mafia rises

Она приходит в себя, лишь когда кто-то рядом срывает плотную ткань с головы. Тошнота усиливается от резко бьющего по глазам света внутри авто. Вспомнить, как она там оказалась, у девушки не выходит, даже если сильно напрячься. Но лучше не пытаться — и без того путающиеся мысли безумной каруселью почти осязаемо давят изнутри. Вдохнуть бы свежего воздуха, но лёгкие заполняются вязким запахом кожи обивки салона, да чем-то до омерзения сладковатым. Не церемонясь, чужие руки грубо сжимают плечи, усаживают и тут же подталкивают в сторону. Налитое свинцом тело не поддается, отказывается слушаться даже под напором нарастающей внутри паники. Дыхание сбивается, когда крохи сознания подсказывают — кричи, кричи из последних сил, вырывайся и беги. Но под контроль возвращается лишь зрение, справившееся наконец с тяжестью век. За пределами автомобиля размытые силуэты вокруг начинают приобретать более четкие контуры. И насколько это возможно удаётся рассмотреть слабо освещенные высокие металлические конструкции заброшенных заводских помещений. Дело дрянь. Безвольной куклой Ари волочится в цепкой хватке двух мужчин в чёрном, отчаянно пытаясь вспомнить, как ходить, как сопротивляться и как понять, что, чёрт возьми, происходит. Звук торопливых шагов её похитителей по бетонной поверхности глухо отдается в закладывающих ушах. И она припоминает с трудом, как спеша покидала своё пристанище — квартирку на окраине Кёнгидо. Времени оставалось немного, нужно было торопиться, иначе её ждала беда. Пришлось бросить всё после звонка напарника. Мингю предупредил — ловушка уже расставлена, сматывайся. Год работы под прикрытием полетел прямиком коту под хвост. Ари была готова самолично свернуть шею крысе, которая сдала их, снять бы удавки с саднящих запястий и выбраться только отсюда живой. — Наконец-то, — высокий с хрипотцой голос принадлежит мужчине вальяжно сидящему на стуле рядом с приоткрытой дверью. Казалось, свет за ней нестерпимо белый и колюче холодный вырвется и заглотит любого, стоит только потянуть за ручку. — Все уже заждались. Ари знает говорящего, видела его дело в участке. В той же папке, где собрана подноготная на всю их мафиозную банду. Они-то себя гордо называют семья Семнадцати, но Чон Ари всегда не стесняясь — шайка. Такое пренебрежительное отношение молодой оперативницы явно бы не понравилось младшему боссу Ли Джихуну. — Я бы посмотрел, как ты за ней бегаешь, Джихун-щи, она оказывается быстрая чертовка, — один из похитителей резко тянет Ари на себя, пока второй передаёт Ли последнюю надежду на спасение — разбитый в хлам телефон девушки и её табельное. Ари почти гипнотизирует взглядом руки мужчины, разряжающего обойму, сглатывая ядовитый ком самых нелестных ругательств, которые с удовольствием выплюнула бы ему в лицо. Ярость кипятком ошпаривает пробуждающиеся после забвения нервные окончания, заставляя дугой выгнуться в направление усмехающегося бандита. — Тише, красавица, — улыбка на губах Ли и взгляд с прищуром, которым он надменно окидывает гневающуюся девушку, делает его схожим с котом — хищным и безжалостным, готовым разорвать свою добычу в мгновение ока. — Побереги силы, они тебе ещё пригодятся. В голове роится тысяча и один сценарий дальнейших событий, пока уже более уверенно сопротивляющуюся девушку тащат в ту самую злосчастную дверь. И каждый из них без хэппи энда. Ари корит себя за глупую ошибку при выборе маршрута для побега: «Стоило повернуть в другой переулок, возможно там можно было бы срезать до ближайшего супермаркета. Хотя вряд ли людное место остановило бы отморозков, осмелевших до похищения полицейского, пусть и под прикрытием, средь бела дня. Но раз они такие отважные…» «Не может быть! — Неожиданная мысль ударяет по давящим вискам, вселяя веру в менее плачевный исход. — Они не стали бы похищать копа так бесстыдно открыто. Тем более копа под прикрытием, который с огромной долей вероятности работает не один». Разговор с напарником выдался коротким, выяснять причинно-следственные связи их общего провала не было времени. Возможно, если Ари рассуждает верно, то офицер Ким Мингю должен был вызвать подкрепление, и сейчас её разыскивают по всему Сеулу. Тянуть время нужно изо всех сил. Радость от внезапной догадки почти насильно выбивается отрезвляюще слепящим светом помещения. Приходится часто моргать, чтобы глаза скорее привыкли к огромному пространству с выставленным искусственным освещением — прожекторами по периметру. «Какая театральщина, — с презрением подмечает девушка, — не хватает только сцены, кулис и оваций зала. Впрочем, количество людей здесь потянет на цирковое представление. А вот и самый главный клоун». В самом центре большого зала, величаво облокотившись на стол, который явно выбивается из общей картины типичной заброшки, стоит никто иной как Юн Джонхан. На нём костюм-тройка только что от кутюрье с писанной красоты галстуком-бабочкой. У Ари почти зубы скрипят от вида надменного консильери мафиозной семейки. Да только что-то поджилки трясутся от одного только его лукавого взгляда. Чон Ари не удалось подобраться настолько близко к Семнадцати, чтобы лично пообщаться с советником дона раньше, зато судьба неимоверно благосклонна к ней прямо сейчас. И это по-настоящему настораживает. — Здравствуй, Чон Ари, — голос его — мёд и самая забористая отрава в одном роскошно хрустальном флаконе, — рад наконец увидеться с тобой, — улыбка его обманчиво добродушна — доверься и умри. И до Ари медленно начинает доходить вся ошибочность её рассуждений, разбивающихся об очевидную реальность. Изначально всё было перед её носом, но то ли от избыточного количество снотворного, то ли от собственной глупости девушка всё проморгала, возложив надежды на алтарь здравого смысла. С чего вдруг младшему боссу самолично являться на разборки с какой-то мелкой сошкой-предательницей, какой думала Ари они её считают? Ли Джихун мог бы послать одного из своих головорезов, чтобы пристрелил пигалицу в тёмной подворотне, да и дело с концом. И уж с какой радости самому Юн Джонхану тратить драгоценное время консильери, являясь пусть даже на показательную казнь? У семьи и без того по горло забот, более пристойных для его светлого лика. И чего стоит вся эта толпа бандитов, среди которой можно при должной сноровке высмотреть и исполнителей, и капо Семнадцати. А раз так много людей задействовали для похищения какой-то девчонки, значит, Ари в полной заднице. Выставочный образец здесь она. И именно на неё пришли поглазеть. Или… Звук медленных и размеренных рукоплесканий разбивает на мириады осколков повисшую лишь на долю секунды тишину. И само сознание Чон Ари, потерявшей последнюю толику хладнокровия, которую из последних сил старалась удерживать ради собственного же блага. Но ноги сами подгибаются при виде своего проигрыша в этой очевидно долгой и фатально сыгранной партии — степенно вышагивающего из тени Чхве Сынчоля — босса семьи Семнадцати. Больше года усердных стараний проносятся перед глазами молодой оперативницы. Как получала папку с делом самого главного мафиозного элемента страны. Как лично дополняла её недостающими сведениями, следуя по кровавым следам, шлифуя все неровности своей собственной легенды. Как вживалась в наилучшую из предложенных ролей, чтобы он поверил, чтобы подпустил к себе. Как сближалась не с доном мафии, а с мужчиной с самыми красивыми и глубокими на всём белом свете карими омутами. Как тонула в его бездонном взгляде на неё, забываясь иногда слишком сильно рядом с ним в предрассветных сумерках. Как стирала саму себя для него, до одури опьяненная Чхве Сынчолем, а не боссом чёртовой мафии, а не своей гребанной целью. Чон Ари знала его интересы, вкусы и предпочтения — любимый парфюм, автор, сорт вина. Чон Ари знала, какими тёплыми могут быть его объятия в самый непогожий день. Чон Ари давилась ненавистью к себе за это знание, плакала в подушку в своей съёмной квартирке на окраине Кёнгидо, когда оставалась наедине со своими блядски запретными чувствами. Чон Ари даже иногда казалось, что она знает, что на душе у самого опасного преступника Кореи. Но сейчас Чон Ари думает, что ошибалась. — Соскучилась, любимая? — он не говорит, он режет по больному. Вот и вскрылся весь её мастерски проработанный от и до спектакль, не стоящий даже воны. Кто же здесь настоящий клоун? А, Чон Ари? Не в силах дальше держать и без того ослабевшее тело, она опускается на бетонный пол, не чувствуя больше никакой опоры. Прижимая затекшие и все ещё связанные руки к груди, смотрит на приближающегося Чхве в ожидании любого исхода из тех тысячи сценариев, которые успела себе вообразить. Сценаристка херова. Думала переиграть самую влиятельную банду с самым могущественным доном? И куда только полезла. А он смотрит сверху вниз из-под вскинутых выразительных бровей, не щадит и не скупится на тяжесть. Хочет, чтобы она почувствовала. — Думала, я не узнаю, кто ты на самом деле? Собрать последние крупицы решимости выходит откровенно погано, но и скулить как побитая шавка всё ещё хочется меньше всего. Вдруг перед смертью удасться узнать, где ещё она опростоволосилась, не считая своего глупого сердца: — Как давно? Откуда? — Скажи спасибо своему коллеге. В итоге он сделал правильный выбор, — Чхве запрокидывает голову, то ли пытаясь сдержать презрительный вдох разочарования, то ли надменный выдох самодовольства. Когда Ари уже и вовсе больше не вздохнуть, смотря за вскинутой в сторону рукой мужчины. Обрываются последние ниточки внутри, хотя её определённо точно, она готова поклясться, сегодня уже сломали пополам. — Мингю… — Прости, напарница, — отводит глаза парень, видимо, давя последние крупицы своей совести грязным сапогом. Чон Ари думала, что понимает правила этого жестокого мира до сих пор. Она готова была признать поражение, как делала это сотни раз, смотря на себя в зеркало с неприкрытым отвращением, мирясь с разрывающими нутро противоречиями. Она правда была готова, пока не осознала, что путей для какого-то мало-мальского спасения даже уже не её прогнившей душонки, но хотя бы бренного тела, теперь уже точно нет. Слёзы больше не душат девчонку изнутри, вырываясь наружу жалкими всхлипами. Пелена перед глазами застилает черты знакомого лица. Она не хочет больше смотреть на предателя Кима. Ей хочется просто раствориться, перестать существовать, чтобы не ощущать взгляды десятков пар глаз вокруг. Но прежде всего невыносимого чертового Чхве, который, точно зная как ей больно, услужливо настырно пытается заглянуть глубже, чем в глаза, опускаясь рядом. Чон Ари в сущности понятия не имеет, что на самом деле творится в сердце Чхве Сынчоля прямо сейчас. А он и не собирается показать оперативнице, как по-настоящему глубоко та забралась. Каждым касанием, каждым взглядом, каждым вдохом заполнила его омертвевшую душу. Он ведь был уверен, что ничего кроме тьмы внутри него никогда жить не будет. Зачем он только пустил этот лучик света в себя, позволил растопить льды, сковавшие одинокое сердце? Чтобы медленно истекать болью изнутри? Зачем позволил распалить пожар чувств, доверившись обманчивому опаляющему теплу чужого дыхания? Девчонка обвела босса вокруг пальца — он ведь поверил. Каков дурак. Доверился, чтобы сейчас душить остатки той части себя, которую кропотливо взращивал для неё. Он бы сжёг весь мир ради Ари. Попросила бы только она. Но не теперь. У него есть обязательства. Всегда были и будут. Ничто и больше никто не помешает ему защитить свою семью, труд всей его жизни. Прощай, Чон Ари. Когда дуло пистолета касается горячего взмокшего лба, слёзы высыхают. В миг дышать становится больше нечем — им обоим. Страх остроконечным камнем режет внутренности, сжимает горло, обрывает голосовые связки, сдавленным хрипом вырывается из приоткрытого рта. — Ты угодила в ловушку, любимая, — звуки полицейских сирен почти перекрывают ровный безэмоциональный тембр, — и потащила всех за собой.