Dear Lord, when I get to Heaven Please let me bring my man When he comes, tell me that you'll let him in Father, tell me if you can All that grace, all that body All that face makes me wanna party He's my sun, he makes me shine like diamonds
***
“Дорогой Астарион!...” Тав покрепче сжала перо пальцами, которые давно уже плохо слушались. Она чувствовала, что шансов дожить до темноты остается все меньше. Как бы хотелось ей сказать все важные слова лично, глядя в его прекрасные глаза, но жизнь уже неумолимо покидала смертное тело, сил хватало лишь на то, чтобы держать перо в нетвердой руке еще может быть пару часов. “Я искренне благодарна тебе за каждую секунду, которую мы провели вместе” - женщина сжала губы, дрожа от бессилия, слезы неудержимо катились по ее щекам, падали вниз, оставляя разводы на бумаге. - “Прости, что мы так и не нашли способа излечить тебя от вампиризма, я бы все отдала за то, чтоб ты еще хоть раз увидел солнце, я продолжила бы бороться за это до последнего вздоха.” Жизнь эльфов, хоть и долгая, но не вечная. Они провели вместе 600 счастливых лет, скитаясь по свету в поисках лекарства от вампиризма, однако в итоге поняли, что процесс уже необратим: слишком уж много времени прошло с тех пор, как сердце Астариона перестало биться. Все дальнейшие попытки ликвидировать симптомы, как в свое время это смогла сделать иллитидская личинка, либо не приносили длительных результатов, либо могли привести к страшным, необратимым последствиям. Когда Тав, потерпев очередную неудачу, рыдала, сидя на полу, ощущая свою полную беспомощность перед обстоятельствами, вампир обнял ее сзади и нежно прошептал: “Все хорошо, любовь моя, в конце концов, мы можем просто наслаждаться тем, что у нас есть. Друг другом.” Уже тогда она начала понимать, что увядает, день за днем видя в зеркале свое постаревшее лицо и проседь в волосах, в то время, как ее возлюбленный оставался все таким же прекрасным, каким Тав помнила его много столетий назад. Всякий раз женщина задавалась вопросом: почему он до сих пор с ней? Каждый раз, когда она спрашивала Астариона об этом в отчаянной попытке разорвать отношения до того, как окончательно превратится в немощную старуху, мужчина нежно брал ее руку, прижимал к своей щеке и смеясь отвечал: “Моя глупая, глупая Тав. Я мог бы соблазнить тысячи юных красоток и красавцев, но никто из них не пережил со мной того, что пережили мы вместе, никто из них не сделал для меня столько, сколько сделала ты. Именно поэтому я тебя люблю. Ты помогла мне стать таким, какой я есть, ты помогла мне стать собой”. Перечитав написанные строки, Тав вздохнула и прикрыла глаза, голова закружилась от нахлынувших воспоминаний. Несмотря на слабость тела, разум ее был ясен, как никогда. Женщина снова сжала перо, пытаясь унять дрожь в пальцах: “Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, но пожалуйста, мне бы хотелось, чтобы ты жил и был счастлив. Не нужно долго скорбеть о моей смерти, пожалуйста, живи.” Нет, она врала. Она хотела, чтобы Астарион не забывал ее ни на минуту, продолжал любить и скорбеть еще долгие годы, столетия. Но признаться в этом - значит обречь возлюбленного на вечную горечь утраты и чувство вины от ощущения любых позитивных эмоций. Тав отчаянно сопротивлялась своему эгоизму, искренне желая Астариону счастья без нее, однако быть счастливым и тосковать по тому, кого уже нет в живых - понятия взаимоисключающие. "Просто сожги этот дом вместе со мной и отправляйся путешествовать. Всё равно для тебя он был временным пристанищем, пусть для меня и стал последним. Тебе больше не место среди этих затхлых стен, будь свободен!" Тав вспомнила, тот вечер, когда Астарион в последний раз пил ее кровь. Тогда ей стало так плохо, что она отключилась, а открыв глаза, увидела, как возлюбленный лежал рядом, всматриваясь в ее лицо. Его взгляд выражал столько скорби, будто бы он уже прощался с ней, будто бы еще тогда начал постепенно привыкать к мысли, что скоро ее потеряет. - Лучше выпей меня досуха сейчас и закопай где-нибудь, но только перестань так смотреть, - взмолилась женщина, пытаясь унять подступающую истерику. - Прости мне мой эгоизм, бусинка, но я пока не готов тебя отпускать. Только не так, - Астарион придвинулся поближе и обнял ее, зарывшись носом в седеющие волосы. Тот вечер стал началом конца для Тав, осознанием своей смертности, того, что здоровье уже не такое как раньше, а долгая дорога дается с каждым годом все трудней. Их путешествие окончилось в небольшом, но уютном домике на окраине маленькой деревушки. Они гуляли по ночам и спали днем, Астарион оборудовал под свои покои темный уютный подвал, где пережидал день, Тав же в основном обитала наверху, иногда спускаясь к любимому. До ближайшего жилого дома было полдня пути, поэтому никто не мешал их уединению. Каждую ночь вампир уходил на охоту в лесок, расположенный неподалеку от их жилища, иногда принося обескровленные туши животных, из мяса которых Тав готовила себе разные блюда. Женщина разбила рядом с домом небольшой садик, где выращивала овощи и всякие лечебные травы. Со стороны такая жизнь могла бы показаться идиллией для кого угодно, однако для Тав она ощущалась, как конец пути. "Все, о чем я мечтаю - увидеть тебя сейчас, но видимо, свою смерть мне суждено встретить в одиночестве. Это не страшно, просто знай, что в последние секунды жизни я представляла твое лицо, твой голос, твою улыбку. Я любила тебя до последнего вздоха. Твоя Тав." Она убрала перо, аккуратно сложила письмо и, прикоснувшись к нему губами, оставила на тумбочке рядом с кроватью. Затем ее глаза закрылись навсегда.***
Астарион покинул подвал, когда стемнело. Он сразу заподозрил неладное: в доме стояла гробовая тишина, свет не горел. Мужчина ринулся к кровати, где нашел лишь окоченевшее тело возлюбленной и аккуратно сложенную записку. Ее смерть не стала неожиданностью, вампир уже много лет был к этому готов, но все равно предательский комок подкатил к горлу, а глаза наполнились слезами. Перечитав письмо несколько раз, Астарион, уже не сдерживая рыданий, свернулся калачиком на смертном одре своей любимой, сжимая ее холодную руку. Все, чего чего хотелось сейчас эльфу - это лежать так всю ночь, игнорируя скручивающий внутренности голод. Воспоминания роились в мозгу в перемешку с чувством вины: Тав не раз просила оказать ей услугу и выпить всю ее кровь, чтобы уйти на собственных условиях, чтобы не доживать эту жизнь «бесполезной старой развалиной». Но каждый раз вампир отказывал ей в этом. Ему было страшно, страшно что все вот так закончится в одно мгновение, что он сам завершит ее жизнь, поэтому он тянул с решением долгие годы и вот, уже стало поздно. «Ты трус, жалкий трус, тряпка!» - вопило все его сознание, пока тело сжималось в беззвучных судорогах. Когда небо за окном начало светлеть, Астарион встал с кровати, в последний раз поцеловал бескровные губы Тав и осторожно, словно пушинку, подхватил ее безжизненное тело. В этой сморщенной мертвой старухе мужчина все еще видел прекрасную девушку, которую любил эти 600 лет. Ту, кому когда-то он доверил всю свою жизнь и открыл давно уже не бьющееся сердце, ту, что научила его любить, пробившись сквозь защитный барьер цинизма, помогла примириться с самим собой. - Прости, моя глупая, глупая Тав - тихо произнес вампир, переступая порог, - я не смогу жить без тебя. Ты так мечтала вновь показать мне солнце, не замечая, что сама была самым ярким солнцем в моей жизни. Астарион аккуратно опустил тело на траву, сам устроился рядом, положив на колени ее голову, и стал ждать восхода. Первые лучи больно обожгли кожу, хотелось закричать, отказаться от губительной затеи, убежать прочь в темный холодный подвал, но такое малодушие он бы себе никогда не простил. «Хотя бы на это ты сейчас должен решиться, пусть это будет самым смелым поступком в твоей жалкой, никчемной жизни!» - пронеслось в голове. Он покрепче стиснул зубы и зажмурил глаза. Чем выше поднималось солнце, тем сильнее боль раздирала на куски плоть, кожа пузырилась, а слезы, скатываясь по щекам, превращались в пар. Предсмертная агония длилась всего несколько минут, однако для угасающего сознания вампира они казались вечностью. Наступило чудесное утро. На чистом, абсолютно безоблачном небе, сияло яркое солнышко, лаская теплыми лучами траву и деревья. Легкий ветерок трепал седые волосы мертвой эльфийки, развеивая пепел у изголовья. Часть пепла задержалась на ее губах, словно прощальный поцелуй.