Солнце снова засветит

В Пицца Плекс, найдя запасной ход снаружи, через подземные коридоры проник человек. Комплекс давно не видел живого мяса, он уже несколько долгих-долгих лет наблюдает лишь за живым железом. По человеку нельзя было сказать, с какой целью он пришёл. Ради интереса? На спор? Ради чего-то большего? Какую бы цель он ни преследовал, комплекс надеялся, что послужит он, действительно, для чего-то большего. Пицца Плекс устал слышать надрывные стоны своего дитя по ночам. А ночи в закрытом и заброшенном здании не прекращались. Человек бродил с фонариком, разгоняя пыль за собой и темноту перед собой. Проверив этаж под землёй, он не придал значения тому, что среди всех оставленных столовых приборов недосчитывалось ножей и топориков. Подёргав рубильники в будках для подзарядки аниматроников, человек убедился, что электричества в здании нет. Он облегчённо, но так глупо, выдохнул, радуясь, что куклы, запрограммированные веселить детей по утрам, не напугают взрослого ночью. Поднявшись выше и обнаружив комнату обслуживания, человек сначала испугался. Какая-то гнетущая у комнаты была атмосфера. Он не стал проходить глубже, решив, что здесь и так всё ясно. Он не обнаружил в закрытой операционной распотрошённое тело Фредди с торчащим из головы топориком. Оно и к лучшему. Поднявшись на наземный этаж, человек, как и большинство его сверстников в лучшие годы Пицца Плекса, первым делом отправился к гримёркам местных звёзд. Двери в каждую были нараспашку, а в комнатах ничего интересного для неуёмного представителя человечества. Обычные гримёрки, в которых не хватало разве что мини-холодильников. Но ведь аниматроникам и не нужна еда в привычном смысле этого слова. Посетив локации Рокси и Монти, он также не обнаружил ничего примечательного. Разруха мало коснулась этих помещений. Человек обходил дороги для гонок и дорожки для гольфа, ступая осторожно, но уверенно. Всё так же, как на фото, что он изучал перед посещением комплекса и зачем-то взял с собой, сложив пополам и убрав в задний карман джинсов. А вот на подходе к детсаду человека ждало то, что он так искал. Ведь за этим он сюда и пришёл, не так ли? Пощекотать нервишки. Прямо перед входом в детский отдел лежала Рокси. Поза говорила о том, что кто-то выбросил её наружу. Сначала быстро и хаотично, а после, успокоившись, медленно и тщательно оглядев тело под светом фонарика, человек не обнаружил повреждений, каких нельзя было списать на прошедшие годы. Решившись, он перевернул Рокси на спину. И вот тут его ждало нечто странное — глаза были вырваны и вставлены обратно другой стороной. Белые шары взирали на мир из повреждённых глазниц разорванными немалой силой проводами. В кулаках Рокси были всё ещё крепко сжаты когда-то прочные, но теперь помятые и поцарапанные ножи. На запястьях неаккуратно повязаны красные лохмотья, вероятно, оторванные от каких-нибудь закулисных штор. Человек не придал бы им значения, если бы не помнил, что они не входили в дизайн волчицы. Попрыгав на месте для придания себе уверенности, человек глубоко вздохнул и пошёл глубже. Под статуей Солнца, словно жертва алтарю, в форме звезды лежала Чика. Нижняя часть её клюва была вырвана, а вокруг головы по кругу лежали обломки её гитары, походя на лучи. Человек перевёл взгляд с этой картины на статую выше. Что-то складывалось в его голове, но не находило объяснения. Он продолжил путь вглубь в предвкушении разгадки. Скатившись по узкой детской горке в сам детсад, он врезался ногами в очередное тело. По облезшим, но всё ещё заметно зелёным ногам он понял, что это Монти. Неровная дыра в задней части корпуса свидетельствовала о вырванном хвосте. Больше человек не успел разглядеть, так как его отвлёк шум в дальней части помещения. Это был быстро приближающийся свист ветра под потолком. Человек не успел даже придумать, где спрятаться, когда с мерзким скрипом давно не смазываемых деталей, перед ним обрушился аниматроник. От резкого света фонарика в лицо тот взвыл, закрываясь скелетами прогнивших рук. — Свет! Свет! Выключите свет! — провизжал он слишком громко для этой застоявшейся тишины. Человек не успел понять, кто перед ним. Это было похоже одновременно на обоих воспитателей детсада. Похоже отдалённо, потому что этот экземпляр пострадал от времени сильнее прочих, обнажив бо́льшую часть экзоскелета. Собравшись бежать, человек совершил непоправимую ошибку — повернулся к аниматронику спиной. Одна рука схватила его за талию, а вторая вырвала из хватки фонарь, тут же его раскрошив и лишив комплекс последнего луча света. — Я перестал слышать своё Солнце, — навзрыд прошептал ему на ухо аниматроник. — Ты не знаешь, куда делся мой любимый? Даже если человек что-то ответил, его никто не слушал. — Идём! — Луна, а судя по всему, это был он, поднял человека на руки, словно тот ничего не весил, и понёс куда-то. Куда-то в противоположную выходу сторону. — Сейчас, сейчас. Я покажу, — всё нервно повторял он. — Здесь! — он бросил человека на землю, совсем не озаботившись его комфортом. А человек получил пару ушибов, что принялся с шипением потирать. Он огляделся, но это ничего не дало — вокруг лишь темнота. Только опасно-алый свет из глаза напротив. Но, насколько он мог судить по звукам, Луна привёл его в какую-то небольшую каморку. Наверное, помещение для персонала. — Здесь я слышал своё Солнце последний раз. Он попросил меня… он просил… а я обещал… Человек решил воспользоваться задумчивостью Луны и резко подорвался с места к выходу за спиной Луны. Но машину сложно обмануть, а машину с сознанием и подкосившейся психикой тем более. Луна схватил его крепко, до синяков и ни на секунду не прервал нервных и даже запыхавшихся слов воспоминаний. — Я пообещал ему! Я готов был обещать ему весь мир! А он всего-то… он просил лишь… а я обещал. Человек едва ли обращал внимание на то, что Луна так ни разу и не произнёс своего обещания. Да и было ли это вообще важно?! На первом месте его списка приоритетов сейчас ярко выделялась и горела указателями проблема пострашнее — Луна обвязывал его верёвкой или чем-то наподобие. Важно одно — его лишили возможности свободно двигаться. Человек только теперь, лёжа на холодном и грязном полу, осознал, в какой ситуации оказался. Что он уже вряд ли выберется. Наверняка не вернётся домой. Не увидится с близкими. Умрёт не в тёплой постели во сне. Умрёт. А Луна не собирался возвращать тишине её законные владения. Он ходил взад-вперёд, скрипел и громыхал. — Солнце, где моё Солнце?! Он вдруг замолчал и повернулся к человеку. Тому только это и оставалось замечать в кромешной темноте — ярко-алый глаз. — А ты умеешь ладить с детьми? Ты наверняка детский любимчик! Да-да! Я знал! Знал! Это ты! Солнце вернётся ко мне, нужно только немножко помочь! Свидетелями следующих сцен были только стены Пиццы Плекс. Им не нужен свет, чтобы видеть, звук, чтобы слышать. Они ощущают любые события, как кожа прикосновения. Они всегда всё знают. Только не говорят об этом. Луна покопался в хламе на небольшом, когда-то компьютерном столике и с радостным механическим писком добыл что-то конусообразное. — Нос! У него такой чудесный длинный острый нос! — Луна приложил к лицу человека обломок — вторую часть клюва Чики, но он тут же свалился на пол. — Нет! Нет! Он был у него! — Луна прижал клюв сильнее и прокрутил, чтобы зубчатый край впился в мягкие ткани. Человек не мог кричать, ведь его рот зажало в металле, как в тисках. Оставалось только жмуриться от боли и громко мычать, чувствуя, как по щекам скатываются тонкие ручейки крови. — Да-да-да! Работает! Моё Солнце любило, очень любило яркий красный цвет! Он не мог отвести взгляда от моих глаз, знаешь? Любовался и любовался. Как и я его! Да! Точно! У него были такие чудесные глаза! Такие же белые, как его душа. Чистые-чистые. Я нашёл… я нашёл… — он снова закопался в куче барахла, но теперь уже у входа в каморку. — Это было… давно это было! — он вдруг разозлился, да так, что голос захрипел, выдавая по-звериному рычащий звук. — Это было так давно! Сколько я уже не слышу своё Солнце?! — он бросил в человека чем-то небольшим и не твёрдым, но попал аккурат в «нос», отчего человек снова завозился и жалобно замычал. — О нет! Прости меня! Прости! Я нашёл. Луна осторожно присел на пятки сбоку от человека и поставил возле его головы тяжёлую банку. Звонко отпрыгнувшая от крепких пальцев-скелетов Луны крышка позволила едкому химическому запаху распространиться даже сквозь сильный металлический кровавый аромат. Человек узнал содержимое — краска. Простая краска для стен. Наверное, белая. — Это белый, — словно прочитал его мысли Луна. — Почти такой же, как твои… как глаза Солнца. Она старая, но всё это время была закрыта. Она густая, расслоилась, но она белая! Луна даже не стал искать ничего подходящего, он просто макнул указательный палец поглубже и поднял его над лицом человека. — Такой красивый. Такой чистый. Человек поднял веки, думая, что что-то увидит, но лишь ощутил острую боль в глазу. Попытавшись проморгаться от густой капли краски, он лишь испачкал ресницы и слепил веки. Струящиеся по вискам горячие слёзы не помогали. Дёргания головой не помогали. Попытки кричать не помогали. — Я помогу, не дёргайся, — Луна схватил человека за подбородок, как ему казалось, нежно, но от нежности челюсти не хрустят. — Вот так. Скоро ты будешь, как прежде, — Луна размазал выделившиеся из-под век сгустки краски по всему веку, взял новую порцию из банки и также смазал второй глаз. — Да-да-да! Почти. Мы скоро увидимся! Луна вернулся к столику, задев ободранной, лишённой ступни ногой банку. Поваленная набок, она медленно окружалась белой лужей. Чистый достиг головы человека и спиралевидными и зигзагообразными узорами стал окрашиваться грязным — красным. Красного было меньше, но он был ярче, он привлекал внимание. Внимание любопытных до событий стен. — Сейчас всё будет хорошо. Потерпи ещё немного. Вот, — он снова вернулся, сев уже с другого бока. — Я нашёл колокольчики. Я их даже подготовил, пока ждал тебя, Солнце! Луна приподнял человека, чтобы дёрнуть за край связывающей его материи и освободить. Человек больше не предпринимал попыток побега. Убрав ненужный лоскут штор, Луна отпустил человека, а тот, не имея сил сидеть, упал обратно с глухим стуком головы о пол. Уже не крик, не мычание, лишь слабый стон. — Это тебе понравится, — Луна, теперь, и правда, как-то нежно взял ладонь человека, провёл по запястью прохладой металла и вонзил в плоть острый конец. Рука дёрнулась, уходя от боли. — Нет-нет-нет! Так нужно! Тебе это нужно! — со вспышкой новой злости, Луна переборщил с силой, и вонзённое остриё пробило кожу насквозь. — Слушай. Это звук твоего веселья! — произнёс Луна снова подобревшим голосом. Он потряс руку человека, и прикреплённый к ней колокольчик зазвенел. — Это так же красиво, как твои глаза. Кажется, Луна был перфекционистом, ведь, заметив свою оплошность, он поправил острый конец. Не вытянув слегка назад, а выдернув вместе с частицами мяса — края были заточены в одну сторону, являя собой множество зубчиков на обратной — и вернув уже на положенную глубину. Уже без ошибок он повторил процедуру со второй рукой. — Красные ленточки! Ты возвращаешься, моя любовь! — его очень радовали полосы крови, обрамляющие бледные запястья. — Но… не хватает! Не похож! Не похож! Нужно… очень нужно! Заметавшись в истерике, Луна схватился за голову и нащупал острые треугольные лучики. — Вот где… Вот где! А я так искал! Везде искал! Я нашёл! Я обещал… С жутким, будто насильно выдавливаемым смехом, он принялся вырывать лучи из своей головы. Один за другим. Всего шесть штук. И хоть некоторые были повреждены, они, как и прежде, были узнаваемым атрибутом. Луна сначала разложил лучики на полу вокруг головы человека, чтобы примериться. Его голова была меньше, и значит, шести лучей хватало для полного круга, не считая небольшого расстояния для хрупкой шеи. — Идеально. Всё так и должно быть! Я всё делаю верно! Слышишь?! Я сделаю это! Я всё верну! Первый же луч прикреплялся с трудом. Разрезая кожу и тонкий слой мяса острым краем, он тут же вываливался, окрашиваясь красным. Плохо, но всё же вытерев неправильную краску руками, Луна поднажал и справился с задачей. С мерзким скрипом зубчики вошли в череп и прочно в нём засели. — Вот так, всё хорошо. Ты почти дома! Человек тихо хныкал на первой половине лучей, а после затих. То ли лишившись сил, то ли… Наконец вернув Солнцу первозданный вид, Луна легонько огладил его прекрасное лицо и всхлипнул. Он резко притянул его к себе за хрустнувшую в плече руку и обнял. Крепко-крепко прижал к себе. К отчего-то уже так долго ноющей груди. Он ощущал последние редкие удары сердца человека и ждал, как с их полным уходом к нему придёт Солнце. Ведь у Солнца никогда не было сердца. Это ему ни к чему. — Ты засветишь, — прохрипел Луна. — Ты скоро снова будешь светить, моё Солнце. Я обещал. Я обещаю.