Ромашка

Идеально ровное покрывало асфальта. Волосы требушит на скорости сто восемьдесят, ветер вынимает прядь за прядью из плотно собранной когда-то рыжей косы. Ветер врывается в мысли Лу, шепчет непристойное, словно поселившейся на плече чертёнок. Ветер… «Крэп, шлем…» Лу пьяна. Иначе она никак не может объяснить, почему впервые села на свой байк без защиты. Сколько камер по дороге успели поймать её за нарушением? Сколько раз ей придётся спасти этот чёртов Нью-Пари и приоровскую макушку, чтобы получить премию с инквизиторского плеча и оплатить все штрафы? Лу остывает — медленно, как двигатель её мотоцикла в знойную жару. Тормозит. Закуривает. Чертёнок над ухом больше не донимает — затаился в растрёпанных медных нитях. Окраин города не видать даже за плешивой кромкой лесополосы: безвкусно пахнущими гибридными насаждениями, коими защищал себя мегаполис от утонувших в нищете и отсталости от прогресса коммун. За ближайшим поворотом огненным маревом отбивается от сгущающейся мглы небольшая ферма. Та самая, на которую Рид вместе с напарником заезжала за свежими овощами на обратном пути из Ле Лож. Лу совсем не удивлена, что оказалась здесь. Пусть она и мчалась на полном автопилоте, навигатор в височной доле к интернету не подключен, отчего предлагает исключительно отложившиеся в памяти ранее маршруты. Где-то там сейчас мама готовится ко сну, гася тусклую лампочку торшера. Где-то по обратному пути, в центре Нью-Пари, Мартен уже отпустил Кея с дежурства и завершает работу в офисе. Он, наверное, мало времени проводит за сном с таким графиком. «Я, вообще-то, тоже. Из-за него». И дело даже не в том, что Лу просыпается рано утром, чтобы успеть выгладить, привести в порядок форму Корпуса Содействия и явится на смену под стать начальству и его образу без единой складки на инквизиторской тунике. На ночь глядя Лу вставляет наушники и долго смотрит в потолок, загоняемая мыслями совсем не свойственными для неё — теми, о которых сама просила не думать Иво, когда они сквозь поцелуй пропускали лавовые потоки извергшегося Везувия. Их желание обладать друг другом в тот момент погребло под собой границы разумного, как магма территорию Помпеи. И лава застыла, замуровав в вулканической породе всё живое. Мартен холоден с того дня рядом с Лу; она балансирует, пытается найти равновесие между контролем и импульсом. Получается так себе. Днём не смотрит на него, не дышит громко, сидя на диване в кабинете Приора с поджатыми под себя ступнями. Ночью выпускает всё накопившееся: яростно выбивает пыль из груши, для которой Кей любезно помог врезать в потолок анкер. Совсем обессилив и облившись с ног до головы потом, падает на матрац и думает, думает, думает… Доходит до крайнего — Лу будто начинает чувствовать пульсацию каждой извилины мозга. Сегодня избиение невиновного мешка с песком не приносит такой необходимой вымотанности. Рид садится на байк, чтобы… Оторваться от непрошенных мыслей? Они оказываются быстрее — поджидают у обочины, как опытные автостоперы, ловят её с самодельным баннером «Докиньте до нервного срыва». И вот теперь Лу с ними наедине — нашла себе компанию, от которой просили держаться подальше. «Сама себя загоняю». В кювет сваливается пара мелких камешков, стоит Лу присесть рядом. Пальцы, покрывающие фитиль сигареты, неприятно подпаливает. Рид стёсывает тлеющий уголёк о землю, сдерживается от второй порции никотина и стонет сдавленно, уперевшись лбом в колени. Пальцами сминает короткую пыльную траву, пробившуюся по краю дороги. Ночь в своих потёмках прячет сжавшуюся фигуру, выторговывает тепло тела взамен на покровительство. Становится совсем неуютно, зябко. Пока мелкая дрожь не переросла в крупно пробивающий озноб, Лу поднимается и отряхивает местами запачканные джинсы. Уже собирается забраться на седло мотоцикла, но замечает под задним колесом примятый цветок с невзрачными белыми лепестками и жёлтой сердцевиной. Даже неповинные цветы страдают от её импульсивных выборов. Лу присаживается на корточки, осматривает растение на наличие травм. Стебель не повредила, может, ещё оправится. В свете задней фары она замечает отпавший лепесток. «Любит или не любит?» В голове всплывает простое гадание, которым в шутку занимались дети в Ле Лож, находя и срывая бедные ромашки во дворах. Лу уже тянет ладонь, чтобы подхватить цветок и повторить юношескую шалость, но останавливается и замирает. Не касаясь, считает лепестки и проговаривает не цифры, а два чередующихся выражения. «Любит…» Рид одёргивает руку, как от раскалённого металла, хмыкает в ответ на своё простодушие, когда остаётся последний лепесток. Уж не слишком ли ей много лет, чтобы доверять свои чувства обычной забаве? Лу возвращается домой уставшая и опустошённая, загоняет в жилой блок байк и, наспех стянув с себя одежду, заныривает с головой под одеяло. На душе что-то тонко и бесяче колит. «Не любит…»

***

Выходной отменяется, стоит телефону зазвонить под подушкой и заморгать экраном, на котором загорается имя Баретти. Начальник охраны требует явиться в ближайшее время к главному зданию Инквизиции. Не через тридцать минут, без определенного назначенного интервала — значит, что это не аудиенция у Викария и не запланированный выход Приора в свет. За пару часов сна Рид накопила жалкие крохи сил, которые не готова тратить на переживания, поэтому старается собираться без нагнетающих мыслей. Гектор ещё тот подлец — держит её в напряжении до последнего. И даже их нахождение в тренировочном зале не даёт хотя бы тонкую нить, за которую можно зацепиться и выведать суть происходящего. Даже если это очередная проверка телекинеза, что-то Лу не видит привычных кубических тренажёров или кипы бумаг для техники оригами, которой её иногда изощрённо пытают менторы. — В КС завершилась разработка нового оружия ближнего боя, — как бы издалека заходит глава приоровской охраны. — Кей обладает отличным навыком стрельбы в силу особенности его пси. Но вы, Рид, сами по себе ходячее оружие, поэтому не считалось нужным снабжать вас чем-то дополнительно. — Считалось? — улавливает Лу подвох. — Скажем так, владение этим оружием станет вашим козырем в рукаве, если по какой-то причине применить телекинез не будет возможности. Разговор берёт паузу, за которую Баретти успевает подойти к стенду с непонятными приспособлениями. Внешне устройство чем-то напоминает фонарик, но Рид подмечает, что на такой простой штуке для освещения не стали бы делать сканер отпечатка. Гектор крепко перехватывает в руке устройство, и то, разблокировавшись за мгновение, выпускает из основания плазменный клинок. — Меч носит названием «Джедай», имеет несколько видов. В вашем арсенале будет жёлтый, предназначенный для защиты. Таким нельзя нанести глубокий разрубающий удар, но вывести врага из строя будет легко. Лу дёргает бровью. Что за фанатик доштормовой фантастики корпел над разработкой? — Гектор, я не умею с таким обращаться. — Научим, — говорит Баретти с такой уверенностью, будто юным падаваном займётся сам Йода. Не успев произнести хотя бы один весомый аргумент в пользу абсолютной ненадобности этого оружия, Лу оборачивается на звук открывающейся в зал двери. К ним размеренным шагом приближается человек: мужчина по телосложению, облачённый в костюм и шлем, напоминающий защиту для фехтования, за которым практически не видно лица. Не здоровается, лишь останавливается рядом и сводит руки за спиной. — Обучение будет проходить на имитированных моделях. Сегодня проведём пробное занятие в соревновательном формате для оценки потенциальных навыков. Переодевайтесь. Лу обрастает схожим комплектом одежды и колючими иголками, которые подсознательно дыбит. Ей не нравится, что дуэлянт прячет свою личность под маской, не давая Лу сосредоточиться на поединке. По этой же причине, когда они встают друг напротив друга и Барретти даёт команду о старте, Рид наказуемо пропускает первый удар, приходящийся на правую подвздошную. Их невольный судья просит собраться псионичку, перестать летать в облаках и что-то ещё, выпаленное с целью пробудить мотивацию. Оппонент же сдержанно возвращается на исходную позицию и принимает боевую стойку. — Два — ноль, — оповещает Гектор, когда чужое оружие вновь касается тела Лу теперь уже в области солнечного сплетения. — Рид, вас бы за два удара обезвредили и смертельно ранили, будь это настоящим поединком. — Было бы прекрасно, если бы мы для начала представились с месье друг другу, — честно выдает Лу досаждающие ей мотивы. — Поверьте, в этом нет необходимости, — заверяет Баретти. — Только в фильмах враг выдаёт вам свою подноготную перед битвой. Лу находит мысль здравой, немного приходит в себя и наконец ловит за хвост пресловутый контроль. Для того, чтобы найти слабые стороны врага, ей действительно вряд ли понадобится его имя. Разберётся по ходу, что-нибудь обязательно вскроет и заставит обратиться в фатальный минус. Рид делает слишком самоуверенный выпад, месье контратакует и зарабатывает третий балл, полученный от касания в бедро. Можно ли считать успехом, что теперь она уверенно держит защиту на туловище? Для человека, впервые взявшегося за рукоять меча — несомненно. В следующий раз, прежде чем сорваться, Лу бегло анализирует предыдущие действия оппонента, насколько это позволяет ситуация, и подмечает повторяющееся наступление с правой стороны. «Будто бы бережёт левую руку». Мысль цепляется за поверхность сознания, пытается переродиться в стоящую идею, отчего Рид слишком долго реагирует, отдавая ещё один бал преимущества. Раунд длится до пяти очков. Еще один — она проиграет с полным разгромом. — Рид, я через шлем чувствую, как дымятся ваши мозги. Добейте уже идею, как вы сможете нанести удар и что вам для этого нужно. Лу думает, вспоминает то, из-за чего может застилать глаза кровавой пеленой, когда она использует пси до предела, выкладываясь на полную катушку. Точнее — из-за кого. В голову въедается его образ: строгий и сдержанный взгляд, преследующий Лу и чётко ощущающийся, даже когда она не смотрит в ответ; изящность длинных пальцев, оплетённых терновыми ветвями голубых вен; прямая осанка, вклиненная в фигуру, как Кларент в камень. Его размеренный голос звучит набатом, отзываясь в грудной клетке гулким аритмичным биением. И Рид представляет, что защищать от следующего броска предстоит не себя, а Мартена, доверившегося своему телохранителю в очередной раз. Они нападают друг на друга одновременно с толикой отчаяния, будто по-настоящему сходясь в финальной схватке. Один — как ядовитый скорпион, пронзающий жалом крупную трепыхающуюся добычу. Вторая — слово молодая тигрица, жертвенно защищающая своё дитя. Наносят удар синхронно, но мужчина смазано лишь касается кончиком меча, делает шаг назад, качнувшись. Лу же попадает почти в самое сердце, уходя чуть левее к ключице. Каждому достаётся по баллу. Рид проигрывает, но получает одобрительную ухмылку Гектора как приз зрительских симпатий. Её это уже не сильно интересует —заботит мужчина напротив, подозрительно держащийся за место, к которому приложился меч Лу. Она сбрасывает мешающуюся часть костюма в сторону и подходит вплотную. — Как Вы? — неравнодушно спрашивает Рид, беспокоится, что могла сильно навредить. Помогает снять шлем и перестаёт дышать в один момент, когда по спине мужчины рассыпаются пряди смоляных волос. Всё встает на свои места: покушение рядом с Ле Лож, ранение, разбитый нос и пакетик со льдом. «Крэп…» — Мадмуазель Рид, вы как всегда удивляете. С улыбкой, едва оттеняющей его бледное лицо, Мартен смотрит в неподдельно перепуганные, полные беспокойств серые омуты. — Я-то удивляю? — вместо ругательств, произносит Лу, хотя язык уже чешется, покрывается язвительными наречиями, которые хочется вылить на Приора за его поступок. — Месье Мартен, на пару слов, если разрешите. Мужчина галантно пропускает Рид вперед, указывая ладонью на выход. В лифте они поднимаются молча, не глядя. Когда двери раскрываются, Лу понимает, что это не этаж, на котором располагается личный офис Мартена. Выше как минимум на ярус. Его апартаменты. «В таком виде Приору вряд ли можно светиться на рабочем месте». — Хотите чего-нибудь? — разрушает первым тишину Иво, подходя к кухонному острову. — Объяснений. — Разумеется, но я говорил о напитках. Лу соглашается на стакан яблочного сока. Когда тот опускается перед ней на стол, Рид почти залпом осушает его. После всех этих телодвижений в горле стоит ком песка, будто сейчас слизистые разойдутся в трещинах, отдав всю влагу. — В восточной доштормовой истории владение мечом называли кэндо. До наших дней техника дошла почти в первоначальном варианте, благодаря сохранившимся записям на разного рода носителях. Я же изучаю их, находя пользу как для развития навыков, так и поддержания формы. Иво выуживает с одной из полок стеллажа несколько книг, по которым проводит краткий экскурс. Проходится лишь поверхностно по основам кэндо, чтобы не забивать лишней информацией голову телохранительницы. Из его уст рассказ льётся как вино, Лу слушает и не прерывает ненужными вставками речь Приора. Только когда Мартен завершает свой монолог, выдает краткое: — Даже смерть превратили в искусство. — Лу, философия строится на защите, а не убийстве. Рид тушуется, замечая вроде бы тень укора на лице Иво, до конца не понимает. Только когда тот сдерживается, чтобы вновь не потереть плечо, Лу кажется, что это другая эмоция. — Я Вам в ранение мечом заехала. Из меня вредитель получился, а не защитник, — порицает себя Лу. Оказавшись совсем рядом, Иво отводит в сторону ворот костюма, оголяет небольшой участок светлой кожи. Сам смотрит, оценивает лишь бегло небольшое покраснение чуть выше едва белесого рубца. Ему не хочется заострять внимание и усиливать самобичевание прикусившей нижнюю губу мадмуазель. Он поправляет одежду, запоздало скрывая последствия их поединка, кладёт руку на стол. — Будет синяк, — констатирует Рид. — Не страшно. — Разрешаете подчинённым безнаказанно бить Вас, месье Приор? — разряжает Лу обстановку в свойственной ей манере. Становится спокойней, когда Мартен снимает с её плеч безобидной ухмылкой груз вины. — Только своей телохранительнице, Лу, — в похожем тоне подбирает ответ Иво. И Рид, наконец, понимает. Всё как и прежде. Между ними больше не сквозит холодом, пробегающим по ногам сквозняком, стоит оказаться рядом. Она чувствует тёплую ладонь поверх своей, которая бережно поднимает её руку над столом. Иво коротко касается губами подстывших пальцев. В мыслях зацикливается команда, умоляющая прийти в себя, отшутиться, одёрнуть руку, соблюсти дистанцию. В одну реку дважды не входят, поэтому Лу решается. Она хватается за спинку барного стула, на котором сидит Мартен, и смазано припадает губами к приоткрытой ключице. Рид не хилер, перетягивать болячки не умеет, но всем своим видом и действиями показывает, как хочет хоть что-то сделать приятное, оттенить принесённый ему дискомфорт. В этот момент Иво готов вечность ходить весь в синяках и ссадинах, лишь бы Лу вот так бережно касалась, оставляла эти невидимые метки по всему телу. Их предохранители замыкаются разом. — Посмотри на меня. Лу подчиняется и смотрит. Через панорамное окно просачивается тонкий луч солнца, заплутавший на выразительном благородном лице. Он роняет мягкую тень от выбившейся из хвоста пряди, очерчивает острую скулу и тонет в омуте глаз, обжигающих как кофе без сливок. Рид теряет равновесие и остатки самоконтроля, жмурится от неожиданности, стоит Иво оторвать её руку от стула и переместить себе на колено. Мартен ловит её поцелуем в щеку и тут же подминает приоткрытые губы с лёгкой фруктовой кислинкой. Их вкус, мягкость будоражат сознание. — Стой, пожалуйста, — умоляет Лу и сама же прижимается ближе. В ней нет сил оторваться самостоятельно, Иво противоречит убеждениям. Держащийся на последнем шве здравый рассудок заставляет остановится. Лу рвано заглатывает воздух и сама пугается, когда вместо выдоха вырывается всхлип — начинается в животе и выходит через горло, вызывая дрожь во всём теле. Перегрелась. Устала и сорвалась. Лу хочет спрятать эмоции, отворачивается, но Мартен не даёт этого сделать. Притягивает, прижимает к груди, аккуратно придерживает за трясущиеся плечи. — Всё хорошо. Расслабься, не пытайся подавить, — как заклинание произносит Иво, отчего у Рид вырываются бесконтрольные слёзы. И с каждой каплей, впитывающейся в его одежду, становится легче. Мартен знает о всех эмоциональных метаниях, в которые впадает его телохранительница после произошедшего на открытии стелы. Он впервые начинает просматривать записи из жилого блока Лу, видит штрафы за превышение скорости, приходящие с дорожных камер чаще обычного. На смене Рид держится на воле Единого, пачке сигарет и банке энергетика. Исправление этого превращается в первостепенную задачу, но способ долго не идёт в голову, так как причиной для такого состояния Лу становится сам Мартен. Решение посещает его вместе с визитом инженера, работающего над созданием оружия для Инквизиции. В тренировочном зале взгляд Лу напоминал циферблат на связке динамита. Иво готовился ко взрыву, поэтому не удивляется плачущей на своем плече псионичке. Корит себя со страшной силой, потому что допустил такое её состояние как непосредственный начальник, а главное — мужчина, в чьих догмах любить человека — значит оберегать. Нормальные люди любят до бабочек в животе, а он — до белого каления. Но цунами голыми руками не остановишь, поэтому Иво смиренно принимает последствия. Когда слёз не остаётся, Лу безропотно разрешает перенести себя на диван в гостиной. Иво укладывает её к себе на колени, гладит спутавшиеся и намокшие у лица волосы. Монотонность плавно скользящих пальцев убаюкивает, нагоняет желанный сон. «Любит…» — Нужно будет найти другую ромашку, правильную, — на периферии сознания произносит Лу. Иво понимает, что эта странная и загадочная фраза таит в себе нечто важное, но решает не расспрашивать. Всё узнает рано или поздно.