Попсовый мотив

Я лежал внутри замкнутого кольца из гаражей на тупиковой тропинке, и сырая земля холодила все мое голое тело. Ветер ворошил кучи мусора, и пряная вонь быстро разлеталась по периметру. Дождь капал, как вода из крана, которому пора менять прокладку. Я уперся взглядом в небо. Там, на верху, все затянулось грязной ватой. Левая голень ныла, будто после судороги. Послышался шорох, что-то терлось о стенку гаража в месте, где проход сужался. Темный силуэт вывалился в мое поле зрения с тяжелым выдохом. Плотный и румяный парень с рюкзаком, который слегка оттягивал синий ворот рубашки. Парень не стал оглядываться и принялся закуривать. — Эй — позвал я. Парень выронил зажигалку, и взгляд его метался по сторонам, пока я не махнул рукой. Он прищурился в мою сторону, куртка зашуршала по стенке. — Кто тебя так? — Да это...— я не сразу нашелся, что ответить. Парень впихнул сигарету в пачку и подал руку. — Мы с ними уже встречались, — сказал я и взглянул вверх, — Я тогда успел клык выбить одному из них, — и добавил тише, — Надо было на шею повесить... — Как трофей, — заключил парень, подтягивая меня верх. Я встал и чуть-чуть снова не оказался на земле. В глазах потемнело, и голова пошла кругом. Я прислонился к гаражу, вся кожа покрылась гусиной рябью. — Все нормально? — прорезалось через шум в ушах, когда я начал оседать. Я разлепил глаза, а перед ними снова небо. Попробовал пошевелиться, но даже пальцы отзывались еле-еле. Мочки ушей горели, кто-то их натирал. Я хотел отмахнуться, но руки быстро исчезли. Вдруг ощутил, что я не очень удобно расположился, ноги лежали на рюкзаке. — Фух...— послышалось откуда-то сбоку. Я разглядел колени и их продолжение в виде туловища, двух рук и головы. — У тебя оставалась минута, — сказали сверху. — До чего? — ответил я после паузы, слова давались с трудом, и хотелось пить. — До скорой помощи. ОБЖ-то не для дураков. Знать надо, — сказал и бухнулся на задницу. Я хотел позвонить Сереге, но парень сказал, что он недавно потерял телефон, а новый еще не купил. Я пытался сообразить, что еще можно придумать. Пока я думал, парнишка достал из под моих ног портфель, вытащил оттуда свернутый пакет и протянул мне. — Это спортивка с физ-ры — пояснил он. Парень помог мне встать еще раз, но теперь гораздо медленнее и без резких движений. Я ощутил устойчивую землю под ногами, посмотрел на парня и протянул ему руку: — Толя. — Кирилл, — ответил он. Его ладонь теплая и немного влажная. Я раскрыл пакет, в котором лежал ком одежды, а снизу прощупывалась обувь. Великовато, но так даже лучше. Тело стало наполняться теплом. — Слушай,— начал я, — не хочу напрягать, — он посмотрел на меня, — поможешь дойти до дома, а? — Да не вопрос, мужик, — ответил Кирилл и слегка присел. Я закинул руку ему на плечи, она касалась теплой кожи на шее, которую не прикрывал расслабленный воротник. Мы протеснились через дыру и оказались на дороге, где гораздо светлее, чем в гаражном кармане. Я чувствовал на груди дыхание парня, которое со временем становилось все тяжелее и тяжелее. Когда мы кое-как дошли, я вытянул его домашний номер, Кирилл отказался заходить, спросил время, куда-то заторопился и сбежал по лестнице. *** Погода радовала еще теплым солнцем, которое готовилось закатиться за горизонт. Во дворе у дома лежали листья ровными кучками, дворник шуршал метлой по асфальту. В подъезде недавно покрасили стены, а из подвала тянуло сыростью. В квартире у порога завился Барсук. Помяукал пару раз и побежал на кухню. На столе стояла тарелка с утренней яичницей в окружении хлебных крошек. Я достал рыбу для кота из морозилки, для себя поставил вчерашнее пюре в микроволновку и сел на табуретку. Я посмотрел в окно, за которым с гулом пролетал самолет, и взгляд зацепился за чужую одежду на балконе. Вставать не хотелось, но я пошел к телефону. — Алло? – послышалось с того конца. — Это Кирилл? – спросил я. После молчания, которое затянулось, он ответил: — Да. Это я. — Это Толя. Гаражи, — только и сказал я, когда понял, что не знаю, что мне теперь говорить, — помнишь? — Аа? А. Да. Помню, — выдохнул, а по голосу казалось, что он все еще пытался понять, о чем идет речь. — Я чего звоню. Мне бы вещи тебе отдать. Завтра удобно? Может, эм... В обед? — я стоял и крутил завитки провода. — Получится только после школы. Где-то в два, — сказал он. — Так, — я пытался быстро прикинуть, есть ли дела в это время, — давай, в два встречу тебя, — я надеялся, что ни о чем не забыл. — Подойдешь тогда к пятой? — О. Хорошо. Я тоже там учился. Правда, лет шесть назад... У меня еще мать там работала. Людмила Ивановна. — Я только в шестом классе перевелся, — ответил он, — похоже, не застал. Я отвлекся на запах рыбы, который становился все сильнее и сильнее, и промолчал. — Ну... Я пойду, наверно? — его голос заставил меня вернуться. — Ладно, — ответил я, — Давай. Послышались гудки, и я положил трубку. *** Будто сто лет прошло с выпуска, а все тот же решетчатый забор с красной калиткой, то же здание из белого кирпича. Я встал у входа и закурил. После звонка народ повалил, как гуси из загона. Кирилл плелся позади всех с кем-то длинным и тощим, видно, никуда не спешил. Когда он подошел, мы пожали руки, и я сразу отдал ему пакет. — Пошли, — сказал я и тряхнул головой в неопределенную сторону. — Куда? — посмотрел на меня Кирилл. — Покормлю тебя, — он слегка наклонил голову на бок и приподнял брови, — благодарю я так, — пояснил я. — Можно, — парень коротко кивнул, и мы направились в единственное кафе этого города. Вошли в дверь под яркой вывеской, у которой не хватало двух букв. Свободные места нашлись у окна в конце зала. — Бери, что хочешь, — сказал я. — Я здесь впервые, — ответил он, когда закончил вертеть головой. — Смотри, — сказал я, а парень перегнулся через столик и навис рядом со мной, — я люблю это, — и тыкнул в пиццу с ананасами, за которую Серега меня, молча, осуждает. Кирилл глянул на это, но ничего не сказал, а я продолжил, — еще вот эти макароны ничего, — только парень уже вернулся на место, и я почувствовал, как он смотрит мне в макушку, пока я пытался прочитать мелкий шрифт, которым написали состав. К нам подошла официантка, улыбчивая и вежливая девушка. Я сделал заказ на свой вкус, как попросил Кирилл, и перевел взгляд на него. Волосы разлохматились, округлые щеки порозовели, последней пуговицы на рубашке нет, галстук сбился на бок. Кирилл оглядывает мотающихся между столиками девушек. — Мобилу завел? — А? — он словно вынырнул, — вот, — сказал он и достал из кармана новенький гаджет. — Давай сюда. — Зачем? — его взгляд поднялся на меня впервые с того момента, как приняли наш заказ. — Давай-давай. Верну, — я убедительно, как мне показалось, успокоил его. Взял телефон в руки, с обоев на меня посматривал забалдевший кот, я записал свой номер и отдал обратно кнопочное чудо инженерной мысли. Кирилл ел так же медленно, как делал и все остальное. Аккуратно потирал рот салфеткой. — А ты чего не ешь? — он обратил на меня внимание. — Я дома поел. Ешь, ешь — подговаривал я. — А ты чем вообще занимаешься? – начал он светскую беседу. — Ну... Я автомеханик. После короткого вступления он задал следующий вопрос: — А те, кто тебя там оставили, что-нибудь получили? — Конечно, — оживился я, — сделали выбитые зубы их особой приметой. — Это же типа замкнутый круг, получается? – сказал он, когда дожевал, — ты его, он тебя. — Знаешь, — я откинулся на спинку кресла, — когда мы были детьми, мы видели тех, кто откусывал уши врагам. Это были чьи-то старшие братья и наши герои, — я взглянул на Кирилла боковым зрением, чтоб убедиться, что он слушает, а он улыбнулся слегка, прикрыл набитый рот ладонью, и я продолжил, — а у нас, ведь сейчас все не так. Нам не хочется калечить или получать по тыкве. И мы уже не дети. Мы работаем, а кто-то уже семейный человек. Один из тех героев, который в детстве мне казался не хуже "Малыша", — Кирилл на секунду перестал жевать, когда я на него взглянул прямо, и кивнул, — что с ним сейчас? Вечно пьяный мужик, который входит в дверь с шестой попытки, — я помолчал с минуту, засмотрелся, как начал накрапывать дождь. — Так к чему это я, — продолжил я, — не знаю, как оно у остальных, но я хочу чувствовать себя причастным к этому удару в медный гонг... Кирилл молчал, продолжая жевать. Я не знал, что он думает, и мои слова висели в воздухе, будто ожидая ответа. Кирилл доел и отодвинул посуду, облокотился на стол, щека его лежала в ладони, казалось, ее уже никогда не отодрать от головы. — Я понимаю, о чем ты, — сказал он. — Это больше не те люди, которые откусывали уши или восхищались "героями". Это не так ярко и громко, как в детстве. Я кивнул. — Наверное, да, — согласился я, — и, правда, как замкнутый круг. Они оставили меня там, и я оставил их без зубов. Я не хочу повторять ошибки тех, кто был моими "героями" в детстве, но теперь, может, и я потерялся на своем пути? Кирилл молчал, слушая меня. Я видел, как его глаза следили за моими словами. Потом он улыбнулся, выпрямился и сказал: — Ты прав, мужик. Надо быть умнее тех, кто был перед нами. Мы можем сделать лучше. — Справедливо, — хмыкнул я в ответ на улыбку Кирилла. — Будем стараться сделать лучше, — сказал он и встал с кресла, — мне надо идти. Я расплатился, и мы направились к выходу. В воздухе был приятный ветерок, и солнце уже начинало скрываться, а дождь продолжал капать. — Спасибо, — сказал Кирилл, протягивая мне руку. — Было интересно послушать тебя. — И тебе спасибо, — ответил я, крепко пожимая ему руку. — Может, еще увидимся, — сказал я. Мы улыбнулись друг другу, и я вышел из-под навеса. Я брел по улице и думал о своих словах. *** Тело потряхивало, руки горели. Я встал под козырек подъезда, достал из кармана мятую пачку. Затянулся и выдохнул вверх. Там звезды, как будто кто-то случайно рассыпал бисер. Зашел в подъезд, ничего не разглядишь. Поднимался на ощупь. В пролете после второго этажа кто-то сидел на подоконнике, со спины его подсвечивал фонарь. Человек спрыгнул и стал приближаться ко мне. — Здорова, — протянул он руку. Под лучом света я узнал в нем Кирилла. — И тебе привет, — пожал я ледяную ладонь. — Извини, что я тут... Беспокою, — он слегка сгорбился. — Но тут такое дело, — он замолчал, а я все ждал. — Мне негде ночевать, — выстрелил он и весь сжался. — Подожди, — ответил я, — давай пройдем. Все расскажешь. Парень поднял голову, я улыбнулся ему, подтолкнул дальше по лестнице, и в тишине мы поднимались до пятого этажа, только шумное дыхание заполняло подъезд. Мы вошли в квартиру, я включил свет в прихожей. Посмотрел на Кирилла, он пытался отдышаться. Да я не единственный, кто сегодня участвовал в драке. Барсук остался обнюхивать кроссовки парня. Мы прошли на кухню, я хотел поставить чайник, но эта машина включалась через раз при должной удаче. Недавно Серега, у которого жена работает в магазине, приволок батарею пива, которую списали из-за какого-то дефекта на бутылках, как уверял сам друг. Я предложил взять по бутылке, а тот, кому соглашаться еще нельзя, предложение оценил. Кирилл осмотрелся вокруг и уместился напротив меня. — Рассказывай, — улыбнулся я, закрывая рукой дырку на клеенке. — Батя, — я понял эту проблему за доли секунд, сколько друзей проходило через это, — снова пропил мой телефон, — Кирилл замял в руках край скатерти, взгляд его метнулся за окно, где ничего уже не было видно, кроме своего отражения. — Я разозлился. Мы поругались. Вот он и дал мне в морду. Я ему тоже, — сказал он, и продолжил шепотом, — конечно... Он замолчал и уже не смотрел в окно, он сложил руки на коленях и смотрел вниз. — Если ты думаешь, что ты в этом виноват... Ты не виноват, — ответил я. Взгляд Кирилла обратился ко мне, я продолжил: — Мой отец был хорошим человеком, я не смогу понять это так, как ты. Только многие мои друзья прошли через это. Я видел, как они жили с этим. Но они пережили это, и я уверен, что ты сможешь, — я поймал его взгляд, он снова и усерднее, чем раньше, взялся за угол скатерти. Мы запоздало поужинали. Я достал орешки. По радио заиграла какая-то попса. — Что будешь делать дальше? — спросил я. — Не знаю. Попробую вернуться. Может он засох там. Было бы неплохо, — он хмыкнул себе. — А ты работаешь? — Ну не совсем. Подрабатываю в ларьке у дяди, — брови его становились все ближе и ближе друг к другу, — скоро восемнадцать. Может, устроюсь на стройку. — А учиться? — Я хочу выжить, — он говорил все тише, — остальное потом, — он немного помолчал, погружался глубже в себя. Я не стал его отвлекать. — Кстати, а ты где-нибудь учился? – Кирилл поерзал на стуле, устроился поудобнее. — Я после девятого класса сразу в автомастерскую пошел. Сперва помощником. Потом уже механиком. У нас там Одноглазый заправляет. Как бы главарь, если еще можно так говорить. Вот он нас с Серегой устроил. — Хорошо сложилось, — ответил он. — Да не жалуюсь. Как-то потихоньку живу, — на мгновенье мне стало стыдно за то, что я хорошо живу и смотрю, как парень сидит передо мной, ссутулился. Подпер щеку кулаком и водит пальцем по столу, полупустая бутылка пива стоит рядом. Когда пиво кончилось, я расстелил единственный диван. Я уже давно ни с кем не ночевал, место тут особо не располагало и спальный комплект один. На часах уже было за полночь. — Эй, — позвал я, — ты спишь? — по ощущениям прошло около часа. На второй половине зашевелились, Кирилл откинул одеяло и перевернулся с бока на спину. — Не могу, — прошептал он. — Может, перекурим? — предложил я. Мы вышли на балкон. Под ним кто-то сидел на лавочке и напевал, качался из стороны в сторону в такт. Сон совсем отбило. Кирилл тоже не торопился возвращаться в постель. В комнате я врубил телевизор. Не удивительно, что в это время показывали эротику, на которую я сразу же и попал. — Можешь оставить, — хохотнул он. А я и оставил. — Может?— сказал я и косо глянул на свою ширинку. — Ты серьезно? — кажется, он не понял юмора. — Абсолютно, — я продолжал и старался держать серьезное лицо. — Расчехляйся первым тогда, — как-то легко согласился Кирилл. — Инициатива имеет инициатора. Как говорится, — заключил он. Я завис, схватился за край трусов и спустя минуту ожидания, приспустил. Кирилл сидел и что-то выжидал, с взглядом хитрой совы. Я не торопился. — Твоя очередь, — прошептал я, обстановка автоматически превратилась в интимную. В телевизоре вовсю крутилась на шесте женщина, глаза с густым макияжем стреляли в зрителя. Кирилл ловко оголился, а в полумраке стало видно, как его щеки прирумянилсь. Я поглядывал на него, потому что он совсем не смотрел на экран. От Кирилла шло тепло, и чувствовался легкий запах хозяйственного мыла. На горной высоте ощущений, это показалось хорошей идей, чтоб дожать, и я припечатал Кириллу поцелуй. Даже пытался просунуть язык, но получилось облизать подбородок. Когда все друзья смотрели кассеты чьего-то брата, я отказывался, и как оказалось, слава Богу. Я сидел на краю дивана и чувствовал, как качусь обратно на землю. Я ощутил серьезный толчок в плечи. Кирилл навис надо мной, он продолжал двигать одной рукой, пока не задрал мою футболку одним рывком, и не выстрелил мне на живот. Я продолжал смотреть на парня, волосы прилипли ко лбу, и глаза закрыл. Я очухался и скинул его на диван. Кирилл лежал, как мешок с картошкой. — Кхм, — подал я голос. Кирилл приподнял голову, я придерживал футболку и другой рукой указывал на живот. — Что это такое-то? — поинтересовался я. Кирилл подтянул подушку на лицо и тихо засмеялся. Я взглянул на себя в зеркало в ванной. Весь потный, и губы блестели. Я оперся на раковину, вырвался смешок. Когда я вернулся в комнату, Кирилл сидел на диване уже в трусах. — Ну чего, — начал я, — еще по одной? *** Пока позволяла погода, день рождение Сереги решили праздновать у меня на даче, которая осталась от родителей. Я редко приходил сюда после того, как мамы с папой не стало. Тогда все разъехались непривычно рано. Кому-то завтра на работу, кому-то по делам. Серега откланялся уже ближе к десяти, сказал, что с утра надо везти дочь в лагерь. Когда ушли последние гости, я сидел на скамейке у костра, допивал свое пиво и смотрел вверх. Темное полотно, будто ситечко, через которое бабка процеживала молоко. Потрескивали поленья от того, как ветер волновал огонь. Чтобы сфоткать его, я достал телефон. На экране показались два пропущенных вызова. Оба раза звонил Кирилл. Я отчего-то сжался, набрал номер. После гудков вызов сбросился. Абонент не отвечает. Последний раз мы виделись у меня дома утром, когда он одевался, еле-еле разлепив глаза, а я оглядел его, приподняв голову с подушки, и провалился обратно в сон. Начинало подмораживать, и шорох листвы становился зловещим. Я стоял, как дурак, и не знал, куда мне деться. Пробовал позвонить еще раз, но итог оказался тем же. Может все уже решилось, и он спит, думал я, когда телефон беззвучно завибрировал в руке. Сердце ёкнуло. — Алло? — Да, — я выдохнул, — Ты... Звонил? — а в ответ молчание, у меня началась тихо сжиматься грудь. — Что случилось? — я слегка нагнулся, вслушиваясь в тишину. — Я... — выдавил он, — не смог... — я почти ничего не разобрал, а потом он больше и не пытался что-то говорить. Я смотрел на костер, пока Кирилл не перестал всхлипывать и шмыгать. — Кирилл? — позвал я аккуратно, — Ты где сейчас? Он выдохнул и ответил с заложенным носом: — У дома... Твоего. — Давно там? Ты в подъезде? — Часа два, — его голос выравнивался, — я не смог зайти. Никто тут не ходит. — Я сейчас на даче. Зажми на двери первую, седьмую и девятую, – я подождал пока он угукнет и продолжил, — Жди там. Вызову тебе такси сюда. Хочешь? — Спасибо... — ответил он. Звук машины послышался из-за поворота, белая лада рассекала темноту фарами. В детстве я смотрел фильм по единственному каналу, который показывал дачный телевизор, где громадный батискаф пробирался сквозь толщи воды в полном мраке, только тонкие лучи фонарей прорезали воду. Тогда я очень впечатлился этим, и когда папа вернулся с поля, я все ему рассказал, и о том, какие рыбы живут на такой глубине, и как страшно оказаться так далеко от солнца. Папа сидел рядом, от него пахло сеном, он пообещал сводить меня к речке, чтобы посмотреть, какая рыба водится у нас в Ложике. Когда свет ослепил меня, я махнул рукой, чтоб меня заметили. Водитель зажал тормоз посреди огромной лужи, поливая все вокруг. Пока я расплачивался с таксистом, сзади слышалась негромкая ругань. Водитель резко вдарил по газам, но я успел отойти в сторону, а Кирилл еще не успел отойти от того, что намочил ноги, когда штаны покрылись грязными каплями. — Привет, — сказал он, подняв голову — я, кажется, не поздоровался, — и отвернулся. Я пожал руку и потянул за нее в свет фонаря. Кирилл смотрел вверх. Карие, с примесью зеленого, глаза покраснели, а веки припухли. Брови хмурились, на лбу появилась полоска. На щеках белели шрамы после сыпи, под носом красное пятно. Тонкие губы сжались в полоску, и когда посмотрел на них, я вспомнил, как просыпался ночью и свет с улицы покрывал его лицо. Одежда Кирилла вся в грязи, будто он катался по земле, а кофта вся в темной шерсти. Куртки нет, да и штаны похожи на домашние. — Давай зайдем, — сказал я и ощутил, как во рту пересохло. Он зашел за мной, я запер ворота и пошел вглубь двора. Я указал ему направление к костру, а сам забежал в дом на веранду. Достал любимую куртку, которую мать отбирала, чтоб я не позорился перед соседями. Кирилла я нашел у бани, он сидел у стопки с дровами на корточках и гладил за ушками Ваську, который от такого внимания лежал, поджав лапки, только хвостом вилял. Я подошел к ним сзади, накинул куртку на плечи Кирилла, он дернулся и посмотрел вверх. Уголки его губ неловко дернулись вверх, но глаза снова намокли. Я опустился рядом, кот тоже взглянул на меня и подставил мордочку под руку, стало слышно, как он урчит. — Ну ты и кабанчик, — сказал я Ваське, под рукой вибрировал его теплый бок. Кирилл спрятал лицо в сгибе локтя, шмыгнул тихонько. — А кличка у него какая? — спросил он из укрытия. — Этот, вроде, Васька, — сказал я. — Вроде? — он слегка улыбнулся, судя по интонации. — Да тут где-то еще один такой ходит. Не разберешь, — ответил я и продолжил гладить. —Хороший, — хотел сказать Кирилл, как я понял, но не договорил. Я не знаю, что случилось, но он весь сжался и уткнулся в колени. От земли шел холод, ноги уже онемели, и я еле-еле держал равновесие. Я поднялся и размял ноги. Вокруг становилось светло и холодно, пахло дымом и свежим утром. Моя рука коснулась плеча Кирилла: — Пошли. У костра посидим. Холодно стало, — сказал я. Он разогнулся, но его ноги отказались, и Кирилл шлепнулся на зад. Смешок сам вырвался, парень вытянул конечности и лежал на спине, как генеральская звезда. На скамейке лежал плед, кажется, что он состоит из катышек. Кирилл надел куртку, сел ближе к огню. Все-таки мама была права на счет этой куртки, в подмышке дыра, воротник оторвали, но парню она по размеру, многие недостатки сгладились. На мне она всегда болталась и казалась хуже, чем есть. Я сел рядом и укрыл нас пледом, его конец ускользал из моих рук, и сбоку поддувало. Кирилл потирал красные пальцы. Голова тяжелела, еле-еле уловимый запах клубка шерсти смешался с мягким теплом под носом. Только и слышно, как что-то мерно стучит. Я дернулся и разлепил глаза, голова начинала болеть. Вокруг совсем светло, над лесом поднималась фиолетовая волна рассвета. Рядом жался ко мне Кирилл, от моих резких движений он проснулся и смотрел на меня через щелку век. На этот раз я спросил, указывая на кровать: — Сюда ляжешь или на диван? Он сидел в трусах на краю кровати и молчал. Я разделся и снял носки. Он все сидел. Я выключил свет, а он так и сидел. Я посмотрел на это с минуту, шлепая ступнями по полу, подошел к кровати, подтолкнул парня и влез под одеяло. Он отвернулся к стене, я повернулся к краю. Кирилл заворочался и задевал меня, вертелась подушка, выдохи тяжелели, и ноги терлись об белье. Я повернулся к нему, он уткнулся в обои, сделав уже пару оборотов. Я закинул на его бедро ногу и старательно засопел. Он еще повздыхал, рука пыталась аккуратно сбросить груз. Кирилл перестал толкаться, и когда я начал проваливаться в сон, почувствовал теплые пальцы на голени, они ходили вверх-вниз и сжимали почти невесомо. За пределами кровати темнота, до комнаты доносился шелест листвы через дыры в рамках окон. Я уткнулся в макушку в густые и короткие волосы, они еще пахли костром. Ступня, которая торчала из-под одеяла, замерзла, я подтянул ее и заснул окончательно под тихое дыхание. *** Проснулся я от холода. Дождь стучал по окну, ветки деревьев бились о стекло, и я чувствовал, что за мной следят. Спустя минуту внутреннего времени, теплые пальцы коснулись моей щеки. Внутри сжималась спиралька, не трудно догадаться, кто и почему гладит мое лицо. Это вызывало мурашки, которые проходят по предплечьям, стекаются ко рту, который я не могу разлепить, к глазам, которые я не хочу открывать. Когда он слегка коснулся губ, стало щекотно, и я внезапно для себя разлепил веки. Кирилл лежал рядом на боку, облокотившись на подушку, и застыл, как лось на дороге перед фурой. Все потихоньку приобретало четкость, я проморгался и увидел все в утреннем свете, которому тучи оставили пару лазеек. Во время моей заминки, Кирилл метнулся к стенке, а одеяло, что лежало у ног, быстро прикрыло его до макушки. Воздух окутывал колючей простыню, сквозь ноги мороз пробирался вверх по телу. Я сжал руки между колен, пытаясь сохранить тепло, которое быстро утекало. Внутри еще оставался осадок от сна, как весенняя грязь на протоптанной тропе. Всегда высыхала и сейчас должна. Я смотрел под ноги, а в голове складывалась мозаика, она встала перед глазами целым вчерашним днем. Когда я оглянулся, Кирилл уже скинул одеяло и сидел на кровати, взглядом уперся мне куда-то в спину. — Как спалось? — поинтересовался я, вставая. — Хорошо, — прохрипел он. — Тебе нужно в город сегодня? — уточнил я сразу и оглянулся. Кирилл только покачал головой из стороны в сторону. — Хочешь, на речку сходим? — А она тут есть? Я не знал... Только у меня нет теплой одежды... — Да это не проблема. Кирилл оглядывал все вокруг, пока мы пробирались на веранду. Сквозь шкафы и горы всякого хлама, который никто не трогал годами, дошли до хранилища старой одежды —сундука. Я начал рыться в нем, доставая то, что лежала наверху, и передавал это подержать Кириллу. Он растянул светлый свитер крупной вязки с высоким горлом. Когда я наконец-то дошел до нужных штанов и обернулся, Кирилл стоял уже в свитере и ощупывал себя по груди со скромной улыбкой. Этот свитер я помню с самого детства, мать вязала его для меня, но она только училась и не рассчитала по размеру, тогда носил его отец. Я попросил Кирилла поднять левую руку, в подмышке торчал конец пряжи, за который я дернул. — Это специальный хвостик, чтобы баловаться? — спросил Кирилл. Я улыбнулся. — Не знаю, как на самом деле, но я всегда использовал его так. Скажу сразу, я не собираюсь останавливаться. Кирилл хохотнул и спрятал ниточку. Позавтракали вчерашними остатками шашлыка, закусок и овощей. Даже пара банок с пивом осталась, которую мы отложили до вечера. Я предложил Кириллу куртку потеплее, только он вцепился в ту, которую я предложил ночью. Так мы и выдвинулись со двора, когда дождь остановился. За оградой сразу начиналось небольшое поле размером с футбольное. Местами ноги проваливались в мокрую ловушку, лужи прикрытые травой. Дальше начиналась тропинка в лес. Кирилл встал на стыке, задрал голову к макушкам деревьев и спросил: — Мы не заблудимся? — Не бойся. Я же тут. Я могу не только поддержать моральный дух, если мы потеряемся, — он взглянул на меня сбоку с улыбкой, — я еще и знаю это место всю свою жизнь. Я шагнул на дорожку, и мы двинулись в гущу. Дорога петляла через овраги, переходила через речку, чье течение перекрыли плотины. Кирилл смотрел на деревья, от которых остались только пеньки с острым верхом, тыкал в них пальцем и коротко подмечал: "Бобры". Мои глаза целое десятилетие тренировались долгими прогулками по этой дороге, чтобы видеть каждый гриб, который решился здесь вырасти. Я указывал в нужную сторону Кириллу, и он с азартом выискивал шляпки, иногда звал меня для консультации, не поганка ли это. Самое большое впечатление произвел на него мухомор, он выглядывал из кучи листьев и сразу привлек внимание. — Настоящий? Мухомор? — И такое возможно, — хохотнул я, — хотя скорее, я думаю, его здесь выронили студенты из ГИТИСа. — По пути в сельский клуб? — уточнил Кирилл. — Все именно так, — хохотнул я. Через пару шагов Кирилл остановился под дубом, под которым лежали желуди. Кирилл поднял один, поправил куртку, пригладил волосы и продекламировал: Свинья под Дубом вековым! Наелась желудей досыта, до отвала! Наевшись, выспалась под ним! Потом, глаза продравши, встала! Здесь он замялся, но быстро взял себя в руки и выдал таким трагичным голосом, которым, я думаю, объявил бы последний человек смерть человечества: И рылом подрывать у Дуба корни стала! Я аплодировал, пока ладони не начали гореть почти невыносимо, все это время Кирилл стоял в театральной позе и тихо дрожал, пока смех все-таки не прорвался. Когда мы вышли к реке, и лес остался позади, ветер засвистел, казалось со всех сторон, будто Соловей-разбойник выжидал по ту сторону. Течение стало не таким буйным, даже река повзрослела и степенно шла по своему руслу, и это ни разу не уменьшило ее красоту. Я расстелил на старое дерево, поваленное еще до моего рождения, покрывало. Кирилл стоял у края берега с закрытыми глазами и раскинул руки, будто сейчас спланирует вниз, и я уверен, что взлетит. Я достал термос и присел, впитывая то, что вижу. Кирилл подтянулся ко мне, я передал ему крышку с горячим чаем, тот погрел руки и принялся за дело. — Если хочешь, — мой голос показался мне слишком громким в таком месте, и я продолжил тише, — можешь рассказать. Кирилл посмотрел на меня прямо, покрепче ухватился за крышку. — Вчера я должен был выйти на работу. Ну, как обычно. Я пришел, отработал. Дядя попросил немного задержаться. Там проводилась инвентаризация, и я согласился. Это заняло-то всего два часа. Я пришел домой. Там батя уже спал ужранный. Я зашел на кухню, а там миска у Тихона полная. Я напрягся. Мне стало страшно уже тогда. Стал его звать. А он не отзывается, — Кирилл сжался, вгляделся в тот берег и продолжил, — я все обыскал, все... Я тогда подумал, что его просто нет дома. А он ведь домашний стал, да и старый уже. Я его подобрал, когда мне было лет семь. Мать тогда отправляла нас на прогулку с отцом. Он и раньше пил. Правда, не так, как сейчас. Мы шли в парк, где он встречался с друзьями, а я играл на площадке. Только после девяти часов уже все дети расходились. Только те, кто постарше компаниями сидели на горках и качелях. Я боялся там оставаться. Я прятался во дворе дома рядом, где даже фонарь не горел. Я садился на скамейку и разглядывал все вокруг. Что поменялось, пока меня не было. Что я не замечал раньше. Каждый раз на том месте появлялся маленький, но уже кот. Он садился на другой конец скамейки, поджимая лапки. Он боялся меня. Только рядом сидел. У меня получилось подкупить его, когда отец купил для закуски сосисок и отдал мне одну. Теперь он сидел у меня на коленях. Мне было спокойно, когда он мурчал. Как-то раз отец так напился, что патрулирующие забрали его на сутки, а я так и остался сидеть в том дворе. Тогда я назвал его Тихоном. Я сидел на скамейке до утра. Только Тихон и я. Пока меня не заметила мамина знакомая. Не знаю, может в откуп за этот случай, мне разрешили оставить Тихона. Отец его просто игнорировал, но терпел. Может, чувствовал себя виноватым. Не знаю, — Кирилл хмыкнул, отдал крышку и продолжил, засунув руки в карманы. — Вот вчера я вылетел на улицу. Я не знал, когда он вышел. Да и мог пойти он куда угодно. Я проверил весь двор. Его не было. Начал проверять подвалы, а они все заперты. Я просил у каждого входящего и выходящего ключ. В итоге в четвертом подвале я начал его звать, и он откликнулся. Я был счастлив, — Кирилл протер глаза, — когда я вытащил его, он уже не стоял на лапах. Так тяжело дышал и смотрел на меня красными глазами. Даже не мяукнул больше ни разу. Я сразу поехал с ним к ветеринару. Только все, что они сказали, сводилось к тому, что, скорее всего Тихон еще до обеда съел крысиный яд. Ты ведь и сам знаешь, что у нас за город. Здесь у ветеринаров лечат только скот. Они, конечно, предлагали съездить в центр. Двести километров. Понимаешь? Я себя не могу защитить, а там Тихон. Он же только от меня и зависит... Я не смог его... Просто... Он спас меня, а я не смог ему... понимаешь... помочь... У меня наворачивались слезы, но я не двигался, только глядел на вверх и совсем украдкой подтирал глаза, чтоб не отвлекать Кирилла. Когда он замолчал, я притянул его за плечи и зажал в объятиях, он выдохнул в шею "спасибо", и я смог сказать только: "Справимся". Домой вернулись, когда начинало темнеть. Я развел костер, и мы снова оказались на скамейке, но с пивом в руках. Потихоньку тепло наполняло тело, мозг расслабился. Кирилл сидел рядом и уставился вверх, где не было ни одной звезды. Я нащупал его теплую и мягкую руку. Он опустил взгляд на меня, и свет от костра осветил его улыбку. Я приблизился к его лицу, он смотрел мне в глаза, а я не мог выкинуть из головы этот образ под уличным светом. Я слегка наклонился, чтоб еще раз почувствовать, как он будет жмуриться. От легкого прикосновения диафрагма сжалась и что-то сильное освободилась в груди.