Скотти

Орианец лежит бесчувственный в лазарете, к своему счастью, даже не имея представления, что над ним нависли трое. Трое совсем не утруждают себя шуметь хотя бы наполовину меньше, чем гидроэлектростанции 20-го века. - Доктор, - заявляет совершенно невыносимый в своей вежливости голос, - Откуда вы знаете, что назначили ему правильную терапию? - Спок! - в тон ему отвечает доктор, - Откуда вы знаете, что задали ему правильные координаты? Секундная пауза, во время которой в воздухе полыхают разряды. - У меня не может быть в этом сомнений, - голос вулканца казался бы безэмоциональным, если бы атмосфера в лазарете не была бы столь накалённой. - Мистер Спок, к вашему сведению, когда я в чём-то сомневаюсь, я обращаюсь к базе данных! Его органы расположены иначе, но функции соответствуют... человеческим! - доктор делает заметный акцент на последнем слове. - Достаточно! - не менее громогласно вмешивается капитан, - Я не могу больше выслушивать ваши препирания! Боунс, ты сделал всё, что мог? Под суровым взглядом капитана вспыльчивый доктор слегка затухает. - Боюсь, что да. Нам остаётся только ждать. - Тогда идите оба... на обед! *** В лифте громко молчат двое. Доктор Маккой вертится, вздыхает и недовольно хмурится. Офицер по науке Спок смотрит прямо перед собой, но его правая бровь то и дело возмущенно взлетает вверх. Маккою хочется многое сказать Споку. Спок пытается пропустить неподобающие мысли мимо своего сознания. - Зеленокровная бактерия! Неизлечимый вирус! – это, конечно же, доктор. Он резко разворачивается к своему оппоненту. Спок невольно наклоняется, когда рука Маккоя притягивает его за шею. Поцелуй получается странным и очень человеческим: в нём нет ни грамма нежности, и как будто, нет даже намёка на сексуальное желание. Больше всего это похоже на стремление доказать, оставить за собой последнее слово. Но у Маккоя холодеет спина, а руки потеют и скользят по шее вулканца. Вулканец не отвечает, однако его пальцы ложатся на кнопку, останавливая почти приехавший лифт. - Спок, - шипит доктор, - Ты, чёртов... - Да? - Почему бы тебе не начать доверять мне? - Доверять вашим бусам и трещоткам? - Доверять. Мне! Ровно через три минуты и пятнадцать секунд двое офицеров поднимаются на мостик: Маккой с перекошенным воротничком, просветленный и по всем признакам только что постигший суть нескольких вулканских ритуалов, и Спок, как ни в чём не бывало, но с ярко-зёленеющим пятном на шее, который Чехов тут же громким шёпотом характеризует как засос. А капитан замечает, что дисциплина на корабле ни к чёрту, барабаня пальцами по подлокотнику капитанского кресла. *** Монтгомери любит свою работу. Чертежи, расчеты, формулы, запах машинного отделения, звуки корабля. Он любит всегда быть в курсе дел своей Энтерпрайз. Он любит с удовольствием отвечать капитану, что справится, сделает то, что нужно в необходимые сроки, даже если мир перевернётся и покатится ко всем чертям. Монтгомери любит шахматы, но никогда не соревнуется со Споком. Монтгомери терпеть не может принимать командование. Ибо это означает, что капитан, прихватив с собой старшего помощника, опять подвергает свою жизнь опасности. А ещё он любит, когда капитан называет его Скотти. Весь экипаж только и говорит, что об орианце. Скотти, заглянув в лазарет, пожимает плечами, и поглядывает на бессознательного с неодобрением. Это из-за него капитан так взволнован, из-за него вот уже третий день не находит себе места. Джим может скрыть это от кого угодно, но только не от Скотти. Так думает инженер. Однако вечерняя вахта проясняет кое-что другое. Случайно - "клянусь палашем моего прапрадеда!" - подслушанный разговор двух офицеров и капитана. Монтгомери отдал бы свой стратегический запас виски, только чтобы его не слышать. - Спок, Боунс! Нельзя ли не афишировать, что вы трахаетесь друг с другом?! - Скотти слышит голос капитана, выходя из лифта. Ему остаётся либо пройти мимо них, либо вернуться обратно. От неожиданности он замирает. - Мне надоело каждый раз затыкать Чехова и Ухуру по этому поводу! "Вот так номер!"- думает Скотти, прижимаясь к стене, - "А я и не замечал! Дубовая голова! А ведь как капитана-то расстроили, черти! Он ведь сам не свой! Оно и понятно, будь я капитаном в такой ситуации, я бы тоже расстроился. Неуставные отношения должно быть большая заноза в заднице мостика." - Джим, - немного севшим голосом говорит Спок, - Мы с доктором ещё не дошли до указанной вами стадии отношений. - Джим! - встревает Маккой, - Это не отношения, это зараза! Я знаю, что должен лечиться от.. него. Но не выходит. - Доктор, это означает, что вы некомпетентны, - снова Спок. - Да неужели! Может быть, офицер по науке знает, как решить эту проблему? - Заткнитесь оба! - кажется капитан и правда на пределе, а Монтгомери почти готов выйти из-за угла и надавать этим двоим как следует! - Идите с глаз моих. Куда? Да хотя бы в лифт! Капитан уходит быстрым шагом. И Скотти поспешно скрывается в турбо-лифте, называя палубу наугад. Лишь бы подальше. "Вот ведь чертяки!" - думает он, - "Моего капитана огорчили!" *** Стратегический запас виски уменьшается до неприличия быстро. Но от вызова с мостика всё инженерное махом трезвеет, а услышав, что капитан спускается к нему, Скотти разгоняет своих ребят и засовывает голову под кран с холодной водой. - Бутылки, бутылки заберите, щенки! Щенки забирают и уходят на неверных ногах. Не каждый день главный инженер бывает столь щедр. Капитан появляется в дверях парой минут позже. Кажется, он ничего не замечает. И выглядит до крайности растерянным. Уловив тревогу в глазах командира, Скотти трезвеет окончательно. - Что случилось, капитан? Хотя я, наверное, знаю. Джим устало облокачивается о панель управления. - А кто не знает... На Энтерпрайзе все всегда знают обо всём! Поэтому я возьму за правило объявлять о новостях по громкой связи. Скотти неуверенно улыбается. - Хотите виски, капитан? - А чего прятал тогда? Наливай. - Да я ж не от вас, а чтобы лицо, так сказать, сохранить. - Скотти, у тебя тоже был плохой день? Шотландец задумывается, извлекая предпоследний из стратегических запасов. Последний покоится в его каюте, в доспехах предка. - Если у капитана плохой день, то у главного инженера не может быть хороший. Скотти говорит и вдруг понимает, что это действительно так. - Спасибо, Скотти. - Не за что, капитан! Вы лучше сразу ко мне приходите, если что не задаётся. Я этим... джентльменам быстро мозги вправлю! Взяли манеру... Скотти умолкает и краснеет, понимая, что сболтнул лишнего. А капитан смеётся, ничему уже не удивляясь. Он чувствует, как отпускает болезнь, от которой так упорно пытается избавиться главный судовой врач, и становится легче. Он снова тот, кто в ответе за благополучие своего экипажа. И особенно тех двоих, которые вот уже три дня регулярно застревают в лифте ровно на три минуты и пятнадцать секунд.