Ханджи надо знать

Эрвин и Леви. Блистательный капитан Смит и рядовой без фамилии, обладающий сверхчеловеческой силой. Ханджи просто лопалась от любопытства. Она уже которую неделю наблюдала за этими двумя и пришла к выводу, что что-то между ними нечисто. По-любому эти отношения выходили за рамки профессиональных, и — датчик подозрительности Зоэ зашкаливал — скорее всего, за рамки дружеских тоже. Все эти взгляды, вскидывания бровей, тайные жесты… А чего стоили моменты, когда Эрвин клал руку на плечо Леви, склонялся к его уху и что-то серьёзно и сосредоточенно шептал. И Леви — недотрога Леви, который терпеть не мог ничьих прикосновений — стоял преспокойно, выслушивая начальское бормотание с умиротворённой невозмутимостью. Ханджи не видела ни поцелуев, ни объятий, но готова была поклясться, что дело уже и до таких непристойностей дошло. Она следила. Она наблюдала. Она видела, как после тренировок Леви не отводит хищного взгляда от фигуры своего командира. Видела, как Эрвин, уезжая в столицу по поручению командора Шадиса, неизменно берёт с собой самого подозрительного из своих подчинённых. Видела, как часто Леви шастает к нему в кабинет. Она в тот кабинет порой врывалась, но ничего особого, увы, не заставала — эти двое работали, или пили чай, или болтали, или Леви просто протирал пыль со стеллажей, и никакого разврата Ханджи не узрела. Но её сердце исследователя знало, что тут что-то не так. Поэтому она пошла на небольшую хитрость, для чего в один прекрасный день очистила от хлама один из комодов в лаборатории и велела Абелю и Кейджи оттащить этот комод в кабинет капитана Смита. Кабинет был небольшой — не чета командорскому — но комод уместился. Правда, стул из угла пришлось выкинуть, и часть стеллажа оказалась загорожена, но это Ханджи не интересовало. Её комод был лучшим из наблюдательных пунктов, и отступать она не собиралась. Да-да, именно наблюдательным пунктом, ибо больше в кабинете было совершенно негде прятаться, разве что под стол, но там бы её мгновенно обнаружили, едва Эрвин сел бы за этот стол и вытянул под ним свои длиннющие ноги. Так что сразу после ужина Ханджи рыбкой метнулась в кабинет капитана Смита, забралась в комод, откуда загодя вытащила полки, затворила дверцы и закрыла их на внутренний засов, который приколотила ещё с утра. Если бы Эрвин решил сунуться в комод — тот бы не открылся, и Эрвин решил бы, что он заперт на ключ, и максимум — начал бы поиски ключа. А это Ханджи не пугало. Ключ лежал у неё в кармане, и она собиралась действительно запереть комод после того, как подслушает компромат и улучит шанс беспалевно покинуть кабинет. А теперь оставалось лишь сидеть и ждать. И ждать пришлось недолго. Первым в кабинет вернулся Эрвин. Покосился на комод, подошёл к нему, нахмурился. Провёл пальцами по крышке, а потом, забив, прошёл к своему столу. Ханджи этого не видела — лишь слышала стук каблуков по вощеным доскам пола. И решила, что ей сегодня очень везёт. Эрвин сидел тихо, шелестел бумажками, черкал графитной палочкой и вроде бы не выдавал никаких непристойностей. Но когда в кабинет вошёл кто-то ещё, Ханджи замерла в предвкушении. Скрип закрывающейся двери. Молчание. Лёгкие, чёткие шаги. — Это что за обшарпанное уёбство? — раздался голос над самым комодом. — Кто-то принёс, — отозвался Эрвин из-за стола. — Лишним не будет. Ты знаешь, он отлично подойдёт для кое-чего. Последовало многозначительное молчание. — Да, крышка большая, лечь можно, — наконец, заключил Леви, оценив новый предмет мебели. Ханджи едва не захлебнулась слюной от восторга. Вот и подтверждение! Они точно, точно занимаются непристойностями! — Хочешь сейчас? — вкрадчиво предложил Эрвин. — Очень, — Ханджи услышала, как Леви вскарабкался на комод, стуча по крышке острыми коленками и локтями. Повозился, устраиваясь поудобнее. Зашуршала ткань снимаемой куртки. Ханджи не готова была к тому, что вот так сразу напорется на такую порнографию, но решила отнестись к происходящему философски. Самое главное — что теорема об их отношениях доказана, ну а само сношение мужиков можно воспринять непредвзято, как спаривание жуков или там кур, например. И вообще, раньше начнут — раньше закончат, а то у Ханджи уже шея начала затекать. Леви повозился над ней, поёрзал и затих. Эрвин почему-то не торопился его трахать. Комната погрузилась в тишину. Ханджи обратилась в слух. Прошла минута, две, три… А потом она услышала тихое сопение сверху. Это было возмутительно. Она тут разведывает природу отношений этих двоих, а один из них бессовестно уснул?! Леви, конечно, всегда кажется невыспавшимся, но он что же, ходит в этот кабинет, чтобы поспать?! И всё? И никаких поцелуйчиков? Ханджи тихонько повозилась, пытаясь занять более удобную позицию, но в столь тесном шкафчике на удобную позицию у неё не было шансов. Задница уже казалась плоской, а загривок ныл, как будто оттуда вырезали клок плоти, как у титана. Шли минуты, текли медленно и ужасно долго, превращаясь в часы. Колокол на караульной башне пробил отбой, но даже это ничего не изменило. Эрвин тихо работал, невзирая на позднее время, Леви сопел на комоде, а Ханджи внутри трясло от нетерпения. Но уйти просто так она не могла. Она всё-таки была главой исследовательского отдела. Наконец, спустя неопределённое количество времени, Леви завозился и зевнул. — Жёстко, — сказал он, наконец. — Завтра принесу одеяло. «Не в одеяле дело, дурак! — мысленно возмутилась Ханджи. — Спать надо в кровати! Какое ещё одеяло в начальском кабинете на комоде?! Давайте целуйтесь уже, не срывайте мне исследование!» — Ну что? — спросил Леви, постучав пальцами по крышке комода. — Приступим? «Да, да, приступайте!» — обрадовалась Ханджи. — Иди сюда, — позвал Эрвин. Леви соскользнул с комода и направился к столу. Снова зашуршала ткань. «Раздевается? — Ханджи почувствовала, как по спине побежали мурашки возбуждения. — Да, детка, давай, мамочке очень надо подтвердить одну пошленькую теорию.» Раздался звук выдвигающегося ящика стола. Потом что-то тяжёлое и деревянное опустилось на столешницу. Ханджи бесшумно завозилась, пытаясь хоть что-то разглядеть в щёлочку между дверок, но та была слишком узкой. Раздался звук пересыпания маленьких фигурок, потом — установки их на доску. — Ты чёрными или белыми? — спокойно осведомился Эрвин. Ханджи замерла и едва не заскрежетала зубами. Шахматы?! Спать пора, за окном темно, а эти дурни собрались в шахматы дуться? Ну может, хоть на раздевание будут играть?! Иначе ей это совсем не нравится. Уже и спина затекла, и попа расплющилась, и Моблит в лаборатории наверняка заждался и волнуется, думает, что она не выберется из комода и вот-вот ринется её вызволять. Хуже не придумаешь. — Чёрными, — спокойно ответил Леви. Ханджи уныло распласталась по дну своего ящика, слушая, как они расставляют фигурки по доске. Единственной надеждой было то, что они начнут болтать за игрой и непременно спалятся. Но болтать они не начали. Играли молчаливо, сосредоточенно и увлечённо. И очень, очень долго. Ханджи понятия не имела, который час, но партии тянулись бесконечно, и хотелось уже завыть и вырваться из шкафа, повеселиться хотя бы так. Гаже всего было, когда Леви проигрывал, и Эрвин начинал серьёзно объяснять, где тот допустил ошибку. Леви внимательно слушал, бросал официальное «принял» и больше подобных ошибок не допускал, хоть и думал над каждым ходом так долго, что Ханджи пару раз даже уснула. А ещё ей ввиду долгого сидения на одном месте приспичило в туалет. Выпитый на ужин компот просился на волю, а воли было не видать. Ханджи хмурилась, сжимала бёдра и проклинала двух приятелей, которые никак не начинали сосаться. Вот бы повалили друг друга на стол и лобызались среди разваленных шахматных фигур — красота же! Тогда можно и вылезти. Но не судьба. Наконец, спустя неопределённое количество часов, после очередной партии игра завершилась. Эрвин был бодр и доволен соперником, который на этот раз чуть его не обыграл, Леви ворчал, что в следующий раз непременно обыграет, а Ханджи дремала, сквозь полусон чувствуя, что вот-вот описается. — Ладно, — сказал Леви, пробиваясь сквозь её мучительную дрёму. — Уже все спят, сюда никто не придёт. Можно не таиться. Ханджи насторожилась. Сонно моргнула. — Я тебе кое-что принёс. — Ммм, — воодушевился Эрвин. — Это то, о чём я думаю? — Именно, — ответил Леви, повозившись. — Сегодняшние, только с тела, ещё почти тёплые. Ханджи тут же позабыла обо всех перенесённых страданиях, напряглась и подтянулась. — Ох, — Эрвин почти застонал. — Леви, ты лучший. — Не преувеличивай, — фыркнул Леви. — Я всего лишь таскаю тебе грязное женское бельё из прачечной. — Дай их сюда. — Держи, извращенец. — Ммм… Что?! Ханджи позеленела, слушая звуки глубоких вдохов и совершенно не желая представлять, как Эрвин — весь такой из себя аккуратный и порядочный — нюхает нестираные женские трусы. Ханджи была не слишком чистоплотной, но такое даже ей казалось мерзостью. Тем более, что Эрвина она знала давно, считала своим другом и полагала, что у того нет и быть не может никаких непристойных секретиков. Но нюханье грязных трусов… Её передёрнуло и почти замутило. Захотелось сбежать, и чёрт с ним, с исследованием. Если Эрвин интересуется женским бельём — вряд ли он интересуется Леви. Похоже, их связывает только эта мерзкая тайна. Как теперь жить с этой информацией? И зачем Ханджи вообще сюда полезла? — Мм, — с наслаждением простонал Эрвин, в последний раз вдохнув воздух. — Святая Мария… Как приятно. — Хорош, — осадил его Леви. — Ты мне кое-что обещал. — О, да, верно… — подтвердил Эрвин и завозился; снова хлопнул ящик стола. — Так. Подойди ближе и наклонись. Леви поднялся, сделал шаг навстречу. Ханджи навострила слух, излучая последнюю надежду. — Ай! — Стой смирно, — приказал Эрвин. — Больно, — пожаловался Леви. — Прости, я буду аккуратнее. — Один за раз. И вставляй осторожнее, не тыкай, — потребовал Леви. — Ай! Ой! Чёрт. — Терпи. — Ммммх! Ханджи даже вытаращила глаза в темноте. Там, снаружи комода, явно происходило что-то интересное. В умной и догадливой голове Зоэ уже встала картина: Леви стоит, наклонившись, спиной к своему командиру, а Эрвин медленно разрабатывает своим длинным пальцем его задний проход. А женские трусы нюхал так, для затравки. Может, у него иначе не встаёт. Наверняка. Определённо! Дело отвратное, премерзкое и катастрофически грязное, но Ханджи уже загорелась от мысли, что наконец-то смогла подтвердить свою блестящую теорию. Неважно, что ей пришлось вытерпеть, неважно, каких гадостей она тут наслушалась — зато исследование оказалось удачным. Эти двое действительно трахались. Теперь не отвертятся — она всё знает и сможет над ними подшучивать в своё удовольствие. И пусть не делают невинные физиономии — она прямой свидетель и вживую слышит всё, что происходит в кабинете. — Ах! Тц! Эрвин! — Ты сможешь. Ещё немного. Ханджи так возбудилась в эмоциональном смысле, что не удержалась, тихонько сняла засов и приоткрыла дверцу. И позеленела. Леви стоял, склонившись к Эрвину передом, а не задом. В штанах и полностью застёгнутый. А Эрвин, аккуратно запуская ему в ноздри маленький пинцет, выщипывал волоски из носа. Это никак не подтверждало теорию об интимной природе их отношений. Напротив, это было таким сокрушительным обломом, что Ханджи уронила челюсть от возмущения и поняла, что больше такого не вынесет. Это ни капли не подтвердило её теории, зато явственно доказало, что оба — аморальные типы, больные на всю голову. — Не выбрасывай волоски, я их коплю, — меж тем, произнёс Леви. — Да вы издеваетесь?! — взревела Ханджи и, вырвавшись из комода, бросилась к двери. — Я не хочу на это смотреть! Я не хочу это слышать! Я не хочу этого знать! Извращенцы! * * * Эрвин и Леви проводили сию истерику весёлыми взглядами и, когда громкие спешные шаги утихли в коридоре и вдалеке раздался хлопок двери, Эрвин расхохотался. Леви тоже смешливо фыркнул, не скрывая улыбки. — А нечего лезть не в своё дело, — прокомментировал он и потёр нос. — Эрвин. Мог бы и понарошку щипать. — Прости, прости, — Эрвин со смехом убрал пинцет обратно в ящик. — Лучше скажи, как ты это придумал про женское бельё. Мне даже притворяться было противно. — Какой враг — такие и методы, — ответил Леви. — Дохуищи ж терпение у этой очкастой швабры. Я думал, она сдастся ещё в первый час. — Она — исследователь, а исследователи терпеливы, — Эрвин улыбнулся. Леви пожал плечами. — Как считаешь, хотя бы на недельку она перестанет за нами шпионить? Меня уже задолбало пробираться в твою спальню через окно, потому что мымра полночи выглядывает в коридор. Как ни пойдёшь в туалет — очки в темноте блестят. Жуть. — Думаю, на неделю точно, — подтвердил Эрвин и мягко, ненавязчиво коснулся его рукава. — А потом мы придумаем что-нибудь ещё, чтобы её отвадить. — Позовём Майка и попросим подрочить на надушенные письма, которые тебе приходят из столицы. — Бедная Ханджи. — Эрвин весело поморщился. — Сама нарывается, — фыркнул Леви. — Раз она хочет шпионить — должна быть готова видеть неприглядную сторону наших жизней. — Ха-ха. — Нет, Эрвин, правда. Мы мужики. Мы можем весь вечер пердеть, чесать яйца и травить тупые анекдоты. — Считаешь, это надо использовать против шпионов? — спросил Эрвин. — Мы же использовали сейчас щипание волос, — Леви обернулся к нему. Медленно, словно зачарованный, положил руку на плечо Эрвина, слегка сжал его и, массируя, добрался пальцами до крепкой, горячей шеи. — Не боишься нелестных слухов, что наш прекрасный командир отряда дёргает рядовым волосы из носа и нюхает бабьи труселя? — Даже если Ханджи решит кому-то рассказать — ей не поверят, — спокойно ответил Эрвин, не отрывая от него взгляда. — Её и так считают местной сумасшедшей из-за любви к титанам. Леви согласно хмыкнул, поглаживая подушечкой большого пальца чувствительную кожу под ухом Эрвина. Тот подался навстречу, млея от его прикосновений, словно большой кот. Леви залюбовался тем, как переливается тусклое золото его волос в свете настольного фонаря, тем, как ложатся на щёки тени от тёмных, приопущенных ресниц, и пропустил момент, когда Эрвин притянул его к себе на колени. — Эй, — сказал Леви, совершенно не сопротивляясь. — Ты ведь пришёл сюда не для того, чтобы играть в шахматы, — губы Эрвина снова изогнулись в улыбке. — Дверь не заперта. — Все давно спят. К тому же, сюда никто не зайдёт без стука, — ладонь Эрвина мягко, но хищно опустилась на талию Леви. — А если и зайдёт — мы что-нибудь придумаем, верно? Леви вздохнул, притворно уступая, и сам потянулся навстречу. В конце концов, ему тоже неимоверно хотелось целоваться. Их губы мягко соприкоснулись, и по телу побежали лёгкие мурашки от такого знакомого, тёплого чувства. Леви нетерпеливо углубил поцелуй, запустил пальцы в волосы Эрвина, ероша светлые вихры и тая от того, как тот прикрыл глаза… — Мальчики, я забыла сказать, что я вообще не знаю, как оказалась в комоде! — скороговоркой протараторила Ханджи, врываясь в комнату. — Это заговор, меня посадили туда спящую, мне подлили снотворного за ужином, и виновник никогда не будет найден! Э… О! Леви и Эрвин застыли в поцелуе, судорожно калькулируя пути решения проблемы. Пути как-то не приходили на ум. — Блядство, — только и сказал Леви, разомкнув их губы. Он не был уверен, что хуже: сбежать с тёплых начальских колен, как пугливый позорник, или остаться, как бесстыжий позорник. Звание позорника в любом случае было присвоено. — О-о-о! — Ханджи сняла очки, протёрла и вновь водрузила на нос. Глянула прищуренно и положила ладонь на грудь. — Пресвятые титаны. Как хорошо. А я уж начала за вас волноваться. — Ханджи, — Эрвин говорил совершенно спокойно, словно его никак не тревожил факт раскрытия. — Отбой давно пробил. Согласно уставу ты должна быть в своей комнате, которая находится на другом этаже. — Ага, — сказала Ханджи, смахнув притворную слезинку. — Вы тоже. — Не умничай тут, а то вышибу пару глаз, — пригрозил Леви. — У тебя их всё равно четыре. — Леви, спокойно, — Эрвин погладил его бок, словно утихомиривая рычащего пса. — Ханджи, согласно уставу командор Шадис, его заместитель в моём лице и дежурные имеют право находиться вне спален даже после отбоя. Леви сегодня дежурный. А ты — нет. — Ничего он не дежурный, я график видела! — Ханджи заиграла бровями. — Я только что назначил его дежурным, — невозмутимо ответил Эрвин. — А ты, если не хочешь писать завтра объяснительную или получить штраф к окладу — иди немедленно спать. — Иду, иду, — Ханджи сложила ладони в примиряющем жесте. — Совет вам да любовь. Дежурьте дальше. Не буду мешать. — Ханджи. — Я уже ушла! — глава исследовательского отдела с радостной лыбой похлопала в ладоши и попятилась назад. — Я не мешаюсь. Меня нет. — И комод свой завтра забери, — процедил Леви сквозь зубы. — А я думала, он прекрасно подходит для кое-чего, — Ханджи подмигнула, расхохоталась и едва успела увернуться от запущенного в её голову пресс-папье. — Леви! — возмутился Эрвин. — Давай без членовредительства. — Скорее эта твоя хрень сломается, чем её башка! — фыркнул Леви. — Ханджи, хватит его провоцировать. — А я что? А я ничего, — Ханджи захихикала и, исполнив кривенький реверанс, выскользнула в коридор. — Спокойной ночи, мальчики. Ой, о чём это я? Какой ещё спокойной? Бурной ночи! До утра, соколики! Люблю вас! Леви прислушался к её удаляющимся шагам и с мрачным видом сглотнул. — Я говорил, что дверь не заперта, — проворчал он. — Сука. — Не переживай, — Эрвин поднял руку и потянулся к его щеке, но Леви раздражённо отпихнул его ладонь. — Что теперь делать? Не лезь. Ты что, не понял, какая херня произошла? — Никакая. Не ругайся. — Херовая херня, Эрвин! А ты сидишь ебало кирпичом, — Леви попытался вскочить, но Эрвин удержал его за талию. — Не ругайся, пожалуйста, — повторил он. — Майк уже в курсе наших отношений, и ничего страшного не произошло. Допустим, теперь в курсе ещё и Ханджи. Разве это катастрофа? — Она — трепло. — Она чудачка, но умная и понятливая. Она не выдаст. — Ты необъективен. — А ты слишком предвзят. Леви недовольно цыкнул. — Допроси её завтра, — распорядился он. — И пригрози виселицей. — В Разведотряде не вешают друзей за то, что они знают о чьих-то взаимных чувствах, — Эрвин улыбнулся. — Но пригрозить-то можно, — Леви серьёзно волновался и не мог этого скрыть. — С хуя ли ты такой спокойный? Твоя репутация на волоске. На волоске с самой нечёсанной и немытой головы в мире. Когда про них разнюхал Майк, Леви не спал всю ночь, представляя самые ужасные варианты дальнейшего развития событий. Но теперь ему казалось, что он не сомкнёт глаз неделю. — Не переживай, — мягко сказал Эрвин. — Она мне как сестра, да и тебя за этот год полюбила, ты же знаешь. Она не будет трепать языком о таких вещах. — Уж лучше бы она рассказала всем, что ты нюхаешь грязные бабские труселя. — Леви. — Потому что ты не нюхаешь, и это легко проверить. А если она растреплет солдатне, что мы ебёмся, мы не сможем доказать, что мы не ебёмся. — А она не сможет доказать, что мы… кхм… занимаемся любовью, — заметил Эрвин. — Слухи никто не доказывает, — буркнул Леви и снова собрался вскочить, но Эрвин, приподняв, уложил его на стол и припечатал сверху. — Но не будучи доказанными, они так и остаются лишь слухами, — твёрдо сказал он, смотря глаза в глаза. — Эй. Пусти, — Леви недовольно завозился. — Мы сегодня уже спалились. — Вот именно, что уже, — ответил Эрвин, крепко держа его. — Больше не о чем волноваться. — Не играй словами, ублюдок. — Тогда займи мой рот чем-то более интересным, — шепнул Эрвин и снова поцеловал его. Леви протестующе замычал, попытался отвернуться, но Эрвин целовал так сладко, что устоять было невозможно. Леви поплыл и опомнился лишь через несколько минут, раскрасневшийся, тяжело дышащий, обхвативший Эрвина бёдрами и тщетно пытающийся развязать свой шейный платок. — Всё равно пригрози ей виселицей, — повторил он, задыхаясь и облизывая припухшие от поцелуев губы. — Непременно, — соврал Эрвин, влюблённо смотря на него. — Как насчёт продолжить эту беседу в спальне? Леви хмыкнул, чувствуя, что в паху уже стягивается клубок пламенеющего желания. — Блестящая инициатива, — одобрительно ответил он. И хотя беспокойство насчёт Ханджи никуда не делось, у Леви появилась прекрасная возможность забыть о ней. Забыть обо всём на свете — о слухах, проблемах, работе, о недомытых окнах и почти закончившемся чае, о титанах и человечестве, о дурном правительстве и чёртовых стенах — обо всём, кроме Эрвина, его ласковых губ и рук, его родного тепла и его голоса, шепчущего на ухо слова любви, и его сердца, бьющегося совсем рядом до самого рассвета.