don't hold back

— Учитель Со, у вас урок, почему вы находитесь в моем кабинете? — А у тебя окно, вот к тебе и пришел. Я им дал контрольную десятого класса на весь урок, так что не волнуйся. — Чанбин, они только в седьмом. — Ну, спишут тогда, я не виноват, — Чанбин плечами пожимает, подходит к первой парте, что стояла впритык к учительскому столу, и бедром на нее опирается, а после, «в завершение фирменной позы математика», руки на груди скрещивает. — С твоей стороны все же это как-то некомпентентно, не находишь? — учитель английского вздыхает, поправляя слегка съехавшие очки на тонкой оправе на носу, а после встает, подходя к другому учителю. — Они справятся, будто ты не списывал в школе, — закатывает глаза Со и боковым зрением замечает на доске пару английских предложений. Похоже, Чан еще не успел стереть их с того момента, как урок закончился. Чанбин не удосуживает эти крючки да завитки, как он сам считал, вниманием, обращая это самое внимание на Бан Чана. Английский он в школе кое-как вытянул на удовлетворительно, ведь просто не понимал его. Вот почему их magazine это журнал, а не магазин? Это же очень нелогично. Зато, блин, выебнулись, что хотят быть независимыми от другого языка. — Я — нет, а вот ты — да, — отвечает учитель английского и повторяет позу человека напротив, разве что только бедром не опирается о парту. — Я, к твоему сведению, списывал только на английском, потому что это херня непонятная, а не предмет, — Чанбин встает — если так можно сказать, зная, в какой позе он был до этого — с парты и проходит к доске, что находилась в паре шагов, — вот зачем тут эти «э», «зе», «ит», «ис»? Чтобы жизнь усложнять простым людям? — Они появились еще давно, примерно.. — Все, я понял, что это все исторически как-то там связано, а ты не историк, — машет рукой математик, будто мух отгоняя, а после берет мел, — вот моя фамилия Со, да? С-о, две буквы, коротко и ясно, так какого хера по-английски она как Сео пишется? — он пишет на доске, чуть ниже тех самых предложений, витьеватое «Seo» и подчеркивает эту «е» жирной чертой. — У английского свои правила, Чанбин. Проще просто принять их, чем пытаться выяснить «а почему так?». Точно так же, как и у тебя в математике. Смысл мне доказывать, что фигура является треугольником, если у нее три угла и прекрасно видно, что это треугольник? — Это другое. Все дело в том, что.. — Вот видишь, ты тоже не согласен со мной. Поэтому проще просто принять правила английского языка, — вздыхает Чан, слегка голову в бок наклоняя. — Математика и английский совершенно разные вещи, к твоему сведению, — закатывает глаза Чанбин, цокая. На пару секунд воцаряется молчание, которое разрушает снова математик. — Хотя, если честно, английский звучит неплохо, красиво. Особенно некоторые предложения в нем. Мое любимое — это «fuck me harder, don't hold back.», — Со усмехается, отводя взгляд к высокому потолку, наверное, к самому высокому из всех потолков среди других кабинетов в школе. Но взгляд приходится опустить, ведь прижавший к доске Чан с небольшими огоньками в глазах, видных сквозь стекло очков, это зрелище, которое лучше в разы. — И откуда ты такие слова знаешь? — говорит учитель английского с нечитаемым лицом. Но Чанбин научился уже читать чужие эмоции, поэтому прекрасно видел, что тот чувствовал и испытывал. — А ты перевод не знаешь? Странный ты учитель английского, даже «don't hold back.» не знаешь, — усмехается в насмешке Со, голову в бок наклоняя слегка и обнимает Чана за шею. Тот, в свою очередь, левую руку оставляет на доске, а правую кладет на чужую талию, сжимая ее несильно. — Чанбин, мы в школе. Не думаешь, что я кому-то понадоблюсь, и этот человек все увидит? — Так закрой дверь и все, а я, так уж и быть, постараюсь быть потише, хотя все зависит только от тебя, — Чанбин подмигивает, слегка притягивая чужое лицо к своему за шею, — к тому же, кому ты нужен сейчас? Половина учителей уехала на семинары, а вторая ведет уроки, — он говорит это практически в чужие пухлые губы, а после впивается поцелуем в них, спустя пару мгновений начиная прикусывать их несильно. Чан отвечает практически сразу же, и Чанбин думает, что это неудивительно. Бан Чан всегда заводился с полуоборота — если, конечно, не уставал на тот момент смертельно, — стоило лишь пару раз прикусить его губы. Почему так происходило, математик сам не знал, но умело пользовался. Учитель английского первый разрывает поцелуй, оставляет небольшой чмок на чужой скуле и спускается к шее Чанбина, наполовину скрытой воротом рубашки. Чан проводит дорожку из влажных поцелуев от линии челюсти до кадыка, прикусывая загорелую кожу чуть ниже, оставляя красноватый след. Со в его руках остается лишь дышать тяжело, иногда все же постанывая, запустив одну руку в чужие кудрявые волосы и перебирая мягкие пряди пальцами. Бан Чан слегка ослабляет черный галстук математика, дабы расстегнуть первые две пуговицы, проводит носом по не очень острым ключицам и снова слегка прикусывает кожу. Нельзя было оставить следы, по крайней мере на шее и чуть ниже (на всякий случай), а то ученики могут заметить. Нет, конечно, Чанбина и Чана никто, вроде бы, еще не подозревал в отношениях, как, например, того же Минхо с Джисоном, о чьих отношениях ходят какие-то легенды, но это может быть «пока». А может быть кто-то уже догадывается, но просто не имеет весомых доказательств для этого. — Чан, черт.. — слышится от Чанбина сквозь тяжелое дыхание и тихих постанываний. — Что такое? — интересуется Чан, попутно вытаскивая белую рубашку математика из штанов и одной рукой забираясь под нее. — Знаешь, я все.. ха.. думаю о том, что кто-то.. может зайти. — признается математик, а сам от учителя английского не отстает — он одну руку опускает на чужое плечо, сжимает его слегка, а после ладонью ведет по телу, останавливаясь на торсе, скрытом белой рубашкой и бежево-коричневой жилеткой, водя по нему с небольшим нажимом. Стоило услышать слова математика, Бан Чан размещает свое колено между его ног, после бедром несильно на пах надавливает, чувствуя, как тот заведен. Из-за этих действий Чанбин издает пока что самый громкий стон за эти пару минут, а учитель английского поднимается к его уху. — И тебе эта мысль нравится, да? — шепчет ему эти пару слов, опаляет ушную раковину своим горячим дыханием, — может быть, тебе даже хочется, чтобы нас застали вместе? Увидели, как ты стонешь подо мной. — Чан, блять.. — Ты говоришь, что английский это «непонятная хрень», тогда, может быть, ты хочешь, чтобы я дал тебе понять совершенно наоборот? — Чан продолжает шептать на ухо, а Чанбину кажется, что он скоро сдохнет. Не то от возбуждения, ведь чужой голос звучал слишком горячо, не то от возмущения. Типа, какого хрена? Бан Чан сейчас серьезно будет ему говорить, что английский — очень понятный и вообще 5/5, вот именно сейчас? — Ты.. что.. Договорить он не успевает, ведь его неожиданно берут за подбородок, а сам учитель английского отстраняется от его уха и оказывается возле губ. — Английский, Чанбин. English, Binny. — Д.. — Со быстро одергивает себя, а после вновь говорит, — Of course, Chan. — Good boy. Его вновь целуют, но уже совершенно не так, как целовал он пару минут назад. То, как делал это Чан, и правда ощущается как какая-то награда, хотя Чанбин лишь сказал пару слов, которые знает даже младшеклассник. Может быть, дальше вообще не придется ничего говорить? На возбужденный член снова давят бедром, а вторая рука, что все это время была под рубашкой, ползет вверх и сжимает грудную мышцу. Это комбо заставляет Со вновь застонать, но уже в чужой рот. И он готов поклясться, что чужие губы дрогнули в усмешке. — Please.. please, Chan, — математик чуть не простонал это на другом языке, но, к счастью, вспомнил о чужих словах и заговорил на английском. — What? What do you want me to do? — кажется только сейчас Со понимает разницу между его английским, с явным и ничем не скрытым акцентом, лучше которого даже речь на том же языке тех самых девочек, которые пытаются косить под американцев, и английским Чана, который говорил так спокойно и так естественно, будто каждое утро просыпался не у себя в квартире, а в Британии и разговаривал с каждым встречным англичанином. — What.. you want, please, Chan.. — Чанбин кладет свои руки на чужие широкие плечи, сжимая их и, наверное, оставив бы на них красноватый полоски, не будь они одеты в рубашку с жилетом. — Of course, don't worry, you were a good boy, — Чан усмехается слегка, оставляет на скуле Со поцелуй, а после обеими руками занимается ремнем на его брюках. Математик под ним нижнюю губу зубами терзает, сдерживая стоны, ведь учитель английского не очень то и аккуратен в своих действиях, из-за чего часто задевал стоявший член. Чанбин из-за этих недолгих прикосновений хотел взвыть. К счастью, ремень поддается, после чего Бан Чан спускает сначала чужие черные брюки, а после такие же черные боксеры к ногам, а математик кое-как снимает их полностью, отбрасывая куда-то в сторону. Учитель английского прижимает Со к себе и толкается своими бедрами в чужие, заставляя того вздрогнуть и издать короткий стон. — Если ты ничего не сделаешь, клянусь, я тебя убью, — шипит математик тихо, стараясь сделать так, чтобы учитель английского не понял. Но он понял. — И что же ты сказал? — Чан шлепает по чужой ягодице, заставляя Со снова вздрогнуть, а после сильно сжимает ее, — что ты сказал? На английском, Бинни. — No..thing. — сквозь тяжелое дыхание произносит он, а после задумывается на пару мгновений, думая, как удачно сформулировать предложение, — do something, Chan, I.. can't stand anymore, — Чанбин уверен, что сказал неправильно. Может пропустил ту самую частичку «зе», а может быть и «ит» какую-нибудь. Но Бан Чан не говорит ничего, лишь смотрит пару секунд прямо в глаза, а после поднимает правую руку и прислоняет ее пальцы к губам. — Lick it, — произносит он твердо, а математику ничего не остается, кроме как подчиниться и открыть рот, дабы туда попали три чужих узловатых пальца. Он смачивает своей вязкой слюной каждую фалангу, каждый сантиметр кожи, пока учитель английского резко не давит на корень языка и не вытаскивает их из рта, дабы после завести руку за спину Чанбина и спуститься к входу. — Faster, Chan.. — говорит Со, все так же сжимая чужие плечи, а после жмурится, стоило одному пальцу попасть внутрь. Растяжка — это не самое приятное занятие, но без него никак. Иначе поход к врачу придется назначить уже на следующие часы. Поэтому математик старается терпеливо ждать, пока его растянут, а так же сконцентрироваться на каких-то других, более приятных вещах. Например, как Чан сейчас выцеловывал его ключицы, а второй рукой поглаживал бедро, иногда царапая его своими ухоженными ногтями. Из-за этого Чанбин не сразу замечает, как в нем уже оказываются три пальца. В прочем, не замечает до тех пор, пока один из них не попадает по комочку нервов, заставляя застонать, прогнуться в спине и тут же захлопнуть рот себе ладонью. Иначе реально могут услышать и пойти проверить. А Бан Чан, кажется, или не понимает этого, или просто хочет, чтобы их застали, раз целенаправленно бьет по простате, попутно оставляя пару быстрых поцелуев на плечах. — A-ah, Chan, come on.. — стонет Чанбин, жмуря один глаз. Ему кажется, что если учитель английского ничего не сделает, то он, Чанбин, просто свихнется. Хотя, скорее всего, так и будет. — Хочешь, чтобы я вошел в тебя? — спрашивает Чан, а после продолжает, стоило заметить чужие энергичные кивки, — тогда попроси об этом напрямую. — Fuck, Chan.. please, fuck me, please! — Молодец, good boy, — ухмыляется Бан Чан, а после вытаскивает свои пальцы из чужого тела и снимает с себя брюки с нижним бельем. Он смазывает ладонь своей слюной и проходится ей по своему члену, выдыхая со стоном. Все же, он тоже терпел. После учитель английского подхватывает математика под бедра, слегка приподнимая и еще сильнее прижимая к доске. — Готов? — интересуется Чан, когда Со, для большей безопасности, скрещивает ноги за его спиной, а после кивает на вопрос, — хорошо, — Бан Чан целует того в щеку, а после медленно входит, следя за реакцией математика. Тот, кажется, только и ждал этого чувства заполненности, поэтому сам бедрами двигает слегка, опускаясь ниже. — Черт, Бинни, — ругается Чан, сдерживаясь, дабы не начать сразу вбиваться в поддатливое и такое горячее тело. Все же, надо еще дать привыкнуть. — Ч-чан, — постанывает Чанбин, когда учитель английского входит полностью. Он старается хотя бы на немного восстановить дыхание, но это, очевидно, не получается. Со заводит одну из рук за чужую голову, дабы приблизить к себе столь любимое лицо и прошептать в не менее любимые губы: — Fuck me harder, don't hold back, — он усмехается и слышит, как Бан Чан громко сглатывает накопившуюся слюну, а после практически полностью выходит из него, дабы через мгновение с силой врезаться в чужое тело. Чанбин бы громко простонал, ведь это до жути приятно, но его затыкает учитель английского, целуя уже жадно, глубоко, при этом ритмично двигая бедрами. Вот это то, чего математик и хотел. Он одной рукой проводит по груди Чана, остановившись и сжимая одну из грудных мышц сквозь ткань, а второй массирует голову, пропуская сквозь пальцы пряди волос. В рот Со стонут негромко и приглушенно, и он не может не усмехнуться в чужие губы. Но усмешка пропадает уже через пару мгновений, стоило учителю английского головкой члена попасть по простате. Бан Чан чувствует дрожь тела под ним, поэтому теперь начинает вбиваться только под этим углом, крепко держа за бедра математика, дабы тот не упал. Поцелуй разрывает Чанбин, а после голову назад на немного откидывает, стукаясь о доску сзади. Он кусает нижнюю губу, чувствует металлический привкус крови на языке, но не обращает на него внимания, смотря только на мужчину перед собой. Чан же держится в паре миллиметров от его лица, едва прикасаясь своим теплым носом к щеке. — Ч-чан, — говорит Чанбин сквозь стоны. Ему кажется, что скоро от переизбытка чувств пойдут слезы и скатятся по щекам. Толчки и частые поцелуи были слишком приятны и постепенно подводили к краю. — Ты.. скоро? — спрашивает Чан негромко и слегка хрипло, при этом не останавливая свои движения, а даже немного их ускоряя. Чанбин кивает энергично вместо слов, зная, что не сможет справиться со своим голосом. Учитель английского снова целует глубоко, руку опускает на его член и начинает надрачивать в каком-то несдержанном и диком темпе. Математика от этого будто током ударяет, он выгибает спину дугой, тем самым прижимаясь ближе к чужому телу. Ну, теперь точно можно сойти с ума. — Б-блять, Чан, я.. а-ах.. почти. — выстанывает Со, а после издает громкий — наверное, самый громкий за сегодня — стон, и Чан чувствует в руке вязкую сперму. Учителю английского хватает пары толчков, дабы выйти из чужого тела и тоже закончить, но уже на стену. Бан Чан утыкается лбом в теплое плечо математика, стараясь отдышаться. То же самое делает Чанбин, но голову к доске прислоняет. — Ты как? — интересуется учитель английского, поднимает голову, поправляет очки и оставляет пару легких поцелуев на щеках Со. — Порядок, — выдыхает математик, жмурясь слегка от поцелуев, — поставь меня на пол, пожалуйста. — Да, конечно, — кивает Чан, а после выполняет просьбу. Чанбин, оказавшись на ногах, потягивается и поясницу собственную массирует. Все же, поза была не то, чтобы самой удобной. Когда Со полностью пришел в себя, то рядом стоял учитель английского, протягивающий салфетки. — Спасибо, — бурчит математик, беря их в руки, после протираясь, дабы стереть все следы их занятий. К сожалению, на рубашку попало пару капель спермы, поэтому осталось только вытереть их и надеяться, что пятна не останется. Кстати про штаны, Чанбин находит их, как удачно, на первой парте возле учительского стола. Вот уж кинул, так кинул. Математик доходит до них, а после начинает надевать, стоя к учителю английского спиной, пока тот, судя по звукам, стирает со стены очередные следы. Стоило Со застегнуть ремень, как сзади слышится смех, что постепенно становился громче. — Чего смеешься? — говорит он, поворачивая голову, а после замечает, что часть английского предложения на доске стерта. При чем стерта в форме, подозрительно напоминающей часть чанбинового затылка. Два на два Чанбин то умел складывать, поэтому быстро соображает, что да как. — Черт, я тебя ненавижу, — говорит он, хмурясь, а после беря еще салфеток из пачки, лежащей на учительском столе. — Ха-ха, давай я сам, — улыбается Чан, забирая из чужих рук салфетки и становясь за спину математика. От него слышится лишь бурчание, мол, я все равно тебя ненавижу, но несмотря на это он дает стереть белый мел с своей головы, который был ярко заметен на черных волосах. — Кстати, знаешь, я тут подумал, — начинает Чанбин. — Мм? — Может быть английский не так уж и плох, — Чан глаза закатывает, но все же улыбается. — Я рад, что смог донести это до тебя, Чанбин, — учитель английского заканчивает стирать мел и выбрасывает салфетки в мусорку, после чего садится за свой учительский стол. — Знаешь, если бы так все мне доносил, то я бы все понимал, — усмехается математик, скрещивая руки на груди и наблюдая за тем, как учитель английского закатывает глаза. В это же мгновение звенит звонок, говоря о том, что урок закончился, и наступила перемена. — Иди давай, готовься к следующему уроку, перемена маленькая, — говорит Бан Чан, посмотрев на наручные часы. — Of course, teacher, — улыбается Чанбин, а после рукой машет и уходит. Чан же смотрит пару секунд туда, где стоял математик пару секунд назад, а после улыбается слегка, открывая телефон. Вы: Ты, кстати, рубашку на спине проверь. 16:41 Чанбин-и: ЧЕРТ ТЫ Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ. 16:42