Пойманная бабочка

Сычен держал в своей комнате бабочку, Юта был в этом почти уверен. Он видел, как Сычен поймал её, невесть как оказавшуюся в квартире, которую они снимали на двоих. Поймал – и посадил в стеклянную банку. – Я выпущу её завтра, – сказал он, словно оправдываясь. – Сегодня дождь, и на улице она погибнет. Бабочка была удивительная, с заострёнными кверху крыльями, совершенно чёрными снаружи и изумрудно-зелёными, как будто даже светящимися, внутри. Небольшая, чуть меньше обычной капустницы, она двигалась медленно и плавно, словно во сне, и, оказавшись в банке, сразу же опустилась на стекло и замерла, развернув свои удивительные крылья. Свет лампочки играл на них золотисто-зелёными бликами. Юта был уверен: ни на следующий день, ни после Сычен не отпустил её. Он не смог бы объяснить, откуда у него взялась эта уверенность. Он просто знал, как люди знают, когда им хочется плакать или когда они любят кого-то. В одну из ночей, в конце октября, проходя ночью мимо комнаты Сычена, Юта услышал тихий звук, похожий на звон нити в перегорающей лампочке. Он остановился у двери и затаил дыхание, прислушиваясь к шорохам внутри. Он ждал, что, может быть, Сычен заворочается в кровати или скажет что-нибудь (иногда он говорил во сне что-то невнятное), но было тихо, только этот непонятный, тревожный звук дрожал в воздухе и, казалось, вибрировал внутри черепной коробки, и вдруг перед глазами Юты вспыхнул образ: бабочка билась крыльями о стекло, где-то там, в темноте Сыченовой комнате, и никак не могла освободиться. Это было абсурдно, и всё же Юта чувствовал, что она там. Её тоска и несвобода отозвались в тёмных глубинах его сердца. Сколько вообще живут бабочки? – думал он наутро. – И что Сычен с ней делает? Должен же он как-то её кормить и выпускать полетать. Когда Сычен пошёл в душ, Юта заглянул в его комнату. Странно светлая, несмотря на закрытое белыми шторами окно, она едва ощутимо пахла чем-то нежным, медово-цветочным, словно поздняя весна (или, подумал Юта, райский сад), и этот запах манил зайти внутрь и лечь в расправленную, смятую постель. Бабочки нигде не было видно, однако теперь Юта не сомневался, что она там и ещё жива. Услышав, что в ванной выключилась вода, Юта выскользнул в коридор и, тихо закрыв за собой дверь, пошёл на кухню. Сычен очень не любил, когда кто-нибудь заглядывал в его комнату. Вечером, Юта как бы между делом спросил: – Кстати, а что случилось с той бабочкой? – Я отпустил её, – удивился Сычен. – На следующее же утро. Они сидели на кухне и ели приготовленный Сыченом ужин – готовили они по очереди и ужинали и завтракали обычно вместе, как семья. Сычен кутался в пушистую белую кофту и привычно избегал встречаться взглядом с Ютой. Юта же, напротив, смотрел ему прямо в лицо, пытаясь подловить на лжи. – И ты не хотел её оставить? – спросил он. – Хотел, немножко, – признал Сычен. – Она ведь была такая красивая. Такая необычная. Знаешь, я потом пытался выяснить, что это за вид, но так и не нашёл ничего похожего. – Он улыбнулся мечтательно, словно внутренним взором наблюдал никому не видимые облака. – Можно подумать, она была единственная в своём роде. Но за ней ведь нужно было бы как-то ухаживать, а я понятия не имею, как. Да и держать в неволе живое существо неправильно. Его глаза стали ещё более задумчивы. В них играли янтарные блики от когда-то приманившей бабочку лампы, стоящей на столе, в её свете кожа Сычена золотилась, словно под солнцем, и пахла тем едва ощутимым сладостным запахом цветов, который Юта, вдохнув утром, теперь никак не мог перестать замечать. – И поэтому ты отпустил её, – хмыкнул Юта, и Сычен кивнул. Непонятная грусть блеснула на дне его глаз и выскользнула в сердце Юты, так и оставшись там. Той ночью в квартире царила напряжённая, прислушивающаяся тишина. Замерев под её тяжестью, Юта лежал на спине, ожидая невесть чего. Собственное сердце глухими ударами билось в ушах, и долгое время кроме этого звука не было ничего, пока что-то не зашуршало у стены над самой головой Юты – и через секунду, невидимое в темноте, коснулось его губ невесомой щекоткой. Юта ахнул, и ощущение пропало. Испуганный, он резко сел в кровати и включил ночник. В комнате, кроме него, не было ничего живого. За стеной Сычен заворочался в постели. Затаив дыхание, Юта прислушался – к скрипу кровати и тихим стонам, от которых кровь горячей волной бросилась одновременно к щекам и паху. Больше всего на свете он хотел бы быть там, с ним, и услышать эти стоны, держа Сычена в объятиях. Утром Сычен уже сидел на кухне и завтракал хлопьями с молоком, когда Юта встал. На нём был серый домашний костюмчик, волосы взъерошенные и мокрые после душа, а под глазами залегли тени. Юта автоматически положил руку ему на плечо – это было гораздо меньше того, что он хотел, но всё же похоже. – Привет, – сказал он. – Привет, – улыбнулся Сычен. Льющееся через окно солнце, ослепительное после тёмной ночи, обрисовывало белым золотом его силуэт. К правому уголку губ Сычена прилипло несколько крошек. Не успев подумать, Юта стёр их пальцем – и вдруг вспомнил, как что-то коснулось его собственных губ ночью. Сычен отпрянул от него, удивлённо глядя. – Прости, – сказал Юта. – Я просто убрал кукурузные крошки. На автомате. Сычен чуть улыбнулся и смущённо вытер губы ещё раз. В тот день после работы Юта попал под дождь. Он зашёл в магазин сувениров и купил разноцветные гирлянды и печенье в форме осенних листьев, а когда выходил, весь город уже накрыло ливнем. Домой он пришёл полностью вымокший и продрогший, бросил сумку с покупками в коридоре и сразу забрался под горячий душ, где стоял, пока не прогрелся, а потом, даже не поужинав, лёг спать. Он проснулся от чуть щекотного ощущения сзади на шее, как будто кто-то (Сычен) нежно провёл по ней пальцами. Сладко вздохнув, он уткнулся лицом в подушку и хотел продолжить спать, но ощущение повторилось на спине, между лопаток, потом на ушной раковине и, одновременно, на запястье правой руки. Юта попытался поймать то, что касалось его кожи, но его рука схватила только воздух. Однако сквозь шум дождя с улицы он успел услышать шелест крыльев и ощутил движение воздуха. Перевернувшись на спину, в льющемся через незашторенное окно свете фонарей, Юта увидел: над ним кружили бабочки. Штук десять, не меньше, и ещё столько же или больше сидело на стенах. Они двигались плавно, словно в замедленной съёмке или во сне. Одна из них опустилась Юте на щеку – маленькая, с заострёнными крыльями, та самая. Затаив дыхание, он следил за ней. За стеной раздался тихий звук – Сычен произнёс что-то, очень похожее на имя Юты, – и его сердце бешено заколотилось. Бабочка вспорхнула и опустилась ему на губы поцелуем. Юта замер, боясь её спугнуть. Щекотно перебирая лапками и то и дело задевая его крыльями, она ползала по нему, и тогда Юта, сложив губы в поцелуй, представил перед собой Сычена. Бабочка испуганно взлетела, но тут же села вновь, и с ней ещё одна, побольше, на щеку, и ещё – в центр груди, и за ней две – на соски, заставив Юту судорожно вздохнуть. И следом все остальные, те, которые сидели на стенах, и те, которые прятались где-то в темноте, закружились над ним медленным вихрем и начали опускаться, облепляя его кожу. За стеной всхлипнул Сычен, и, как вчера, заскрипела кровать. Юта закрыл глаза. Он подумал, что всё это сон – чертовски сладкий и прекрасный. Раскинув руки и сбросив на пол одеяло, он позволил бабочкам покрыть его целиком, сам же в этот момент представил, как Сычен дрочит в своей пахнущей раем комнате, толкаясь бёдрами в руку, изгибаясь на кровати и плача от удовольствия. Бабочки перелетали с места на место, ползали по его телу, щекоча, словно беспрерывно скользящее по коже шёлковое покрывало, дразня невесомыми ласками так, что перехватывало дыхание. Выгнувшись в спине, Юта вообразил Сычена, лежащего на нём, целующего его шею-грудь-живот-бёдра, вообразил, будто ласки бабочек – это его дыхание и прикосновения. Ему хотелось всего этого от Сычена, хотелось, чтобы Сычен трогал и целовал его, откровенно, без стыда, в самых чувствительных местах. Ему хотелось почувствовать, что Сычен его любит. В другой комнате Сычен застонал, кажется, уже совсем забыв, что в квартире он не один. Если бы он так же застонал в руках Юты, тот кончил бы на месте. Согнав бабочек с бёдер, Юта стащил трусы и сжал свой уже давно твёрдый член. Одна бабочка тут же попыталась сесть на головку, но Юта отогнал её и начал неторопливо дрочить, двигая рукой в такт скрипу кровати. Теперь он представлял: Сычен под ним, принимает его член глубоко в своё тело и стонет от этого так сладко. Этого он тоже хотел: распластать Сычена на кровати, вдавить всем своим телом – и брать, глубоко и медленно. Сдув бабочку, Юта облизнул нижнюю губу, думая о похожих на ягоды клубники губах Сычена. Бабочка села на кончик его языка, и Юта клацнул зубами, сделав вид, что хочет её съесть. Она вспорхнула и пересела ему на нос. Юта рассмеялся. Кровать за стеной скрипела всё быстрее. Бабочки ползали по его бёдрам, по низу живота, садились на руку и на член. Юте уже надоело их отгонять – какая разница, если это всё равно были не настоящие бабочки. Он думал только о Сычене. Юта хотел кончить вместе с ним. Удовольствие туманило мысли, почти заставляя забыть, что он не с Сыченом. Двигая рукой всё быстрее, Юта стонал сквозь сжатые зубы. Про себя же он мысленно повторял имя Сычена, снова и снова, представлял, как шепчет его в заострённое ушко и стонет ему в губы. Бабочка с острыми крыльями вернулась к нему на губы – и в этот момент за стеной раздался долгий стон, от которого Юту накрыло оргазмом. Когда он пришёл в себя, бабочки разлетались. Они исчезали в тёмных углах комнаты, растворялись где-то в ночи, и Юта, вытерев сперму трусами и забросив их под кровать, укутался в одеяло и провалился обратно в сон. На следующее утро Юту разбудило ослепительно яркое, словно весеннее, солнце. Щурясь и часто моргая, он сел на кровати, думая о вчерашней ночи. Трусов на нём не было и, значит, его прекрасный сон сном не был. Тихо застонав, он закрыл лицо руками, пытаясь прийти в себя. Когда он вышел из спальни, Сычен уже сидел, как ни в чём не бывало, на кухне и переписывался с кем-то по телефону, всё такой же милый и уютный. Его чёлка была забрана набок розовой заколкой с клубникой, намазанные бальзамом губы перламутрово блестели, и только синяки под глазами стали как будто ещё глубже. – Привет, – улыбнулся он. – Я вчера тебя не дождался и поужинал один. – Я поздно пришёл и сразу лёг спать, – сказал Юта, зорко наблюдая за его лицом. – Кстати, где банка, в которую ты прятал бабочку? Я купил печенье, и, думаю, оно бы здорово смотрелось в ней. Сычен опустил глаза и замялся. – Банка? Кажется, я разбил её, – пробормотал он. – Да, точно. Разбил. – Правда? Жаль, – сказал Юта и невольно умилился, видя, как под его взглядом у Сычена краснеют кончики ушей. – Придётся поискать что-нибудь другое. Вечером Юта вернулся раньше Сычена. Взяв с собой пару гирлянд в качестве прикрытия, он зашёл в его комнату и начал торопливо искать банку, однако всё, что он нашёл, это несколько смятых бумажных салфеток, валяющихся под кроватью, как в спальне Юты валялись его трусы. Хлопнула входная дверь, и Юта замер с гирляндами в руках. Он слышал, как Сычен скинул ботинки, прошёл по коридору – и остановился на пороге своей комнаты, поняв, что там кто-то есть. – Привет, – чуть поморщившись, сказал он, увидев Юту. – Я же просил тебя не заходить, когда меня нет. У меня бардак. Юта пожал плечами. – Не такой, как у меня. Прости. На самом деле, я просто купил симпатичные гирлянды и хотел повесить к тебе в комнату парочку. Они довольно уютно светят и годятся вместо ночника. Сычен вздохнул. – Спасибо за заботу, наверное. Но, пожалуйста, всё-таки не заходи ко мне больше, когда меня нет. Не хочу, чтобы ты видел всё это, – он извиняющимся жестом обвёл захламлённую, но почему-то всё равно пахнущую раем комнату. Потом взглянул на гирлянды: – Они правда очень милые. Спасибо. Я сам повешу, хорошо? Юта кивнул и отдал гирлянды. – Ты в порядке? – спросил он, глядя на усталое лицо Сычена, и, не дожидаясь ответа, зная, что Сычен всё равно ничего не скажет, осторожно обнял его. Сычен удивлённо ахнул и обнял Юту в ответ, но сделал это скорее из вежливости, держась по-прежнему настороженно. Несмотря на это, его не хотелось отпускать, а хотелось, наоборот, сжать сильнее – и уложить в постель, так удачно оставшуюся расправленной. Но Сычен оставался чужим и напряжённым в его руках, и Юте пришлось его отпустить. Юта развешал гирлянды по всей квартире: одну повесил у стола на кухне, другую – на гардину, третью – над дверью, ещё две оставшиеся прикрепил к стенам в коридоре. Только в своей комнате он не стал ничего вешать – ему хотелось темноты, в которой появлялись бабочки. В ту ночь он лёг спать обнажённый. Его тело, вся его кожа горела в ожидании. Он задремал, а проснулся от уже знакомого ощущения на губах. – Привет, – улыбнулся Юта, сдувая с губ бабочку, которая тут же села обратно. Ещё несколько сидело у него на неприкрытой одеялом руке, другие ждали на стенах, на спинке кровати, на подушке рядом с ним. За стеной заворочался Сычен. – Ты ведь от него? – прошептал Юта бабочке, стягивая с себя одеяло. – Почему он не придёт ко мне сам? Его сердце бешено забилось. Закрыв глаза, он раскинулся на кровати, позволяя бабочкам облепить его целиком, и задрожал, почувствовав их на себе. Их оказалось слишком много. Лёгкие, шёлковые прикосновения покрыли всё его тело, дразня и без того слишком чувствительные нервные окончания. Юте захотелось закрыться, немного приостановить поток ощущений, но эти бабочки были как-то связаны с Сыченом, и он заставил себя не сопротивляться. Он хотел принять от Сычена всё, что тот давал ему. Сычен застонал. Юте ярко представилось, что он стоит на четвереньках, так, что, находись они в одной кровати, Юта был бы точно под ним. Изогнувшись всем телом, Юта провёл руками от бёдер до плеч – бабочки взлетали из-под его пальцев и тут же садились обратно. Изобразив губами поцелуй, он потянулся к воображаемому любовнику. Бабочка продолжала ползать по его губам, и, когда Юта разомкнул их, она чуть не упала ему в рот, но в последний момент успела взлететь. Юта хрипло засмеялся. Бабочка вернулась на своё место, словно дразня его, и Юта начал играть с ней. Пытаясь поймать её губами, он высовывал язык, на который она тут же садилась, и заманивал её в рот, представляя, что точно так же он мог бы заманивать язык Сычена, если бы только Сычену достало смелости прийти к нему. Остальные бабочки находились в постоянном движении, ползая по Юте. Их прикосновения сладко ласкали его живот и соски, шею и чувствительную внутреннюю сторону бёдер, и всё же – это были не любимые руки. Застонав от разочарования, от желания, удовлетворённого лишь на малую долю, Юта забился, как пойманная Сыченом бабочка в своём стеклянном плену. Он начал судорожно гладить себя, впиваясь пальцами в кожу, сжимая свои сладко ноющие бёдра и давя зазевавшихся бабочек – они превращались в шёлковую пыль, и Юта думал: останется от них какой-то след – или только пятна от спермы на его и Сычена простынях? Бабочки взлетали и снова садились на него, на его руки и лицо, залепляя глаза. Их крылья в темноте казались чёрными, но Юта знал, что на самом деле они разноцветные, переливчатых глубоких тонов. В соседней комнате глухо, голодно стонал Сычен. Юта резко выдохнул. Его накрыло тёмной, непроницаемой волной желания, в которой не осталось никаких связных мыслей. – Лети к нему, – прошептал он, согнав бабочку с губ. Она послушалась. Поднявшись под потолок, она исчезла где-то в ночи, и следом все остальные покинули Юту, двигаясь в своей странной, наводящей на мысли о лунатиках, манере. Юта остался лежать на кровати, мелко дрожа и пытаясь совладать с дыханием. Теперь, когда больше некому было ласкать его, его кожа болела от желания, чтобы Сычен прикоснулся к нему. Однако через пару минут он услышал тихий удивлённый возглас и смех из-за стены. Бабочки вернулись к Сычену, и Юта знал, что могло быть только одно объяснение, почему они послушались его; то же самое объяснение, что и у его связи с пленённой бабочкой. Обняв себя за плечи, Юта представил Сычена, лежащего посреди смятой постели, отгоняющего от себя бабочек и смеющегося и щурящегося от удовольствия, когда они всё-таки на него садились. Закрыв глаза, Юта вообразил, как проводит пальцами по шее Сычена, и тихий стон за стеной подтвердил, что бабочки подчинились ему. Юта довольно ухмыльнулся. Как прежде он чувствовал, что бабочка бьётся в банке, так теперь он знал, что происходит в соседней спальне. Встав на колени, он целенаправленно подумал о Сычене. Юта точно знал, что сейчас он лежит на спине, раскинув ноги, в своём сереньком домашнем костюмчике, его футболка задрана, открывая соски, и тонкая ткань штанов обтягивает твёрдый член. Закусив губу, Юта представил, как осторожно касается по очереди его сосков, потом – пупка. Сычен снова тихо засмеялся, как от щекотки. – Поцелуй его за меня, – прошептал Юта, и маленькая бабочка, которую Сычен держал в плену, послушно опустилась ему на губы. Юта вообразил, как ведёт пальцами вниз по его животу, и Сычен издал какой-то нечленораздельный звук. Водя рукой по воздуху, словно под его пальцами была тёплая плоть, Юта останавливался там, где должна была начинаться резинка штанов, пока Сычен не догадался снять их, а следом и футболку, открывая доступ ко всему своему телу, и тогда, закусив язык, Юта представил, как бабочки слетелись со всей комнаты, полностью облепляя его, щекоча крыльями и лаская в самых нежных местах. Сычен, не ожидавший такого, вскрикнул и перевернулся на живот, пытаясь закрыться, и тогда бабочки перелетели ему на спину. Обняв подушку, Сычен сладко заплакал и закусил своё запястье. Юте показалось, что он чувствует его запах, запах едва распустившихся бутонов. Упав на кровать, он представил под собой Сычена, его гибкую спину, представил, как целует его вдоль позвоночника, а Сычен мечется под его ласками. За стеной Сычен звал его, но Юта уже не мог оторваться от своей фантазии. Водя руками по холодной простыне, он думал о шёлковой коже Сычена, о том, как будет вжимать его в постель, толкаясь бёдрами между его ягодиц и доводя их обоих до исступления. Он знал, что в этот же момент Сычен плачет в своей комнате, извиваясь под бесплотными касаниями бабочек и желая большего, трахая постель и мечтая о Юте. Вжавшись губами в подушку, как мог бы прижиматься к горячей шее Сычена, Юта скользнул под бёдра рукой, как будто подхватывая Сычена под живот. Подчиняясь его желанию, Сычен беспомощно захныкал и приподнял бёдра, пропуская бабочек, которые сразу же облепили его пах. Сычен задрожал всем телом, и его дрожь передалась Юте. Закусив губу, Юта прижал руку к члену, окончательно утопая в своих мыслях о Сычене, о его теле, его запахе, вкусе его губ, сладко-солёном от крови… Юта услышал, как вскрикнул Сычен, – и почувствовал, как по руке разлилась его собственная горячая сперма. Тяжело дыша, он обмяк на кровати. За стеной царила тишина. В своей комнате Юта был один и более одинок, чем когда-либо. Когда утром на кухне Юта случайно задел Сычена плечом, тот вздрогнул и выронил ложку. – Прости, – пробормотал Юта, глядя в его широко раскрытые глаза, под которыми залегли синие тени бессонной ночи. – Я не хотел тебя напугать. Он сам поднял ложку и, сполоснув её, протянул Сычену. На запястье Сычена, под задравшимся рукавом, темнели следы зубов, и во всей квартире стоял запах цветов, от которого чуть кружилась голова и во рту оставался сладкий привкус мёда с водой. – Чем сегодня будешь заниматься? – спросил Юта, краем глаза следя за Сыченом. – Сегодня ведь выходной. Сычен повёл плечами, словно ему было неуютно под взглядом Юты – или в собственном теле (потому ли, что Юта ласкал его ночью?). – Не знаю. Ещё не думал, – сказал он, опустив глаза и отчего-то покраснев. – Не хочешь сходить куда-нибудь? Или, может, купим чипсов и посмотрим вместе какой-нибудь фильм? Мне тоже сегодня нечем заняться. Юте хотелось совсем другого: поцеловать синяк на его запястье, утащить его в спальню или разложить прямо здесь на столе, любить его и пить его стоны, как бабочки пили цветочный нектар. Впрочем, для начала он был согласен на прогулку или фильм. – Я хотел бы отоспаться, если честно, – Сычен неестественно улыбнулся, тревожно взглянув на Юту. Под слоем перламутрового бальзама его губы были все в сухих красно-коричневых корочках. – Ладно. Как хочешь, – сказал Юта. – Но я загляну ещё вечером, ладно? Вдруг ты передумаешь. Сычен кивнул, отведя глаза. Практически весь день они просидели в своих комнатах. Юта пребывал в странном, сонно-мечтательном настроении. Он лежал на кровати, закинув ноги на подушку, листал книгу, теряя концентрацию после каждого прочитанного предложения, и то и дело погружался в воспоминания о прошедшей ночи. Прикрыв глаза, он поглаживал себя по животу под футболкой, обводил татуировку и забирался пальцами под пояс штанов, но не слишком далеко. Запах цветов теперь поселился и в его комнате, на его коже, словно ему всё-таки удалось по-настоящему прижать Сычена к себе. Несколько раз он слышал, как Сычен мастурбирует. Он включал какой-то сериал, надеясь, что это отвлечёт Юту от звуков, но Юта всё прекрасно слышал. Ему, впрочем, это казалось довольно милым. – Тебе следовало бы включить порно, чтобы я ничего не понял, – усмехнулся он, глядя на разделяющую их стену. Снова он слышал, как скрипела кровать, как Сычен не мог сдержать свои стоны и как тихо он плакал, когда кончал. Это было странно и в какой-то мере обидно – то, что Сычен отказывался разделить удовольствие с ним. – Если ты так хочешь меня, почему не придёшь ко мне? – прошептал он, гладя себя под футболкой. – Я не обижу тебя. Его желание, впрочем, становилось горьким, и он уже сомневался, что сказал правду и действительно не обидит Сычена. Его тело изнывало от необходимости ощутить прикосновение. Под вечер Сычен куда-то собрался. Юта поймал его уже в коридоре, когда он обувался. – Хочу прогуляться, – сказал он, не глядя Юте в глаза. Надев куртку, Сычен замер на пороге в нерешительности. Он оглянулся на свою комнату, явно думая о том, что Юта пойдёт туда, но ничего не сказал – это было бы невежливо. Конечно, оставшись один, Юта сразу же ослушался его запрета. В льющемся из-за штор молочном свете угасающего дня спальня Сычена казалась раем. Забыв обо всём, Юта лёг в его постель, представляя, как Сычен ласкал себя здесь. Не сразу, но он заметил стоящую на столе банку: она была пуста, крышка закрыта. Прижавшись лицом к подушке Сычена, Юта задремал, а когда проснулся, комнату уже заволокли сумерки – а в банке сидела бабочка. Пытаясь прогнать сонную муть из головы, Юта сел на кровати. Бабочка под его взглядом перелетела с одного места на другое и, покрутившись, раскрыла перед ним крылья. Затаив дыхание, Юта взял банку и открыл крышку, но пленница даже не пыталась вылететь. Хлопнула входная дверь, и через минуту в комнату вошёл Сычен. Он, кажется, даже не удивился, увидев Юту, только чуть нахмурился. – Какого чёрта ты делаешь в моей кровати? – спросил он, однако по тому, как он продолжал прятать глаза, Юта подозревал, что под маской раздражения он прячет смущение. Заметив банку в руках Юты, Сычен замер и весь напрягся. – Почему ты не отпустил её? – спросил Юта, разглядывая крылья бабочки, в полумраке кажущиеся тёмно-зелёными. Сычен тихонько вздохнул. – Я отпустил. Она осталась. Подойдя к кровати, он сел на самый край, и, почувствовав его присутствие, бабочка выпорхнула из банки и села на его протянутую руку. Только сейчас Юта заметил, что в комнате уже начали появляться другие: он увидел несколько из них на стене, и копошащуюся парочку рядом с собой на одеяле, занятую тем, о чём они с Сыченом пока только мечтали, и движение в тёмных углах комнаты, скрывающее ещё бог знает сколько пар крыльев… – Это твои? – спросил Сычен. – Что они такое? Они появлялись, когда я думал о тебе… В его голосе прозвучала готовность, почти обречённость, как у человека, уставшего бегать от себя. Поставив банку на стол, Юта коснулся крыльев бабочки. Взмахнув ими один раз, она снова замерла. – Только думал? – спросил Юта, садясь к нему ближе, так, чтобы чувствовать тепло его тела. – Представлял тебя, – тихо сказал Сычен, и его голос дрогнул. – Любил тебя в своих фантазиях. Он бросил на Юту отчаянный взгляд. От его признания у Юты перехватило дыхание. Поднеся палец к бабочке, которая тут же на него послушно переползла, Юта пересадил её Сычену на скулу. – Щекотно, – пробормотал тот, заулыбавшись, но прогнать её не попытался. Осторожно, чтобы не напугать Сычена, Юта провёл кончиками пальцев по его щеке и чуть не застонал, когда Сычен сам потянулся за его прикосновением. Юта положил руку ему на шею, чуть поглаживая, и Сычен закрыл глаза. – Ты знаешь, откуда они взялись? – спросил он, подаваясь на руку Юты. Его кожа была горячая. – Нет. Они прилетали ко мне ночами, делая то, что ты не решался. – А потом ты отправил их ко мне? – Сычен взглянул на него, приоткрыв глаза. Юта кивнул. – Это странно – то, что они подчиняются и мне, и тебе, – сказал Сычен. – Но мне кажется, что они всё же твои. Когда они касались меня, ощущение было, как будто это ты. Трудно объяснить… как будто я чувствовал твою энергетику. К тому же, ведь это ты любишь бабочек, не я. Бабочка перелетела с щеки Сычена ему на нос, и он, засмеявшись, мотнул головой, прогоняя её, и тогда она села ему на ухо, на острый уголок, который так нравился Юте. – Я тоже думаю, что они мои. Может быть, даже часть меня. То время, что у тебя жила бабочка, я часто просыпался по ночам от чувства, будто это меня ты пленил в стеклянной банке. Юта скользнул рукой в волосы Сычена, перебирая их и накручивая на пальцы. Его близость, его райский запах туманили голову. Его хотелось уложить в постель и сделать уже, наконец, всё то, о чём они оба фантазировали ночи напролёт, но Юта всё ещё боялся, что стоит ему поспешить – и Сычен снова закроется и сбежит, и больше Юта его никогда не поймает. – Тогда почему сначала они слушались меня? – спросил Сычен. Юта мягко усмехнулся. – Очень многое во мне подчиняется тебе, – сказал он, и его голос предательски дрогнул. – У тебя ведь так же? Юта положил руку ему на грудь, слушая бешено бьющееся сердце. У Сычена перехватило дыхание, а потом он задышал часто-часто. – Твоё сердце, твоё дыхание подчиняются мне, – улыбнулся Юта и повёл рукой вниз, по его груди и животу. – Твои мысли и фантазии. Твоё желание, – едва дыша, сказал он – и сжал член Сычена через ткань брюк. Сычен вздрогнул и попытался отодвинуться – он оказался не готов к этому ощущению, но второй рукой Юта обнял его за талию, не отпуская. Бабочка тут же вспорхнула с его уха и закружилась между ними, словно пытаясь защитить Сычена. Удивлённый её реакцией, Юта рассмеялся. – Как они тебя любят. Он ослабил хватку, позволяя Сычену выбраться, если бы он только захотел. Но Сычен остался на месте, кусая губы и глядя на Юту из-под ресниц. Его член отвердел под рукой Юты почти сразу, и теперь Сычен неосознанно двигал бёдрами, толкаясь ему в ладонь. Бабочка вернулась на своё место у него на кончике уха. Придвинувшись к нему вплотную, Юта прижался губами к его губам, горячим и покрытым жёсткими корочками, но под ними – восхитительно мягким. Он замер, не позволяя себе большего, пока Сычен первым не раскрыл рот и не попробовал его губы языком. Юта с готовностью откликнулся на его приглашение. Обнимая Сычена, Юта дразнил его, то обводя его язык и тут же отстраняясь, то глубоко вылизывая его рот, сходя с ума от вкуса цветочного нектара. Темнота вокруг них полнилась шорохом крыльев. Краем глаза Юта замечал медленное, сновидческое движение бабочек, кружащих под потолком и ждущих на стенах. Положив руки Юте на пояс, Сычен скользнул ими по спине, под футболкой, заставив его выгнуться, и сам застонал, довольный его реакцией. Почти сразу Юта потерял голову. Впившись в губы Сычена, он опрокинул его на спину и тут же забрался сверху, придавив к кровати и не давая дышать своими поцелуями. Бабочки восприняли это как сигнал. Слетаясь со всей комнаты, они закружились вокруг них, задевая крыльями и пытаясь сесть. Целуя шею Сычена, Юта принялся срывать с него одежду, и его обнажённую кожу тут же облепляли бабочки. Сычен пытался отогнать их, прикосновения Юты и бабочек – это оказалось слишком много для него, но они садились снова. От переизбытка ощущений Сычен дрожал точно так же, как Юта – от нетерпения. Без разбора Юта целовал его кожу, чуть сладковатую на вкус, втягивал в рот соски, вылизывал живот и трахал языком пупок. Стащив с него брюки с трусами, Юта взял в рот и обвёл языком его член, весь мокрый от смазки. Сычен вскрикнул, схватившись за его плечи. Юте было этого мало. С нажимом проведя губами по его члену и выпустив, Юта укусил Сычена за бедро, засосав нежную кожу, наверняка оставляя след, который вскоре нальётся багрово-фиолетовым, и, удерживая его бёдра широко разведёнными, провёл языком между ягодиц. Сычен забился в его хватке, издав потрясённый, протестующий стон. Юту и самого сводила с ума смелость этой ласки, но от этого ему только хотелось повторять её вновь и вновь. Приподняв голову на мгновение, он увидел, что Сычен перестал бороться с бабочками, и теперь они покрывали его тело почти целиком. Маленькая бабочка, жившая в банке, сидела у него на губах, целуя его вместо Юты. Вернувшись к своему занятию, Юта продолжил вылизывать нежную кожу, толкаясь языком в маленькое горячее отверстие. – Не надо, – простонал Сычен, сжимаясь ещё сильнее. – Пожалуйста. Я не готов. Вывернувшись из рук Юты, он перевернулся на бок, сведя ноги. – Боишься? – спросил Юта, покрывая поцелуями его бёдра. – Хорошо. Я не буду делать то, что тебя пугает. Юта целовал его бок, поднимаясь выше и скользя рукой по ягодицам. Сычен перевернулся на спину, подставляя свой живот под поцелуи. Его кожа, лихорадочно горячая, ещё отчётливее запахла цветами, и Юта балдел от этого запаха. – Ты весь пахнешь цветами и чистотой. Пахнешь раем. – Поэтому бабочки так липнут на меня? – всхлипнул Сычен, закрываясь от них. Подцепив футболку Юты, он стащил её, а затем и штаны и прижал его к себе. – Вот так, – выдохнул он. – Спрячь меня от них. Запустив руку Юте в волосы, Сычен жадно поцеловал его, другой рукой шаря по его телу. Бабочки продолжали ползать по ним, щекоча разнеженную кожу, пытались пролезть между ними, забраться в рот и попасть под поцелуи. Юта отгонял их, сминал их крылья, позже обнаруживая под пальцами лишь пустоту или щепочку песка. Тихо постанывая, Сычен прижимался к Юте всем телом, потом, не удержавшись, перевернул его на спину, сам оказавшись сверху, и, шокированный собственной смелостью, замер. Юта улыбался, зачарованно глядя на него снизу вверх. Сычену на губы сразу же снова села бабочка, но он согнал её, тряхнув головой. Склонившись к Юте для нового поцелуя, Сычен накрыл его своим телом, как вчера это делали бабочки, и прижался к нему пахом. У Юты в голове всё плыло от желания. Они снова принялся целовать Сычена, прикусывая его губы, тревожа покрытые корочками ранки, пока из них не пошла кровь. Сычен кусался в ответ и тут же, словно извиняясь, зализывал больные места. Они тёрлись друг о друга членами и оба сходили с ума от возбуждения, но им не хватало стимуляции, чтобы кончить. – Войди в меня, – хрипло прошептал Юта. – Что? – Сычен замер, поражённый предложением. – Я не могу так кончить, – сказал Юта, глядя ему в глаза. – Я хочу или быть в тебе, или чувствовать тебя в себе. Плевать, если это будет больно. Сычен колебался всего пару секунд. – Скажи, если нужно будет остановиться, – выдохнул он. Им обоим было не до поисков чего-нибудь, что могло бы послужить смазкой, поэтому Сычен облизал пальцы и осторожно попытался ввести один. Юта сделал всё, чтобы расслабиться. Широко раскинув ноги, он думал только о Сычене и о сжигающем изнутри жаре желания. Сычен, в свою очередь, отвлекал его поцелуями и нежными укусами в шею. Один палец вошёл довольно легко, и Юте понравился оттенок постыдной неправильности ощущения. На втором пальце стало больно, и Юта закусил губу, пытаясь сосредоточиться на удовольствии. Прижавшись губами к его уху, Сычен обводил раковину языком и тихо, ласково несколько раз произнёс его имя. Юта застонал от того, как сладко оно прозвучало из любимых губ. – Я не могу представить, что окажусь там, – выдохнул Сычен, растягивая его внутри, но они оба уже дрожали от нетерпения. – Я готов, – прошептал Юта, чувствуя, как в животе тугим узлом связались страх и желание. Сычен обмазал член своей слюной, потом собрал предэякулят со своего члена и с члена Юты – в ту ночь они оба текли, как никогда раньше, – и, размазав его по стволу, начал медленно входить. Это было больно – Юта сжал зубы, боясь закричать, потому что тогда бы Сычен остановился. Но боль ни капли не гасила желание, наоборот, она подстёгивала его и делала нездоровым, отключая инстинкт самосохранения. Юта, впрочем, знал, что долго они не продержатся – удовольствие билось под кожей, вот-вот готовое засиять яркой вспышкой. Обхватив Сычена ногой, Юта подался на него, насаживаясь глубже, игнорируя боль, и Сычен громко, утробно застонал. Ощущение чего-то чужеродного внутри казалось странным, неправильным, но Юта хотел этого – ведь в этот момент ему казалось, что они с Сыченом стали единым целым. Обняв Сычена за шею, Юта целовал и целовал его, на зависть бабочкам, пытающимся пролезть между их губами. Сычен толкался в него короткими, неглубокими рывками, но этого оказалось достаточно. Запрокинув голову и дрожа бёдрами, Юта первым сдался наслаждению и кончил, уже понимая, что Сычен кончил вместе с ним. – Тебе ещё больно? – спросил Сычен через какое-то время, устраивая голову у Юты на плече. Юта свёл ноги, чувствуя, как из него вытекает сперма. – Совсем чуть-чуть, – сказал он и мечтательно улыбнулся. – В следующий раз я возьму тебя. Я хочу увидеть твоё лицо, когда окажусь внутри, и ещё больше хочу увидеть тебя потом, после секса, когда из тебя будет вытекать моя сперма. Взяв Сычена за руку, Юта положил её себе между ног и повёл к ложбинке между ягодиц. Он сам же вздрогнул, когда прижал пальцы Сычена к своему болезненно чувствительному отверстию. Сычен застонал и потёрся губами и его плечо. – Юта, это так… – прошептал он и замолчал. – Непристойно? – хохотнул Юта. – Я знаю. По его телу пробежала сладкая дрожь стыда, и он отпустил руку Сычена. Бабочки больше не липли к ним так, как во время секса, но они ещё оставались в комнате и иногда садились на них. Три бабочки в ряд сидели на спине Сычена, одна – на плече, ещё одна, большая и с крыльями той же формы, что на татуировке, сидела у Юты на соске. Маленькая бабочка оставалась с Сыченом, перелетая с места на место, как будто не могла решить, какая часть его тела ей нравится больше всего. – Они останутся? – спросил Сычен. Он погладил бабочку, сидящую на соске Юты, и её крылья затрепетали. – Не знаю, – сказал Юта. – А ты? – спустя несколько минут, снова спросил Сычен. – Ты ведь не уйдёшь? Будешь со мной? Юта усмехнулся: – У меня нет выбора. Ты поймал меня, как ту бабочку. – Мне казалось, что всё было наоборот, – задумчиво сказал Сычен. – Что это ты поймал меня в плен – и никак не отпускаешь. Я думал о тебе всё время, даже когда не хотел, и чем больше я сопротивлялся – тем неотступнее и слаще были мои мысли о тебе. Юта обвёл кончиком пальца ухо Сычена. Бабочка тут же перелетела туда и начала лезть к нему под пальцы, так что Юта в итоге согнал её. Покружив немного, она села на руку Сычену, который в шутку её поцеловал. – Значит, это любовь, – сказал Юта. – Поймать друг друга в плен – что может быть более точным её описанием? Сычен не ответил. Вряд ли он был согласен с Ютой, но спорить никому из них точно не хотелось. Юта подтянул Сычена повыше, чтобы поцеловать, и Сычен легко поддался его рукам. Его губы были горячими, а тело – мягким и расслабленным. – Ты поймал меня, – мягко рассмеялся Юта, странно восхищённый этой мыслью. – Поймал. Сычен только молча прижался губами к его шее.