Обещанный танец

Юный наследник бежит в бальный зал, звонко стуча каблучками по полу. Хвост бьет по плечам, становясь до ужаса неопрятным, но это последнее, что беспокоит мальчика. В руках сверкает простенькая, но не лишенная изящества корона. На этом торжестве должен быть он - мальчик, что словно вышел из отражения луны на озере Он был так тих и отстранен, что это невольно влекло Цукинагу. Эти глубокие глаза, а эти темные одеяния, что лишь подчеркивали его аристократическую бледность, не давали покоя принцу с прошлой их встречи Он обещал ему танец. Изуми обещал, что при последующие их встречи они обязательно станцуют. И стоит массивным дверям открыться, как весь зал затихает, смотря на опоздавшего Массивные мраморные колонны, что держат исписанный потолок с золотой окантовкой, переливались от света жирандолей с хрустальными подвесками, словно придавая залу еще больше сияния. Массивные портьеры с подхватами позволяли разглядеть прекрасный сад, коим окружен зал. Все это придавало еще большего величия сему торжеству Лео, чуть поправляя пару секунд надетую наспех корону, проходит меж расступающихся людей под шутливые шепотки, но это его не беспокоит. Хризолиты скачут по толпе, ища того единственного И стоит лишь заметить легкие серебряные паутинки, как улыбка сама растягивается до ушей. Расталкивая людей, под недовольный возглас Сены, мальчик тащит его в самый центр зала. Стоит чуть отдышаться, вновь поправляя корону, как он, под негодующий взгляд своего напарника, кланяется, протягивая руку - В прошлый раз юный господин обещал мне танец, - с юркой ноткой проговаривает юный наследник, поднимая свой взгляд на залитое легким румянцем лицо Несколько секунд тишины, но рука все же ложится в чужую, притягивая ближе. И начинается танец. Солнечное затмение. Лучи солнца и луны переплелись, черно-белые одеяния слились, образуя свой маленький кусочек далекого космоса, где есть лишь они. Они не смеют говорить, как и все остальные. Не сейчас, когда музыка играет лишь для них. Не сейчас, когда для друг друга есть лишь они двое - Теперь и я вам пообещаю танец, - Цукинага говорит это громко, не переставая сиять от радости, на что Изуми лишь снова фыркает, но лишь едва кивает И вот, спустя долгое время, в коридоре вновь слышен стук каблуков юноши. Коридоры затхлые, покрытые пылью и грязью, что оседает на белоснежных брюках. Колонны потрескались, росписи обвалились, а многочисленные аксессуары были разгромлены и обокрадены. От старого величия остался лишь юный наследник С тяжелым, усталым скрипом отворилась дверь в бальный зал. Портьеры давно сгорели, стекла были побиты, а весь пол прогнил. Сделав глубокий вздох, Лео медленно заходит в помещение, что подарило ему самые яркие эмоции. Что подарило ему самого близкого человека Высоко подняв голову, на коей покоилась корона, сияние которой тоже заметно угасло, он стал проходить к середине зала. Серебряные нити на костюме переливались от утренних лучей, а различные аксессуары не переставали звенеть. Все это эхом разносилось под огромные, некогда изящные потолки Останавливаясь, словно набираясь сил, юноша кланяется, протягивая руку в пустоту. Ждет, чего-то предательски ждет, но ничего не происходит. Лишь груз осознания давит на плечи, заставляя горбиться. Но вот, Цукинага выпрямляется, начиная напевать старую мелодию себе под нос, смущенно вальсируя по залу в одну партию. Стоит закрыть глаза, как представляется это неизменное лицо античных Божеств, коим и рядом места не было с тем юнцом. Все со временем забывалось, но не Изуми Сена. Подол пиджака развевается, а каблуки не прекращают мелодично отбивать ритм. Кажется, что в его руках хранится чья-то хрупкая душа, которую он так осторожно ведет в этом танце Но всему приходит конец. Он неловко останавливается, опуская руки и вновь кланяется - Прости, Сена. Я пообещал тебе танец, но не смог его исполнить с тобой Для них все произошло очень быстро. Из самых близких друг для друга людей они стали врагами. Не по своей вине, а по глупости своих народов. Прошло уже несколько лет, но они до сих пор даже не списались с тех страшных дней, а все, что хранило в себе воспоминания о них было разрушено до основания, оставляя лишь призраков их пылающих детских надежд