Воссоединение

      Походка Люцио была почти той же, что и всегда, но спиртовой шлейф да фляжка, пустая, явно выроненная из некрепко держащих её пальцев, на полу указывали, что граф подшофе. Алкоголь, должно быть, он приволок сюда из Везувии. В своём белоснежном костюме Люцио смотрелся чужеродно, так, будто никогда не принадлежал этому месту, этой хижине. А он и не принадлежал. Есть Юг, был "Бич Юга", есть Люцио-Монтаг Моргассон, когда-то похожий на своих — теперь уже мёртвых — соплеменников, но полноценно частью племени не бывавший никогда. Граф сделал шаг к Морге. Бряцанье медалей в тихом владении вождя раздалось особенно звонко. Вождь лишь раздражённо цыкнула: дико хотелось сорвать с сына ленту, увешанную нелепыми побрякушками. Вместо этого она предупредительно бросила краткое: — Сними. Люцио остановился, глупо хлопая глазами. Вопросительно ткнул в ленту пальцем. — Да, это, — Морга утвердительно кивнула. — Слишком много шума. Пустого шума. Люцио, кажется, весь вспыхнул от возмущения. Он пораженно вздохнул, почти инстинктивно впиваясь в ленту пальцами, комкая и прижимая её сильнее к груди. Непроизвольная реакция длилась недолго, после чего граф вспомнил, что следует держать себя достойно, весь подобрался, точно проглотил штык, осторожно, почти любовно, расправил ленту. — Пустой шум?! Это не пустой шум, мама. Это доказательство моего превосходства. Я стал графом не просто по удачному стечению обстоятельств. От ухмылки Морги за версту веяло презрением. — Верят такому доказательству только идиоты, — процедила она, привычно хмурясь. Лицо графа приняло самое снисходительное выражение, на какое была способна его широкая душа. Что ж, ему несложно развеять чужие заблуждения. — Вся Везувия! Люди любят меня! — Люцио широко взмахнул руками, стараясь не шататься от количества выпитого. Вождь вздохнула и перехватила копьё, стирая своим жестом с лица графа улыбку. — Можешь продолжать убеждать себя в этом. Граф напряжённо покосился на направленное на себя оружие, едва ли воспринимая её слова. Внимание сместилось на копьё. Всё его тело — от макушки до ступней — точно парализовало. Ноги налились железом, вид опасно тихой Морги с копьём пригвоздил его к полу. Он видел это второй раз, и этот вид сквозь года по-прежнему был страшен. Холодный пот струился по вискам, когда Люцио молча наблюдал её приближение. Казалось, даже алкоголь частично покинул его сознание. — Ч...что ты собираешься? Острый наконечник едва коснулся живота, после вдруг взметнулся по касательной вверх, цепляя ленту, оттягивая её. Узел на боку распустился, и усыпанный медалями красный атлас плавно соскользнул с плеча и спикировал на пол под тяжестью медалей с характерным звуком. Морга отвела копьё. Жалобный звон привёл Люцио в чувства. — Зачем?! Следом за лентой он пал на колени, потянувшись к отливающим золотом медалям, но те тут же исчезли под тяжело ступившим на них сапогом Морги. Люцио едва успел отдернуть руку, спасая пальцы от той же участи. — Если люди тебя любят, то будут любить и без неё. Только они не будут, ты это знаешь. Ни без неё, ни с ней. Забери у тебя титул, и где ты окажешься? Резким движением Морга отмела ленту в сторону, точно мусор. Люцио безучастно провёл её остекленевшим взглядом. Граф бы так и продолжал смотреть, если бы голос Морги подобно грому не обрушился на него сверху. — Вставай. Он не двинулся. Продолжал сидеть, обмякнув на полу как тряпичная кукла. Только эмоции одна за другой пробегали по лицу. Люцио тяжело дышал. В нём будто зрело что-то, готовое в любой момент вырваться наружу. Морга, утратив терпение, наклонилась, чтобы поднять его за лацкан пиджака, но Люцио неожиданно для себя ударил её руку. Злость была залита отчаянием, что прослеживалось во взгляде графа, когда он заглянул матери в глаза. Он вскочил на ноги и тут же покачнулся. — Люди могут быть неблагодарны, но они любят меня. И, потеряв меня как графа, ощутили бы это в полной мере. Люцио говорил, не веря собственным словам, тяжёлый стук каблуков вторил ему, пока граф нервно расхаживал по комнате. Морга силилась осмыслить чужие метания, что никак не поддавались логике. Она была столь ошарашена, что не могла ничего сделать, кроме как наблюдать. Внутренний голос подсказывал ей, что Люцио нужно выслушать. Граф тем временем продолжал: — И так всегда! Меня окружают неблагодарные. Никто и никогда не видел моих стараний, никто не верил в меня! Голос его то и дело взлетал ввысь и срывался, но это не останавливало его. Поток слов лился и лился. Злые слёзы выступили на глазах, и Люцио тут же поднял голову, точно пытаясь заставить их закатиться обратно. Теперь уже всё равно, что Морга стала свидетелем чувств. Его настоящих чувств. Неистового крика. — Никто не любил и не любит меня, никто не подумал, что мне может быть одиноко! Никто не думал о МОИХ чувствах, так вам ли обвинять меня в безразличии к вашим? Слова разодрали горло, и он удушающе закашлял, согнувшись пополам. Выставил перед собой ладонь, пресекая попытку матери подойти. Смолк. Поднял на Моргу горящие надеждой глаза. Голос Люцио был не сильнее громкого шёпота, когда он обратился к ней. — Мама... Он слабо стиснул руки Морги в своих, прижимая их к сердцу. Морга чувствовала его учащённые импульсы и не могла позволить себе высвободиться. — Мама, — повторил Люцио настойчивее, — Но ведь ты, хоть ты любишь меня? Горячие слёзы капали на их сцепленные руки. — Хочу знать это точно, просто я...ты... — выражение лица Морги трудно различить за пеленой, что настилала глаза. Мысли спутались в клубок. Люцио столько всего хотел сказать, что не знал, за что уцепиться, и горячо выпалил первое: — Ты меня даже не обнимала! Морга смотрела и видела перед собой ребёнка, который в собственной семье, в полчище соплеменников, всегда был один. Неуслышанный, потому разговаривающий в пещере с эхом. Скрывающий за злобой боль. Убеждённый в собственном положении покинутого. Как теперь разуверить его в этом? Не дождавшись ответа, Люцио горько усмехнулся и покачал головой: — Ты никогда не считала меня достойным своей любви, что бы я ни делал. Люцио медленно разжал пальцы и отступил, чувствуя себя снова одиноким в своих переживаниях. Не получив объятий он обнял себя сам, обхватил за плечи, что тряслись от беззвучных рыданий. Каждый всхлип ранил её сердце. Морга негромко позвала его, прежде чем сказала: — Мне жаль. Жаль, что не поняла, не поговорила с тобой раньше. Она сократила расстояние между ними, чувствуя, что для таких слов нужно быть ближе. — Время не повернёшь назад, но я могу обнять тебя сейчас. Если ты всё ещё хочешь. Морга мягко провела пальцами по его плечу, и Люцио забыл как дышать, оказавшись в её объятиях. Он так давно не испытывал подобного, что происходящее сейчас почти испугало его, представ в голове чем-то неправильным. Ненастоящим. Не может же быть, чтобы Морга обняла его спустя столько лет, после всего что он сделал? Нельзя было показывать свою уязвимость, нельзя позволять кому бы то ни было подходить к себе в такой момент, и тем более касаться. Люцио, влажно всхлипывая, принялся отчаянно вырываться, однако же стараясь в своем порыве не задеть её. В глазах Морги заблестела боль, но она тут же отмахнулась от этого: Люцио сейчас хуже. Она осторожно, но крепко перехватила его руки. — Тише. Всё в порядке, ты в порядке. Я здесь, Монти. В начале своей тирады Люцио думал, представлял, как холодно он отстранится, покинет хижину, оставит Моргу сожалеть о каждой обиде, когда-либо ему нанесённой. Уйдет к огням Везувийского дворца, где его никто и ничто не держит, впрочем, как и везде. Нет никакой разницы, где быть, если тебя там не ждут, если без тебя справляются. Нет такого места, с которым Люцио чувствовал бы связь. Кроме одной единственно жилой хижины в брошенном южном поселении, куда и принесли его ноги в поисках той самой связи. Мысли рассеивались, образы неумолимо таяли по мере того, как Люцио, плача, льнул к ней. — З...зачем? Зачем ты это д...делаешь? Морга, несмотря на небольшую растерянность, была уверена, что сейчас делает всё правильно. Она гладила Люцио по голове, пропуская светлые волосы между пальцев, ощущая тепло, которым раньше не умела с ним делиться. — Хочу дать понять, что бы ты ни думал, я любила и люблю тебя.