he loves me, he loves me not

«Мы не встречаемся». Вонбин говорит это Сончану, когда тот спрашивает, что произошло между Вонбином и Ынсоком в прошлую субботу на вечеринке у Шотаро. «Нет, чтобы целоваться по пьяни не нужно иметь ярлык отношений, это не про меня». Сончан странно смотрит на Вонбина, принимая его попытки оправдаться, и не рискует уточнить подробности у Ынсока. Не то чтобы кто-то продолжал разносить сплетни. «Нет, мы не встречаемся, Сохи, о чём вообще речь — где я и где Ынсок». Сохи придирчиво смотрит на выглядывающие из-под широкой кофты засосы на шее Вонбина и думает, что кто-то из них явно не в ладах с принятием фактов. Не то чтобы эти следы опровергали слова, но у Шотаро остались видеозаписи тех моментов, когда прилично захмелевший Вонбин ластится к равнодушному Ынсоку и подставляет свою шею для поцелуев. Сохи не держал свечку и не знает, что было дальше, когда все вышли на улицу запускать фейерверки, оставив эту парочку на покрытии для твистера, но по их возвращении Ынсок как ни в чём не бывало листал комиксы, пока взлохмаченный Вонбин пытался привести себя в порядок. Стянутая с одного плеча кофта открывала вид на россыпь укусов и Сохи клянётся, что никогда не видел такого неловкого Вонбина, стыдливо скрывающего свой взгляд от Ынсока. Ну, они ведь не встречаются. Возможно, Ынсоку не стоило вестись на полуночные сообщения Вонбина, больше похожие на бессвязный бред, с просьбами забрать его из клуба. «Мы не встречаемся, Сынхан, он меня даже не любит». Сынхан недоверчиво кивает, поджимая губы, и похлопывает хныкающего Вонбина по плечу. «И я его тоже». Вонбин залпом допивает алкоголь из чужого стакана и морщится — слишком сладко, почти как поцелуи Ынсока. Он вытирает лицо длинными рукавами своей растянутой кофты, которая пахнет Ынсоком: его терпким одеколоном и крепкими сигаретами. Вонбину хочется выть. Ынсок находит его почти уснувшим возле барной стойки и упорно игнорирует вопросительный взгляд Сынхана. Ну да, они не встречаются, Ынсок просто каждый раз увозит Вонбина домой и не то чтобы он был против остаться. В первый раз Вонбин сразу же уснул, едва Ынсок довёл его до дивана. Среди пьяного бормотания в машине он смог разобрать лишь то, что Вонбину ужасно жаль и вообще он не должен был приезжать за ним. Ынсок, в общем-то, согласен, но почему-то задерживается на полчаса, ищет в аптечке таблетки от головной боли и оставляет их вместе с бутылкой воды на столике. Утром Вонбин долго рассматривает своё опухшее от алкоголя лицо и убеждает себя, что это ничего не значит. Взгляд опускается ниже — туда, где над ключицами всё ещё виднеются засосы, впитавшиеся в медовую кожу. Вонбин проводит по ним пальцами, вспоминая мягкость губ Ынсока. И, всё же, он его не любит. Чанён поправляет очки на переносице, рассматривая сквозь толщу линз безэмоциональное лицо Ынсока, собирающегося в бар после полуночи. Вонбин снова шлёт пьяные сообщения, снова плачется в чьё-то чужое плечо и снова ждёт, когда Ынсок заберёт его. У Чанёна своё мнение на этот счёт, но он не озвучивает его, оставляя за Ынсоком право самостоятельно разбираться в отношениях, которых, по словам Вонбина, ни для кого нет. Ынсок уходит, не обещая вернуться, и Чанён молча принимает это. Во второй раз Вонбин не настолько пьян — он просит Ынсока остаться, пока не протрезвеет, заминаясь у двери. Ынсок смотрит на него сверху вниз и протягивает ключи, которые Вонбин обронил по пути от машины. К душе Вонбина ключ не требуется — она распахнута настежь и затягивает Ынсока в бездну. Вонбин умывает лицо холодной водой, трёт ладонями горящие от напряжения щёки, и кусает губы. Ынсок ждёт его в комнате, чтобы проверить, не уснёт ли Вонбин в ванной и не расшибёт ли свою голову в скользком падении. В случае чего — прийти на помощь. Так поступают друзья, не любовники. Вонбин борется с желанием разбить своё отражение в зеркале. Ынсок просматривает ленту новостей в телефоне, когда Вонбин, наконец, выходит из ванной, и, пошатываясь, направляется к нему. Диван прогибается под двойной тяжестью — Вонбин забирается на колени к Ынсоку, обвивает руками его шею, и утыкается в макушку. Они не встречаются, но почему Вонбину так хочется это делать? Ынсок сжимает ладонями талию под толстовкой Вонбина и тянет руки выше, прощупывая между рёбрами сердце, гулко бьющееся в такт его собственному. Вонбин начинает ёрзать на бёдрах Ынсока, имитируя то, что зреет между ними давно, и боится, что сейчас его оттолкнут, оставят в жалком одиночестве и больше никогда не подпустят близко. Но Ынсок тяжело дышит, опуская ладони на поясницу Вонбина, и тянется губами к открытой шее. Слепо тычется, больше вдыхает и покусывает. Вонбин хнычет, сжимая руками голову Ынсока, и ходит по краю агонии. Они не целуются — поцелуи для любви, которой между ними нет. Ынсок отстраняется первым, разглядывая возбуждённого Вонбина, и целует его кадык, убирая руки от горячего тела. Мягко пересаживает его на диван и скрывается в полутьме. Он тебя не любит, Вонбин, как и ты его. В третий раз Вонбин приходит к Ынсоку сам — топчется на пороге дома, кусая губы в трезвой нерешительности, и тихо стучит в дверь. Боится, что откроет Чанён и всё разрушится. В окнах не горит свет, после полуночи все нормальные люди спят, но Вонбин давно не считает себя таким. Спустя минуту Ынсок открывает дверь, смотрит на Вонбина тяжёлым взглядом и молча впускает внутрь. Вонбин останавливается в ожидании — даже в темноте коридора видно, как блестят глаза Ынсока, пристально следящие за ним. Ынсок такой большой и надёжный, и он не любит Вонбина, Чанён не может лгать. Но Вонбин всё равно рискует — на ощупь тянется выше, целует Ынсока так, будто хватается за спасательный круг. Ынсок прижимает Вонбина ближе к себе, позволяет жару от поцелуев расползаться по телу. Возможно, Вонбин пожалеет об этом, когда Ынсок сломает его окончательно, размажет по скользким простыням и не даст уйти на рассвете. Возможно, Ынсок действительно любит Вонбина взаимно. И Чанён никогда не простит его.