Colorblind

Сана вжимает педаль автомобиля в пол. Ее руки привычно лежат на руле, длинные изящные пальцы с кольцами чуть лениво обхватывают гладкую поверхность. Чуть резче выворачивает руль и слышно, как отрывисто взвизгивают шины на повороте. Момо на соседнем переднем сиденье чуть было не обливается своим айс латте, вытягивает вперед стакан и с беспокойством осматривает свою одежду — очень глупое ярко-розовое короткое платье на бретельках. — Я испортила платье, — разочарованно стонет она, когда Сана снова уверенно выравнивает машину. — Зачем ты вообще пьешь кофе после алкоголя? — фыркает та. — Не твое дело, — шипит Момо, салфеткой пытаясь стереть расползающееся по платью темное пятно. Сана резко сворачивает машину на обочину дороги и тормозит. Момо снова страдальчески стонет — пожалуй, она привыкла к тому, что Сана водит машину по ей одной известным правилам, но это не мешает тому, что ее укачивает. — Придется ехать домой и менять платье, — вздыхает Момо. — По-моему, ты уже достаточно пьяная, чтобы еще куда-то ехать. — Так и скажи, что просто не хочешь, — обижается та и поджимает губы. Ее темные волосы растрепались после того, как она полночи прыгала на танцполах в двух клубах, одна бретелька сползла с плеча, а блестки чуть размазались по лицу, потому что, кажется, она успела еще и где-то поплакать. Сана складывает руки на груди и молча наблюдает за Момо. Ее платье чуть длиннее, шелковое молочного цвета, и пострадало этой ночью гораздо меньше. — Снимай платье, — говорит Сана. Момо удивленно поворачивает голову. — Чего? — Снимай. Не будешь же сидеть в мокром всю дорогу. Момо пожимает плечами и начинает пытаться выползти из платья. Оно не расстегивается, так что приходится снимать через голову. Сана молча наблюдает за тем, как Момо безрезультатно извивается в розовой ткани. Потом сквозь сбивчивое дыхание громко трещит порванная ткань. — Ненавижу, — бубнит Момо из-под платья. Сана со вздохом тянет на себя ткань — все равно платье уже не спасти. Момо выпутывается из розового плена и сидит теперь нахохленная, окончательно растрепанная и сердитая, сложив на груди руки. — Поехали? — спрашивает Сана. — Ты меня бесишь. — М? — она снимает руки с руля. — Бесишь, — заявляет Момо, глядя ей в глаза. Духи Момо сладкие, терпкие, забивающиеся в легкие и остающиеся на всей одежде. Сана любит их. Любит открывать шкафы в своем доме и чувствовать этот аромат — Момо вечно навсегда забывает у нее свои вещи. Любит когда после объятий аромат остается на ее собственной одежде. Любит уткнуться носом в шею Момо и просто дышать им. И так всегда. Кажется, никогда не было иначе. Взгляд у Момо абсолютно бесстыжий. Смотрит прямо в душу, знает, что Сана сопротивляться не сможет, и усмехается. Знает, что Сана не захочет сопротивляться. И не будет. Она придвигается к Момо и целует ее первой, обхватывая за шею. Вряд ли она сейчас хочет быть нежной, и движения напористые и уверенные. Момо отвечает на этот поцелуй, сразу вовлекаясь в него и углубляя, заставляя Сану почувствовать привкус кофе и вишни в ликерном сиропе на своем языке, оплетая ее руками и притягивая ближе. И Сана сдается, плавится как будто в первый раз, чуть судорожно цепляя пальцами застежку кружевного розового белья Момо, а та запускает свои пальцы в ее длинные мягкие волосы. Завтра Сана вся будет пахнуть духами Момо, она это уже наверняка знает. Но это завтра. Об этом можно пока что не думать. Она хорошо научилась жить моментом. Момо отстраняется, улыбаясь и чуть заметно проводя языком по губам. В глазах ее сияют огни ночного города, диско-шары клубов и алкоголь. Сана ловит эти фейерверки страсти — жаль только, что эта страсть никогда не будет только лишь для нее, ловит, снова целуя, как будто в последний раз. А, может быть, и действительно в последний — никто наверняка не скажет. — Здесь мало места, — шепчет Момо. — Здесь есть заднее сиденье, — напоминает Сана. И по очереди они лезут туда, цепляясь друг за друга, и Сана на ходу скидывает туфли и дергает ручник, а Момо блаженно распластывается на широком черном кожаном сиденье и смеется, глядя ей в глаза. Зачем она смеется? Сану и так ничем уже не спасти. Она нависает над ней и накрывает ее губы своими, пока ловкие пальцы пробегают по застежке ее платья и тянут его в сторону. Пусть валяется где-нибудь внизу, она вспомнит о нем как-нибудь потом. Прикасается к нежной светлой коже, оставляя мягкие поцелуи на ключицах и стягивая с них полоски розовых кружев. Момо хочется целовать, целовать бесконечно и до безумия, оставлять нежные расцветающие отметины, чтобы она хоть немного запомнила этот вечер. И Сана вновь целует ее, языком проходясь по губам и чувствуя вкус помады. Момо мягко, чуть дезориентировано гладит ее грудь кончиками пальцев, отчего по телу пробегают мурашки, словно не верится во все это. Она ответ проталкивает свой язык в рот Саны, играя с пирсингом языка и в животе что-то приятно сжимается так, что дышать трудно. Сана отстраняется и опускается ниже, оставляет дорожку поцелуев от шеи до живота, нежно массируя напряженные соски и наконец добиваясь легкого стона, срывающегося с губ Момо. Она поднимает глаза и ловит ее взгляд. То, чего она хотела. Разбивающаяся на мелкие осколки и плавящаяся под ней девушка, лишь о присутствии которой рядом многие могут только мечтать. — Зачем ты останавливаешься? — хнычет Момо, вновь запуская пальцы в ее волосы. — Продолжай, раз начала. На языке Момо это значит согласие, Сана слишком хорошо знает это. Она цепляет пальцами тонкое кружево трусиков и тянет вниз, пытаясь не задохнуться из-за сбивающегося дыхания. Если это окажется очередным сном, она просто умрет. Она буквально чувствует на себе чуть насмешливый взгляд Момо. Одной рукой она возвращается к груди Момо, массируя и оглаживая ареолы сосков. Сана слишком сильно любит ее стоны. Но все же Момо только на вид такая податливая и нежная, а Сана прекрасно знает, что та своей фальшивой невинностью просто дразнит и подстегивает — знает, что все равно процессом всегда руководит она. Сана выцеловывает внутреннюю поверхность бедер, оставляя следы почти совсем смазавшейся помады на нежной коже. — Долго еще тянуть будешь? — спрашивает Момо и ее чуть нетвердый голос резко вклинивается между тихих вздохов. Сана поднимает голову и встречается взглядом с Момо. Она слишком старательно пытается сохранить уверенность в себе, хотя уже буквально разваливается на глазах. — Не буду. Она поднимается на локтях, чтобы дотянуться до губ Момо и оставляет на них легкий, почти невесомый поцелуй и тут же соскальзывает вниз, вновь оказываясь между ее ног и накрывая губами ее клитор. Бедра Момо чуть дергаются и сверху доносится сдавленный стон — кажется, она зажимает себе рот ладонью. Сана ладонями обхватывает ее бедра, удерживая их на месте и снова проводя языком по клитору, немного всасывая и играя ртом с нежными складками, проникая внутрь языком. Момо приглушенно высоко стонет и Сана, поднимая взгляд, видит, как та зажимает рот, откинув назад голову. Ей вдруг становится невыносимо больно, как будто бы какая-то мертвая холодная рука сжимает пространство рядом с легкими. Может быть, душу? — Я люблю тебя, — сказала как-то раз Сана, тихо и вкрадчиво. — Я тоже тебя люблю, — простонала в экстазе Момо, утыкаясь в букет огромных розовых пионов, на нежные лепестки которые медленно падали с неба снежинки. «Может быть, ты не правильно поняла меня, дорогая. Я люблю тебя». — Это тебе, — произнесла она, вынимая из кармана пальто розовую бархатную квадратную коробочку, умещавшуюся в ладони. Момо осторожно взяла в руки подарок и потянула белую ленту, перетягивавшую крышку. Из ее рта вырвался вздох восхищения. — Это мне?.. Сана кивнула. Сверкающее бриллиантовое колье лежит на бархате, такое чистое и будто бы невесомое. Момо осторожно прикасается кончиками пальцев к драгоценности. — Давай надену, — предложила она. Момо кивнула в ответ, протягивая коробочку дрожащими от восхищения руками. Бриллианты сверкали на ее идеальных ключицах так, будто бы это колье создано было специально для нее. Сана подарила бы ей все бриллианты мира. — Сана, ты такая прекрасная, ты лучше всех, Сана… Эти слова режут по сердцу. Что ж, на это можно не обращать внимание, потому что Момо нежно гладит ее лицо и целует так, что ноги подкашиваюся. Бедра Момо мелко подрагивают, Сана чувствует это своими ладонями, все также лежащими на них. Она поднимает голову и тянется к губам Момо. Момо мокро целует ее в ответ, и, не стесняясь, стонет в поцелуй, разрывая его только для того, чтобы распахнуть свои бездонные глаза и прошептать ей в губы ее имя: — Сана… Сана готова на все ради этого невероятного выражения глаз — обожание, удовольствие и гребаная недоступность, читающаяся в этом дразнящем блеске глаз. Это ее личная зависимость, самый сильный наркотик. От него теряешь способность думать. — Я люблю тебя, — шепчет Момо. Сана замирает, вглядываясь ей в глаза. — Ты… любишь меня? — Да, — улыбается Момо, смеется ей в лицо. — Люблю за то, что ты такая. — Какая? — Не считаешь меня собственностью. Не привязываешь. Ах да. Главная проблема зависимости Саны — наркотик недоступен. Он не хочет привязываться. Он появляется, когда захочет, и пропадает также неожиданно. Он только лишь привязал к себе. Ее невинная улыбка убивает. — Да, — выдыхает Сана. Момо заправляет прядь волос ей за ухо. — Куда мы поедем? — Куда ты хочешь? — Хочу к тебе. Она не может отказать. Она отдала бы все за то, чтобы Момо больше никогда не появлялась в ее доме и в то же время за то, чтобы она бывала там как можно чаще. Она пожалеет обо всем потом, когда-нибудь в старости, когда ей будет нечем заняться — впрочем, она надеется, что не доживет до преклонных лет. Сейчас она просто не хочет ни о чем думать. Пока ее наркотик доступен — она готова на все. Момо сидит на барном стуле, уставившись в огромное панорамное окно, из которого с тридцать шестого этажа, на котором находится пентхаус, открывается вид на утренний центр города, покрытый легким туманом. На ней нежно-розовый полупрозрачный халатик, выуженный из гардероба Саны. Она оборачивается на шаги и сползает со стула, небрежно отбрасывая электронную сигарету на диван. По комнате расползается запах чего-то неприятно-приторного. Сана в открытую не любит эту привычку Момо. — Я просила тебя курить на балконе. — Я помню, — она подходит к Сане вплотную, закидывая руки ей на плечи. — Ничего же не случилось, — она коротко целует ее в губы. — Не сердись, — прекрасно ведь знает, что та просто не может сердиться на нее. — Мне нужно кое-куда к двенадцати, подбросишь? Сана кивает. — Тогда я одолжу у тебя какую-нибудь одежду, — улыбается Момо, нежно заправляя ей за уши волосы и выходя из комнаты. Она еще раз запоздало кивает. Что она делает не так? Свободные отношения. Сана в миллионный раз прокручивает у себя в голове эту фразу, напоминая. Потому что Момо так комфортнее. Потому что так она не чувствует себя ни к чему привязанной. Смешить, баловать, трахаться, как бы грубо и прозаично это ни звучало, но это все, что она может позволить себе. Да им обеим в общем-то ничего больше друг от друга и не надо. Она пытается убедить себя в этом уже пять лет. — Я возьму розовый пиджак, — громко сообщает Момо из соседней комнаты. — Конечно. Она не может ответить ничего другого. Смешить, баловать, трахаться. А еще любить, несмотря на то, что ты этого, возможно, не заслуживаешь.