Психиатрическая лечебница

      С наступлением четверга Сугуру наказал медсестрам поднять дозу антидепрессанта своему пациенту на максимальные 100 миллиграмм. Пока еще не прошло и недели с момента, как он начал принимать сертралин, так что эмоционально Сатору мотало туда и обратно, он огрызался, прятался, вел себя по-детски незрело, но Гэто понимал: так может быть из-за гормонов, а если они сочетаются со вспыльчивым характером самого Годзё, то получается то, что имеем.       Утром доктор совершал обход и заглянул к своему пациенту, чтобы узнать, как он себя чувствует. Сатору выглядел неплохо, что, впрочем, еще ни о чем не говорило – обычно про дела парня становилось понятно после того, как он открывал рот.       – Придёте сегодня на сеанс? – поинтересовался Сугуру. Ему хотелось спланировать день максимально эффективно, а для этого стоило понимать, выпадет ли час терапии из расписания или нет. – Я вам, кстати, книги новые принёс. Это безотносительно терапии, можете просто так их взять.       – Приду, – неожиданно утвердительно ответил парень. Гэто кивнул и покинул его палату. Дай-то бог все образуется…       Сатору прошёл в его кабинет в обычное для их сеанса время. Доктор до последнего не мог решить, чем они сегодня будут заниматься и о чем разговаривать с таким противоречивым пациентом, поэтому подумал, что это решение в какой-то степени переложить на его плечи.        – Давайте сегодня поступим так, как в прошлый раз. Я не буду задавать вопросов, кроме уточняющих, вы будете говорить обо всём, что приходит вам в голову или тревожит, а я буду сидеть за вашей спиной. Можете даже передислоцироваться на диван и спрятаться от меня. Главное – говорите. У вас есть право высказать абсолютно всё, пока вы здесь, – с этими словами он выпрямился и выжидающе уставился на своего пациента.        Сатору тут же запрыгнул с ногами на диван. Гэто нахмурился, но виду не подал – в конце концов, диван кожаный, и ничего с ним не случится. Комфорт важнее, а раз парень ведет себя раскрепощенно, то это показатель того, что разговор состоится, и ему, лечащему врачу, просто нужно сделать все, чтобы направить его в нужное русло.       Помолчали. Сугуру не шевелился, хотя спина начинала затекать. Минут пять спустя Годзё все-таки не выдержал и спросил:       – Док, а вы когда-нибудь любили?       “Вот это мы заговорили”. Гэто немного удивился. Для Сатору подобное лирическое настроение, на его скромный взгляд, было неоправданно непривычным. Что ж, пускай… Вдруг это их куда-нибудь да заведёт?       – Конечно, – мягко ответил он. – Я и сейчас люблю. В первую очередь, себя и свою жизнь. А вы?       – Но вы же понимаете, что я не об этом говорю, – обиженно засопел с дивана парень. – Я про любовь… ну… романтическую.       – Конечно, я несколько раз был влюблен. По-всякому бывало, и взаимно, и нет. Почему вы спрашиваете?       – Да просто интересно, – Сатору пожал плечами. Ему правда было любопытно, а почему именно – он себе такого вопроса не задавал. Снова помолчали. Годзё глядел в потолок, и его мысли текли спокойно. Следующий вопрос возник сам собой. – А в парней вы когда-нибудь влюблялись или только в девушек?       Гэто снова нахмурился. В принципе, ему не жалко было поделиться своей сексуальной ориентацией, это не какой-то большой секрет, но то, что Годзё задаёт ему, его лечащему терапевту, такие, в сущности, личные вопросы, было не очень хорошо. Сатору, судя по всему, вообще человеком был открытым и не очень понимающим, что такое личные границы.       – И в парней, и в девушек, – спокойно ответил он, пряча в глубине души свой дискомфорт. Он не стал вновь уточнять, почему пациент об этом спрашивает, в надежде, что это сейчас всплывет само собой.       К его великому облегчению, так и произошло.       – Я просто много раз думал, почему мне так не повезло влюбиться не в того человека, – признался Сатору. – Интересно, только со мной такое произошло или это происходит повсеместно. Ведь казалось бы, я мог выбрать любого или любую, кто ответил бы мне взаимностью, но я выбираю именно… его.       Вот оно. Сугуру тут же ухватился за эту протянутую ему соломинку.       – Можете рассказать о нём? Мне хотелось бы понять, почему жребий пал именно на этого человека. Без имён, паролей и явок. Просто, в общем.       Об этом Сатору мог часами говорить.       – Он очень красивый, – с придыханием сказал он, – и сильный. А какая у него фигура – я всегда слюни пускал на эти мышцы пресса. У него черные волосы, широкие мускулистые плечи. Он занимался боевыми искусствами: самбо, дзюдо, кикбоксинг, вольная борьба. Вы бы видели его в кимоно, – парень улыбнулся ещё шире, очевидно, вспоминая эту картину. – При всем при этом он очень раздражительный человек, и мне не раз от него перепадало. Но я сам виноват, – добавил Сатору, испугавшись, что составит неправильное мнение о своём возлюбленном. Хотя, казалось бы.       Сугуру внимательно слушал. Сатору, рассказывая о своём любимом, светился от счастья. Ещё не доводилось Гэто видеть своего пациента таким воодушевленным. Его глаза впервые за всю историю их знакомства снова наполнились ярким небесным цветом. Это было необъяснимо.       – Вы помните, когда вы познакомились и как?       – Конечно, помню, – при этом он посмотрел на доктора, мол, как можно такое спрашивать вообще. – Я искал партнера в спортивный зал. Он оказался лучшим оппонентом, хоть я и ходил вечно побитый и в синяках.       Сатору слегка поморщился, вспоминая, как однажды он вернулся с тренировки с огромным лиловым фингалом, не говоря уже о том, что всё его тело постоянно покрывали иссиня-черные гематомы – Тодзи действительно был сильным и не жалел никого. Гэто был возмущён услышанным – как можно... Но виду не подавал. Про себя лишь отметил, что у пациента явно присутствуют нездоровые мазохистские наклонности. Любого другого человека такое отношение уже давно бы оттолкнуло. Впрочем...       – Когда вы поняли, что испытываете к этому человеку... влечение – пока назовём это так, если вы не против.       Сатору призадумался, вспоминая.       – Ну поскольку это было не первое влечение к кому-то того же пола, что и я, то свой интерес я понял ещё до того, как мы познакомились. Очень уж он был красивый.       Сугуру подпёр кулаком подбородок и глубоко призадумался секунд на тридцать. А Сатору, немного поразмыслив, снова принялся говорить. Говорил он быстро, сбивчиво, тараторил, не желая потерять ни одной мысли:       – Все дело в том, что я не выгораживаю его – это действительно был несчастный случай. Он крайне раздражительный и вспыльчивый человек. Мне частенько доставалось, я это тоже уже говорил. Но я сам бесил его, назло. Мне нужно было внимание этого человека, это было какое-то болезненное влечение, и иными способами я его добиться не мог. Так получилось, что мы пошли выпить вместе – и переборщили, с кем не бывает. А он пить не умеет в о о б щ е. Я признался ему в своих чувствах по воле случая, и ему это не слишком понравилось, однако, я продолжил лезть к нему, и он вспылил. Говорю же, вспыльчивый человек. Ударил своим железным кулаком справа, слева, в итоге, контузия глаз второй степени. – Ему было очень горько говорить об этом, тем более что эта история озвучивалась другому человеку в первый раз. – Вы бы слышали его, когда он понял, что натворил. Его голос был таким несчастным, – Сатору запнулся, переводя дыхание. Сейчас бы только оправдывать этого негодяя.       Сугуру слушал. Что ещё он мог поделать? Было множество пациентов, чьи рассказы задевали его, но такое отчаяние от услышанного он испытывал впервые. Выдержав паузу, он негромко спросил:       – Можете рассказать, что было дальше?       – Честно говоря, плохо помню, ещё и зрение – того... Он провел со мной почти все время, что мы были в травмпункте, а потом регулярно навещал. – Движимый какой-то силой, Сатору приложил руку к глазам.       – В таком случае, можете ли вы теперь назвать истинную причину, сподвигшую вас совершить самоубийство? Лишь потому, что ваши чувства остались безответны? Или было что-то ещё?       – Дело в том, что я на какое-то время убедил себя, что там есть ответные чувства, а не ощущение вины передо мной. Мне хотелось так думать. – Сатору вздохнул. Его голос стал пронзительно грустным – у Сугуру даже сердце зашлось. – Но потом у нас состоялся разговор. Знаю, ему нелегко было, но он мне объяснил доходчиво, что между нами ничего нет и быть не может. И ещё я увидел – насколько мог вообще видеть после всего, и до меня наконец-то дошло, что ему просто-напросто неприятно находиться рядом со мной, что он испытывает отвращение – не знаю уж, как он смог навещать меня. Наверное, делал это, чтобы я не заявил на него в полицию. А когда меня выписали, он просто начал делать вид, что меня не существует, а потом и вовсе нашёл себе девушку. Хэппи-энд, – угрюмо сказал парень, усердно пытаясь сдержать все нелицеприятные слова, которые крутились на языке.       – А что вы теперь можете сказать по поводу случившегося? То есть... Вот конкретно в тот момент, когда он вас навещал, вы считали, что взаимность всё же есть. Потом вам отказали и вы, отчаявшись, решаете покончить с собой. А сейчас? Как вы сейчас можете выразить отношение ко всей этой ситуации? Оно не изменилось?       – Ну, пить таблетки мне больше не хочется, и на том спасибо, – хмыкнул Сатору. – Мне ещё больно. Не так остро, как тогда, но тем не менее.       – А почему именно таблетки? – Сугуру, неожиданно даже для самого себя, решил немного обнаглеть и начал рассуждать вслух. – Мне просто очень интересно было с самого начала. Ну, точнее, можно предположить, что вы искали лёгкой смерти – без страданий, боли, и чтобы не так страшно. Но в таком случае было бы вернее... не знаю, заснуть с включёнными конфорками?... надышаться газом. Или принять что-то посильнее, чем димедрол. Довольно безобидные вы таблетки выбрали. Ну, относительно.       – Не думал над этим. Газ – это довольно-таки опасное предприятие, пострадал бы не только я, но и соседи. Пистолета у меня нет, разумеется, а высоты, как я уже говорил, побаиваюсь. Вешаться я побоялся. А вскрывать вены в ванной – это пускай девочки развлекаются. Че было под рукой – тем и воспользовался, я же не вынашивал планы суицида. Это было спонтанное решение…       – Извините за вопрос, – доктор внезапно хватился, выпрямился и снова принял серьёзный вид. – Продолжайте, пожалуйста.       – Я вроде все сказал, – неуверенно произнёс Сатору. По крайней мере, он почувствовал себя выговорившимся. – Мне даже полегчало внезапно, – признался он.       – Ещё бы. Вы столько времени всё это в себе держали, судя по всему. Разговоры всегда приносят облегчение. Любые, – Сугуру сверлил взглядом копну белых волос. – Плюс ко всему, вы, таким образом, и мне работу облегчили. Теперь я в курсе, в какую сторону копать. Но об этом я вам поведаю в следующий раз, когда приведу все факты к общему знаменателю. Мы с вами делаем большие успехи!       – Хорошо, если вам что-то стало понятно. Хотя я все равно не понимаю, как мой рассказ поможет придумать лечение. От такого не лечат же, – сказал Сатору и сладко зевнул. Вообще-то он подумывал о том, чтобы встать и заняться документами, но что-то очень хорошо разлегся... Скоре всего, он просто перенапрягся в разговоре, потому что рассказывать о произошедшем было не так-то легко. Врач молчал, и парень тоже.       Сугуру хотел было ответить: "От чего только не лечат, друг мой", – да передумал. Не так уж и важно это.        Пациент смолк. Видимо, думал о чём-то своём. Доктор не стал его отвлекать и принялся дальше шуршать документами и размышлять над разговором. Через некоторое время он услышал размеренное сопение, доносящееся с дивана, и про себя тихо умилился.       "Вот уж, правда, как ребёнок," – подумал он. Сосредоточиться на документах он, однако, был совсем не в состоянии, поэтому отложил эту затею до лучших времён и уставился в окно, на по-осеннему пасмурное небо, постепенно впадая в оцепенение. Обрывки повествования крутились у него в голове и постепенно укладывались в целую картину. Настроение, однако, было отвратительное.       В конечном итоге Гэто взглянул на часы и понял, что хрен бы с ним самим, а пациентов голодными оставлять не годится. Поэтому он растолкал несчастного парня, который так сладко спал на диване, и отправил его на обед; сам при этом сходил за кофе – кусок в горло не лез.        Сатору спалось очень хорошо, но его все же разбудили. Добрый доктор Айболит требовал, чтобы пациент отправлялся на обед, а поспать, сказал он, можно будет и после. Возразить, конечно, хотелось, но это все-таки был кабинет Гэто, так что пришлось слушаться. По возвращении он задал вопрос, который беспокоил его уже какое-то время:       – Доктор, – позвал он его задумчиво. – А мы не слишком много времени проводим вместе?       – Я вам уже надоел? – виновато улыбнулся Сугуру, спрятав лицо за кружкой. Сам он решил не говорить ничего об этом, а тем более о том, что считает это причиной, достаточной для того, чтобы сменить лечащего врача Сатору. – Вы сами захотели мне помогать. Я, в общем-то, не буду обижен, если вы откажетесь и всё свободное от наших бесед время будете проводить подальше от греха меня.       – Не в этом дело, просто вы так много внимания уделяете непосредственно мне, хотя здесь полно и других пациентов, – пояснил Сатору, усаживаясь обратно за документы. – Я не против помогать, говорил же. Все лучше, чем скучать.       – Я всем уделяю столько внимания, сколько нужно, – мягко ответил Сугуру, взяв пример со своего ассистента и насилу уткнувшись в бумажки.       Хотя теперь этот вопрос начал уже волновать непосредственно его. "А действительно, чего я с ним так вожусь?" – удивленно подумал он, но ответ на этот вопрос как-то не получалось сформулировать. Да и какая разница – отчего да почему? Так сложилось – и ладненько. Хотя отсутствие какой бы то ни было конкретики вводило в замешательство.       Молодые люди просидели в делах до вечера. После ужина доктор зашел попрощаться и передать стопку книг Геймана, о которых он благополучно забыл днем: “Коралину”, “Молоко, к счастью…”, “Одд и ледяные великаны” и “Дева и веретено”. Теперь Сатору точно будет чем заняться в уикэнд.       – Сегодня четверг, и меня не будет до понедельника. Обычно я провожу пятницу в стенах больницы, но боюсь, что не в этот раз. Если что случится, я, конечно, мигом приеду, но постарайтесь, пожалуйста, не делать ничего такого, ладно?       – Обещаю, что не буду, – пробурчал Сатору, с интересом изучая книги  в готических обложках. Судя по всему, доктору нравился не только писатель, но и иллюстратор.       – Вот и договорились! – Гэто удовлетворённо кивнул, после чего отправился домой. – Не скучайте! – махнул он на прощание. А Годзё мельком подумал, что, наверное, все-таки поскучает без него, пусть у него и есть стопка книг.       Из диктофонной записи лечащего врача       25 ноября 2020 года       …Сатору рассказал мне все, что я должен был на данный момент узнать. Не знаю, что там за человек, который ударил его так, что он получил контузию глаза, но надеюсь, что его рано или поздно упекут за решетку. Таких людей держать на свободе нельзя, и неважно, провоцировал его на агрессию мой пациент, или нет. Думаю, я все же правильно определил его стадию: депрессия. Стадия отрицание и торг уже прошли, торговался он с самим собой тогда, когда убедил себя, что чувства взаимны. Это и привело к попытке самоубийства.       …Обдумав все вышесказанное, прихожу к выводу, что во главу угла должна лечь когнитивно-поведенческая терапия. На выходные поеду разбираться с наследственными делами, а на следующей неделе повидаюсь с Иэири-сэнсэй, надеюсь, она сможет дать объективную оценку моим взаимоотношения с Годзё. Может быть, мы сможем вместе подобрать для него хорошего специалиста. В идеале, понаблюдать бы за состоянием Сатору ещё недели две, и если не будет рецидивов, а я надеюсь, что их не будет – антидепрессанты ведь работают, – тогда можно возвращать его домой.        В его ситуации предварительно могу сказать, что с терапевтом надо будет видеться еженедельно – это для начала. Потом постепенно сводить встречи до двухнедельных перерывов, а рано или поздно – и раз в месяц будет хорошо. Есть, конечно, опасение, что терапия может занять годы – еще неизвестно, сколько вылезет болезненных установок в голове Сатору при работе. Одни только мазохистские наклонности чего стоят, не зря же он вообще оказался в абьюзивных отношениях. Но все это – потом. Оставляю дела до понедельника.