***
После Восстания Люцифер какое-то время находился в клетке. Взаперти на Небесах — смешно, разумеется, ведь в Раю не должно было быть пленников. Но даже если бы на двери не было никаких замков, ему вряд ли удалось бы куда-то уйти. В этой клетке Люцифер не мог исцеляться — опять же, даже если бы мог, после той бойни ему пришлось бы делать это очень долго. Братья и сёстры не знали пощады; особенно если следовали приказу Отца. Особенно, если Отец называл избиение Люцифера «правым делом». В клетке было темно. Рядом никого не было; демонов давно отправили в Ад. Молодому, одинокому, ему было тогда страшно — да, было, хоть он долгие века это пытался отрицать. Ещё страшнее стало, когда его всё же вытащили из клетки. Он был ещё изломан, раны едва затянулись; его тащили грубо, жестоко — бросив на пол у Отцовского трона, заломили руки за спину. — Неужели, Отец меня боится? — пряча страх за насмешкой, спросил Люцифер у Аменадиила. — Потому вытащил таким слабым? Думает, раненый я не смогу ему сопротивляться? Но брат промолчал. С Люцифером не разговаривали — обращались как с мусором, с предателем, низшим существом. Когда он покачнулся от усталости, кто-то облил его ледяной водой, чтобы взбодрить — и никто не обратил внимания, что Денница едва не захлебнулся. Наконец, появился Отец. Люцифера, едва поднявшегося на ноги, толкнули в спину, заставив упасть на колени. Денница рассмеялся: — Наконец-то, — потрескавшиеся губы обожгло болью, — теперь-то Ты меня видишь. Теперь Ты обратил на меня внимание. Отец приказал сорвать с него одежду. Люцифер пытался сопротивляться, но его братья это сделали. Он остался нагим и казался ещё беззащитнее, чем раньше — что ж, прежде он думал, что это не может его смутить, но точно не тогда. Наверное, это вообще был первый — и последний, — раз, когда нагота его и вправду смутила. — Что? — тем не менее, с вызовом спросил Денница. — Ты хочешь меня унизить? Изуродовать? Ты и так лишил нас возможности Творить себе подобных. Отец подал знак, всё ещё молча. Люцифера бросили на землю перед ним. Он попытался подняться — и кто-то наступил на руки. Спустя ослепляющее мгновение их отпустили, но тут же наступили на крылья. Руки немедленно парализовало от боли. Денница закричал, попытался вырваться. Не вышло. Один из братьев защёлкнул на его шее что-то вроде ошейника и потянул назад, чтобы заставить открыть грудь и туловище. Они ослепили его. Очевидно, чтобы он не видел, кто будет палачом. Его хлестали кнутом, и он захлёбывался криками, особенно отчаянными, когда узнавал искусные приёмы, которым сам обучил младших сестёр. Его жгли, рвали на части и терзали — и он словно горел в жерле вулкана, когда слышал рядом знакомые голоса. Когда глаза его постепенно стали восстанавливаться, Люцифер смутно увидел перед собой Отца. Увидел и то, что его самого тащат к горящей яме. Он пытался вырваться из последних сил. Сначала просил. Потом умолял. Потом, обжигая изуродованные глаза слезами, почти раскаялся в содеянном. Отец приблизился к нему лишь тогда, когда братья подтащили его к самому краю ямы. Схватил за волосы, пока другие Его дети стискивали и заламывали брату изодранные руки — лишь бы тот не тронул Отца. Он вгляделся в искажённое страхом лицо сына. Помолчал несколько долгих тяжёлых секунд. И приказал бросить его вниз. Упав, Люцифер сломал себе все оставшиеся целыми кости. Даже цепи, в которые его заковали перед изгнанием, не выдержали удара и рассыпались на части. Так он лежал, пока не смог сделать вдох — а бессмертным ангелам, в самом деле, не особо часто был нужен воздух. Так он лежал, пока не открыл глаза. Исцелившиеся вдали от Небес. Но теперь — ярко-красные. Так он лежал ещё долго, глядя этими дьявольскими глазами наверх. Туда, откуда его скинули.***
— Боже, — выдохнула Хлоя. Она подозревала, что это было неподходящее слово — в самом деле, оказывается, этот Бог тоже был ещё тем мудаком. Это почти объясняло, как у него получился столь похожий на него «кто-как-Бог» — Майкл. — Но… Но почему так жестоко?.. — она помотала головой, отказываясь понимать это. Ей было гораздо проще верить только в самоопределение. Ни один родитель в мире не смог бы приказать сделать такое со своим ребёнком. — Почему тебя просто не убили? Должно быть, это прозвучало бы странно вне контекста — но Люцифер понял её правильно. Он глубоко и тяжело вздохнул, сглотнул, явно не желая отвечать на этот вопрос, и перевёл взгляд на брата. Тот несколько мгновений соображал, но, похоже, либо и правда не понимал, к чему прозвучал этот рассказ, то ли не хотел верить в то, что из всего этого следовало. — Потому что, — медленно сказал Денница, — если убить ангела любви, новая любовь никогда не зародится. Майкл изменился в лице. — Что?.. — выдохнул Дэниэл, нарушая повисшую тишину. — Старые чувства останутся, но будут слабее, — пояснил Люцифер. — Что, брат, ты об этом не знал? — Ты… — Если ты убьёшь меня, тебя тоже никто никогда не полюбит, — Хлоя моргнула, приходя в себя после услышанного, и только сейчас осознала, что её напарник за последние несколько минут стал выглядеть намного хуже. Очевидно, яд убивал его — и очень быстро. Люцифер с трудом дышал, мелко дрожал, едва справляясь с тем, чтобы вообще говорить членораздельно. — Разве не за любовь Отца ты всегда боролся? — хрипло спросил Денница. — Но разве Он ответил тебе? Позволил её добиться?.. — Подожди, ты… — Я узнал об этом в Саду. Очень давно. Отец призвал меня одного и рассказал об этом. Я — ангел любви. И ты добился моего изгнания. Сам. Ты доволен?.. — Так заставь его! — рявкнул Майкл. С лица его слетела маска елейного положительного героя, «архангела», коим он представился Дэну. Эспиноза, услышав явную злобу в голосе своего ангела, вздрогнул всем телом и отшатнулся назад. Похоже, его мир тоже стремительно переворачивался с ног на голову; и явно уже не впервые за последнее время. Кажется, Дэн был на грани — как сама Хлоя, когда она решительно оттолкнула Сатану, которого тогда ещё боялась. Она прекрасно понимала это состояние своего бывшего мужа: когда мировоззрение крутит сальто-мортале, ты не понимаешь, за что хвататься. Часто хочется схватиться только за бутылку — жаль, правда, ничего крепкого сейчас под рукой не было. Только камни. — Заставить? — слабо усмехнулся Денница. — Заставить — что? — Заставь других любить меня! — Декер часто заморгала, уставившись на Демиургоса. Но тот, похоже, уже и не думал скрывать своих истинных намерений. — Иначе я убью!.. — Ты и так меня убиваешь, — Люцифер звякнул наручниками на руке, куда была подведена капельница. — Я убью Хлою! Убью её дочь!.. — взгляд Майкла метался между капельницей и лицом брата, — я не дам тебе противоядие! — Я всё равно не смогу выполнить твои требования, — качнул головой Денница. По шее у него скатились капли пота, сердце у Декер замерло. Люцифер выглядел очень плохо. Время было на исходе. — Я не могу. Как и ты не можешь заставить кого-то ненавидеть. — Ненавидеть?.. Это тут при чём?! — Мы близнецы, — Денница встретился взглядом с Хлоей. Той его глаза совсем не понравились. Они наполнялись тем светом, который появлялся лишь тогда, когда Люцифер с ней прощался — как думал, навсегда. — Отец сказал мне, почему. Декер уже поняла. И зажмурилась, опустив голову. Похоже, из этой истории им просто так не выпутаться. — Я не понимаю! — рыкнул Демиургос. — Мы противоположны, как Он и Мама. Я свет, а ты тьма. Я — желания, ты — страхи. И если я — любовь… Майкл замер. Очевидно, он не хотел верить в услышанное. Не хотел делать тот вывод, к которому его подводил брат. — Неправда, — пробормотал он. — Никто не сможет полюбить тебя, пока ты жив, — голос Люцифера был слабым — но слова оказались невероятно жёсткими. — Пока ты вмещаешь в себя ненависть всех живых существ. Неприязнь Отца и всей нашей семьи к тебе заключается в тебе самом. И равно как я не могу сотворить любовь, ты не можешь уничтожить эту ненависть. Мы — всего лишь вместилища. Проводники в мир. Пока мы есть, — судорожный вдох, горло перехватило, — есть и эти чувства. Они исчезнут лишь если… — речь его потонула в хрипе, Люцифер закашлялся. — Этого не может быть, — губы у Майкла задрожали, искривились. — Не может… — едва волна кашля Денницы сошла на нет, он схватил брата за горло. — Скажи, что ты лжёшь! Ну, скажи!.. Люцифер едва заметно приподнял уголки губ. Декер сжала кулаки, когда увидела, как у него под носом появляются первые капли крови. Похоже, Денница медленно терял сознание — его брат и вправду ускорил процесс. И усовершенствовал яд. Вот уж некстати наивный в области плотских утех ангел оказался просвещённым в области химии… — Люцифер не лжёт, — раздался голос Дэна. — В отличие от тебя, — Хлоя услышала рядом с собой шаги, и в её сузившемся до бледного лица Люцифера поле зрения появилось ещё и лицо бывшего мужа. Невероятно осторожно тот коснулся её рук, явно виновато. Достал из кармана ключи, чтобы освободить от наручников. Декер покачала головой — она не злилась на Дэна. Могла бы, но не злилась. Понимала. Майкл дрожал, не веря в происходящее. Всё вышло из-под контроля, и он даже не мог понять, в какой момент. Неужели, многие миллионы лет назад, ещё до Падения его брата? Неужели, Отец выбрал Люцифера, которому доверял меньше всего из-за его своеволия? Неужели, задумывая любовь, Он подарил её не покорному Аменадиилу, не беспечной Габриэль, а своенравному распутнику? И почему Он задумал её именно такой? Отчего желания и страхи они могли хотя бы пытаться внушать, но любовь и ненависть… Неужели, это возможно?.. Его брат, уже пребывающий в полубессознательном состоянии, вновь закашлялся, подавившись кровью, что шла из носа. От него больше ничего нельзя было добиться. Даже если убрать отсюда Хлою — но убирать её было себе дороже. Придётся менять место, ведь иначе она приведёт сюда полицию. Не то, чтобы человеческое оружие ранило бы его — но убить досадную помеху, наряд полиции, чтобы избавиться от них, он бы не смог. Майкл зажмурился, только теперь в полной мере осознав случившееся. Если Люцифер не блефует — любви ему от других никогда не добиться. И он сам никогда не сможет этим насладиться. Потому что сейчас, в самом деле, никого толком не любит — не может любить тех, кто столько тысячелетий его отталкивал. Втайне Демиургос надеялся, что найденный хранитель Любви вложит её и в его сердце: он чувствовал, что проблема заключается и в нём самом тоже. Но чтобы так… Получается, если вдруг и найдётся кто-то, кто сможет его полюбить, ему будет всё равно. Но даже если его несносный брат будет жив — этот нескончаемый поток дерьма не закончится. Потому что он сам — причина того, что его все ненавидят. Он не может исправить это. Выход только один: умереть окончательно. Да, с таким списком ненавидящих его существ — исчезнуть, ведь отправляться в Ад бессмысленно. Майкл и так в Аду. Может, тогда, заочно, хоть кто-то сможет почувствовать что-то хорошее к нему. Вроде благодарности за избавление от мрака и злобы. Но к чему это? Он никогда этого не увидит. Что ж, если так, если любой выбор ведёт к тому, что его будут ненавидеть — зачем отступать? Зачем давать брату, который и так всегда унижал его, снова победить? Нет, Майкл устал вечно притворяться. Ему всего лишь хотелось, чтобы кто-то видел в нём его самого — как Хлоя вместо отражения своих желаний видела в Люцифере лишь Люцифера. Мог ли кто-то видеть Майкла за всеми этими тенями и страхами? Может, и мог. Но ангельское терпение подошло к концу. Он устал. Ему больше не хотелось бегать за кем-то, проводить новую вечность в унижениях и попытках отказаться от своей природы, подстроиться, чтобы кто-то осчастливил его минутой внимания. С Отцом это никогда не выходило, с людьми стало получаться — но сообразительная Декер его раскусила. К тому же, теперь, зная, как именно зарождаются тёплые чувства в этом мире… Провести тысячи лет, ожидая, пока его близнец неконтролируемо смилуется над ним и подарит чью-то любовь? Нет. Это выше его сил. Майкл больше так не может. Но ему не хотелось и умирать. Не хотелось. И он был раздражающе умён. Понимал, что когда-нибудь убьёт себя после смерти Люцифера. Когда-нибудь всё равно убьёт, потому что останется без надежды получить то, чего так жаждет. Он обхватил голову руками. Из груди Майкла вырвался совершенно жалкий звук — жалобный, болезненный всхлип. Хлоя вместе с Дэном молча воззрилась на ослабевшего злобного ангела, буквально — тёмного близнеца её любимого. Демиургос будто бы сдулся, как воздушный шар; или, скорее, сломался, как брошенная марионетка: больное плечо его скосилось, он как-то весь враз уменьшился, показался худым, болезненным и уставшим. Майкл опустился на пол у койки с умирающим братом. Сердце Декер рвалось туда, к Люциферу, но она понимала, что вряд ли сможет ему чем-то помочь. Судя по скорости, с которой его убивал яд, времени на то, чтобы вызвать «Скорую» и полицию, у них больше не было. — Пожалуйста, — наконец, тихо сказала она. Демиургос мотнул головой, не поднимая глаз. — Пожалуйста, Майкл. Останови это. Спаси его. Демиургос вновь упрямо покачал головой. Слёзы душили его — и стыдно перед жалкими людьми не было. Это была ловушка, и он сам себя в неё загнал: даже если спасти брата, если убрать капельницу с ядом и дать антидот, люди его за это не полюбят. Он не спасёт Люцифера, а просто остановит свою же попытку его убить. И Люцифер тем более этого не оценит. — Майкл… — Зачем?! — из последних закромов ярости огрызнулся ангел. — С чего мне жалеть его?! Даже он, мой брат, мой близнец, даже он — создан для того, чтобы не быть со мной. Не любить меня. Какая разница?!.. — Майкл. — Нет. Сейчас он умрёт, и тебе уже не будет так больно, как если бы он был жив и заставлял тебя любить его. Твоей сопливой дочери никогда не разобьют сердце, потому что у неё не будет потребности связывать жизнь с кем-то, кроме тебя! Всё в твоей жизни останется по-прежнему!.. — он яростно втянул носом воздух, когда услышал, как его брат вновь заходится в судорожном кашле. — И в моей тоже, — гораздо тише прибавил Майкл. Это была правда. Впервые за долгое время. Это конец для него — но конец и для всего мира, который ненавидит его просто за то, что он жив. Ему больше нечего делать. Не к чему стремиться. Он вечно будет постылым, нелюбимым сыном, потому что таким родился. Потому что его создали, чтобы он был таким — ведь кому-то такая роль должна была достаться. Майкл думал, что делает лучше для мира и для себя, когда изгонял эгоистичного близнеца в Ад — но что, если эгоистичным сделал Люцифера он сам? Он, вместилище ненависти и злобы? Может, и эгоизма — тоже? Это ведь обратная сторона любви — значит, Майкл вынужден воплощать и её. Всё это дерьмо, чтобы его близнец оставался чистеньким. — Получается, мир стал бы лучше не без Люцифера. А без меня, — вслух сказал он. Моргнул, поняв это — и не смог вспомнить, что из предыдущих размышлений тоже успел озвучить. — И он знал это. Но если знал, что без меня мир будет лучше, если Отец сказал ему об этом, и он понимал, что я вообще не должен был родиться — почему Люцифер не изгнал меня в Ад? Почему он меня не уничтожил? Знал о моей природе и не убил меня?!.. — А ты сам как думаешь? — помолчав секунду, спросила Хлоя. Майкл потряс головой. — Неправда, — но, всё ещё раздражающе умный, он понимал, к чему ведёт Декер. — Он изуродовал моё лицо. Он дрался со мной. Он не хотел… — Он не хотел тебя убивать. Потому что ты — его брат. Потому что он… — Он не может! Он не может любить меня! Я сломал ему жизнь!.. Люцифер пошевелился. Вряд ли осознанно, но Майкл почувствовал прикосновение руки брата к своему плечу. Хлоя закусила губу — похоже, держалась из последних сил. Демургос не хотел проверять, означает ли это прикосновение нечто чуть большее, чем бессознательная попытка близнеца ухватиться за что-то материальное в этом мире, за жизнь — потому что он прекрасно понимал, что Люцифер уже давно не осознаёт происходящее. Это не было братской близостью. Он ведь умный. Он понимал. Но сердце пропустило удар, когда Майкл на мгновение вспомнил, что переполнило его, когда он на секунду почувствовал чужую любовь. Пусть и направленную не на него. В те несколько мгновений, когда его обнимала Элла; когда пожалела Хлоя, хоть он и ранил её, целуясь с Мэйз. Это было очень похоже на то, что он чувствовал прямо сейчас. И — что, ему никогда больше не ощутить даже суррогата?.. Раздался звон. Крылья Люцифера ослабли и сложились. Цепи, которые Майкл набросил на них, упали на пол. И он не выдержал. Будто школьник, который только этого заветного звука и ждал, он подскочил с места и вырвал иглу от капельницы из руки брата. Стоя на коленях, Майкл вглядывался в бледное лицо Люцифера. Ему ещё даже не удалось понять, жив ли до сих пор близнец, есть ли смысл вводить ему лекарство — в то же мгновение камеру наполнил шум, за его спиной появились люди. Краем уха Демиургос слышал быструю болтовню Эллы Лопес: она с его братом договорилась, что, пока он ведёт расследование, будет носить жучок с микрофоном. После странных помех — будто в торнадо зашвырнули, Декер, не поверишь, — и какого-то падения жучок сломался и отключился. Элла засекла его последнее местонахождение и вытолкала спецгруппу на выезд. И сама отправилась с ними. Потому что, какого чёрта? Хлоя пропала, Мэйз пропала, Дэн с Люцифером тоже, не хватало ещё потерять группу захвата в полном составе, да лейтенант с неё голову снимет и на входе в участок повесит, да и правильно сделает, вообще-то, потому что… Когда Лопес наткнулась взглядом на смертельно бледного Люцифера на койке, она испуганно зажала себе рот руками. Майкл молча перевёл взгляд на Дэна и Хлою — в их власти было рассказать всю правду. Даже без упоминания божественных подробностей: он похитил её, Хлою, потом устроил ловушку Дэну, Мэйз и Люциферу. Он отравил брата и требовал от него каких-то секретных сведений. Боролся за место под солнцем в семье. Хотел отомстить. Не мог поделить наследство. Что угодно. Элла что-то удивлённо воскликнула на испанском, когда разглядела, наконец, его лицо. Майкл сглотнул, ожидая решения людей. Ему будет не впервые позорно сбегать с поля боя. — Это брат Люцифера, — сообщила очевидный факт Хлоя, не отрывая взгляда от его мокрого от слёз лица. — Он… нашёл нас здесь за пару минут до вас. Демиургос моргнул. Он понимал, что ему дали шанс — но не понимал, почему ему дали этот шанс. Было бы логично отомстить: уничтожить, да даже просто сдать человеческой полиции, чтобы он выпутывался сам. Но Декер больше на него не смотрела. Пока медики суетились где-то за стенами пещеры, пытаясь протащить носилки, она приблизилась к Люциферу и села рядом с ним. Осторожно погладила по щекам. Начала что-то шептать почти что на ухо, будто молилась, или просто бессмысленно ворковала, обещая, что всё будет хорошо. Но ведь она знала, что хорошо уже не будет. Нет, если он не послушает её просьбу. Майкл отчётливо слышал, чувствовал, как замедляется стук сердца его брата. Хлоя знала, что только он может его спасти. Она была не настолько глупа, чтобы верить в чудо — или, тем более, в человеческую медицину. Чего же она добивалась? На глазах у него вновь выступили слёзы. Ловушка удавкой сжималась вокруг его шеи. Она уже не душила; она угрожала просто лишить его головы. Что ему делать? — Эй, — услышал Майкл голос Эллы. — Мы спасём его, — она коснулась его руки. Потом осторожно обняла. Ангел опустил веки, отчаянно желая остудить горящие огнём глаза. Он ощущал — и теперь знал, почему, — как в груди у этой смертной девчонки горит её собственная боль. Она любила его брата; не так, как Хлоя — по-своему, но всё же любила. Ей было страшно за него. Ей было больно. Но она обняла его, Майкла, и впервые за свою долгую жизнь он ощутил, как кто-то его жалеет. Выражает сочувствие. Он судорожно вздохнул, отвечая на объятия. Что-то зародилось. Сейчас, пока его близнец ещё дышит. Что-то кроме ненависти и боли. Может, его могли бы ценить хотя бы как друга? Хотя бы… Майкл задержал воздух в груди. Удавка затянулась сильнее. Чтобы иметь возможность сохранить зародившееся, он должен разрушить то, что только что получил. Он должен сказать Элле, что сделал это с Люцифером сам. Что у него есть противоядие. Что он может спасти его прямо сейчас. Сказать — и смотреть, как сочувствие и симпатия в её глазах медленно гаснут. Тут уж ботинком Лопес не обойдётся; она вполне может попытаться пристрелить его, если сорвётся, и… И, что ж, почему это — плохой вариант? Майкл добился, чего хотел. Ощутил что-то, кроме ненависти к себе. Да. Теперь он наверняка так же уязвим, как его брат. Если эта девушка застрелит его, пускай будет так. По крайней мере, ему будет, что лелеять в своей памяти. — Послушай, — хриплым от слёз голосом сказал Майкл, — я… Чёрта с два! Он был ангелом страха, ненависти и лжи. Он останется собой. Будет лгать обо всём, кроме того, кем является на самом деле. Пусть его любят таким, какой он есть. Если только смогут. А не смогут — всегда можно закончить начатое. — Да?.. — Я… нашёл этот шприц там же, где были эти пакеты с ядом, — запуская руку в карман пиджака, Майкл мог бы поклясться, что видит на губах у Декер улыбку. Добрую, понимающую, почти благодарную. Не понимал он людей. Совсем не понимал. — Может быть, это… Элла выхватила у него шприц и вновь крепко обняла: быстро, жадно, напоследок — перед тем как вскочить. — Я смогу быстро проверить в переносной лаборатории! — воскликнула она. — Господи, тебя просто Небеса послали!.. Майкл пару раз моргнул, утёр нос рукавом. Знала бы она, как давно эти самые Небеса его послали…