cookies and frost.

— а ты не боишься, что вас сожрет бытовуха? феликс сидит напротив джисона на подоконнике в теплых шерстяных штанах, подаренных вышеупомянутым на рождество, так что холод его совершенно не смущает. он аккуратно смахивает пепел в окно. — да ну, ликс, че за бред, нас же не сожрала. тем более, я еду всего на пару недель, какая уж там бытовуха… оглянуться не успеешь, как снова хуяришь на самолет в попыхах, и, если честно, этого я боюсь еще больше бытовухи. джисон внутри от вопроса мурашками покрылся, но виду не подал, а то этот разговор под названием «сеанс у психолога» никогда бы не закончился, вызывая тревожные мысли все с большей силой. конечно, он бы хотел жить вместе с минхо, потому что отношения на расстоянии — это тяжело, а встречи раз в полгода действуют как-то неоднозначно. после них непонятно, то ли хочется жить ради любви, то ли умереть от того, что она так далеко и труднодоступна. переехать друг к другу не получалось из-за учебы, а расстояние играло на взаимоотношениях постоянными ссорами и недомолвками, не говоря уж о том, что джисон сам по себе был страдальческой натурой с чувствительной душой. ну или же просто долбоебом, как говорил феликс. избегая своих мыслей об этом всем, хан выкидывает окурок в окно (как дебоширно) и возвращается в квартиру, утаскивая за собой своего друга: им двоим пора собираться в аэропорт, несмотря на то, что улетает только один. — нахуя тебе такой огромный чемодан, блять, джисон… ты туда на год едешь или что? — пыхтящий феликс выкатывает огромный серебристый параллелепипед в подъезд. надо же как-то отплачивать за то, что живет на кровной хате джисона, а не снимает за бешеные бабки какой-нибудь сарайчик в пяти часах от университета. ну, а еще феликс просто добрый и любит своего лучшего друга. — не ворчи, видишь я такси вызываю. пошли быстрее вниз, а то еще доплачивать не дай бог придется за задержку, а у меня щас на счету дроченные копейки. — после чего они оба глупо хихикают и на морозе быстро запихивают все свои шмотки в тачку. а дальше все как в тумане: дорога до аэропорта, глупое, но одновременно грустное прощание с феликсом, бутылка водички дороже обычной цены в 10 раз, возмущения в кружочках телеграма о том, что это лютый грабеж, пять часов тревожности от полета, получение багажа и, наконец, долгожданная встреча. мутная пелена сходит с глаз, только когда он замечает знакомую по фотографиям белую шапочку и бежевую парку. пытается спешить прыгнуть в объятья, хоть чемодан прилично так сбавляет ему скорости, но вскоре наступает стандартная сцена: громко крикнув «Минхо!» на весь холл, этим же привлекая внимание абсолютно всех находящихся там людей, машет ладошкой, пробираясь сквозь толпу, чтобы повесить свои руки вокруг шеи и крепко прижаться. при этом джисон… плачет? да, как и всегда. при встречах и прощаниях он плачет, каждый раз добавляя «обычно я вообще не плачу» и начиная громче всхлипывать. а минхо в свою очередь его наглаживает по спине спокойно, уголки губ задирает в улыбке с прищуром, на ухо рассказывает, какой тот хорошенький и миленький, но все же дурачок (любя, конечно же). оба вздыхают спокойнее рядом друг с другом. настолько приторно сладкие, что самим аж тошно, но все же приятно. минхо до покалывания в пальцах схватился за рукав джисона и потащил на выход: пора домой. он бы его украл и дома у себя спрятал, если бы так можно было сделать, потому что отпускать не хотелось уже до ужаса сильно. тяжело жить от встречи до встречи, когда они так редко. когда желание жить прививает только чужая улыбка и слезный смех от любой глупой шутки, сопровождаемый тихим «хен, ты дурак что ли?». поэтому минхо хана укладывает сразу и без разговоров, накрывает, закутывая в ролл, кладет рядом с собой и заставляет долго-долго с ним обниматься, целоваться нежно, переговариваться с искрящимися взглядами. а тому так непривычно хорошо, что аж страшно. такая тактильность и близость тревожили джисона, но глубоко в себе он понимал, что ему на самом деле это все нравится, просто… просто нужно время. а вечером гуляют за руки держась в кармане куртки минхо, чтоб теплее было, пока джисон с упоением рассматривает все вокруг — ему всегда нравились новые места вне зависимости от того, где они находятся. ресницами заледеневшими хлопают, планы обсуждают и постоянно друг другу глупые подкатики отпускают, хихикая. за один такой подкатик вредный кот (как назвал в тот момент его джисон) получает в морду небольшим снежком. не успевает пронестись мысль «ну надо же как-то проучить, а то совсем охамел», ее обладателя окунают с головой в снег, заставляя толщу того аж приглушить резвое пищание. — смеется тот, кто смеется последним, хани. — ядовито шипит минхо, а руку следом все же тянет, забывая о том, что спасение утопающего — дело рук самого утопающего. и за это получает ответку в виде повала в тот же сугроб. а джисон хохочет, что души есть, а потом целует нежно в лоб по десять раз, в попытке задобрить ворчание. продолжает задабривать и по возвращению домой: печенье ставит выпекаться, режет овощи на салат, кормит красной рыбкой — и минхо впадает в гастрономический экстаз, сдобренный поглаживаниями по голове. но в стороне не остается и позже отлавливает джисона забравшегося на подоконник, когда тот курит там по привычке, и шею ему по-кошачьи так вылизывает, покусывает, расцеловывая. и жизнь тут же кажется шоколадной сладкой конфетой, без горечи и грусти. каждый день проведенный с минхо для джисона особенный, вычурный и памятный. к каждому дню он мог бы в голове подобрать музыку, аромат, цвет, нарисовать в своей голове все от и до, выделить кучу эмоций и запечатленных глазами моментов. он не знает, было ли это все взаправду, как было на самом деле, потому что все ощущалось слишком нереальным, похожим на сон. но минхо был единственным сном, который забывать никогда не хотелось. а просыпаться тогда тем более. каждый день проведенный с джисоном для минхо особенный. наполненный теплом и заботой, любовью и нежностью. он сам не знает почему, но он еще никогда так не был привязан к кому-то еще. никто так не ощущался, как джисон, и он видел только его в своем будущем. — оставайся со мной навсегда. — я бы никогда не уезжал. одновременно произнесенные предложения ставят врасплох обоих, а потом заставляют сверкать смущенными, но влюбленными улыбками, затыкая рот печеньками.