Recognize me

      — Как же ты меня бесишь, Белова! — не крик, а рычание срывается с губ, глухо клокочет в горле, царапает трахею.       Бесит, выводит из себя, цепляет, раздражает самим фактом своего существования. Так сильно, что сводит скулы, так дико, что хочется одновременно задушить и трахнуть эту невыносимую белобрысую стерву!       Тело действует на рефлексах, мышечная память срабатывает быстрее, чем желание оформляется в осознанную мысль. Резкий рывок, стальные пальцы впиваются в ткань на плече, что бы толкнуть в сторону, а после я уже всем телом вжимаю ее в стену.       Когда всю свою жизнь приходится держать эмоции под жёстким контролем каждую секунду, рано или поздно случается взрыв. И это как лавина — невозможно остановить, невозможно избежать, невыносимо горячо где-то внутри. Необходимость постоянно сдерживать себя, душить любой человеческий порыв на корню, чертовски выматывает, болезненно давит. И катастрофа случается. Я знал, что так будет. Но не знал, что всему виной будет именно она — ещё одна шпионка из Красной Комнаты. Женщина, которая притягивает взгляд, напрашивается то ли на поцелуй, то ли на порцию свинца. Дьявол её побери.       — Ты не представляешь насколько это взаимно, Солдат! — шипит в ответ, упираясь ладонью мне в грудь.       Глаза в глаза. Мне приходится склониться для этого. Она же лишь вскидывает острый подбородок в ответ. Непримиримо, независимо. Раздражающе!       — Однажды я тебя лично придушу…       Когда всё, что тщательно запиралось за тысячей замков, вдруг выдирает дверь вместе с петлями, то становится невозможно понять, какую именно эмоцию я испытываю сейчас, чего именно хочу. Мысли и желания смешиваются, мешают друг другу, заполняют всё сознание ураганом, больно толкаются в виски.       — Смотри, чтобы это я не заимела твою ручонку в свою коллекцию, фантазёр!       Я не мутант, но кажется, что сейчас у меня прорежутся клыки, настолько противоречивые чувства раздирают на части изнутри.       Она слишком близко сейчас, как никогда прежде. И я могу рассмотреть все изъяны ее внешности, могу попробовать обмануть сам себя и утрировать все недостатки, заставить поверить в ее непривлекательность. Острый подбородок и тонкие губы. Слишком светлые «змеиные» глаза. Вздёрнутый нос и немного угловатая фигура. Белова не может похвастаться выдающимися формами, наоборот — слишком худая. Но самоубеждение пасует, трусливо исчезает, раздавленное обжигающей жаждой. Меня интересует она вся, до последней светлой пряди, выбившийся из низкого небрежного хвоста. До последней капли яда, что, кажется, уже давно проник мне под кожу и струится по венам, с каждым биением сердца всё больше расползаясь по телу.       Мы оба сейчас с какой-то нервной лихорадочностью изучаем лица друг друга, будто в надежде прочесть по ним нечто такое, что не сказать словами. Но вот беда — мы оба до отвращения опытные шпионы.       Стальные пальцы уже не удерживают ее за плечо, какой-то край моего сознания понимает как это опасно и травматично для Елены. Но я уже не в состоянии контролировать себя и рука сама, помимо воли, вгрызается в стену, раскрошив штукатурку. Белова заметно вздрагивает и закусывает губу.       А я просто не знаю что делать. Внутреннее напряжение достигло предела, затуманило сознание, свело все мышцы, препарируя до последнего воспалённого нерва.       — Боишься меня? — кривая усмешка искажает губы, будто в судороге.       — Боюсь… — но ладонь, что ранее тщетно отпихивала меня, вдруг осторожно и медленно скользит по груди. — Боюсь, что слишком долго дразнила тебя.       На удивление уже не осталось места. Всё, что остаётся, это просто сдерживать себя изо всех сил, что бы не навредить. Я слишком давно не был просто мужчиной, вынужденный большую часть жизни быть только Зимним Солдатом. Но, кажется, Белова понимает. Понимает то, что сейчас невыносимо и невозможно объяснить словами.       Она подаётся чуть вперёд, продолжая изучающе скользить взглядом по моему лицу. Подкрашенные алой помадой губы чуть приоткрыты, она то покусывает их в задумчивости, то будто хочет что-то сказать, явно принимая сложное решение.       — Вот только… не пожалеешь потом, Солдат? — короткая, немного грустная усмешка.       — Не попробуем — не узнаем… — хриплю в ответ, все ещё не в силах выровнять дыхание, сражаясь с болезненным напряжением внутри.       Светлые брови хмурятся, а вторая ее ладонь ложится на левое плечо. Она без страха и отвращения ведёт касание по металлу до самых пальцев, мягко, но уверенно, давит на запястье, и отнимает наряженную руку от изувеченной стены. Гладит подушечками пальцев, позволяет неловко обнять за талию.       — Тшшш… Дыши.       Тяжело сглотнув, утыкаюсь в шею, шумно вдыхая дразнящий запах, зажмуриваясь до белых вспышек под веками.       Вот он — момент уязвимой слабости. Сейчас передумает и оттолкнет. Зачем ей увечный псих?       Но в противовес моим страхам, чуткие руки проходятся по напряжённым плечам, зарываются в волосы, обнимают за шею, а после обхватывают лицо, мягко вынуждая поднять взгляд.       Слишком близко. Слишком желанно. Слишком долго я этого хотел.       Наконец я могу понять чего именно хочу сию минуту, сейчас.       Накрыть ее губы своими, долго, жадно, снова и снова. Попробовать на вкус, насладиться каждой секундой, и снова целовать — то мягко и чувственно, то страстно и требовательно, растягивая долгожданный момент как в последний раз. Властно скользить руками по телу, сминая одежду, притягивая невозможно близко к себе, удерживая в крепком захвате, заявляя свои права, и чувствуя то же самое в ответ.       Что бы после понять — мне не надоест никогда. Потому что всегда будет мало.       — И всё равно ты меня бесишь, Барнс...— выдыхает Белова, на миг отстраняясь, дразняще касаясь моих губ своими.       — Это взаимно, Елена, чертовски взаимно…