Его личный художник

Под рукой профессионала краска равномерно кладётся на шершавую бумагу. Легкие, плавные мазки на почти законченной картине скрывали капли крови новой жертвы. На холсте вырисовывалась миловидная блондинка. О да, она была необыкновенной красоты. Манящие к себе губы, ровный носик пуговкой и глаза. До чего же голубые и чистые глаза! Жаль только теперь эта красавица лежит бездыханным трупом. А её убийца оставит себе замечательный трофей – портрет. Это прихоть художника. Отправляются в его коллекцию только те, кто до боли понравился маньяку. Долорес – новый экспонат в коллекции. Так же звали его умершую жену. Более того, они были слегка похожи. Художник не мог сдержаться. Столько раз себе обещал, что тот парень был последним! Но. Нет. Он сорвался. Девушка сильно сопротивлялась, поэтому пришлось чуть-чуть испортить личико экспоната. Нестрашно. Ведь на бумагу легко добавить кровоподтёки и несколько кровавых ран. Мастер заканчивает портрет. Он оставляет свои инициалы, а затем ниже подписывает: «Моя милая Долорес». *** Из мастерской Харгривз услышал знакомый звон дверного колокольчика, означающий, что кто-то зашёл в салон. Из-за тонких стен, отделяющих основной салон, Пятый невольно стал подслушивать. — Здравствуйте, хотел заказать картину мастеру Салли Филлер, — раздался мужской мелодичный голос. — Добрый день. Салли, к сожалению, на больничном. Её подменяет наш молодой, но опытный специалист Номер Пять Харгривз. — Хорошо, почему бы и нет, — сказал клиент заметно расстроившимся голосом. — Харгривз уже в мастерской. Вы можете обговорить с ним детали и цену заказа. Мужчина направился в знакомую комнату этого заведения. Зайдя в помещение одной ногой и сделав случайную замашку, чтобы закрыть за собой, ему в спину послышалось: — А дверь попрошу не закрывать. Мы несём ответственность за наших юных художников, — так же с добродушной улыбкой сказала менеджер. — Ой, извините, не специально. Девушка в ответ ему улыбнулась. Она даже подозревать не могла, что в опасности окажется вовсе не мастер. Войдя в помещение, парень увидел сидящего рядом с деревянным столом мальчишку. Он и вправду такой молодой? А есть ли достаточный опыт у этого художника? Если не справится, а картину нужно написать до конца мая? — Здравствуй. Чаю? — начал первым мастер. — Привет, да, не откажусь. Мужчина расположился на другой стул напротив. То, что мастер такой молодой, немного выбило из колеи. Клиент находился в легком ступоре, перебирая в голове сотни вопросов. — Внешность обманчива. Мальчик поставил на стол две кружки с чаем и сел рядом. — Я семь лет назад окончил ВУЗ. Сейчас мне 28. Мужчина был явно удивлен. — Я Пятый Харгривз, — он протянул руку. — Клаус Шиэн, — ответил пожатием руки парень. — Я хочу заказать картину в полный рост в обнажённом виде. Занимаешь таким? — Конечно. Расскажи мне побольше, и я скажу стоимость. — Я планировал пригласить Салли в кафе и обсудить детали, но не знаю, согласишься ли ты, — Клаус вежливо улыбнулся. — Я не против, — ответил Пять той же улыбкой. — Тогда завтра в восемь в кафе Rapis est Merdipue. *** После встречи в кафе Пятый возвращался потемну. Клаус показался ему очень замечательным, жаль только замужем. Но для Харгривза это не проблема. «Хочу сделать мужу подарок на годовщину», — вспоминались слова Клауса. «Картина будет в полный рост», «Да, да, а я без одежды….». Его смех. Такой звонкий и приятный. Пятый вспоминал правильные черты лица, широкую искреннюю улыбку, сладкий и мелодичный голос. Художник обязан заполучить его в свою коллекцию. «Дейв может вернуться домой в любое время, поэтому лучше у тебе дома…» В голове маньяка сам собой зарождался план. «Он не должен об этом знать.», «Никто не должен знать..», «Картина будет сюрпризом..». Миновав родную калитку особняка, Пятый прошмыгнул внутрь. Нужно многое подготовить. *** По ранней договоренности клиент придёт домой к художнику для написания картины. Сам придёт в логово монстра. В назначенное время в коридорах особняка раздаётся звонок в дверь. К приходу Клауса уже всё было готово. И стратегия убийства. Войдя, Шиэн закрыл за собой дверь на замок. — Не боишься оставаться со мной с закрытой дверью? — Больше боюсь, что кто-нибудь войдёт, когда я буду голым лежать перед тобой, — посмеявшись, пошутил Клаус. Клаус прошёл дальше, задрав голову, любовался убранством богатого дома. — Это твой дом? — восторженно шепчет Клаус. — Да, остался от покойного отца. Можешь походить, осмотреть и решить, где ты хочешь расположиться, — миловидно произнёс художник. — А здесь никого нет? В шутку-скептически спрашивал Клаус. — Конечно, нет, — следуя за парнем, ответил Пять. Первое, куда заглянул мужчина это гостиная. Барная стойка, мягкие узорчатые деревянные диваны и шикарная люстра под потолком. Проходя, Клаус провел рукой по одной из гладких колон. Его внимание привлек камин и картина над ним. — Ухты! Это ты? Сам рисовал? Клаус подходит к камину, засматриваясь на портрет художника. — Да, я тут маленьким. Моя мама писала эту картину, — с прослеживающийся грусть в голосе ответит тот. — А где твоя мама? — Она ушла от отца после очередного скандала. А этот садист ещё и опеку у неё отсудил, — Пятый подошёл ближе. Он отлично справляет с ролью грустящего и скучающего по матери человека. Хотя ничего из этого он не чувствует. — Отец был жестоким? — Ещё каким.. Но это давняя история. — Надеюсь, ты в порядке. Извини, — виновато проскулил Клаус. Он поверил, ведь чувствовал вину за пробуждение детских, может даже ненавистных воспоминаний практически чужому человеку. — Да. Ну что, идём дальше? — А знаешь, — Клаус обернулся. — Мне нравится этот диван на фоне камина. — Супер. Схожу за всем необходимым, а ты располагайся. Может, хочешь чего-нибудь выпить? — Не отказался бы, — кудрявый улыбается. — Пойдём, у меня есть замечательный травяной чай. Клаус попивал горячий чай, дожидаясь художника. Травяной отвар так успокаивал: Шиэн чувствовал себя спокойно и комфортно. Вернувшись, Пятый принёс остальные нужные для картины вещи. — Готов? — Да, — кивнув, Клаус стал раздеваться, а после лёг в выбранную позу. — Как себя чувствуешь? — интересуется Пять, приступив к работе. — Отлично! Такой вкусный чай, я так давно не пил. — Можешь продолжать пить, только не шевелись сильно. Кисть твердо лежит в руке мастера, а мазки смелые, чёткие. Чужое тело манило. Клаус обнаженный ещё более прекрасен. Вызывающая спинка не даёт покоя. Ох, а эти стройные ноги. Хочется забрать его промо сейчас. Сделать на веки своим, но нужно терпеть. Картина должна быть закончена. — Что-то меня в сон клонит, — зевает, — Не выспался сегодня, что ли?.. — Ничего страшного. Прикрой глаза – полегчает, — не выдавая себя, сказал Пятый. Последние, что помнил Клаус, это то, как спокойно и безмятежно было на душе. А дальше всё как в тумане. Он на секунду закрыл тяжёлые веки и, кажется, уснул сладким и мирным сном. *** Проснулся Клаус от холода. Спросонья он даже и не понял, что происходит. Лежал одетый на мягкой кровати. На ноге что-то мешалось. Взглянув, он замечает кандалы. Одна правая нога была прицеплена длинной цепью. Подёргав, Клаус осознал, что она уходит в пол и прикручена намертво. Ступор перешёл в шок, а он, собственно в страх. Оглядев помещение, кудрявый не увидел ничего, кроме одного стола, стула и двери. Окон не было. Кажется, он находится в подвале. Шиэн с трудом встал. Без носок идти было болезненно холодно. Покачиваясь, парень пошагал в одну сторону, потом в другую. Цепь, звеня, тащилась по ледяному полу. Её было достаточно, чтобы дойти до стен, но до одной, где дверь длины не хватала. — Эй! Здесь кто-нибудь есть? — крикнул он. В ответ тишина. Холодно — из-за этого парень вернулся на кровать и укутался в одеяло. Вдруг сверху послышался скрипучий шум, а после шаги. Под дверью появилась полоска света. И тут она медленно отворилась. На пороге появился Пятый. Серьёзный. Он больше не улыбался и как будто вообще не отображал эмоций. — Пятый? Что за дела? Я всего лишь уснул, а ты меня в подвал? — тараторил он. — Я же не знал, что это запрещено. Клаус не был серьёзным, ему казалось, что это шутка или какой-то розыгрыш. Это раздражало. — Хватит, замолчи, — грубо ответил тот. Улыбка тут же спала с лица Кудрявого. — Пятый, ты чего? Отвяжи меня, и я сделаю вид, будто этого не было. — Нет. Ты останешься здесь, пока я не допишу картину. Пять опёрся о дверной косяк, наблюдая за нарастающим страхом жертвы. О, да, ему это очень нравилось. — Ты, наверное, голоден. Пойдём поужинаем и продолжим. — Что за бред... Если ты так играешь, скажи сразу. — Я абсолютно серьёзен. Не делай глупостей и не пострадаешь, — безэмоционально ответил художник. Пятый стал подходить, вытаскивая из кармана ключ. — Это какая-то ролевая игра? — тихо сказал Клаус под тяжелым взглядом Харгривза. — Я непонятно выразился?! Клаус вздрогнул от неожиданности. Сильно дернув цепь, психопат сделал больно. Клаус шикнул. А следом почувствовал, как с ноги сняли поножи. — Вставай, пошли. — Босиком? Пятый обернулся, посмотрев суровым взглядом. — Да, босиком. Войдя на кухню, Клаус заметил явную перестановку. Около трубы батареи было расчищено место. Маленький стол, на котором лежали наручники и рядом стоял стул. Пятый указал Клаусу на это место. Самонадеянный и не осознающий всю плачевность ситуации парень, не сопротивляясь, пошёл. На всякий случай он заприметил дверь в конце всего помещения кухни. Как только Клаус сел на указанное место, художник прицепил один конец наручников к нему, а второй к трубе. — Но я левша. — Не мои проблемы, — сухо ответил тот. Вскоре перед парнем поставили тарелку с рагу. Оно было горячим и вкусно пахнущим. — Приятного аппетита, — сказал Пятый, сверля парня взглядом. — Спасибо, — неуверенно отозвался тот. Клаус неуклюже взял ложку в правую руку. Это было неудобно. Но больше всего было неудобно кушать под пристальным взглядом психопата. Его словно мертвые глаза пугали. Под ними было неуютно и беспокойно. Стараясь сократить это неловкое время, Клаус ел быстро. Рагу на самом деле было вкусным. Клаус надеялся, чтобы, съев и закончив картину, Пятый воскликнет, что это была шутка, и отпустит домой. Но он до сих пор не понял… *** Шиэн вновь обнаженный. Вновь лежит, поедаемый взглядом. Всеми фибрами души ощущает напряжение художника. А на вид этот мальчик был таким приветливым и милым. Парень тяжело вздохнул. Наручники продолжают натирать кисть, хотя просто висели, не прицепленные ни к чему. Пятый встал, отодвинув стул с характерным скрипом по полу. Он подошёл ближе. — Ты очень красивый. Клаус промолчал, наблюдая за Харгривзом. Пять решил коснуться оголённого плеча, но парень дернулся. — Не трогай. Пожалуйста, — его голос дрогнул. В следующую секунду, взявшись за кудрявые волосы, Пятый с силой впечатывает лицо Клауса в подлокотник, разбив нос. Мужчина не успел даже вскрикнуть, перед тем, как почувствовать острую боль и кровь, стекающую по подбородку. — Видишь, что ты натворил. Теперь мне придётся добавлять на картину раны. А я надеялся, что до этого не дойдёт. Клаус постепенно приходил в себя, когда почувствовал, что и вторую руку закрепили, обернув наручники вокруг поручня. Теперь он полностью лежит на животе, а руки были обездвижены. Харгривз возвышался над ним. Сняв с себя рабочий фартук и весь низ, он садится, придавив своим весом ноги Клауса. Как только парень увидел одежду, слетевшую с похитителя, он тут же понял, что его собираются изнасиловать. Задёргавшись, он попытался вырваться. — Нет! Не трогай меня! Пятый, пожалуйста. Я замужем! — Ты же знаешь, что мне плевать. Клаус почувствовал на своей спине острое лезвие ножа. — Ты обязан поблагодарить меня за то, что я сделаю с тобой, а не убью. Пятый надавил на ранее подготовленный складной нож и провел им, создавая неглубокую рану. Клаус задёргался с новой силой. Кровь алым ручейком потекла по пояснице. Пятый делает ещё порез, чуть глубже того. — Стоит извиниться за мою дикость, но, к сожалению, под рукой не оказалось смазки. На сухую было бы больнее. — Помогите! Помогите кто-нибудь! — Кричи, кричи громче, — Пятый наклонился над его ухом. — Тебя никто не ищет, никто не знает, что ты здесь и никто не поможет. Никто тебя даже не услышит. Клаус с испугом слушал это. Так невыносима осознавать, что психопат говорит горькую правду… Чувствует то, как больно его укусили за мочку ухо и как лезвие продолжает вырисовать кровавые узоры. Пять пачкает пальцы в кровь жертвы. Наклонился к ранам и шумно, глубоко вздохнул, закатывая глаза от удовольствия. — Ты так приятно пахнешь. Наверное, твоя кровь и на вкус вкусная. Радостно и даже мягко заговорил психопат. Парню становилось не только больно, но и жутко от его слов. Он не знает, что художник может сделать в следующею секунду, и от этого страшно. Сейчас кудрявый чувствует чужие руки на своих бедра, поэтому отчаянно сжимает мышцы в слепой надежде, что это поможет. — Ведь ты понимаешь, что от таких действий тебе будет хуже. Я обещаю, тебе понравится. — Нет! Я не хочу. Отпусти меня! И в этот момент Шиэн ощутил сильную боль на правой ягодице. Его глубоко полоснули ножом. — По-хорошему ты не понимаешь. Ладно, будет по-другому. В голосе Пятого больше не слышались нотки добра и кокетливости. Или банального сострадание за причинённые глубокие раны. Мелькала некая нетерпимость и злоба. Он воткнул нож в мягкую обивку дивана перед лицом парня. — Он окажется у тебя в горле, если попробуешь что-нибудь выкинуть, — без эмоций прорычал он. Клаус чувствует, как холодные и испачканные в кровь пальцы в наглую прорываются и касаются горячей кожи. Сейчас ему хочется заплакать от безысходности. И когда в него проник один палец, первая непрошенная слеза скатилась по щеке. Без смазки было очень больно, а кровь, кажется, делала только хуже. Клаусу было так обидно, что мальчишка так легко обвёл его во круг пальца. Невыносимо обидно, что позволил так просто себя похитить, связать, а теперь и изнасиловать. Пятый проталкивает второй палец. Скуля, парень умоляет остановиться. Дальше и вовсе кричит от боли. Харгривз не был аккуратен или нежен. Он грубый и нетерпеливый. Хоть Клаус всегда просил своего Дейва побольше, посильнее и грубее, но это должен быть его муж! Может и в молодости парень не отличался верностью и был бы не против перепихнуться с таким красавчиком, как Пятый. Но это было раньше! И он должен был хотеть этого … Клаус смирился. Сглаживая боль от действий насильника, он прикусывал губы до крови и тихо скулил, уткнувшись в диван. Сверху доносились развратные комплименты, которые для Клауса могли и быть приятными, но только не в такой обстановке. Он чувствует, как медленно вынимают пальцы, а затем к дырочке подставляют влажную головку. Клаус зажимается, не готовый к дальнейшим действиям, от чего получает болезненные шлепки. А затем ощущает сильную боль, из-за того, что в него силой пытаются войти. Сопротивляясь, парень пытается отдалиться от болючих ощущений, но тщетно. Из глаз снова покатились слезы, когда, не обращая внимания на протесты, Пятый пошёл в плохо подготовленный анал. Не дав привыкнуть, он движется дальше, вырывая из Клауса болезненные стоны. Было больно. Очень. Клаус, уже не понимая, что происходит, плакал и ждал, когда же насильник, наконец, закончит. Но это было только начало. Шлепки тела об тела становились грубее, а вскрики и стоны всё тише. Клаус окончательно потерял надежду. Он всего лишь хотел, чтобы рьяные толчки в его тело прекратились. Только и всего. Сил хватало только на редкие вскрики, когда боль была слишком. В один момент Клаус почувствовал замедление в действиях художника. А затем почти сразу ощутил чужую сперму внутри себя. Пятый с гортанным стоном кончил, хлопнув пару раз по травмированной ягодице. Наклонился и, прошептав что-то, оставил мягкий поцелуй на мочке уха. Клаус ещё недолго лежал на диване ничком, пока его руки не освободили. Перед собой увидел уже одетого художника, держащего в руках его вещи. Сам же парень предстал замученным, заплаканным и с размазанной кровью из носа. Ему кинули вещи и приказали одеваться. Клаус взял не гнувшимися пальцами свою одежду и трясущими руками попытался натянуть на себя нижнее бельё. Цокнув, Пятый выхватил его брюки и опустился. Клаус не сопротивлялся, когда психопат одевал на него вещи. — Вставай, пошли, — Пятый вытащил нож из дивана и, сложив, убрал в карман. Клаус встал и пошагал. А иначе у него не было выбора. Пятый несколько раз дернул за одну часть наручников, из-за чего и так прорезанная кожа заболела с новой силой. Пять шёл впереди, таща за собой парня, как собака поводырь ведёт человека. Только Пятый тянул за наручники, продолжая превращать в кровавую кашу кисть Клауса. За его спиной была входная дверь. И не думая о последствиях, парень рванул. Он побежал со своей мочи и влетел в эту несчастную дверь, начиная с силой долбить и звать на помощь. Ручка не поддавалась, ведь дверь было закрыта на замок. А тем временем психопат зловеще приближался. В его руке сверкнул нож. И в следующее мгновение он рассёк мышцы во внутренней стороне коленки беглеца. Клаус взвыл и упал, скатившись по двери. Он испуганно вжался в деревянную преграду, словно пытаясь пройти сквозь. Пытаясь оказаться по ту сторону от насильника. — Тебе повезло, что картина ещё не закончена, иначе я бы убил за такую выходку, — прорычал Пять, взяв парня за волосы. Теперь Клаус не смог даже встать. Поэтому Пятый просто потащил его за руки к лестнице в подвал. Находясь у самого края спуска в подвал, художник не стал мелочиться и скинул тело парня в низ. Он полетел, как тряпичная кукла, ударяясь об углы. А достигнув подножия, впечатался затылком в дверь. Это последняя боль, которую Клаус ощутил, прежде чем отключиться. *** Глаза с трудом открылись. Головная боль сразу дала о себе знать, а за ней и остальное тело. Клаус лежит на животе, закопав руки под подушку. Он всё ещё находится в этом подвале. Голова повернута в сторону двери, которая была не закрыта и впускала свет в помещение. Но, почувствовав на себе посторонний взгляд, Клаус стал разворачиваться, на сколько позволяло его больное тело. Он вздрогнул, увидев сидящего на стуле Пятого. Рядом с ним был мольберт и холст с незаконченной картиной. В полутьме удавалось разглядеть изображение. Зря Клаус сомневался в этом мальчишке. Очень зря, что недооценил . Художник не работал, а по-прежнему просто смотрел на него хищными глазами. Взгляд словно вгрызался в душу. Клаус отвел глаза. Взглянул на свои руки: они были перебинтованные. Шевелить ими было слегка больно. А затем он посмотрел вниз. Одна нога привычно в кандалах, а другую по ощущениям перебинтовали в месте пореза. — Можешь не благодарить, — послышался хриплый голос Пятого. Клаус уставшим взглядом удивленно посмотрел на него. — Я мог оставить истекать тебя кровью. Он встал со своего места. Клаус непроизвольно сжался. А Пятый всего лишь направился к выходу. Протянув руку в дверной проём, включил свет. Скудная энергосберегающая лампочка зажглась под потолком. — Вчера ты потерял доверие, поэтому мы продолжим здесь. Я разрешу выходить только при моём сопровождение до ванной или в туалет. Есть ты будешь здесь. Клаус чуть ли не заплакал. — Продолжим что?.. — Мою картину. Пятый ушёл, закрыв за собой дверь. Сейчас Клаус может спокойно выдохнуть. Не верилось, что Харгривз когда-нибудь отпустит домой, но парень мечтал о том, чтобы его хотя бы не трогали. Теперь он попытался перевернуться на спину, но вчерашние порезы сразу напомнили о себе острой болью. Только с четвертой попытки у кудрявого получилось улечься поудобнее. Вернулся Пятый через некоторое время. С подносом, на котором стояли две тарелки и кружка. Он поставил всё это на стол и повернулся к парню. — Встать и идти сможешь? Клаус, кинув быстрый взгляд на ногу, а после глядя на художника отрицательно, несмело помотал головой. Вздохнув, Пять принялся пододвигать стол к кровати. Это было шумно. Скрип тяжко передвигаемого дерева по бетону отдавался под коркой головы Клауса. Она и так гудела от боли, но этот шум… Кажется, мозг сейчас лопнет. Или превратится в кисель и будет по маленькой капельке выходить через уши. Но в конце концов, это закончилось. Тарелки с едой стояли около кровати. Теперь с другой стороны Пятый подходит к Клаусу. — Давай помогу сесть. И он в самом деле аккуратно поднимает кудрявого, помогая усесться на край кровати. Такая доброта настораживала Клауса. Резко напомнившая боль из-за порезов заставила натурщика зажмуриться и прошипеть. — Больно? — приблизившись к уху парня, спросил Пятый В его голосе прослеживалось сочувствие, но теперь Клаус знает, что психопат умело притворяется. Парень взял ложку, лежащую рядом с тарелкой салата. Ему было весьма неудобно, ведь Пятый буквально дышал ему в шею, следя за каждым действием. Первую ложку Клаус неуверенно отправил в рот. Кажется, что он сейчас уснёт, а когда проснётся, то обнаружит какие-нибудь ужасные вещи. Кудрявый даже не знает, что можно ожидать от своего похитителя! А вдруг и вовсе не проснётся. Это было бы славно. Но пока всё в порядке, и Клаус продолжает кушать под чужим пристальным взглядом. В один момент Пятый вдруг выдал. — Хочешь, я тебя покормлю? На миг Шиэн замер. Отказываться, наверное, небезопасно, поэтому он прошептал тихое: «Да». Пятый перелез по кровати и расположился рядом. Забрав ложку, Пять подхватил овощи в салате и потянул к Клаусу. Ему пришлось довериться и открыть рот. И собственно, ничего не случилось. Пять терпеливо ждал, когда тот проглотит, а после протягивал новую порцию на ложке. Так, при не нужной помощи, Клаус всё съел. — Печенье с чаем попробуй сам. Улыбнувшись, Пятый встал. Со стола он взял свой блокнот и карандаш, лежащий рядом. — Не против, если я зарисую тебя? — опустившись на стул, спросил художник. Клаус не понял, был ли это вопрос или утверждение, но всё ровно кивнул. Он уже уминал печенье, запивая горячим зеленным чаем. — Не обращай внимания на меня. Просто кушай, — Пятый говорил сдержанно и будто восхищенный Клаусом. И получив от парня нужный действий, он влился в работу. Для Клауса это выглядело весьма забавно: Пятый, полностью сконцентрировавшись, что-то быстро чёркал в блокноте, изредка поднимая голову на него. Вдруг Клаус начал думать, что он может сделать с Пятым, чтобы спастись. Пока Харгривз был увлечён. Хотя, что он сможет? Даже встать из-за травмы у него не получиться, а он уже план побега строит. Глупо. — Через сколько дней ты закончишь картинку? — грустно спросил Клаус. — Ты хочешь знать, через сколько дней я убью тебя, — хмыкнул Пятый в ответ. Парень, начиная понимать, тоскливо устремил взгляд в пол. — Дня четыре, пять точно потребуется. Но ты можешь отстрочить этот день. Клаус вмиг оживился и с надеждой в глазах смотрит на художника. Оскалившись ухмылкой, Пять приготовился с грохотом разбить его веру. — Секс и полное подчинение. Парень резко замотал головой. — Лучше умереть! — Но мне ничего не мешает вновь взять тебя силой, — засмеялся тот. Он не стал пока ничего делать с Клаусом. Придвинул мольберт и приказал ему раздеваться. *** Этот день был последним. За последующую неделю Клаусу становилось хуже в эмоциональном плане. Тяжело просыпаться каждое утро, осознавая, что он всё ближе к смерти. Как человек с последней стадию рака. Доживает последние «счастливые» дни. Тяжело просыпаться не в любимых объятиях, а в сыром подвале. И каждый день страх перед насильником. Иногда Пятый позволяет себе касаться Клауса. Кожа на плечах или спине, животе покрывается мурашками под холодными пальцами, но парень даже отталкивать его не смеет. Узнал уже последствия. Но на физическом плане всё не так плохо. Пятый каждый день обрабатывал старые раны и перебинтовывал. Не так редко даже давал обезболивающие. Перед этим, наверное, вечером, Клауса накормили ужином. Он не знал, готовит ли художник сам, но отмечал, насколько это было вкусно. Конечно же, не говоря об этом самому Пятому. И всё оставшееся время Клаус без перерыва позировал обнаженным. — Ты голоден? Хочешь, чем-нибудь перекусить? — не отрывая кисти от холста, говорит Пять. — Я хочу попрощаться со своим мужем. — вымученно ответил Клаус. — Оу, дорогой, ты же знаешь, что это невозможно, — он взглянул на кудрявого. — Не делай такое грустное личико. Я почти закончил. Думаю, тебе понравится мой этюд. Пятый встаёт, разминая затёкшее тело. Аккуратно он поворачивает мольберт. Клаус смотрел на себя и не узнавал. Парень, заигрывающе смотрящий на него по ту сторону, был им, но не таким уставшим. Перед сном, когда Шиэн ходил в душ и смотрел на себя в зеркало, подмечал, насколько превратился в измученного, неузнаваемого. Клаус на картине был поистине прекрасен. — Нравится? — Пять приближался к парню. — Да. Только какой ценой это мне стоило. — Ты, невероятно красив, только в этом твоя вина. Сев на край пружинистой кровати, художник-психопат достал ключ от кандалов. Нежно он взял лодыжку парня. — Это тебе больше не понадобиться. Цепь с шумом упала на пол. Клаус, увидев в этом свой единственный шанс, дернул ногой, попытавшись заехать пяткой по лицу маньяка. Как же глупо. Пятый тут же перехватил её, сильно сжав, и прижал к матрасу. Ключ удобно оказался под рукой, и Пятый зажимает его в кулаке. Размахнувшись, втыкает кончик в голень и, резко дернув, глубоко рассекает кожу до лодыжки. В комнате раздался оглушительный крик отчаяния и боли. Пока Клаус сжимал зубы и жмурил глаза, терпя острую боль, Пять уже оказался у изголовья. Грубой хваткой схватил его щеки, заставляя смотреть наверх. — Ты такой милый. Мне очень жаль просто так убить тебя. Хочу насладиться этим, — сверкнул жуткий оскал и блеснувшие зловещим глаза, в которых отражался страх натурщика. Последовали жестокие удары. Пятый бил метко и интенсивно, заливая подушку кровью из разбитой губы и носа. Ему совершенно не было жалко. Художник наслаждался его стонами и вскриками из-за новых побоев. Клаус потерялся. Он не знает, сколько раз его ударили, но всё лицо было будто в огне. Теперь Шиэн не пытается сопротивляться. Не осознаёт, что его поворачивают на живот и, оседлав, вжимают в матрас. Парню больно заломили руки назад, а затем он слышит знакомый звон. Наручники. Пятый надел их поверх бинтов, не обращая внимания на незажившие раны. Для Харгривза это было удобно и по-своему возбуждающе. Жертва дёргается, раздирает кисти в кровь, но без успешно. Именно это он обожал. Чувствовать власть и причинять боль. — Знаешь, я предусмотрел и подготовил смазку для тебя, — хищно рычит Пять. Пятый кое-что вспомнил. Для огорчения Клауса, он вспомнил про рассечённую ногу в подколенной ямке. Подставив своё колено, Пятый надавил на рану, потянувшись под кровать. Шиэн сквозь упрашивания прекратить, закричал. Пятый ёрзал, только больше раскрывая недавно зажившую ногу. На бинте проступила кровь. Пятый не стал убирать колено, но перестал елозить, всячески издеваясь над раной. Клаус, отрывисто постанывая от боли, не заметил, когда Пять успел раздеться, но теперь он чувствует его кожу к своей. Больно до тошноты. Только мысль о том, что это скоро закончится, утешает. Слышит щелчок крышечки, вероятно всего, смазки. И в подтверждение догадок он чувствует на колечке мышц холодный гель и пальцы, которые опять его трогают. Но когда Клаус в место тех же пальцев почувствовал горячую головку у входа, его зрачки расширились от резко накатившего страха. Он затараторил скулящие мольбы, чувствуя, как в него пытаются протолкнуться. А когда Пятый резко проник головкой, Клаус завопил. Мышцы не были подготовлены. На мягких стеночках появились болезненные трещинки и выступила кровь. Пятый заметил, но даже не подумал останавливаться. Проникая глубже, он наклоняется и, накрыв ладошкой, закрывает Клаусу рот. Нетерпеливо Пять толкается внутри тугого анала. Крики и стоны кудрявого превращаются в мычания и приглушённый вой из-за установленной преграды. Толчок. Толчок. Толчок. Ещё толчок. А сил кричать больше нет. Как и тогда. В первый раз, парню оставалось только терпеть этот ужас. Тихо скулить и кусать себя за губы, чтобы хоть чуть-чуть перекрыть невыносимую боль. Пятый прижимает своим хоть и не большим, но всё-таки весом в матрас, продолжая грубо вбиваться в его тело. Это тело такое горячее, такое живое и даже не сопротивляется. Обжигающая узость действовала на мозг, заставляя выходить и с неистовой силой вбиваться на всю длину члена. Клаус чудом не отключался. Но перед глазами всё плыло, а звуки шлепков били по мозгам, как отбойный молоток. Он бы очень хотел потерять сознание, чтобы не чувствовать все эти пытки. Ощущает, как Пятый касается язычком его спины чуть ниже лопатки, введёт вверх, а после больно кусает плечо. Кусает ещё и не раз, втягивая щёки и оставляя на теле кровоподтёки. Ему освободили рот, позволяя теперь вздохнуть полной грудью. Но Пятый желал другого. Он хотел слышать его крики, стоны и мольбы. И Пятый этого получит. — Почему ты не кричишь? — Пятый хлопает его по ягодице, которая за секунду краснеет, где был нанесён удар. — Я хочу слышать твой голос. Покричи для меня. Клаус всхлипывает. Он устал терпеть это. Больше нет сил. А Пятый входит резче, грубее, выпытывая, чтобы получить желаемое. Молчание натурщика, не нравится Пятому. Схватив его за шею, останавливается. Приказывает Клаусу повернуться на спину. Хотя из-за нетерпения и нежелания наблюдать за скудными попытками пошевелиться, Пятый делает всё сам. Теперь Клаус оказался лицом к насильнику. Пятый ждал и надеялся увидеть страх, отчаяние или боль в глазах, но ничего, кроме безразличия не было. Клаусу и правда стала уже всё ровно. Он просто хотел быстрого скорого конца. Пятый задрал его ноги в миссионерской позе. Так проникновение будет глубже и больнее. Пять готов всеми способами заставить страдать свою жертву. Как и сейчас, добавив смазки на член, не щадя толкается в анус. Темп сразу грубый, быстрый и жестокий. Желая получить крик, а не тихие скулящие стоны, Пятый надавливает на окровавленный бинт на ноге парня. Художник знает слабые места жертвы. Клаус громко кричит и стонет. Всё это время Клаусу удавалось сдерживать слезы, но сейчас они хлынули крупным градом. Этого и нужно было Харгривзу. Запрокинув голову, он с гортанным рыком вошёл до упора и кончил. В последний раз насладившись узостью, вынимает член, оставляя после себя кровь и сперму. Не в силах продолжать смотреть на это, Шиэн зажмурил глаза в попытке остановить слезы. Вокруг себя он слышал шуршание одежды. Кажется, художник одевался. Для облегчения боли Клаус перелёг на бок, сквозь пелену наблюдая за Пятым. Запах растворителя стал ярче. В чужих руках Клаус разглядел ту самую бутылку с растворителем. Поставив кисти в другую банку, Пятый стал приближаться. — Ты, кстати, никогда не думал, что будет, если выпить растворитель? — кинув взгляд на вещество в своих руках, спросил тот. Клаус бессильно покачал головой. Поставив одно калено на кровать, Пять стал наклоняться к парню, протягивая тому бутылочку. Клаус сжал зубы. Спокойно хмыкнул и, схватив челюсть в другую руку, Пятый крепко сжал. Невольно парню пришлось открыть рот, ведь от хватки уже захрустели кости. Клаус видел, как азартно, психопат подносит к его лицу растворитель, а затем вливает. Вопль превратился в бульканье. Глаза парня моментально расширились от боли и ужаса. Всю полость рта будто пропекали на 250ти градусах, а выплюнуть жидкость не позволяли. Вылив всё, Пять сомкнул челюсть, чтобы кудрявый не смог выплюнуть. Он задыхался. От прожигающих ощущений хочется кричать, но даже это не получается. И сдавшись, Клаус проглотил реагент. Боль не прошла, и сделалось только хуже. Пищевод адски горел изнутри. Пятый отпустил Клауса, и тот закашлялся, выхаркивая сгустки крови. Дышать было больно. И везде невыносимо больно. — Интересно. Жаль, я раньше не додумался, — только лишь произнёс психопат. Убрав пустую бутылку, Пять вернулся к Клаусу. Покалеченный парень, распластавшись по кровати, обнимал подушку, тяжело хрипя. Подойдя, он с высока посмотрел на трясущееся обнаженное тело. Пятый коснулся его щеки. — Идеальное, не тронутое личико, — переведя руку на затылок и сжав волосы у корней, сказал Пятый. В следующий момент он поднимает его голову и жестоко бьёт об металлические прутья кровати. Клаус был легким и не сопротивлялся, оттого было несложно подтащить и продолжать бить его лицом об кровать. Нос явно сломан, а кость раздроблена. А из раскроенного лба текла алая кровь. Металлический лязг эхом раздавался по комнате, смешанный с редкими тихими вскриками. Левый глаз Клауса заплыл и залился кровью. Последний раз прорычав что-то, художник откидывает бессильное тело на кровать. Пятый тяжело и радостно дышит. Он запыхался, пока превращал лицо натурщика в кашу, но то, что это было безумно приятно, Пятый не скрывал. — Знаешь, — глубоко вздохнул, — Я неплохо рисую на теле. Хочешь, покажу? Клаус вымученно простонал. Он был почти при смерти, когда услышал щелчок снятых наручников. Они со звоном упали на пол. Кудрявый удобно для Пятого лежал на животе, потому он начал от туда. Характерный быстрый звук складного ножа и уже его лезвие касается кожи. Пятый, продавливая, ведёт, создавая только себе известные узоры. Где-то сильно давит на лезвие, а где-то прорезает только кожу. Добравшись до ребер, он вырисовывает одно из них. А в ту же секунду, размахнувшись, всаживает нож выше, между истинными ребрами. Клаус, попытавшись закричать, беспомощно захрипел. Лезвие глубоко входит, протыкая легкое. Пока Шиэн дышит, предсмертно и скудно, но дышит, мучения будут продолжать. До последнего вздоха. Новые порезы пришлись на левую лопатку. После Пятый прошёлся по шеи, слабо её поцарапав. Затем он переворачивает Клауса на спину. И теперь живот стал новым местом для «художества». Оттянув кожу на рёбрах, Пятый с аккуратностью хирурга снимает скаль. Белые простыни насквозь пропитаны кровью. На теле не осталось целого или нетронуто места. Всё было либо в ранах, либо в гематомах. Кажется, будто грудь парня больше не вздымается, но, к сожалению, он ещё хрипло дышит. Размахнувшись, Пятый наносит удар ниже по груди. Проворачивает нож, и выламывает ребро. Хруст костей и истошные гортанные крики как бальзам на его душу. Клаус был всё время жив и чувствовал абсолютно каждый удар лезвия. Пятый, не жалея, продолжал снова и снова втыкать нож в мягкое тело. Его руки по локти в горячей крови. Металлический запах, перемешанный с маслеными красками и растворителем, заполнил комнатушку. Пятый перестал со звериной силой и охотой кромсать тело ножом, когда пульс жертвы окончательно остановился. *** Художник соврал, ведь картина не было поистине закончена. Осталось добавить кровавые штрихи. Поглядывая на изуродованное бездыханное тело, Пятый замешивает краску алого, как кровь, цвета в палитре. Ещё несколько часов Харгривз потратил для завершения этюда, рисуя множество свежих ран и незаживающих шрамов на теле его нового экспоната.