***
- Фремине все ещё не пришёл? - заходя на кухню, поинтересовался Лини у своей сестры близнеца, посмотрев на настенные часы над входом, которые недавно починил младший. - Нет, не возвращался. Вы снова поругались? - не отвлекаясь от своего чаепития, Линетт задала встречный вопрос, хотя слышала те отвратительные крики в коридоре от обоих братьев. - Ясно... Фиалковый глаз, что не был прикрыт чёлкой, помрачнел на мгновенье и, увы, не остался незамеченным. Девушка вздохнула от того, что ей снова придётся вправлять мозги старшему. Иначе сам Лини и Фремине будут долгое время в подвешенном состоянии. Поэтому, оставив чашку на блюдце, серьезно посмотрела на своего брата. - Лини. Тебе стоит сейчас пойти к нему или, клянусь, я вас обоих буду игнорировать месяца два, не меньше! - скрестив руки, она пригразительно оскалилась и нервно замотала хвостом. Парень молчал, обдумывая всё, как следует. Его нисколько не напрягли угрозы дорогой сестрицы, но что на счёт младшего. Наверное, описать ощущения и мысли можно словом - пытка. Все противоречиво, и хочется придти и извиниться, но идти против своих принципов довольно не легко. Даже для, казалось бы, самостоятельного Лини, что может помочь много кому, но точно не сейчас. И это невыносимо тяжело принять и выбрать правильный путь. Словно он стоит на краю бездны, не решаясь ни прыгнуть вперёд, ни сделать шаг назад. Сжав кулак до побеление костяшек, фокусник вышел из кухни, оставляя довольно улыбающуюся Линетт, которая продолжила есть печенье, запивая их чаем. Решительность, не пойми откуда взявшаяся, окутала своей пеленой сознание Лини, что закрывает входную дверь и направляется за пределы стены. В Бездну принципы, когда дорогой человек сейчас страдает по его вине.***
Усталость накатывала с головой, и опухшие глаза закрывались, в надежде отдохнуть. Всё тело расслаблялось после умиротворенных вздохов и выдохов. Охрипший голос уже давно умолк и утонул в тишине, перерастая постепенным шепотом с просьбой помочь ему и вскоре вовсе умолкая. Граммофон продолжал играть успокающую мелодию, что ещё больше убаюкивала ослабшее сознание, и Пер, который был напротив, становился все больше похож на непонятное пятно, нежели на любимого пингвина. Кажется, кто-то совсем вымотался и уснул на столе в куполе под водой. Морское дно - прекрасное место, чтобы забыться и окунуться в воду, такую завораживающую на поверхности и необходимую для души водолаза. Показывать свои эмоции там, в Фонтейне, дома, нельзя. Ты покажешься слабым, не способным, бесполезным будешь и станешь вскоре брошенным на произвол судьбы жестокой. А здесь. В морских объятьях, это все забывается. Ты можешь открыться только ей и её обитателям, что проплывут мимо или будут цвести на склонах, глубинных, светя розово-бирюзовым светом. Они не скажут никому о твоих слезах, словах, что сказаны здесь, как самое сокровенное, но не там и ни кому-либо ещё. Иногда хочется остаться здесь навсегда. Забыть о страхе на поверхности, о запрете, о правилах, что поглощают с каждым разом разум, заставляя молчать в тряпочку и быть подчиненной марионеткой, используемой куклой. Но когда кукла станет ненужной, от неё избавятся же? Как все-таки это не понятно и странно. Журчание воды у входа в купол оповещала о том, что кто-то вторгся в уютное местечко водолаза. Вскоре послышались шаги, которые становились все ближе и ближе к спящему, но он не обращал на это никакого внимания из-за морального истощения. Рядом с ним и звук прекратился, но появилось прикосновение к его разгоряченному лицу, и это так констатировало с холодными пальцами. Наверно, от этого Фремине слегка поморщился и начал приходить в сознание. Когда с его лица пропала челка, а чья-то ладонь остановилась у уха, держа пшеничные пряди в воображаемом плену, он резко подскочил и взирал удивленно на того, кого точно неожидал здесь увидеть. - Лини...? - охрипший, осевший и ещё сонный голос так и говорил о негодование и удивление младшего. А глаза начали бегать по знакомому силуэту, что был чётче, чем море за стеклом в куполе вокруг них. - Фремине я... - сжав ладонь с пшеничными волосами, он поджал свои губы в неуверенности. Что говорить, в чем прояснится и стоит ли? - Тогда я сказал лишнее. Ты не ужасный. Это не так!.. Каждое новое слово заставляет тонуть, не давая вдохнуть хоть немного воздуха, дабы пополнить им лёгкие. Будто его кто-то тянет на дно, где никогда не найдут тело несчастного фокусника, что по собственной воле решил отдаться в чье-то желание. Он готов сам погрузиться, лишь бы исправить свою вину перед младшим... - Ты не ненужный. Наоборот! Ты очень важен... - опустив свою руку, Лини прижал её к груди, опустив взгляд вниз, избегая потухшие очи напротив, в которых и хотелось тонуть нескончаемо раз. Неужели он настолько забылся в гневе, что посмел себе огонёк в них погаснуть. Словно на свечку подул, и она перестала гореть и одаривать своим скромным теплом. Так и эти глаза перестали казаться живыми, как это было до все этого. Они строили свои отношения, медленно двигаясь вперед. И теперь они чуть это все не разрушили. Лини не разрушил... - Особенно мне... Ты необходим, как воздух, для меня... - продолжил тихо, будто боялся, что если скажет громче, все исчезнет и парень проснётся в своей кровати один, так как они были бы все ещё в ссоре. Фремине медленно поднялся и смотрел безотрывно на названого брата. Хочется сказать что-то в ответ. Что Лини также ему нужен, как и море, которое младший безгранично любит. Как Пер, который заменяет большинство людей и всегда рядом с ним. Но слова застревают где-то в горле, так и не произносятся, не позволяя себе разрезать эту тишину, которую даже граммофон не может прервать. Для них уж точно. Медленные шаги, поднятый неуверенный взгляд и неожиданные объятья. Водолаз обнял за плечи старшего и спрятал свое лицо где-то у шеи, оставляя там мелкую соленную воду и тихое шмыганье носом. - Фремине?.. Лини завороженно смотрел на пшеничную макушку и слегка содрогающее тело. Мурашки пробежались по всему телу, а воздуха катастрофически нехватает. Стоит оттолкнуть и, наконец, вдохнуть кислород, но что-то не даёт этого сделать. Наверно, поэтому руки фокусника ложатся на спину младшего и притягивают к себе сильнее. Словно отпустив, родной парнишка исчезнет в ладонях незамедлительно быстро или вовсе развеется, как Монштадские одуванчики на ветру. - Лини... - позвал тихий голосок, на что ответом получил мычание, которое означало полное внимание на него одного, - Я тоже тогда был не прав, сказав, что ты постоянно врешь и никого не любишь... Прости... Слегка отстранившись, небесные очи посмотрели на фиалковый глаз. Они сейчас выглядят не такими тусклыми, как после ссоры их. Но и не настолько яркими, как после фокусов, которые Лини сперва обязательно покажет ему, а после убедившись и публике, что будет аплодировать в благодарность. Вспомнив это, старший слегка хмыкнул и после осторожно прикоснулся к тоненьким, покусанным, бледным губам. Они были холодные, и на них были слезы, что придавали в их поцелуе солоноватый вкус. И язык проводит по устам, слизывая бережно, заботливо влагу. Фремине же пытался отвечать так же, как делал это старший, с любовью и неловкостью, присущая только ему. Внутри затрепетали чувства, а тепло, подобно неге, разливалось по телу, заставляя расслабиться и отдаться ощущениям. Отстранившись, до слуха начала доходить мелодия граммофона. Двое безоговорочно начали подтанцовывать. Сперва медленно и на месте кружась. Руки старшего заключены в замок на пояснице, а у младшего остались на шее. Маленькие неслышимые шаги пробирались в центр для удобства. Фремине не важно то, что ведёт не он. Ему важен лишь человек, что сейчас с ним танцует в куполе в море Фонтейна. И только Пер смотрел на двоих мальчишек, что кружились перед ним. Как когда-то в Снежной. Когда одним источником в ночь были языки пламени в камине, одаривающие своим теплом и неизвестной никому песней. Тогда холод пробирался сквозь одежду прямо в кости, и желание соприкоснутся полностью с пламенем было объяснимо. - Я люблю тебя... - спел тихо над ухом с веснушками.