было громкое, разлитый по полу суп, должно быть, вкусным, а смех Тецуро слишком громким, чтобы переваривать его за раз. На следующий день в руки был вложен контейнер с домашней едой. Тетушке было и правда жаль. — Не волнуйся, вряд ли ему будет дело до меня, не исключено, что не будет оставлять даже следы вне квартиры. Все будет в порядке, а если нет, то… И здесь всегда повисает многозначительная пауза. Правда, что он может сейчас? Разве что включить погромче музыку и повернуть колонки прямо к розеткам, но даже близко не подойти к чужой квартире. Все еще беспомощен. Не сможет даже отразить чужую злость, потому что банально не увидит ярости в глазах напротив. Под очками привычно зажмуренные веки, как будто есть надежда расслабить их, и зрение снова вернется. — В любом случае, нужно встретиться с ним. Это правила хорошего тона, не мне тебе об этом рассказывать. — Именно. Спустя полчаса тихих бытовых разговоров Тецуро снова разгоняется до сверхсветовых скоростей и возвращается в свою галактику, где все так же год от года светит одна конкретная звезда. Цукишима наверняка не изменился. Он снова остается один. Слышно только сладкий шепот ненависти к себе. Его перекрывает быстро любимый плейлист только в одном наушнике. Нужно всегда иметь доступ к звуку, иначе среди беззвездной материи легко пропустить важное. Все идет своим чередом, за стенкой спустя пару дней действительно становится больше шума: сначала ремонт, после тяжелый смех и голоса комментаторов матчей. Готовить ужин под чужие звуки даже становится приятно, The neighbourhood медленно убавляются, а после и совсем выключаются на время после семи вечера. Как будто рядом с ним родилась новая звезда, стягивающая к себе все больше материи, наполняющая собственную систему новыми планетами. Пусть она все так же далека, как и остальное, но отголоски ее жизни долетают с опозданием в пару сотен световых лет. Меньше, чем в пределах его ощутимой вселенной. Акааши слышит в голосе за стеной желтый, покачивающиеся от ветра у обочины ромашки и шипение хорошего мяса с пикника. Акааши чувствует в дождливые дни большие грязные отпечатки на полу до соседней двери и неловко вычисляет длину шага и стопы. Сорок второй размер и семьдесят четыре сантиметра. Его сосед, должно быть, достаточно высокий. Акааши ждет пару минут после того, как слышит хлопок соседней двери, и только когда лифт уезжает вниз, выбирается на лестничную площадку. Он наблюдатель, хотя вряд ли это можно применить к ослепшему, но вмешиваться в чужое движение по бескрайнему космосу не планирует. Это может легко сбить с намеченного четкого курса. Их обоих. Сталкивает правда случай, а точнее простая нужда. — Извините, — все тот же яркий голос, звучащий немного выше его собственной головы, сантиметра на три, не больше, а из открытой двери к коридору веет холодом. — У вас не найдется немного пластырей? Вблизи свет ощущается сильнее, Кейджи клянется, что почувствовал кончиками пальцев чужую бешеную энергию, слышит, как воздух закипает от дыхания соседа и не решается приблизиться. Такие большие звезды копят топливо, чтобы в один момент взорваться и стереть все в окружении размеров парочки его жалких галактик. Ему все еще хочется жить, пусть и незаметно кочевать по большим просторам без возможности остановиться или сбавить скорость, чтобы вписаться в повороты, которых все еще не видно. — Подождите пару минут, — он, должно быть, поступает очень грубо, захлопывая дверь прямо перед чужим телом, но собственный, построенный на сантиметрах, мир просто не выдержит любого вторжения, обувь наверняка сдвинули бы в сторону на сантиметр, вихрем смахнули оставшиеся на краю стола недописанные листы и забрали значительно больше, чем практически пустую коробку пластырей. На готовку каждого ужина все еще тратится по штуке. Мастерство готовки постичь невозможно, если не видеть, где находится лезвие ножа или хотя бы размер оставшегося куска тофу. Шариться по шкафам приходится недолго, небольшая, примечательно металлическая, коробка находится быстро и позволяет вернуться спустя всего пару минут. Свет большой звезды напротив, правда, уже успел потускнеть. — Держите, у меня остался последний. — И вы мне так просто его отдаете? — Это всего лишь пластырь, не беспокойтесь. Всего доброго, — и Акааши уже уверенно тянется закрыть дверь, забыть о существовании кого-то еще в пределах собственного мира, оставить чужое присутствие в рамках звуков из-за стены, но его успевают остановить, дверь от двух неравных сил натужно скрипит. Стоит попросить Тецуро смазать. — Я вам принесу в благодарность немного еды, хорошо? — Хорошо. Только больше не приближайтесь, светите в другом месте, притягивайте остальных и не замечайте моего присутствия. На следующее утро на ручке двери оказывается пакет с домашними онигири. Наверное, готовит сам, раз уголки совсем не ровные, а нори пересушенно крошится в руках. После случайной встречи сосед оказывается непревзойденным хаосом: высчитывать время в одиночестве лестничной площадки становится все труднее, с причитаниями звезда все чаще возвращается за забытыми кроссовками, неизменно бросает со слышимой улыбкой «хорошего дня» и все так же скрывается в лифте, прожимая кнопки по три раза. Акааши слышит, Акааши хочет слиться с ближайшей стеной или вовсе подарить себе одиночество квартиры до нового большого взрыва. Звезда, оказывается, покупает овощи в тех же лавках, что и он, вместе с привычными пакетами от бабушек он получает «Бокуто тоже любит покупать маринованный салат у нас. Вы же живете неподалеку от него, верно, Кейджи?» Теперь у звезды есть обозначение, отчего-то слишком подходящее для кого-то столь большого и яркого. Может и имя у него Сириус или Кастор? Ничего уже не удивит, скорее подденет подкожный страх за собственную безопасность. После каждой неловкой встречи даже на словах руки перепроверяют все вещи в доме на выученное расстояние, потому что одно присутствие чужого притяжения, кажется, может сдвинуть и его расположение. Он не ведется. Куроо не задает вопросов, но отчего-то оставляет пластырей в два раза больше, чем обычно. Вряд ли с расчетом на то, что Кейджи станет еще более безнадежным. Все идет своим чередом, а после семи собственная квартира стабильно погружается в тишину, которая дает шанс услышать каждое чужое слово из-за стены. За Бокуто, должно быть интересно наблюдать. — Твой сосед оставил тебе подарок. — Снова? — Так и знал, что это не единоразовая акция. Тецуро замечает неладное на третью неделю незаметных попыток звезды снова приблизиться, а он все еще держит оборону, заполняя лишнее место новыми точками, которые образуют тьму, в которой проще потеряться. Его беззвездное пространство не потерпит вмешательства, это повторяется снова и снова. Принимать еду не решается, здоровается тихо, из дома выходит реже, потому что со всех сторон района, кажется, он слышит одно и то же. Бокуто. Бокуто Котаро для арендодательницы. Бокуто-сан для маленьких жителей дома, которые как будто только вчера спали в колясках, а сегодня сами тянутся к кнопкам лифта, пусть и с рук родителей. Невыносимое сумасшествие и черная дыра для Акааши Кейджи… Хотя как звезда может поглотить его? Она разве не должна безусловно отдавать, а не забирать? — Кажется, с тобой флиртуют, — тянет Куроо без лишней эмоции, и это пугает еще больше, чем простые слова. Он знает это, чувствует без касания к чужому лицу, голос Бокуто и без того удивительно эмоционален, но не может принять. Еда из контейнеров выкидывается сразу, стоит нащупать на ручке двери давно знакомый пакет. — Мне это не нужно. — Так и будешь до конца жизни затворником? У тебя нет зрения, Акааши, но в остальном- — Если бы Цукишима остался слепым навсегда, ты бы остался с ним? Готов был бы жить за двоих? Я уже знаю ответ, и он тебе не понравится. Достал. Нравоучения ему ни к чему, все давно проговорено и в терапии, и с внутренней МКС, на которой еще есть остатки человеческих чувств. У любой популяции главная цель выживание, его не может побороть даже желание оставить потомков, и они все еще животные, застрявшие где-то в промежутке между безмозглостью и всезнанием. Он не готов. Ему страшно. Тьма за все это время стала намного привычнее, чтобы сбегать от нее, поджав хвост, к чему-то дающему тепло и внимание. Переживать новый хаос и сход с привычного курса слишком тяжело. — Ошибаешься. Я бы остался с ним, потому что я люблю не его глаза, а мозги, или у тебя вместе со зрением пропало мышление? — Ты говоришь это сейчас. — Я остаюсь рядом с тобой все эти четыре года, Кейджи, не неси чушь. Хватит запирать себя в квартире, даже без глаз ты можешь познать мир. — Мир, в котором я даже не могу выбрать продукты без чужой помощи? Куроо фыркает. Знак, сравнимый с последним предупреждением от навигационных систем, когда до столкновения с метеоритом остается не больше пары минут. — Если понадобится, я напишу в Глико, чтобы они на упаковках писали нужным шрифтом твои любимые вкусы, хотя вряд ли даже это сможет повлиять на слабака, вроде тебя. На диване остается только частичка тепла, все остальное с демонстративным хлопком выходит за пределы квартиры и похоже не планирует возвращаться сегодня. Обидно ли? Совсем немного. Но в этот вечер пластырей на пальцах оказывается намного больше, одновременно думать и готовить все еще выходит паршиво. Кожа стирается о кресло, листы заканчиваются все чаще, пока в момент одного из случайных одинаковых дней не настает секунда, когда все в пределах его космического пространства останавливается. Причиной тому становится простая правда — на смену матчам за стеной приходит непривычно тихий голос, то ли читающий стихи, то ли пытающийся петь так, чтобы не помешать остальным жителям их дома. Даже острый слух не различает слов, все съедено в пути через розетки и открытое окно, прочувствовать удается только саму суть, идею всего вечернего представления. Похоже, его сосед не всегда сияет заразительно ярко. В эту же ночь Акааши по привычке старается нащупать свет луны на противоположной стороне кровати. Нет тепла, остались лишь крупицы дневного света, но этого хватает, чтобы пустить мурашки по всему телу. Куроо может быть и правда в чем-то прав. Он забирает привычно пакеты с едой, но теперь старается попробовать без лишней привязки к чувствам и к тому, что наверняка внутри карри остались солнечные частицы, которые легко попадут внутрь организма и спалят напрочь за пару минут. Оно того стоит, Бокуто потрясающе готовит, и вряд ли пластырь в их первую встречу нужен был ему для несчастного пореза от ножа. Может быть это была мозоль, раз он спортсмен, или срезанный слишком коротко ноготь? Нужен ли он был вообще или для всего произошедшего нужен был лишь повод? Кейджи единственный, кто не пытался знакомиться с новым соседом, со всего этажа, все остальные, начиная тетушкой с несчастной деревянной рамой далеко и заканчивая совсем детьми, у которых все еще сохранилась привычка хватать его за трость, удостоили хотя бы парой секунд внимания и слов. Он же развивал скорость до световой, чтобы неповоротливая звезда не заметила его присутствия рядом даже по звукам. Бокуто, похоже, важно быть замеченным и признанным. В этот же вечер на стикере шрифтом вырубается простое «спасибо» и цепляется неловко в стык чужой двери. Хочется верить, что заметят и все поймут без лишних объяснений. На большее он пока что просто не способен. — Акааши Кейджи, верно? — курьер тяжело дышит, переминается устало с ноги на ногу и, видимо, мечтает только об одном — наконец передать в чужие руки большую коробку с роботом-пылесосом и новой рисоваркой (на взгляд Цукишимы, прошлая выражает большое желание сдохнуть без дополнительных мук и тут же отправилась в мусорку). Плохая идея напрягать людей, когда в доме некстати сломался лифт. — Поставьте подпись в нужной графе. Это новенький, или он просто издевается? — Я уведомлял вашу компанию, что не имею возможности поставить ее. Нужная мне инструкция вложена в коробки? — Все инструкции заводские, находятся внутри, к чему вы- — То есть нет? — Слушайте, моя работа просто доставить, все прочие претензии передавайте тем, кто может что-то решать. Просто поставьте подпись и я пойду, — курьер, видимо, и правда новичок, иначе не позволил бы себе на рабочем месте скатываться до жалкого нытья. Это могло бы не быть проблемой, если бы хватило сил и уверенности затащить все коробки в дом и поставить пару каких-нибудь глупых символов в отведенном месте, но строка для подписи никогда не выделяется ощущениями от остального листа. Мир все еще не приспособлен для слепых, зато глупые умудряются даже работать в службе доставки. — Можете возвращать коробки на склад. Без инструкции я не смогу ими воспользоваться, а вашим операторам передайте, что они плохо выполняют свою работу. И рука уже тянется демонстративно вжать в чужую, должно быть, слабую грудь рисоварку, как кончики пальцев останавливаются в сантиметре от коробки, потому что в воздухе становится теплее. Звезда, все так же шоркая большими ногами по плитке пола, поднимается на этаж и направляется в сторону собственной двери. Останавливается. Стопроцентно смотрит в его пустые глаза, направленные куда-то в сторону курьера. Встает между телами и с улыбкой выдает все такое же горячее и сумасшедшее по скорости: — Давайте я заберу посылки, а нужные инструкции вы пришлете так скоро, как только сможете. Бокуто не спрашивает, снова запускает бешеное движение частиц вокруг себя, оставляя размашистую подпись, и воздуха становится в разы меньше. Не сослаться на взволнованного курьера, тот уже минуту назад спасительно сбежал по лестнице вниз. Слиться со стенами не выйдет, собственные щеки горят на манер туманностей, сбежать за дверь тоже, не оставить же с нужной рисоваркой на пороге, как бы ни хотелось… — Занесите, пожалуйста, не кухню. Она прямо по коридору. Умоляю, будьте аккуратны. Волнение не за самочувствие Бокуто, а сохранность выведенного порядка. Жара становится меньше. Должно быть, его слова звучат настолько жалко, что остужают ядро в чужой груди. Света звезды становится меньше. Непрошенный гость тихо проскальзывает внутрь его черной дыры, едва слышно стянув кроссовки. Он наблюдает за борьбой с рисоваркой пристально, насколько может позволить несовершенный человеческий звук: слышит хруст поролона, шуршание несчастной инструкции по применению на всех языках, кроме нужного (не забываем, слепых людей во вселенной попросту нет) и бурчание под нос причины сжатых до побелевших костяшек ладоней. Куроо должен прийти только через полчаса, робот-пылесос достанется еще нескоро, а внутри все ощущает собственную уязвимость. Он впустил в свой мир незнакомца, инопланетный корабль, который не поддается никаким знакомым вычислительным правилам, хаотичный на возможный максимум… Или все звезды привыкли притягивать к себе даже чужое? — Не стоило вмешиваться в это, я могу справиться со всем сам. — Да ладно вам, это всего лишь мелочь. Мне несложно, а вам наверняка будет проще, чем разбираться с простой печатной инструкцией. И тишина. Уже не такая, какая случалась в повседневном разговоре с Тецуро, что-то отчего-то мягкое и податливое, как облака, которые существуют только на одной знакомой планете с атмосферой. Она привязана к звезде, живет ее светом, питается ее благословением и дает вырасти на себе всему живому, что только может познать человечество… Солнце. — Вы ведь не видите меня, но все равно впустили. Не видите, но все равно оставили ту записку. Не видите, но принимаете мою еду, хотя я знаю, что не всегда все выходит идеально. — Все… было вкусно, — шепотом оседает на полу. На большее не хватает сил и смелости, колени поднимаются ко лбу, сжимаются до боли, ногти даже сквозь домашние штаные наверняка оставят царапины. Он не понимает, не может рассчитать сантиметры, неспособен оттолкнуться, чтобы улететь снова на другой конец вселенной, где легко потеряться, потому что он застрянет на границе ее расширения. Присутствие одного лишь человека рядом, даже через жалкую стену, сумело поставить в тупик. Он снова ощущает запах больницы и вердикт врача, вложенный без надежды на лучшее в его ослабшие руки. Кейджи знает этот момент, как единственный, когда не оказалось возможности защититься и спрятаться. Тогда произошел его Большой взрыв, и жизнь началась сначала. — Вы боитесь? — Догадайтесь сами. — Если вам будет легче, я могу тоже закрыть глаза, так мы окажемся в равных условиях, — вот только Бокуто всегда может эту игру закончить вернуться в реальности и без проблем готовить, заниматься спортом и смотреть матчи, а он нет. Слепых все еще не существует ни в одной точке Вселенной, и не ему это менять, лучше прятаться. Тихие шаги. Скрип пола. Теплота, расплывающаяся по всему телу от ладоней. Чужое дыхание прямо в ослабшие голени, но без попытки пробраться дальше, до спрятанного лица. Касание. Звезды смешиваются в одну кучу, черные дыры съедают все вокруг и друг друга, мир сжимается до тех пор, пока не остается одна точка. Секунда до неизбежного. — Я хочу быть ближе к вам, Акааши. Сингулярность. Расстояние в световые тысячелетия сократилось до межатомного пространства.